Сначала свадьба

Глава 6

«До Уоррен-Холла осталось примерно два часа пути», — сказал виконт Лингейт после ленча, полтора часа назад. Значит, уже скоро.

Вокруг простирались аккуратные поля, которые сменялись столь же аккуратными, любовно ухоженными рощами. В то знаменательное утро виконт сказал, что Уоррен-Холл процветает, равно как и другие поместья Стивена. Всего их насчитывалось три: в графствах Дорсет, Корнуолл и Кент. Но усадьба в Гэмпшире считалась главной.

— О, вот, наверное, и он! — внезапно воскликнула Кэтрин, наклоняясь вперед и прижимая нос к стеклу, чтобы лучше видеть.

Экипаж резко свернул влево и проехал сквозь высокие каменные ворота. Подъехал Стивен. Заглянул в окно и посмотрел на сестер сияющими глазами.

— Вот он! — прокричал он и показал вперед.

Маргарет с улыбкой кивнула. Ванесса подняла руку, давая понять, что услышала. Кэтрин изо всех сил вытянула шею, чтобы рассмотреть дом, хотя он все еще скрывался за густыми высокими деревьями, пусть даже и по-зимнему голыми.

А уже через несколько минут экипаж выехал на открытую дорогу. Из-за облаков неожиданно вышло солнце, и поместье предстало во всей красе.

Уоррен-Холл.

Ванесса ожидала увидеть мрачный средневековый замок — возможно, так действовало слово «холл». А увидела аккуратный и в то же время грандиозный особняк в античном стиле, построенный из светло-серого камня. Массивный купол уравновешивался портиком с колоннами и широкой мраморной лестницей. С одной стороны дорога вела в обход дома, к хозяйственному двору, а перед парадным фронтоном простиралась окруженная каменной балюстрадой терраса, с которой можно было спуститься к саду и цветникам, сейчас, в феврале, серым и пустым.

— О Господи, — взволнованно прошептала Ванесса, — неужели это не сон?

Все трое смотрели на особняк с восхищенным изумлением.

— До чего же красиво! — воскликнула Кэтрин.

— По крайней мере садик у меня будет и здесь, — заметила Маргарет.

В другое время колоссальное преуменьшение наверняка бы рассмешило: помимо террасы и цветника, дом окружал огромный старинный парк.

Никто не засмеялся.

Все действительно оказалось по-настоящему. Разве можно было представить подобную роскошь и подобные перемены в собственной жизни? И все же перемены случились наяву.

Дорога поднялась на вершину холма, миновала конюшни и неожиданно привела на террасу, а потом и к подножию мраморной лестницы. Террасу украшал гранитный фонтан, сейчас, правда, пустой. Взгляд привлекали и многочисленные каменные вазы, в которых летом, должно быть, росли цветы.

Наконец экипаж остановился, кучер открыл дверь и спустил лесенку. Стивен помог выйти Маргарет, а потом подхватил Кейт и, весело раскачав, поставил на землю. Не успел он повернуться к Ванессе, как перед ней возникла другая рука — рука виконта Лингейта.

После злополучного разговора по пути в Рандл-Парк, когда она столь несдержанно высказала новому знакомому все, что думает, миссис Дью упорно пряталась. Разум раздвоился: одна половина ужасалась собственной невозможной дерзости, в то время как другая восхищалась мужеством. Ванесса сгорала от смущения при мысли о встрече с виконтом лицом к лицу.

И вот роковой момент настал.

Следовало признаться, что в дороге Ванесса смотрела на Эллиота значительно чаще и дольше, чем того требовала необходимость. Лорд был великолепен. Легкость и мастерство в манере верховой езды восхищали — Ванесса постоянно за ним наблюдала, хотя и пыталась убедить себя, что смотрит на Стивена. Судьба распорядилась жестоко и нечестно. Хедли заслуживал всего самого прекрасного, что только способен предложить этот мир, и все же был худ, слаб, а в последние два года жизни еще и очень-очень болен.

Ванессу терзало чувство вины: как можно восхищаться тем, кто составлял полную противоположность мужу, когда следует даже в мыслях хранить абсолютную, нерушимую верность?

