Глава 29

Через полчаса я лихорадочно неслась по шоссе вслед за ним, приклеившись к его «рейндж-роверу» суперклеем. Черт, как же я умудрилась все так напутать? Так обмануться!

Мое сердце, которое совсем недавно бултыхалось где-то в районе носа, падало все ниже и ниже с каждой секундой, с каждой милей, которую преодолевал мой побитый «вольво». Я вцепилась в руль, печально разглядывая номер машины перед собой. Я прочитала номер вслух, обкатывая цифры на языке. Какой чудесный номер, и он вне поля моей досягаемости! Внезапно глаза наполнились слезами. Я с силой ударила по рулю. О господи, это так несправедливо, ведь сейчас я должна быть так счастлива! Я не должна хлюпать, не должна плакать, я только что вернула себе доброе имя, и в такой день полагается праздновать! Мне больше не надо прятаться под старым макинтошем в туче подозрений, я могу высоко поднять голову, и всему миру – ну, моему миру, то есть деревне Пеннингтон – придется это признать. По праву, это мой момент славы; мне следует въехать в город бок о бок с героем-освободителем, мужчиной, который с самого начала кричал о моей невиновности, поддерживал меня, ради меня рылся в коробках с подержанными книгами, прилетел из Европы, чтобы меня спасти, ужинал со мной при свечах и склонялся над кроличьей могилой, купался в море взаимного притяжения вместе со мной – по крайней мере, так мне казалось. И не просто казалось – я это чувствовала, чувствовала каждым нервом и каждой жилкой своего тела. Так какого черта мы несемся в Глостершир в разных машинах, хотя можно было бы и задержаться? По-моему, это явно шаг назад. В Глостершире нас ждут дети, злые языки, обязательства, узы, а в Лондоне-то мы точно могли бы найти тихое уединенное местечко и открыть друг другу тайну нашей любви, снять груз с души, прежде чем вернуться к реальности и нашим делам!

Внезапно Джосс свернул со средней полосы и перестроился в скоростной ряд подальше от меня. Я тут же последовала за ним, но развернулась настолько беспечно, что услышала за своей спиной рев сирен. Мимо проехал грузовик, и я робко вернулась в правый ряд. Ты отстала, Рози, сказала я себе. И – тебя отвергли, Рози.

Я снизила скорость до пятидесяти миль в час и позволила ему скрыться из виду. Господи, какая же я дура, какая идиотка. Он всего лишь проявлял доброту и заботился обо мне, потому что больше позаботиться некому. Он любит не тебя, он любит свою жену.

Остаток пути я ползла на черепашьей скорости и через полтора часа наконец въехала в Пеннингтон. Я остановилась на заправке посреди деревни, чтобы залить бензин, забралась обратно на сиденье и вздохнула. Вот я и вернулась. Здравствуй, Пеннингтон. Я вышла из машины, вяло поплелась назад, к насосу, и тут меня заметили две старушки через улицу. Они остановились и помахали мне рукой. Удивившись, я выдавила на лицо улыбку. Вообще-то, мне не хотелось никому улыбаться, к тому же я не была уверена, что знакома с ними. Вглядевшись, я поняла, что одна из них смотрит налево и направо, а потом решительно переходит улицу и направляется ко мне. Это оказалась миссис Фэйрфакс из магазина.

– Я хочу извиниться, – пролепетала она, схватившись за бок от натуги. – Мы слышали хорошую новость, Дот и я: Вера позвонила десять минут назад и сказала, что звонил мистер Даберри. Мне так стыдно. Я только что разговаривала со своим Хорасом, когда заваривала ему чай, и он говорит, что не понимает, как я вообще могла такое на тебя подумать. Он всегда говорил, что такая милая девушка, как ты, не могла так поступить, и я так злюсь на себя, что повелась на все эти слухи! Ну вот, я все сказала. – Ее лицо было пунцовым и слегка дрожало, но она так искренне и исчерпывающе извинилась, что я не могла не улыбнуться.

– Не переживайте, миссис Фэйрфакс. Уверена, будь я на вашем месте, я бы наверняка подумала то же самое.

