Глава 1


Уже за неделю до 14 февраля волновались не только жители деревни Трокбридж в графстве Шропшир. В приподнятом настроении пребывало население всей округи. Кто-то — личность источника информации оставалась неизвестной, хотя под подозрением находились не меньше полудюжины человек — распустил слух, что в зале на втором этаже деревенской гостиницы состоится бал по случаю Дня святого Валентина. Рождество уже скрылось в тумане не столь далекого прошлого, а лето с ежегодным праздником в Рандл-Парке едва маячило в тумане невероятно далекого будущего.

Радостное известие, выпущенное на свободу не то женой аптекаря миссис Уодл, не то лакеем сэра Хамфри Дью мистером Моффетом, а может быть, даже незамужней сестрой викария мисс Эйлсфорд или кем-то другим, вызвало к жизни вполне резонный вопрос, так и не получивший внятного ответа: почему о подобном развлечении не подумали в предыдущие годы. Но поскольку в этом году все-таки подумали, то никто уже и не сомневался, что празднование Дня святого Валентина отныне превратится в ежегодное событие.

Все дружно одобрили идею, даже те из юных жителей деревни, которые еще не достигли положенного для полночных забав возраста. Они шумно протестовали, пытаясь переубедить придумавших несправедливые правила взрослых. Самая молодая из счастливых участниц бала была Мелинда Ротерхайд. Ей недавно исполнилось пятнадцать, и пригласили ее лишь потому, что она была младшей в многочисленном семействе и остаться дома одна, разумеется, не могла. Правда, раздавались и критические голоса, утверждавшие, что Ротерхайды всегда баловали детей.

Младшим из гостей мужского пола должен был оказаться Стивен Хакстебл. Юноша был лишь на два года старше мисс Ротерхайд, однако никому и в голову не пришло усомниться в законности его присутствия. Дело в том, что, несмотря на молодость, Стивен пользовался успехом у дам всех возрастов. Мелинда вздыхала по нему уже три года — с того злополучного дня, когда была вынуждена отказаться от совместных игр. Мама сочла, что взрослеющим детям не пристало носиться по двору как угорелым.

В День святого Валентина с утра лил дождь. К счастью, зловещее предсказание престарелого мистера Фуллера о шести футах снега не оправдалось, хотя в прошлое воскресенье, выйдя из церкви, он многозначительно щурился и еще более многозначительно качал головой. Зал на втором этаже гостиницы был тщательно убран, в канделябры на стенах вставлены новые свечи, большие камины в противоположных концах просторной комнаты вычищены и приведены в состояние полной готовности, а фортепиано настроено. Мистер Ригг принес свою скрипку, торжественно достал ее из футляра и сыграл несколько небольших пьес, чтобы размять пальцы и ознакомиться с акустикой. Дамы наготовили столько угощения, что его хватило бы на пять тысяч человек. Во всяком случае, именно так утверждал мистер Ригг, отведав пирожное с джемом и несколько кусочков сыра и получив от невестки полушутливый шлепок по руке.

По всей деревне дамы и девушки с раннего утра завивали и укладывали локоны, несколько раз меняли наряды и в конце концов возвращались к тому, с которого начали. Почти все незамужние особы моложе тридцати, а также и те, кто успел перешагнуть роковой порог, мечтали о святом Валентине и романтических встречах, которые он, возможно, подарит в этом году.

Джентльмены деревни Трокбридж притворялись, что при мысли о бале позевывают от скуки, однако не забыли заранее позаботиться о том, чтобы башмаки были тщательно начищены, вечерние сюртуки отглажены, а первые танцы интересных дам абонированы. В конце концов, в День святого Валентина леди наверняка проявят большую, чем обычно, склонность к флирту.

Те, кто считал, что время танцев, флирта и романтических мечтаний прошло, надеялись на щедрое собрание сплетен и хорошую компанию для игры в карты. Ну и конечно, на обильное застолье, неизменную составляющую всех деревенских праздников.

Таким образом, можно смело утверждать, что, кроме обиженных подростков, не оставалось никого, кто не ждал бы вечерних радостей или с нескрываемым нетерпением, или с тайным энтузиазмом.