Но Хедли давно умер.

— Благодарю. — Ванесса заставила себя посмотреть виконту в глаза, а потом оперлась на твердую руку и спустилась по узким ступенькам. Подняв голову, взглянула на особняк и не смогла скрыть удивления:

— Ой, а вблизи дом гораздо больше, чем казался с дороги!

Она чувствовала себя гномом. Но разве об этом можно сказать вслух?

— Это потому, что издали дом, терраса и цветники предстают единым целым и наблюдатель больше обращает внимание на красивую перспективу, чем на соотношение размеров, — пояснил виконт. — А величие Уоррен-Холла впечатляет вблизи.

— Ступени мраморные, — заметила Ванесса.

— Так оно и есть, — подтвердил виконт. — И колонны тоже.

— Здесь вырос наш дедушка, — задумчиво произнесла она.

— Нет. Этому дому всего лишь тридцать лет. До этого в поместье стоял средневековый замок — вернее сказать, уже едва стоял. Его снесли и построили новый особняк — по-настоящему красивый. И все же мне жаль, что не довелось увидеть тот, старый. Во имя обновления уничтожены воспоминания, утрачена самобытность.

Подобные чувства вызывали почтение. Ванесса взглянула уважительно и только сейчас поняла, что затянутая в тонкую перчатку рука все еще оставалась в ладони спутника. Быстро, словно обжегшись, она отдернула руку и тем самым привлекла внимание. Виконт вопросительно поднял брови.

Одетый в черный сюртук весьма представительный джентльмен торжественно поклонился Стивену и, показывая на мраморные ступени, что-то коротко произнес. Ванесса с трепетом поняла, что нового хозяина встречает дворецкий. На лестнице стояла полная женщина, тоже в черном, — должно быть, экономка. А наверху, по обе стороны от раскрытой настежь огромной парадной двери, в два ряда выстроились нарядно одетые слуги. Все они почтительно встречали нового господина.

Ванесса обомлела. Такого количества встречающих невозможно было даже представить. И как только бедному Стивену удастся со всем этим справиться?

Однако на лице Стивена не отразилось даже тени смущения или растерянности. Он преспокойно подал одну руку Маргарет, а вторую Кэтрин и невозмутимо последовал за дворецким, не забыв, впрочем, оглянуться и удостовериться, что Ванесса не осталась без внимания.

Виконт Лингейт вновь оказался рядом, и миссис Дью взяла его под руку.

Слуги стояли без пальто, а на улице, несмотря на солнце, было холодно. И все же ни на одном лице не дрогнул даже мускул. Дворецкий представил графу всех по очереди: мужчины почтительно кланялись, женщины низко приседали. А молодой Мертон для каждого находил несколько любезных слов. Ванесса с гордостью отметила врожденное благородство брата.

Проходя мимо шеренги, она заставила себя улыбаться и кивать, а в ответ тоже получала поклоны и приседания. По сравнению с этим дворцом Рандл-Парк казался сельской хижиной.

Мистер Боуэн замыкал шествие.

Наконец вошли в парадный холл. Он оказался настолько огромным, что у Ванессы перехватило дыхание. Пронзенное колоннами круглое пространство устремлялось ввысь, к позолоченному куполу, расписанному фресками с изображением мифологических сюжетов. Сквозь высокие узкие окна лился свет, причудливо отражаясь в мраморе колонн и пола.

На мгновение потеряв дар речи, все изумленно замерли.

Молчание нарушил виконт.

— Дьявол! — пробормотал он, в то время как остальные все еще стояли с поднятыми головами, а дворецкий и экономка замерли, почтительно ожидая дальнейших действий.

Ванесса удивленно обернулась и увидела, что, гулко стуча каблуками по мраморным плитам, в холл вошел незнакомец.

Бросилась в глаза своеобразная красота: смуглое лицо, локон черных волос на лбу, черный костюм для верховой езды, изрядно поношенный, но идеально сидящий на стройной атлетической фигуре.

Джентльмен чрезвычайно походил на виконта Лингейта, так что вполне можно было предположить, что это его брат.

— Ах, — произнес он, ослепительно улыбаясь, — полагаю, новый граф? И его… свита?