– Вот, возьми, уточка, – она сунула что-то мне в руку. Это был маленький букетик подснежников с обернутыми фольгой стеблями. – Свежие, из сада. Как только я поговорила с Верой, сразу же пошла и собрала их для тебя. Удачи тебе, моя уточка, и маленькому карапузу тоже.

Я проводила ее глазами: она обернулась и с чувством выполненного долга засеменила через дорогу к своей Дот. Я заплатила за бензин и села в машину. Посидела минутку, тупо вперившись в ветровое стекло. Она пожелала мне удачи. Так почему я чувствую такую пустоту внутри? Может, потому, что теперь мне придется начать сначала, отправиться в очередное путешествие, хотя я уже и так устала от переездов? И мне так все надоело! Вздохнув, я повернула ключ зажигания и поехала обратно в деревню. Судя по всему, Джосс позвонил в Фарлингс из машины, и Марта с Верой, благослови их бог, зря времени не теряли и пустили весточку: навстречу мне то и дело попадались люди, которые останавливались и улыбались. Какая-то женщина, которую я даже не знала, прекратила собирать листья и помахала мне рукой, а другая вообще распахнула окно гостиной и помахала тряпкой! Если бы я не чувствовала себя так подавленно, то могла бы объехать круг почета по деревне. Но я лишь вяло улыбалась, кивала головой и ехала дальше. Все дальше и дальше, в горку, к Фарлингсу.

Захрустев по гравиевой дорожке, я заметила, что машины Джосса поблизости не было. Наверное, он взял Тоби и поехал забрать близнецов из школы: значит, дома только Марта и Айво. Ну и хорошо, подумала я, выбираясь из машины и хлопнув дверью. Мне не хотелось встречаться с ним сразу после того, как он заметил в моих глазах хищный огонек; развратную, манящую искру безумия. Вместо этого можно просто обняться с Айво.

Я распахнула дверь черного хода, приготовившись подхватить бегущего двухлетнего малыша на руки и осыпать его поцелуями. Но, шагнув в кухню, я оцепенела: за безупречно стерильным детским чайным столиком, накрытым сэндвичами из зернового хлеба, тертой морковкой, вегетарианскими сосисками и палочками сельдерея, не тронутыми детьми, восседала не Марта с Айво, а Аннабел.

– Рози! – промурлыкала она. – Какая потрясающая новость! Могу я первой от души вас поздравить? – Она улыбнулась, сверкнув идеальными зубами.

– Аннабел! Я… я думала, вы все еще в Европе.

– Я прилетела сегодня утром. Не было смысла оставаться там, раз Джосс вернулся; к тому же дорога занимает всего пару часов, вы же знаете. – Она улыбнулась. – Я понимаю, что в этих краях даже поездка в соседнюю деревню – серьезное приключение, но я-то всю жизнь путешествую по всему миру. Мне ничего не стоит сесть в самолет и прилететь домой.

Кто бы сомневался, устало подумала я. Измученно рухнула в кресло на колесиках, которое стояло у плиты, но тут же автоматически встала, подумав, не дерзко ли я себя веду. Может, надо спросить позволения, прежде чем сесть, ведь ее космополитичное высочество стоит. Но нет, у нее был не очень обиженный вид, и – ничего себе! – она все еще мне улыбалась. Потом подошла и склонилась надо мной.

– Вы, должно быть, очень устали, Рози, – обеспокоенно проговорила она. – Я имею в виду эмоционально. Иссушены дотла этими проблемами. Может, хотите чаю?

– Хмм, пожалуй. Да, я очень устала. – (Как-то она подозрительно приветлива.)

– Но вы рады, что все позади? – Она засуетилась у чайника.

– Да, это большое облегчение. Где Айво? – Я оглянулась.

– С Мартой на улице, на качелях. А Джосс поехал забрать детей из школы. – Она поставила чайник и обернулась. – Так что я подумала, что сейчас самое подходящее время.

– Для чего?

Она подошла, изящно примостила свою упругую маленькую задницу на краешке стола, сложила наманикюренные ручки и улыбнулась. Я заметила, что сегодня она выглядит особенно умопомрачительно: на ней были ярко-красные джинсы и крошечная белая футболочка, которая кончалась где-то на уровне пупка. Неудивительно, что в этом доме центральное отопление всегда на полную мощь, раз уж ей вздумалось красоваться с голым загорелым животом в середине января.