Существовало лишь единственное достойное внимания исключение.

— Деревенский бал, ради всего святого! — За час до начала праздника Эллиот Уоллес, виконт Лингейт, сидел в кресле в весьма свободной позе: развалился, перекинул ногу через подлокотник и нетерпеливо постукивал носком сапога. — Зато долго собирались! При всем желании трудно было выбрать более неподходящий день для приезда! Правда, Джордж?

Джордж Боуэн стоял возле камина и грел руки. Не оборачиваясь, он улыбнулся и высказал иное мнение:

— Зал, полный деревенских девственниц, не кажется тебе достойным развлечением? — поинтересовался он. — Но возможно, именно танцы помогут нам стряхнуть паутину долгой дороги.

Виконт Лингейт смерил секретаря и друга пристальным взглядом.

— Нам? Неправильное местоимение, дорогой, — заметил он. — Тебе, может быть, и хочется прыгать всю ночь напролет. Ну а мне милее бутылка доброго вина, если в этой дыре существует подобная роскошь, огонь в камине и ранний отход ко сну — конечно, при условии, что не подвернется более приятного занятия. Деревенские танцы к более приятным занятиям не относятся. Мой опыт показывает, что те слащавые пасторали, в которых пишут, что деревенские девушки не только многочисленны, но вдобавок хороши собой, полногруды, розовощеки и сговорчивы, абсолютно лживы и не стоят той бумаги, на которой напечатаны. Предупреждаю, Джордж: танцевать придется с похожими на хорьков матронами и их жеманными дочками. А еще вести натужную беседу с дюжиной почтенных джентльменов, еще более скучных, чем сэр Хамфри Дью.

Последнее замечание прозвучало особенно зло и несправедливо. Сэр Хамфри отличался радушием и гостеприимством. И ограниченностью.

— Значит, хочешь остаться в номере? — Джордж все еще улыбался. — Предупреждаю об опасности, старина: стены могут всю ночь сотрясаться от танцев и громкого смеха.

Виконт Лингейт театрально вздохнул и запустил пятерню в волосы. Нога продолжала раскачиваться, словно сама по себе.

— И все же это лучше, чем выступать в роли дрессированной обезьяны, — мрачно изрек он. — И почему только мы не отложили поездку до завтра, Джордж? Завтрашний день ничуть не хуже сегодняшнего.

— Равно как и вчерашний, — трезво возразил друг. — Однако факт остается фактом: мы приехали именно сегодня.

Эллиот нахмурился.

— Явись мы вчера, — заметил он, — сейчас уже возвращались бы домой вместе с мальчишкой, и дело с концом.

— Сомневаюсь, что все окажется так просто, как тебе хочется думать, — серьезно произнес Джордж Боуэн. — Даже юнцам требуется время, чтобы переварить неожиданную новость, сложить вещи и попрощаться с близкими. А главное, не забывай о сестрах.

— Да, три сестры — это не шутка. — Эллиот покачал головой. — Но ведь они должны радоваться, как же иначе? Наверняка придут в восторг. С ног собьются, помогая брату быстрее собраться в дорогу.

—Для человека, имеющего собственных сестер, ты настроен чересчур оптимистично, — сухо возразил Джордж. — Неужели и правда считаешь, что все трое радостно усядутся на подоконник, чтобы посмотреть, как навсегда уезжает единственный брат? А потом, словно ничего не произошло, отправятся пить чай? Куда более вероятно, что сестрицы тотчас начнут штопать носки, шить полдюжины новых рубашек и… найдут миллион других полезных и бесполезных дел. Разве не так?

— Черт возьми! — Эллиот нервно забарабанил пальцами по колену. — Изо всех сил стараюсь не думать о том, что сестрицы могут оказаться препятствием. Да уж, что-что, а мешать женщины умеют. Какой простой и легкой стала бы жизнь без них! Порой явственно ощущаю тягу к монастырской жизни.

Джордж взглянул на друга недоверчиво и расхохотался.