Виконт Лингейт выпустил руку Ванессы и решительно направился к незнакомцу.

— Ты должен был уехать, — сухо, с нескрываемым раздражением проговорил лорд.

— Правда? — отозвался джентльмен с наигранным удивлением. — Но, как видишь, я все еще здесь, Эллиот. Так что будь добр, представь.

Несколько мгновений виконт колебался, однако потом повернулся к спутникам:

— Мертон, мисс Хакстебл, миссис Дью, мисс Кэтрин, позвольте представить вам мистера Хакстебла.

Так, значит, не брат?

— Константин Хакстебл, — добавил джентльмен с элегантным поклоном. — Для друзей просто Кон.

— Вот это да! — воскликнул Стивен, шагнув вперед и сердечно пожимая протянутую руку, в то время как дамы дружно сделали книксен. — У вас наша фамилия. Значит, родственник?

— Значит, родственник, — подтвердил мистер Хакстебл. Три сестры смотрели с нескрываемым интересом. — А если говорить точно, троюродный брат. У нас с вами общий прадед.

— Правда? — удивился Стивен. — Несси кое-что рассказывала нам о генеалогическом древе: стыдно признаться, но лишь она одна знает семейную историю. У прадеда было всего два сына, так ведь?

— Ваш дед и мой дед, — уточнил Константин Хакстебл. — А потом на свет появились ваш отец и мой отец. И наконец, мой брат — младший брат, который недавно скончался. И вы, граф Мертон. Поздравляю.

Он вновь галантно поклонился.

Итак, Константин Хакстебл доводился виконту Лингейту двоюродным братом — их матери были родными сестрами. Однако существовала иная линия, которую Ванесса пыталась понять. Судя по выражению лиц, брат и сестры думали о том же, о чем и она. Стивен смотрел на мистера Хакстебла, напряженно наморщив лоб.

— Кое-что остается неясным, — наконец произнес он. — Вы — старший брат покойного графа? Так почему же… Разве вы не должны были стать…

— Графом Мертоном? — Мистер Хакстебл звучно расхохотался. — Увы, парень, я промахнулся всего лишь на два дня и упустил свой шанс. Вот что случается в этой жизни, когда слишком торопишься. Запомни урок. Моя матушка была гречанкой, дочерью посла в Лондоне. Познакомилась с моим отцом, когда гостила у родной сестры, вышедшей замуж за виконта Лингейта и жившей неподалеку, в Финчли-Парке. Вернувшись в Грецию с папенькой, моим дедушкой, она призналась, что находится… в интересном положении. Тот поспешно повез ее обратно через всю Европу. Привез в Англию и потребовал от моего отца выполнить долг порядочного человека, что тот и сделал. Но видишь ли, я не стал дожидаться счастливого конца — или начала — собственной истории. Не устоял перед морским путешествием, которое весьма дурно повлияло на матушку, и громогласно объявил о своем появлении на свет за два дня до того благословенного момента, как отец сумел получить специальную лицензию и жениться. Таким вот образом я и оказался незаконным сыном, которым остаюсь по сей день и пребуду вечно. А почтенным родителям пришлось еще целых десять лет дожидаться появления законного наследника. Его звали Джонатан. Он от всей души обрадовался бы возможности познакомиться с новыми родственниками. Правда, Эллиот?

Константин взглянул на виконта с выражением, которое Ванессе показалось откровенно насмешливым.

Да, было очевидно, что кузены ненавидят друг друга.

— Но несколько месяцев назад брат умер, — продолжил мистер Хакстебл, — на четыре года позже, чем предсказывали доктора. И вот появились вы: новый законный граф Мертон и его сестры. Полагаю, эти леди — сестры, включая миссис Дью? Миссис Форсайт, чай мы будем пить в гостиной.

Мистер Хакстебл чувствовал себя уверенно, а говорил с аристократической легкостью и живостью, словно был настоящим графом Мертоном и истинным хозяином Уоррен-Холла.

— Самая печальная история, которую доводилось слышать. — Кэтрин смотрела широко раскрытыми глазами. — Я непременно должна написать об этом повесть.