– Рози, по-моему, нам пора немного поболтать.

– О чем? – бодро спросила я.

– Мне очень жаль, Рози, но, боюсь, в ближайшее время в этом доме намечаются кое-какие изменения. – Она посмотрела на свой лак для ногтей, а потом снова на меня. – Видите ли, к сожалению, я вынуждена попросить вас уехать.

– Уехать куда? – тупо промямлила я.

– Куда угодно. Боюсь, вам придется найти новое место жилья.

– О! То есть вы меня выселяете?

– Не думаю, что выселение – подходящее слово. Ведь вы живете в нашем коттедже практически бесплатно, не так ли? Я в курсе, что Джосс сдает вам дом за полцены, но у нас тут не благотворительный приют, знаете ли, и дело в том, что у меня появилась возможность сдать коттедж за нормальную цену. Позвонили мои друзья, они буддисты, я познакомилась с ними в ашраме, и в данный момент они живут в Айлингтоне, но им так хочется поселиться в деревне и стать настоящими экологическими активистами. Это милые, добрые, заботливые люди, и я не могу дождаться, когда они поселятся рядом со мной. Но им нужно въехать в течение двадцати четырех часов, иначе сделка отменяется.

Я сглотнула. Проклятье. Как no-доброму и заботливо.

– И если честно, Рози, нам нужны деньги. Поскольку мы теперь так много путешествуем, я настояла на том, чтобы нанять нормальную квалифицированную няню. Джосс непреклонен и хочет оставить Марту, но он понимает, что ей необходима помощь. И поверь мне, дорогуша, эти дамы в униформе дерут втридорога. – Она оглядела обшарпанную кухню. – И не только это, нам нужно найти средства на ремонт этого дома…

– О! Значит, Джосс хочет…

– Уже давно пора, Рози, – напыщенно проговорила она. – Теперь он готов, понимаешь. Раньше он испытывал эмоциональное препятствие, и его можно понять, но теперь прошло время, и он оправился. – Она пригвоздила меня к стулу пронзительным, влажным взглядом. – Я дала ему время, понимаешь, Рози? Я знала, что оно ему необходимо, что он готов обратить всю эту негативную энергию в позитивное русло. – Она удовлетворенно вздохнула и скрестила стройные ноги в красных джинсах. – Да, мы с Джоссом вчера долго, очень долго говорили по телефону. – Она замолкла, задумавшись. – Я бы не сказала, что он не может прожить без меня, но он хочет, чтобы я проводила с ним больше времени, понимаешь? Хочешь, чтобы я жила здесь подольше. И еще он сказал, что нам пора завести собственного ребенка. – Она усмехнулась. – Ты же знаешь Джосса, он такой: Аннабел, пора нам завести ребенка! Так точно, сэр! – Она рассмеялась. – Но он прав, и, как ни странно, в последнее время мое тело тоже испытывает эту сильную примитивную тягу. К тому же материнство сейчас в большой моде. Если честно, дни, когда работающая женщина полагала, что может все, уже прошли.

– Неужели, – ядовито пробормотала я. Интересно, что будет с ребенком, когда материнство снова выйдет из моды? Лично я дала бы ей две недели. – А как же Джосс? – пискнула я. – Я хочу сказать, – откашлявшись, повторила я, – он тоже хочет, чтобы я уехала?

– Разумеется, хочет, иначе я бы не стояла перед тобой и не говорила тебе все это, не так ли? – Она звонко рассмеялась. – Он и попросил меня с тобой поговорить, наверное, хотел свалить на меня всю грязную работу. – Она хитро, заговорщицки на меня посмотрела. – Ты же знаешь мужчин, не правда ли, Рози? И Джосс такой же, как все; терпеть не может кого-то огорчать. В этом отношении он немного трусоват, поэтому и улизнул вместе с Тоби, чтобы забрать девочек из школы. Не удивлюсь, если он потом повезет их в парк или куда-нибудь еще, что ему совсем не свойственно: просто чтобы убраться из дома подальше, пока я провожу с тобой эту маленькую беседу! – Она рассмеялась, но вскоре умолкла, вздохнула и выпятила губы. – Видишь ли, Рози, дело в том, что его это очень смущает. Мне не хотелось заговаривать об этом ранее, но, судя по всему, ты выставила себя полной дурой. Не так ли?