— Знаю одну весьма миловидную вдову, которую подобное решение повергло бы в глубокий траур и безысходную тоску, — наконец произнес он. — Это если не принимать во внимание всех незамужних светских дам моложе сорока. И их матушек. Кстати, не ты ли вчера заявил, что в следующем сезоне вплотную займешься выбором невесты?

Эллиот недовольно поморщился.

— Ну да, было дело, — неохотно согласился он, на мгновение перестав барабанить, но тут же возобновив стук с новой силой. — Что же, монастырь, конечно, продолжает задумчиво призывать в свои объятия, но ты прав: чувство долга заглушает негромкий голос святой обители, вещая зычным голосом моего деда. Накануне Рождества он взял с меня слово… и, разумеется, был абсолютно прав. Пора жениться, и в этом году я непременно это сделаю, причем не дожидаясь дня рождения. Тридцать лет, доложу тебе, отвратительная штука!

Предвкушая счастливое событие, виконт снова нахмурился, а пальцы забарабанили еще быстрее.

— Лучше и не думать, — отмахнулся он.

Особенно после того, как дед счел необходимым подчеркнуть, что миссис Анна Бромли-Хейс, постоянная любовница Эллиота на протяжении вот уже двух лет, никоим образом не подходит на роль жены. Не то чтобы он и сам этого не понимал. Анна была красива, сладострастна и невероятно искусна в любовных утехах, однако и до Эллиота у нее насчитывалась длинная вереница любовников, причем некоторые из них пользовались ее благосклонностью еще при жизни супруга. Анна не скрывала свои романы, а гордилась ими. И конечно, намеревалась в будущем умножить число побед.

— Что ж, отличное известие! — одобрительно воскликнул Джордж. — Учти, если уйдешь в монастырь, то секретарь тебе больше не понадобится, и я потеряю выгодную работу. Такой вариант меня не устраивает.

— Хм. — Эллиот наконец-то снял ногу с подлокотника и опустил на пол, но тут же снова задрал — на сей раз на колено.

Думать об Анне не хотелось. Они не виделись и — что еще важнее — не ложились в постель с самого Рождества. Срок немалый. Он давно понял, что мужчина не создан для воздержания — еще одна причина заглушить призывы монастыря.

— Три сестры скорее всего будут сегодня на балу, — предположил Джордж. — Разве сэр Хамфри не говорил, что поедут все, включая собаку, или что-то в этом роде? Возможно, и мальчишка тоже.

— Слишком мал, — возразил Эллиот.

— Не забывай, что мы в глухой деревне, — напомнил друг, — вдалеке от светских веяний. Готов держать пари, что он явится.

— Если полагаешь, что это обстоятельство заставит меня изменить решение, то глубоко ошибаешься, — упрямился Эллиот. — Видит Бог, я вовсе не собираюсь говорить с ним о деле на глазах у всех деревенских сплетниц!

— Но ведь можно выманить парня на улицу, — стоял на своем Джордж. — И сестер тоже. Кроме того, старина, подумай сам: красиво ли не пойти на бал после того, как сэр Хамфри Дью так старательно ухаживал за тобой, едва услышал о твоем приезде? Сам явился, чтобы пригласить нас, и даже предложил сопровождать и представить каждому, кто заслуживает чести.

— Разве я плачу тебе за то, чтобы ты стал моей совестью? — ехидно поинтересовался Эллиот.

Однако Джордж Боуэн ничуть не смутился, а всего лишь усмехнулся.

— Но как же, черт возьми, он обнаружил, что мы здесь? — Эллиот уже успел раздуть тлевшую в душе искру раздражения. — И в деревню, и в эту гостиницу мы приехали меньше двух часов назад, да и о приезде никто не знал.

Джордж поднес руки ближе к огню, энергично потер ладони, а потом решительно повернулся к двери в свою комнату.

