Согласие на брак

ГЛАВА 1

Письмо из Англии пришло в Бостон спустя ровно сутки после того, как директор школы «Пейсли» предложил Эми место, о котором она мечтала.

– О нет!

– Что случилось, милая? – участливо осведомилась Кейт Уэлдон, американка с золотисто-каштановыми волосами, двенадцать лет назад заменившая Эми мать.

Эми бросила лист бледно-голубой почтовой бумаги на кухонную стойку.

– Прочти это, Кейт, – задыхаясь от волнения, сказала она. – Надо же было… именно сейчас…

– Ага, Лиззи Эберкромби, экономка Джифа, моего дорогого деверя. – Кейт сделала кислую мину. Пробежав глазами письмо, она шумно вздохнула. – Да уж, что и говорить, все это совершенно не ко времени. Что же ты теперь будешь делать, детка?

– Лиззи пишет, что дядюшка Джиф на сей раз действительно очень плох.

Кейт махнула рукой:

– Обычный бронхит, ничего страшного. Марти говорит, что у его брата зимой это обычная история. Думаю, все дело в климате. У них в Дербишире вечно такая промозглая сырость.

– Все равно, видно, дядюшке Джифу в самом деле худо. Иначе Лиззи не стала бы мне сообщать.

– И просить тебя, чтобы ты тащилась за тридевять земель навестить эту старую надутую бестию в его замке.

– Мне и самой хотелось бы надеяться, что все обойдется. К тому же, Кейт, дядюшка вовсе не такой плохой. Никакой он не надутый, просто временами немного вспыльчивый.

– Вспыльчивый – это мягко сказано. – Кейт сдавленно рассмеялась. – Вот что я тебе скажу, крошка. Тридцать лет назад, когда Джиф узнал, что его братец решил связать свою жизнь со мной, он пришел в ярость. Сказать, что он «вспылил», – значит ничего не сказать. Ты не знаешь, какое письмо он тогда написал Марти. Он рвал и метал, грозил разорить, лишить наследства – если только тот посмеет оставить Англию, оставить семейное гнездо. Старый сквалыга. Видела бы ты это письмо, у тебя бы волосы встали дыбом… Впрочем, тебе это ни к чему – твои золотистые локоны и без того чудесны. Словом, ты понимаешь, что я хочу сказать.

– Неужели он был так несправедлив к тебе? Ведь в конце концов, когда умерли мои родители, он отправил меня именно к вам: к тебе и Марти.

– Подозреваю, что он сделал это только потому, что не хотел взваливать на свои плечи заботы по воспитанию ребенка, к тому же девочки.

Эми усмехнулась, подумав о том, что, несмотря на разделявшие их тридцать лет, они с Кейт больше похожи на сестер, чем на мать и дочь. Кейт было пятьдесят четыре года, но она упрямо стояла на том, что ей сорок девять. Ей было сорок девять последние пять лет, она отказывалась становиться пятидесятилетней.

– Ну, так что? – Кейт потянулась за сигаретами. – Сказала бы что-нибудь. Огрызнись на меня за то, что я поливаю грязью твоего любимого дядюшку.

– Стоит ли так нервничать, Кейт? – заметила Эми, зная, что Кейт в минуты волнения не может обойтись без сигареты.

Кейт закурила и, откинув голову, отчего копна роскошных волос рассыпалась по плечам, выпустила изо рта струйку дыма.

– А кто сказал, что я нервничаю? – небрежным тоном проронила она, задумчиво наблюдая за тем, как вздымаются к потолку сизые кольца. – То, что я люблю по утрам выкурить сигарету, еще не значит, что я нервничаю.

– Не следовало бы тебе. Марти убьет тебя, если узнает, что ты куришь, хотя торжественно обещала ему бросить.

– Детка, посмотри на меня. Разве я похожа на человека, который дает торжественные обещания? Нет, конечно. И Марти это прекрасно знает. Или, по крайней мере, ему следовало бы это знать – мы женаты не первый год. Так или иначе, Марти дома нет. Потом надо будет побрызгать дезодорантом. Вот и все. Никакого запаха дыма. А если я брошу курить, то буду есть много сладкого и непременно растолстею. А Марти – он не переживает по поводу того, чего не видит собственными глазами.

Эми рассмеялась.

– Ты сейчас похожа на экономку дяди Джифа. Помню, когда я несколько месяцев, перед тем как переехать к вам, жила в Уайдейле, Лиззи говорила в точности, как ты теперь.

– Ты хочешь сказать, несколько месяцев перед тем, как Джиф Уэлдон избавился от тебя? – язвительно спросила Кейт. – Перед тем как он отправил тебя к нам в Штаты?

– Ты так об этом говоришь, словно дядя Джиф продал меня в рабство.

– Но ведь он понятия не имел, что я за человек, верно? Он меня в глаза не видел. До сих пор! Ни разу не пригласил в гости в свой мрачный, холодный замок. Где это? Дербиширское нагорье, кажется.