Я почувствовала, как краска заливает мне лицо.

– Ты же увивалась за Джоссом. Заигрывала с ним, не так ли? Приготовила ему великолепный ужин при свечах на Новый год, строила масляные глазки и все такое. Ты же в него влюбилась, правда, Рози?

То ли от стыда, то ли от негодования, но я не могла вымолвить ни слова, как последняя дура.

– Ничего, ничего, – хихикнув, продолжала она. – Не надо так раскаиваться, не такое уж это и страшное преступление. Ведь он очень привлекательный парень, а ты… ты очень одинока. – Она мягко улыбнулась. – И явно уже отчаялась, ведь на руках у тебя маленький ребенок. Совершенно естественно, что ты в него влюбилась.

– Я не отчаялась! – взорвалась я.

– К тому же это случилось не в первый раз, – мурлыкала она дальше. – Господи, да если бы мне давали доллар за каждую девчушку, которая влюблялась в Джосса, я была бы уже богачкой! – Она вздохнула. – И в какой-то мере я в этом виновата. Теперь я понимаю, как такое может произойти. Я так часто бываю в отъезде, и он, наверное, производит впечатление несчастного брошенного художника: торчит ночами в своей студии, и любовь хорошей женщины его не вдохновляет. Но могу тебя заверить, это не тот случай. Хочешь, скажу тебе кое-что, Рози? – Ее карие глаза нацелились на меня, как прожекторы. – Мы занимаемся любовью каждую ночь. Даже по телефону.

Я вытаращилась на нее. Похоже, ей нужна была моя реакция.

– Неужели? – наконец пискнула я.

– О да, мы делаем это часами, и иногда я так завожусь, что приходится опускать трубку и перезванивать ему! А когда мы видим друг друга – о боже! – Она в экстазе закинула голову. – Тогда нас уже не остановить. Мы набрасываемся друг на друга, как тигры, срываем одежду, не можем себя контролировать. Между прочим, мы только что этим занимались. На том самом кресле, где ты сидишь.

Я взлетела, как ракета.

Она ласково улыбнулась, глядя на то место, где только что ютилась моя задница.

– Этому креслу он никогда не мог противостоять. Это одно из наших любимых мест. Видишь ли, оно слегка качается, у него есть собственная движущая сила… – Она мечтательно накручивала на палец прядь волос, уставившись в никуда. – Кресло Папочки Медведя… – промурлыкала она. И вдруг очнулась. – Суть в том, Рози, что трое – это уже толпа, не так ли? Ты это понимаешь? Мы не можем позволить, чтобы ты таскалась за ним, как влюбленный лунатик, это слишком неловко. Разумеется, я верну тебе твой депозит… – Она порылась в сумочке в поисках чековой книжки, и из нее выпала обертка от «Марса». Она торопливо подхватила ее и начала писать. – …Так вот, пожалуйста, не так уж много, конечно, но теперь, когда тебя уволили из паба, ты должна экономить каждую монетку, не так ли? – Она подняла глаза, приготовившись подписать чек, и закусила губу. – Знаешь, Рози, не хочу показаться неблагожелателем, но я очень сочувствую Бобу. Вся эта история с тобой и твоим мужем потрясла нас с Джоссом до глубины души. Должна признать, мы были не очень довольны, что ты так много времени проводила с детьми. Нет, мы вовсе не думали, что ты подсыплешь им отраву в рыбные палочки, ничего такого, но как сказал Джосс, нет дыма без… Рози!

Она прервала свою тираду: я ловко выбежала в дверь черного хода. И рванула по лужайке в сад, оставив дверь нараспашку.

– Рози, ты забыла чек! – Она помахала мне вслед бумажкой.

– Оставьте его себе! – сдавленным голосом крикнула я.