— Мы в деревне, Эллиот, — подчеркнуто повторил он. — Здесь новости разносятся по ветру, прилипая к каждой травинке, каждой пылинке и к языку каждого человека. Наверняка последняя посудомойка уже знает, что ты в Трокбридже и упорно, хотя и напрасно, стараешься отыскать хоть кого-то, кто еще не слышал об этом грандиозном событии. А скоро все точно так же узнают, что сэр Хамфри Дью пригласил тебя на бал в качестве личного гостя. Так неужели ты посмеешь всех разочаровать и остаться в номере?

— И снова неправильное местоимение. — Эллиот многозначительно воздел палец. — Все услышат не только обо мне. Есть еще и ты. Так что отправляйся и развлекай здешнее общество, как считаешь нужным.

Джордж сердито прищелкнул языком и открыл дверь в свою комнату.

— Я всего лишь слуга, — заметил он, — хотя в новом месте и мог бы показаться интересным, особенно если бы приехал один. Но ты, Эллиот, виконт, а значит, на общественной лестнице стоишь на несколько ступенек выше самого сэра Хамфри Дью. Всем покажется, что Бог сошел на землю. — Он немного помолчал, а потом усмехнулся: — Кстати, по-валлийски слово «Бог» произносится точно так же, как фамилия нашего любезного баронета. И все же ты знатнее его, а для сонной деревеньки это не шутка. Здесь небось еще ни разу не видели виконта и даже не мечтали о невероятной чести. Так неужели откажешь людям в радости лицезреть собственную особу? Как знаешь, а я удаляюсь, чтобы облачиться в вечернее одеяние.

Джордж весело рассмеялся и закрыл за собой дверь.

Эллиот сердито посмотрел вслед.

Они приехали сюда по делу. Причем по крайне неприятному делу. После долгого изнурительного года, в течение которого жизнь перевернулась с ног на голову и вывернулась наизнанку, Эллиот надеялся вскоре освободиться от самого раздражающего обязательства из всех, которые возложила на его плечи смерть отца.

Виконт никак не предполагал, что отец умрет так рано. Ведь отец отца до сих пор жил и здравствовал, да и вообще в течение многих поколений все мужчины в роду Уоллесов славились завидным долголетием. Эллиот надеялся, что еще многие годы сможет радоваться жизни и наслаждаться свободой светского повесы, не обремененного никакими серьезными обязательствами.

Однако обязательства свалились на голову внезапно, не спрашивая согласия, словно выскочили из-за куста, как в детской игре.

И теперь уже никуда от них не деться.

Отец умер постыдно и унизительно, в постели любовницы. В свете это обстоятельство, конечно, вызвало многочисленные пересуды, сплетни и шутки. Впрочем, матери Эллиота леди Лингейт было вовсе не до смеха, она, как и все вокруг, давно знала о неверности мужа.

Лишь один Эллиот ничего не знал.

Наряду с долголетием мужчины их рода прославились склонностью иметь не только законную жену и законных детей, но и постоянную любовницу, также дарившую потомство. Связь деда закончилась лишь десять лет назад, со смертью любовницы, оставившей после себя восьмерых детей. Отец оставил на стороне пятерых, каждый из которых по завещанию получил достойное содержание.

Никто не мог обвинить Уоллесов в том, что они не заботятся об увеличении численности населения королевства.

У Анны детей не было — ни от него, ни от кого-нибудь другого. Эллиот подозревал, что шалунья знала надежные способы защиты, и откровенно радовался похвальной искушенности. Прочие пассии также предусмотрительно воздерживались.

Мысли вернулись к настоящему. Конечно, можно было послать сюда Джорджа. Опытный секретарь вполне справился бы с задачей. Острой необходимости ехать в далекую деревню самому не было. Однако внезапно обнаружилось, что чувство долга, раз поселившись в душе, диктовало собственный суровый кодекс чести. Вот так виконт и оказался в этой забытой Богом местности, пусть даже и весьма живописной — или обещавшей стать живописной с приходом весны. Во всяком случае, так уверял Джордж.

Путешественники сняли номер в единственной гостинице Трокбриджа, хотя заведение и представляло собой всего лишь деревенский постоялый двор. Здесь даже не останавливались почтовые кареты. К делу намеревались приступить днем. Эллиот надеялся отправиться в обратный путь уже завтра, хотя Джордж сомневался и предсказывал, что придется задержаться еще на день или на два, да и то при самом благоприятном стечении обстоятельств.