Константин Хакстебл с улыбкой повернулся:

— В которой я предстану трагическим героем? Но рождение на два дня раньше дозволенного срока дает множество преимуществ, уверяю вас. Например, определенную свободу, которая недоступна ни графу Мертону, ни кузену Эллиоту. — Он любезно поклонился Маргарет. — Мисс Хакстебл, позвольте проводить вас наверх.

Маргарет сделала шаг вперед, взяла нового родственника под руку, и Константин повел ее через ту самую арку, откуда несколько минут назад появился сам. Стивен и Кэтрин направились следом, с откровенным интересом разглядывая неожиданно появившегося кузена. Виконт Лингейт переглянулся с мистером Боуэном и снова подал руку; Ванессе.

— Прошу прощения, — произнес он. — Его просили уехать.

— Но почему же? — удивилась она. — Он наш кузен, разве не так? И приветствовал нас со всей возможной любезностью, хотя вполне мог бы возненавидеть — во всяком случае, Стивена. Его рассказ правдив? Он вырос здесь как старший сын графа и графини Мертон?

— Да, все, что вы слышали, — чистая правда. Но в подобных вопросах английское законодательство весьма сурово. Сделать Кона законным наследником невозможно ни при каких условиях, даже если бы в роду не нашлось других потомков.

— Но если бы так оно и случилось, — предположила Ванесса, проходя под сводом арки к великолепной мраморной лестнице, — кажется, он мог бы обратиться к королю и попросить даровать ему титул.

Она где-то читала, что подобный путь возможен.

— Да, наверное, мог бы, — подтвердил виконт Лингейт. — Юристы выяснили бы обоснованность петиции и приняли бы соответствующее решение. Но потомок нашелся — ваш брат.

— Наверное, ему кажется, что дом наводнила толпа бесцеремонных захватчиков, — тихо предположила Ванесса. — И его можно понять…

— Этот человек доставляет одни лишь неприятности, миссис Дью, — со вздохом пояснил виконт Лингейт. — Оставшись здесь, будет мешать, вносить неразбериху. Не позволяйте себе поддаться внешнему обаянию — оно обманчиво. Вашему брату следует вести себя чрезвычайно твердо. Крайний срок — неделя. У Кона было достаточно времени, чтобы найти себе другой дом и упаковать вещи.

— Но ведь это его дом, — нахмурилась Ванесса. — Он всегда здесь жил. А если бы родился на два дня позже, то оказался бы хозяином и законным владельцем. Почему же он должен покинуть родовое гнездо?

— Потому что он не хозяин, — непреклонно возразил виконт, когда они входили в гостиную вслед за остальными. — Константин Хакстебл приходится прежнему графу незаконным сыном, в то время как ваш брат — настоящий граф Мертон. И поддаться чувству жалости было бы ошибкой.

Но если не жалеть людей, разве можно остаться человеком? — спросила себя Ванесса. Виконт Лингейт показался бесчеловечным, и она хмуро взглянула на того, кто с мрачным видом шел рядом. Неужели жалость ему неведома? Даже жалость к собственному двоюродному брату?

Виконт ускорил шаг и догнал Стивена.

Мальчик с восхищением смотрел на Константина Хакстебла. Не отводила глаз и Кэтрин. Маргарет взирала благосклонно. Ванесса улыбнулась, хотя кузен и не смотрел в ее сторону.

Как ужасен, должно быть, для него этот день! И то обстоятельство, что обнаружились новые родственники, расположенные к нему всей душой, вряд ли могло утешить.

На несколько минут Ванесса забыла о своем благоговейном восхищении домом, который превзошел все ожидания. Но потом это чувство снова вернулось. Гостиная оказалась огромной, с высоким сводчатым потолком, щедро расписанным фресками и богато украшенным позолоченной лепниной. Мебель поражала элегантностью, а бархатные шторы цвета выдержанного вина создавали уют. Стены скрывались под картинами в тяжелых золоченых рамах. Ноги утопали в пушистом персидском ковре, а в отполированный пол вокруг него можно было смотреться как в зеркало.

Ванесса неожиданно затосковала по Рандл-Парку, словно там остался Хедли.

Она не имеет права забыть мужа, и ни за что не забудет.