– Не говори глупостей, зачем ты убегаешь в приступе гнева, ведь позже ты будешь рада этим деньгам, ты безработная и…

– И отчаявшаяся? – Я развернулась; от слез резало в глазах. – Оставьте чек себе, – завопила я. – Подавитесь своими вонючими деньгами. Я никогда не смогу отчаяться настолько, мне они не нужны!

– Ага. Понятно. Значит, ты охотилась только за моим мужем и детьми, не так ли? – Она злобно сверкнула на меня глазами, а потом треснула дверью.

Я повернулась и побежала дальше, ковыляя по саду, пока не добежала до качелей, где Марта качала Айво. Заметив меня, он спрыгнул и бросился навстречу. Я подхватила его на руки, зарылась лицом в его холодную розовую щечку и светлые кудряшки. Марта поспешила мне навстречу.

– Рози! Я так тобой горжусь, правда! Я с самого начала знала, что ты этого не делала, черт возьми… Эй, что случилось? – Ее улыбка угасла, когда она увидела мое лицо.

– Ничего, – процедила я, крепко целуя Айво в лоб и отчаянно моргая глазами. – Ничего. Послушай, Марта, я позвоню и потом все объясню, но сейчас я разговаривать не могу. Я буду у своих родителей и… и обещаю, позвоню тебе позже.

Давясь рыданиями, я обернулась и побежала с Айво по холму, к коттеджу. Трясясь, двигаясь будто во сне, я мельтешила по дому и загружала машину как можно большим количеством вещей. Когда багажник заполнился до отказа, я захлопнула его и пристегнула Айво. Мы поползли вверх по холму, и я почти ослепла из-за слез, но все равно увидела Марту, которая стояла у двери черного хода и провожала меня взглядом: ее торчащие темные волосы словно пытались привлечь мое внимание. Я пролетела мимо на полной скорости, подъехала к воротам и тут услышала знакомый хруст шин по гравию и поняла, что сейчас наткнусь на Джосса. Тогда я свернула с гравиевой дорожки в траву, вжала педаль до упора и пронеслась мимо, успев рассмотреть лишь ошарашенные личики Люси и Эммы на заднем сиденье. Я зажала рот рукой: сердце разрывалось от горя. О боже, как же я буду скучать по этим детям, даже представить невозможно! Я буду скучать по нему, но и по детям тоже, а ведь я даже не попрощалась!

Возможно, так даже лучше, подумала я через несколько минут, слегка успокоившись и выехав на дорогу, ведущую к дому моих родителей. Джоссу не будет неловко, и дети не так расстроятся. Проклятье, какого же он теперь обо мне мнения, после того, как я столь явно с ним кокетничала? Может, Аннабел и преувеличила, ведь, по ее словам, я вела себя как настоящая мерзавка.


Притормозив у дома родителей, я заметила, что машина Филли тоже здесь. Не прошло и секунды, как входная дверь распахнулась и эта парочка – мамочка и сестричка – сбежали по ступенькам мне навстречу. Они явно слышали добрую весть. Мамочка дико размахивала в воздухе обеими руками, рискованно балансируя на высоченных шпильках, а Филли, вытянув руки, как всегда великодушно улыбалась во весь рот. Я устало вылезла из машины и рухнула в их объятия.

– О, мое дитя! – всхлипнула мамочка. – Я только что разговаривала с Элис, она позвонила и все нам рассказала. Слава Господу! После всего, что тебе пришлось пережить!

– Теперь все кончилось, – утешила ее я. Оторвала голову от ее плеча и посмотрела на сестру. – Филли, мне очень жаль, – прошептала я. – Ты, наверное, так плохо обо мне думаешь! – Мои глаза болели от напряжения, но ее сияли теплом и добротой.

– Я думаю то же, что и всегда: ты моя сестра, и я тебя люблю. Я не виню тебя в том, что ты сделала, Рози. Я переговорила с Элис, и она призналась в том, как поступила и почему. И я не могу сказать, что виню ее.

– Что такое? – вступила мамочка, напыжившись, как ястреб. – Что сделала Элис и почему?