– По-моему, это место называется Дербишир Пик Дистрикт, – заметила Эми, с трудом сдерживаясь от смеха. – Нагорье – это в Шотландии.

– Детка, ведь речь идет об Англии, верно? А Англия – это всего лишь маленькая закорючка на карте мира. Так что нагорье или пик, какая разница?

Эми залпом выпила свой сок и вся подалась вперед, облокотив руки на стойку.

– Кейт, так ты ни разу и не встречалась с дядей Джифом?

– Ни разу. Мы познакомились с Марти, когда он приезжал в Штаты в рамках какой-то там программы обмена между больницами… что-то вроде этого. Это было еще в шестидесятые годы. Он говорил, что его брат пришел в ярость, узнав, что тот собирается жениться на какой-то рыжей девке из пресловутых «СэШэА» и поселиться с ней в Бостоне.

– Однако дядя Джиф, кажется, никогда не прекращал переписываться с Марти?

– При этом никогда не упоминая моего имени. – Кейт презрительно фыркнула. – Поверь мне, детка, Джиффорд Уэлдон премерзкий старикашка. Ты знаешь, я не люблю говорить о людях гадости, но этот тип вызывает у меня отвращение. Может, оно и к лучшему, что я незнакома с ним лично. Встреться я с ним с глазу на глаз, боюсь, не удержалась бы и отвесила ему оплеуху за то, как он поступил с Марти.

– Трудно поверить, что он ненавидит вас обоих. В конце концов, он же согласился на то, чтобы вы с Марти удочерили меня.

– Радость моя, мы же тебе уже говорили, что Джиф понятия не имел, как воспитывать ребенка. Скорее всего он боялся, что в его замке с твоим появлением воцарится беспорядок.

– Вряд ли Уайдейл-холл можно назвать замком. Конечно, он довольно просторный, да и сделан из камня. Помню, когда я жила у дяди, его дом казался мне местом холодным, там вечно гуляли сквозняки.

Однако там не было никакой особой роскоши. Это совсем не то, что королевские замки – Виндзор или Балморал.

– Но ты жила там всего несколько месяцев. Ровно столько, сколько Джифу потребовалось, чтобы разобраться и отправить тебя, как почтовую посылку, к нам.

– Думаю, дяде Джифу пришлось бы со мной непросто. Ведь он был практикующим хирургом и большую часть времени проводил в Лондоне. – Эми чувствовала себя обязанной заступиться за своего опекуна, хотя в последние годы она не раз задавалась вопросом, почему Джиф Уэлдон отказался от нее, – ведь родители перед смертью вверили ее именно его заботам. И она, Эми, сколько себя помнила, всегда называла его дядей, хоть он и не приходился ей кровным родственником.

Джиф Уэлдон и ее отец были не только коллегами, но и друзьями. И ей казалось совершенно естественным, что именно дядя Джиф и его жена Барбара стали ее крестными. Эми не помнила жену Джифа. Она лишь знала, что ее крестной матерью была Барбара Уэлдон, потому что имя последней стояло в церковной метрике. Как-то, когда Эми было лет пять или шесть, она спросила у матери, что случилось с женой дяди Джифа, но та ответила уклончиво, что-то насчет того, что тете Барбаре пришлось вернуться в Шотландию, откуда она была родом.

– Но почему, мамочка? – не отставала Эми.

– Дорогая, это не наше дело. Это касается только дяди Джифа и тети Барбары. Не следует задавать слишком много вопросов.

Тогда этот вопрос не слишком занимал Эми, ей просто было любопытно. Она никогда не знала Барбару Уэлдон, а потому вскорости забыла об этом случае. Лишь годы спустя, уже оставшись сиротой, она вдруг однажды вспомнила о своей крестной матери. Произошло это в поместье Уайдейл-холл, когда она, стоя перед огромным, выложенным мрамором камином, разглядывала висевший на стене старый портрет.

Изображенная на фоне живописной вересковой пустоши, Барбара Уэлдон представала темноволосой, черноокой красавицей в черном бархатном платье. Эми пребывала в том нежном возрасте, когда дети особенно впечатлительны, и к тому же зачитывалась романами сестер Бронте, неудивительно поэтому, что девушка на портрете казалась ей сошедшей со страниц «Грозового перевала» Кэти, возлюбленной Хитклифа. В то же время, стоило взглянуть на портрет под другим углом, ей являлась совсем другая женщина – сумасшедшая жена Рочестера из «Джен Эйр». После этого случая на протяжении всего того времени, что она оставалась в поместье Уайдейл-холл, Эми, лежа в постели, чутко прислушивалась, не скрипнет ли половица, а когда в башнях старого замка завывал ветер, в страхе натягивала на голову одеяло, чтобы призрак Барбары Уэлдон не нашел ее.