Взгляд остановился на виконте. Даже сняв пальто, тот выглядел импозантным, внушительным и мужественным. И разумеется, красивым. А еще очень живым.

Ах, до чего же она его ненавидела!

С самого детства Эллиот Уоллес и Константин Хакстебл были лучшими друзьями. Все изменилось год назад. Трехлетняя разница в возрасте — виконт был старше — не имела ни малейшего значения. Они жили в каких-то пяти милях друг от друга и доводились друг другу двоюродными братьями. Ни у того ни у другого не было других приятелей, зато было много общих интересов: обоих интересовали спортивные игры и прочие занятия, требующие силы и сноровки. Они лазили по деревьям, ныряли в пруды и озера, бродили по болотам и придумывали массу других развлечений, доставлявших много радости и веселья им самим и в то же время неисчислимые неприятности няням и гувернанткам.

Когда мальчики выросли, они продолжали дружить и вместе постигать радости жизни. Надо заметить, что оба молодых человека пользовались неизменным успехом у дам.

Да, они буйствовали безудержно и смело, умудряясь при этом не наносить серьезного вреда окружающим и даже — что особенно странно — себе. И оба неизменно оставались молодыми джентльменами, которые твердо знали, в какой момент следует остановиться.

Дружба сохранилась и после смерти отца Константина, хотя теперь кузен все больше времени проводил в Уоррен-Холле с Джонатаном, которого безмерно любил. Эллиот, конечно, скучал, но не мог не оценить преданности обделенному судьбой мальчику. Трудно было не заметить, что молодой Хакстебл повзрослел и остепенился значительно раньше, чем он сам. Опекуном молодого графа оставался, конечно, виконт — отец Эллиота, но тот не слишком вникал в обязанности, полностью доверив Кону и заботу о племяннике, и ежедневное управление большим и сложным хозяйством поместья. В решении многочисленных проблем Кону серьезно помогал опытный и преданный дворецкий.

А потом виконт Лингейт умер.

И тогда все изменилось. Дело в том, что новый виконт, то есть Эллиот Уоллес, решил серьезно отнестись к новым обязанностям. Поэтому на некоторое время он переселился в Уоррен-Холл, желая ближе познакомиться с поместьем.

Вскоре Эллиот с болью обнаружил, что кузен бесчестно злоупотреблял доверием его отца, с преступным легкомыслием растрачивая средства на собственные нужды и даже бессовестно запуская руку в фамильную сокровищницу. Очевидно, на преступления провоцировала уверенность в полной безнаказанности: Джонатан не мог обнаружить пропажу. Дошли до виконта и слухи о недостойной джентльмена распущенности: то и дело увольняли горничных, по воле господина оказавшихся в интересном положении, да и несколько крестьянских девушек пали жертвой хозяйской похоти.

На поверку Кон оказался совсем не тем человеком, каким его всегда считал кузен и друг. Чувство чести оказалось ему чуждо. Он не жалел слабых и зависимых, то и дело нарушая кодекс истинного джентльмена. И вовсе нельзя было считать оправданием то суровое жизненное обстоятельство, что еще в младенчестве он был несправедливо лишен титула и наследства.

Подлая сущность того, кому с детства привык доверять, стала для Эллиота мучительным, крайне болезненным открытием.

Сам Кон не признавал краж и недостойных поступков, хотя и не трудился их отрицать. А когда виконт пытался поговорить по душам, злобно смеялся.

— Можешь отправляться к дьяволу. — Таким был единственный ответ.

Последний год прошел в лютой и горькой вражде. Во всяком случае, горькой она казалась Эллиоту. О мыслях Кона судить не приходилось.

Новый опекун немедленно взял в свои руки и заботу о Джонатане, и управление поместьями немощного графа. Для этого пришлось проводить в Уоррен-Холле почти столько же времени, сколько и в родном Финчли-Парке. На себя сил почти не оставалось.

Кон умудрился сделать последний год нестерпимым. Чинил бывшему другу всевозможные препятствия и всячески настраивал брата против опекуна. Сделать это было совсем нетрудно: бедный мальчик даже не осознавал, что поступает против воли виконта.