– Ничего, – ответила Филли. – Теперь это уже неважно, все забыто. Давайте зайдем в дом. – Она обняла меня и крепко сжала мое плечо. – Рози, я так за тебя рада, – шепнула она.

– Я тоже. – Я проглотила комок. – Только вот…

– Что?

– О, ничего. Я просто устала, вот и все. – Я открыла заднюю дверь и вытащила Айво с детского сиденья. – Мам, меня выселили из коттеджа. Джосс и Аннабел нашли жильцов, которые согласны платить больше. Можно мы с Айво поживем у тебя немножко?

– Конечно, дорогая, оставайтесь хоть навсегда!

– Ну, посмотрим, – нервно проговорила я. – Где папа? – Я огляделась.

– О! – Она зажала рот рукой. – Господи, я забыла про твоего отца! Он так и сидит в сарае!

– Мама!

– О, Гордон, Гордон, я уже бегу! – Она обогнула дом и побежала в сад, расстроенно махая платочком. – Гордон, Лиззи бежит!

Мы с Филли проводили ее глазами, а потом вошли в дом. Айво засеменил следом, и мы сели на диване по разные стороны от камина в гостиной. Я откинула голову.

– Что ж, я рада, что все закончилось.

– Я тоже, – искренне произнесла Филли.

– Спасибо, Филли. Ты держалась молодцом, а вот я вела себя как эгоистичная, неблагодарная корова.

– Ничего подобного. Никто не вправе обвинять тебя в том, что ты сделала: тут Элис постаралась. Но самое ужасное, – задумалась она, – что я на самом деле подумала, что это ты подбросила те книги. Я ушам не поверила, когда ты приехала и рассказала мне о них у меня же на кухне. Я тогда подумала: черт возьми, моя сестра, моя родная плоть и кровь, плетет интриги и пытается впутать меня, чтобы слезть с крючка. Чтобы спасти свою драгоценную шкуру. – Она горько улыбнулась. – Вот видишь, мы обе думали друг о друге худшее. Обе считали друг друга способными на предательство.

– Даже не напоминай. Господи, только представь, каким кошмаром все могло бы обернуться.

– Не обернулось же, – твердо проговорила она. Встала и подошла к окну, сложив руки; потом повернулась и улыбнулась. – И знаешь, что самое забавное, Рози: хочешь верь, хочешь нет, но из всего этого все-таки вышло хоть что-то хорошее.

Я взглянула на нее. Щеки у нее раскраснелись, глаза сияли. Неужели, устало подумала я. Тогда почему капелька этого хорошего никак не просочится ко мне? Я нахмурилась.

– И что же?

– После того как я оставила тебя на кухне сегодня утром и приехала сюда, чтобы побыть с мамой, Майлз приехал домой и стал меня искать. Он позвонил и выяснил, что я здесь, а потом приехал. У нас был долгий разговор, Рози. Мы целую вечность провели наверху, в маминой спальне, обсуждая нашу жизнь. Он только что уехал забрать детей из школы.

– О! И что же?

– И я ему все рассказала.

– Как это все? Про Майкла?

– Ну, вообще-то, ему уже было известно. Он был ни капли не удивлен. Более того, – она прикусила губу, – если честно, я знала, что ему все известно. Он знал обо всем, даже когда мы с Майклом еще встречались.

– Хочешь сказать, он все знал и ничего не говорил?

– Нет, не говорил, и именно это меня и подстегивало, – горячо воскликнула она, возвращаясь и усаживаясь на диван. – Поэтому я и продолжала видеться с Майклом. Я думала: о господи, Майлз, ты мужик или нет, ты будешь за меня бороться? Но он ничего не делал. Он не захотел. Он лишь сидел себе спокойно и внимал моей лжи неделя за неделей, позволял Майклу увозить меня в отели и уединенные коттеджи прямо под своим носом.

– О господи. Почему?

– Говорит, что хотел, чтобы все шло своим чередом. Он знал, что это всего лишь временное помрачение ума и рано или поздно я опомнюсь. Сказал, что не хотел идти на конфликт и рисковать потерять меня.

– Ничего себе. Вот как он тебя любит.