Однако оказалось, что, подобно многим сельским гостиницам, пропади они пропадом, эта тоже имела повод для особой гордости. На втором этаже располагался бальный зал. И надо же было случиться роковому совпадению: именно сегодня вечером помещение решили использовать по назначению. Их с Джорджем угораздило приехать в день деревенского праздника. Ну кому могло прийти в голову, что обитатели далекой английской деревушки соберутся праздновать День святого Валентина? Эллиот, например, и вообще забыл, что сегодня 14 февраля.

Злополучный зал как дамоклов меч висел прямо над головой. Сам же виконт продолжал сидеть в кресле возле камина, хотя назвать удобным это кресло язык не поворачивался. Не мешало бы подбросить угля, но чтобы позвонить, надо было встать. Зал простирался и над спальней. Он заполонил собой все пространство! Полночи придется слушать музыку и топот, громкий смех и невыносимое пиликанье — разве здесь кто-нибудь умеет прилично играть?

Хорошо, если удастся хоть немного поспать. Но что же еще делать в этой дыре, как не пытаться уснуть? Эллиот даже не захватил с собой книгу — непростительная оплошность!

Сэр Хамфри Дью, с которым Эллиот познакомился лишь сегодня утром, относился к числу тех джентльменов, которые задавали тысячу вопросов и на девятьсот девяносто отвечали сами. Он спросил, порадуют ли гости своим присутствием на балу, и тут же заверил, что искренне признателен за снисхождение к его скромной персоне и ко всей местности. Поинтересовался, можно ли зайти за ними в восемь вечера, и витиевато добавил, что оказанная честь значительно превзойдет оказанную любезность. Попросил разрешения представить кое-кого из соседей и обещал, что джентльмены не пожалеют о знакомстве со столь приятными и достонными людьми, хотя, разумеется, далеко не столь блестящими и значительными, как они сами. Леди Дью придет в восторг от их любезной снисходительности, равно как и дочери, и невестка. Сам же он будет с нетерпением ожидать наступления вечера.

Эллиот мог бы решительно и твердо отказаться. Как правило, он с трудом переносил разговорчивых дураков. Но сегодня решил, что проще будет запереться в комнате и передать извинения через Джорджа. В конце концов, для чего на свете существуют секретари? Да, для чего?..

Иногда, черт возьми, для того, чтобы пробуждать хозяйскую совесть.

Потому что Джордж, разумеется, говорил сущую правду. Эллиот Уоллес, виконт Лингейт, действительно был джентльменом. Не отказавшись прямо, он тем самым дал молчаливое согласие и принял приглашение. А значит, теперь уже не пристало прятаться в сомнительном уединении гостиничного номера. Тем более что если не пойти на танцы, то танцы сами придут и вею ночь не дадут уснуть. Так что настроение все равно непоправимо испортится. Да еще и чувство вины замучает.

К черту все и всех!

Если Джордж прав, то мальчик действительно может оказаться на балу. А уж сестры наверняка придут. Может быть, даже разумно воспользоваться возможностью, увидеть их сегодня и составить первое впечатление перед завтрашним визитом.

Но ради всего святого, неужели придется еще и танцевать?

Прыгать с деревенскими матронами и барышнями?

В День святого Валентина?

Ну уж нет. Спасибо. Трудно представить что-нибудь более унизительное.

Эллиот приложил ладонь ко лбу и попытался убедить себя в том, что страшно болит голова и необходимо срочно лечь в постель. Увы, номер не прошел. Голова у виконта никогда не болела.

Он громко вздохнул.

Несмотря на спор с Джорджем, появиться на этих адских деревенских плясках все равно придется. Выхода нет. Остаться в стороне — значит проявить невоспитанность, открыто нагрубить. А он, как истинный джентльмен, не мог себе этого позволить.

На сборы оставалось меньше часа.

Эллиот снова вздохнул и извлек собственное тело из кресла.


Загрузка...