После смерти Джонатана Эллиот решил — возможно, наивно, — что худшее осталось позади. Пусть новый граф Мертон еще ребенок, совсем не готовый к исполнению свалившихся на его голову обязанностей, но зато Константин Хакстебл не имеет над ним никакой власти.

Виконт приказал Кону освободить Уоррен-Холл от своего присутствия до приезда нового хозяина.

Но тот и не подумал подчиниться: остался и встретил Стивена и его сестер во всеоружии очарования.

Приличия требовали освободить территорию прежде, чем на ней появится новый владелец, пусть даже и приходившийся дальним родственником. Но, как известно, Кон Хакстебл не считал нужным руководствоваться приличиями.

Эллиот отошел от миссис Дью и решительным шагом направился в противоположный угол гостиной.

— Да, действительно, дом великолепен, — услышал он голос кузена, очевидно, отвечавшего на восхищенную реплику одной из дам. — Получив наследство, мой дражайший батюшка решил снести древний замок, больше напоминавший неприступную крепость, а на его месте построить вот это воплощение богатства и вкуса. Ну а потом дом наполнился множеством прекрасных вещей, привезенных из дальних стран.

— О, как бы хотелось взглянуть на старинный замок! — со вздохом сожаления призналась Кэтрин Хакстебл.

— Да, снести его было настоящим преступлением, — согласился Константин. — Хотя, думаю, длинные холодные коридоры и темные, с узкими окнами-бойницами, комнаты вряд ли можно было назвать уютными. Прибавьте к этому полное отсутствие удобств…

— Если бы решать довелось мне, — подал голос молодой Мертон, — то я оставил бы старый замок, а рядом построил новый современный дом. История, конечно, важна и требует сохранения, но, признаюсь, комфорт современной жизни милее.

— А! — воскликнул Кон в тот самый момент, когда Эллиот собирался увлечь его к окну и поговорить наедине. — Вот наконец и поднос с чаем. Поставьте его на обычное место, миссис Форсайт. Может быть, мисс Хакстебл соблаговолит наполнить чашки?

Он тут же покаянно улыбнулся и поклонился Маргарет.

— Прошу прощения, кузина. Старшая сестра молодого Мертона, разумеется, уже почувствовала себя хозяйкой этого дома и вовсе не нуждается в моих советах.

Маргарет слегка склонила голову и присела к подносу. Миссис Дью устроилась рядом, чтобы передать чашки, блюдца и корзиночку с печеньем и бисквитами.

Поняв замысел друга, Джордж пригласил Мертона и младшую из сестер к камину, чтобы погреть руки возле приветливого огня.

Эллиот направился к окну, почти силой заставив Константина пойти следом. Теперь, когда их никто не слышал, можно было не стесняться в выражениях.

— Твоя комедия решительно безвкусна, — тихо произнес он.

— Считаешь безвкусным отказ от собственных планов ради того, чтобы встретить кузена и кузин и помочь им почувствовать себя дома? — притворно удивился Кон. — Напротив, подобное поведение — проявление самого изысканного вкуса. Остается лишь поблагодарить меня за самоотверженность и преданность интересам семьи.

— Ну вот, ты их встретил и поприветствовал, так что теперь можешь уезжать.

— Прямо сейчас? — Мистер Хакстебл недоуменно воздел брови. — Поступить столь бестактно? Честно говоря, странно слышать такое от тебя, блюстителя нравов. Знаешь, еще немного, и превратишься в старую сухую палку. Не боишься?

— Не собираюсь вступать с тобой в полемику, — отрезал Эллиот. — Хочу, чтобы ты немедленно исчез.

— Прошу прощения. — Кон взглянул озадаченно и в то же время насмешливо. — Но разве твои желания управляют Уоррен-Холлом? Разве не желания моего кузена Мертона?

— Граф — всего лишь мальчик, — процедил сквозь зубы виконт, — и легко поддается впечатлениям. Я же — его официальный опекун и защитник. Ты терроризировал одного ребенка, и я оказался бессилен что-либо изменить, поскольку он доводился тебе братом и находился под твоим безраздельным влиянием. Но на сей раз ничего подобного не случится.