– Я знаю, – горько произнесла она. – И теперь, когда все кончено, теперь, когда мне невыносимо даже слышать имя Майкла, я понимаю, что он был прав. Я тоже его люблю, понимаешь, Рози, но дело в том, что мне этого недостаточно. Мы поговорили об этом наверху, и оба поняли это. Мне мало торчать дома, быть женой фермера, матерью, ухаживать за садом; мне всегда хотелось чего-то более захватывающего; отсюда и обида, и злоба, обернувшиеся изменой. Но больше такого не случится. Теперь я поняла, что мне нужно, и это не адюльтер; но и дома я сидеть больше не могу. Я возвращаюсь на работу.

– Правда? Опять будешь анестезиологом?

– Нет, с детьми это невозможно. Нет, я буду переучиваться на терапевта.

– О! А ты сможешь?

– Разумеется, – невозмутимо ответила она.

– Но сколько времени это займет?

– О, пару лет, но дело того стоит. Я смогу работать меньше, необязательно каждый день, и найду место поближе к дому. Все идеально сходится.

Я посмотрела на нее. А как же иначе. Все, что Филли делает, всегда идеально сходится. Филли никогда не падает лицом в грязь, не так ли? Даже если и падает, то пахнет от нее потом не дерьмом, а розами. Муж обнаружил, что у нее был страстный роман? Никаких проблем. Все дело в том, что ей не хватает стимула в жизни! Она рушит жизнь моей лучшей подруги? Подумаешь, разве она виновата: ведь ее, бедняжку, терзала обида. Вот если бы я это сделала, то была бы мерзкой шлюхой и злодейкой, но Филли? Нет, ей всего лишь требовалось вернуться к работе. В ее жизни чего-то не хватало. Я храбро улыбнулась. Не будь сукой, Рози.

– Это замечательно, Филли.

– Здорово, правда?

– И Майлз не возражает?

– Против чего?

– Что ты вернешься на работу?

– При чем тут Майлз?

– Ну, я просто подумала…

– Брось, я уверена, он будет только рад. Естественно, что ему остается. Все лучше, чем если бы она трахалась по кустам, жестоко подумала я. Я быстро встала и подошла к окну, чтобы спрятать искаженное завистью лицо. Господи, да что со мной не так? Неужели я такая циничная, такая озлобленная, что не могу даже порадоваться за собственную сестру?

– Поразительно, как здорово все обернулось, правда? – мурлыкала она за моей спиной. – Особенно для тебя, Рози. Я так рада, и ты, должно быть, испытываешь такое облегчение, что сорвалась с крючка!

Я прижалась лбом к стеклу. Я не ответила, но про себя подумала: ты уж прости, Филли, что я не бьюсь в экстазе, ведь, между прочим, я ничего не делала. Меня несправедливо обвинили. Не срывалась я ни с какого «крючка», потому что никакого крючка и не было. И посмотрите на меня сейчас. Приплелась домой к мамочке. Безработная, жить негде, мужчины нет – и я еще должна быть благодарна? И посмотрите на Филли. Трахается направо и налево, обращается со всеми окружающими как с полным дерьмом, но возвращается домой ко всепрощающему мужу, готовится стать терапевтом и великолепно справляться и с работой и с детьми. Пройдет пара месяцев, и все так и запоют, какая она расчудесная, как хорошо у нее все получается – аллилуйя! Меня аж наизнанку выворачивает.

Я крепко зажмурила глаза и прислонилась головой к холодному стеклу. Прекрати, Рози… прекрати немедленно. Именно это и случается с неудачниками. Они становятся ужасными, озлобленными людьми.

Когда я снова открыла глаза, то поморгала, а потом улыбнулась несмотря ни на что. По лужайке, рука об руку, шагали мои родители. Это было само по себе странно, но потом произошло кое-что еще более необычное. Моя мать вдруг поднялась на цыпочки и поцеловала отца в щеку. Папа, казалось, удивился, но потом по его лицу расползлась медленная улыбка. Я поняла, что не видела, как они целуются, с самого детства. В горле застрял комок. Я вышла в прихожую им навстречу.

– Папа. – Я протянула руки, и он выскользнул из маминых объятий, чтобы обнять меня.

– Привет, милая.

– Спасибо, пап, – выпалила я. – Попытка не пытка.

– Не благодари меня, дорогая, – прошептал он, когда мамочка удалилась в кухню, – так хорошо я давно не отдыхал. Не надо мыть посуду, рубить дрова, чистить фасоль, отскребать грязь с морковки. И самое главное, я рассадил все свои георгины!

– Вот и хорошо.

– К тому же, – он взял меня за локоть и заговорщицки отвел в сторону, – моя изоляция забавно повлияла на твою мать. – Он заглянул в дверь кухни: она возилась с чайником. – Она так расшалилась! Надо почаще просить ее запирать меня в сарае.

Я рассмеялась. Она развернул меня за плечи к себе лицом:

– А как же ты, милая? У тебя все в порядке?

– Да.

– Хорошо. Уверен, мои усилия все равно были бы напрасны, но мне почему-то показалось, что, притворившись, будто это сделал я, я смог бы вынудить кое-кого вмешаться. Я должен был что-то сделать. Не мог же я так просто встать в сторонке и позволить им обвинить тебя, зная, что ты ничего не делала.

– Спасибо, папочка, за этот единственный вотум доверия. И твои усилия были вовсе не напрасны. Благодаря тебе я решилась поехать в Лондон и выяснить, что же на самом деле происходит.

– Тогда-то твоя подруга все и выложила?

– Шарлотта? Да, именно так – Я замялась на секунду, а потом решила не вдаваться в подробности. О переодевании и прочей красоте. Не уверена, что отец выдержал бы такой рассказ на голодный желудок, после нескольких часов рассаживания георгин. Вместо этого я крепко сжала его руку и проводила его взглядом. Он с довольным видом поплелся на кухню, и мама тут же принялась командовать и суетиться над ним, отправив их с Айво мыть руки перед обедом.

– Ну-ка идите, вы оба, – честила их она, – двое грязнуль. И почисть под ногтями, Гордон! Бог знает, чем ты там занимался в своем сарае!

Я вдруг почувствовала себя очень усталой и ушла в гостиную. Мне никого не хотелось видеть и слышать – только сидеть в углу дивана и думать о том, что я больше никогда не увижу Джосса…


– Рози!

Я вздрогнула и открыла глаза. Надо мной стояли Филли и мама. Глаза их радостно сияли.

– Рози, скорее! Вот – причешись! – И мамочка принялась тыкать меня щеткой с острыми зубьями.

– А-а-а! Что… зачем? – Я увильнула, потом встала и попятилась.

– Быстро, снимай эту растянутую кофту! Принарядись, бога ради! Филли, где твоя помада?

– Да отстаньте вы от меня! – выпалила я. Они пытались захватить меня в тиски. – Что происходит?

Внезапно мамочка схватила освежитель воздуха с подоконника и обрызгала меня отвратительной лавандовой струей, как муху какую.

– Фу! Прекрати, мам!

– Я так и знала, что надо было постирать накидки на стулья, – прошипела мамочка, приказала мне расправить накидки, а сама засуетилась по комнате, поправляя картинки с орнаментами и взбивая подушки. – Они такие заляпанные! И если бы я догадалась собрать свежих цветов, можно было бы поставить чудесную цветочную композицию на пианино, и…

Раздался звонок. Мама с Филли замерли.

– Он здесь! – прошипела мамочка.

– Кто?

– Ты знаешь кто! – Она слегка меня подтолкнула. – Иди. Иди же, открой ему дверь!

Я медленно повернулась и пошла к двери. Сердце прыгало в груди, билось, как сумасшедшее. Он приехал. Как же иначе, конечно же, он приехал! И как только я могла подумать, что он не приедет?

Я подошла к двери, положила ладонь на задвижку и на короткое головокружительное мгновение зажмурила глаза. Потом открыла их снова. Кто-то сунул мне в руки гигантские белые лилии, которые могли вырасти где угодно, но не в саду. Душный запах заставил меня отпрянуть. Я ахнула, потом попятилась еще на один шаг. Потому что за цветами, улыбаясь во весь рот, стоял Алекс.

Загрузка...