— Терроризировал. — На мгновение глаза Кона утратили насмешливое выражение и зажглись иным, горьким светом. — Я терроризировал Джона? — Но он тут же пришел в себя. — Ах да, конечно. Это было так легко! Он же ничего не понимал! Ну а если и понимал, то не настолько, чтобы защититься от моего тлетворного влияния. А вот и миссис Дью! Как кстати! Я умираю от жажды, а вы несете мне чай!

Очаровательная улыбка вновь вернулась и осветила смуглое лицо.

Ванесса несла две чашки. Эллиот взял одну и в знак благодарности склонил голову.

— Миссис Дью, — продолжал ворковать Константин, — почему же рядом с вами нет мистера Дью?

— Я вдова, — просто ответила Ванесса. — Мой супруг умер полтора года назад.

— О, — вздохнул Кон. — Но вы так молоды. Мне очень жаль. Тяжело терять тех, кого любишь.

— Да, это действительно тяжело, — согласилась она. — Тяжело даже сейчас. Поэтому я и приехала сюда, чтобы жить вместе со Стивеном и сестрами. А где будете жить вы, мистер Хакстебл? Здесь?

— Покину этот дом и найду место, где удастся приклонить усталую голову, мэм, — ответил Кон с грустной улыбкой. — Не стоит обо мне беспокоиться.

— Уверена, что непременно найдете, — подтвердила Ванесса. — Но право, спешить незачем. Этот дом без труда вместит нас всех, и это ваш дом. Нам действительно необходимо познакомиться ближе. Старинная семейная вражда слишком долго держала нас врозь. Может быть, принести бисквитов? И вам, лорд Лингейт?

Выражение глаз миссис Дью подсказало Эллиоту, что она услышала по крайней мере часть разговора. И как всегда, склонная к поспешным выводам, сочла его слова несправедливыми.

Едва она отошла, рядом возник Мертон, уже успевший соскучиться возле камина.

— Послушайте, — заговорил он, восхищенно глядя в окно, — а отсюда открывается потрясающий вид. Правда?

— Думаю, именно этот вид и вдохновил моего отца снести старый дом, а новый построить на его месте, — заметил Кон.

Окно выходило на юг. Открывающийся пейзаж действительно был великолепен: ухоженные цветники, лужайки, рощи и большое, правильной формы, озеро. А дальше к горизонту — прямоугольники аккуратно вспаханных полей.

— Может быть, кузен, завтра вы сможете проехать со мной и показать владения? — не то пригласил, не то попросил Мертон.

— И дом тоже, — добавила Кэтрин Хакстебл. Она подошла и встала возле брата. — Хотелось бы услышать подробный рассказ о его сокровищах. Должно быть, вам они прекрасно известны.

— С удовольствием, — отозвался Константин. — Ради родственников готов на все. Семейные дрязги весьма утомляют, как только что справедливо заметила ваша сестра. — Взгляд остановился на Эллиоте, и бровь насмешливо поднялась. — Они обычно пусты, но способны тянуться из поколения в поколение, лишая родственников возможности нормального общения.

Кражи и непристойности пусты? Эллиот твердо выдержал взгляд, и кузену пришлось отвернуться — якобы для того, чтобы посмотреть туда, куда показывала Кэтрин Хакстебл.

Миссис Дью стояла возле чайного подноса с тарелкой бисквитов в руке и увлеченно беседовала с сестрой и Джорджем. Она улыбнулась какому-то замечанию секретаря и повернулась, чтобы отнести тарелку к окну. Улыбающиеся глаза остановились на лице Эллиота, и виконт ответил строгим, даже суровым взглядом.

Почему он обращал на нее внимание чаще, чем на остальных сестер? Ведь те выглядели значительно ярче. Хоть смотрел он вовсе не с восхищением, разве не так? Напротив, Ванесса постоянно вызывала в виконте раздражение!

Снова, как уже не раз по дороге из Трокбриджа, лорд Лингейт пожалел, что миссис Дью не осталась дома. Почему-то не покидало неприятное предчувствие: эта особа покоя не даст.

Теперь она определенно намеревалась поддерживать; дружбу с Коном — ему назло.

Что за упрямая, отвратительная женщина!