Впрочем, вскоре выяснилось, что ее пребывание в Уайдейл-холле было лишь кратковременной остановкой. Не успела Эми привыкнуть к своему новому дому, как дядя Джиф сообщил, что отправляет ее «на время» за океан, в Новую Англию, к своему младшему брату, который женился на американке. Дядя сказал, что у них есть ребенок, мальчик по имени Кип, в обществе которого ей не будет скучно. Однако по прибытии в Штаты выяснилось, что Кип давно уже не мальчик, а, скорее, мужчина – ему вскоре исполнялось восемнадцать, – так что Эми резонно рассудила, что тому едва ли доставит удовольствие возиться с девчонкой…

Слова Кейт заставили ее вернуться в настоящее.

– Дорогая, Джиф Уэлдон просто нашел выход из того затруднительного положения, в котором очутился, – сказала та. – Пойми меня правильно. Конечно, мы сразу, с первого взгляда, полюбили тебя. И Кип…

Эми заметила, как губы Кейт предательски задрожали.

– Я знаю, Кип мечтал о том, чтобы иметь сестренку, – вполголоса произнесла она. – А сестренка всегда мечтала, чтобы у нее был такой брат.

Кейт глубоко затянулась, выпустила дым и, глядя на Эми из-под полуопущенных век, сдавленным шепотом промолвила:

– Знаешь, я до сих пор не могу поверить, что его больше нет с нами. Мне кажется, я никогда не смогу примириться с этой мыслью.

– Кейт… прошу тебя… – Эми протянула руку и крепко сжала узкое запястье Кейт.

Кейт Уэлдон импульсивно подалась вперед.

– Детка, ты думаешь, что я сошла с ума, правда?

– Нет… нет… Но прошло уже так много времени…

– Прошло два с половиной года с тех пор, как его отправили в Англию. Два с половиной года с тех пор, как я последний раз видела моего мальчика. А теперь Джиф Уэлдон хочет забрать и тебя. Неужели недостаточно того, что я уже лишилась одного ребенка?

– Кейт, со мной ничего не случится.

– Сладкая моя, Кип тоже не верил, что с ним может что-то случиться.

У Эми на глаза навернулись слезы.

– Ты давно меня так не называла, – промолвила она.

– Девочка, я чувствую, если ты поедешь на этот проклятый остров, я потеряю тебя… как потеряла Кипа.

Внутри у Эми все оборвалось.

– Нет, Кейт, – прошептала она, – ты не потеряешь меня. Я вернусь. Я обязательно вернусь. Обещаю тебе.

– Кип тоже должен был вернуться. И что? Какая-то страшная черная река стала ему могилой. О чем думали чины нашей доблестной армии, разрешая таким мальчишкам садиться за руль глубокой ночью? Бог мой, шестнадцатитонная махина! Ответь мне: можно в Англии проехать по дороге, которая идет вдоль берега реки, на шестнадцатитонной машине?

Эми сокрушенно покачала головой, стараясь не думать о том, что произошло с Кипом.

– Не знаю, Кейт. Боюсь, никто не знает точного ответа. Говорили, это нелепая случайность, что все случилось именно на том месте, где перекинут мост через реку.

– А глухая ночь? А дождь со снегом? А обледенелое шоссе? Это все тоже случайность? Во всем виновата армия. Они не имели права посылать этих мальчиков на задание в такую погоду.

– Кейт, но что же здесь можно поделать? В Англии часто идет дождь… как и у нас в Америке. В Бостоне бывают ужасные зимы. Это могло случиться и здесь.

Кейт возбужденно всплеснула руками, машинально стряхнув пепел с сигареты на белый стол.

– Все равно! Только в этой паршивой Англии может быть снег, дождь, шквальный ветер и гололед – и все в одно и то же время.

Эми соскользнула с высокого стула и обошла вокруг кухонной стойки.

– Девочка, не надо меня утешать, – проронила Кейт, судорожно затягиваясь.

– Я вовсе не собиралась, – сказала Эми. – Я только хотела смахнуть пепел.

– Ты у нас настоящая хозяйка, верно?

Эми понимала, что Кейт отчаянно пытается побороть очередной приступ депрессии. Трагедия, произошедшая с Кипом (его выбросило из машины в бурную реку где-то в Линкольншире), явилась для Кейт страшным ударом. Эми более всего была потрясена тем, что тело его так и не нашли. Ни Кейт, ни Марти никогда не догадывались об истинных чувствах, которые она питала к своему названому брату. Любила? Сметая со стойки пепел, она вдруг поймала себя на мысли, что впервые после трагедии подумала о своей любви к Кипу в прошедшем времени. Все это время она, подобно Кейт, про себя ждала чуда, ждала невозможного – что Кип объявится сам или с ними свяжутся из его части и сообщат, что произошла ошибка и он жив. Но два года достаточно большой срок, чтобы растаяла последняя надежда. Слишком долго они жили с тайной верой в то, что Кип жив. Возможно, если бы было найдено тело, Кейт и Марти как подобает оплакали бы сына и наконец обрели бы душевный покой. А так…

– Как бы мне хотелось разыскать ту девушку, которая от него забеременела. – С этими словами Кейт затушила сигарету и достала из пачки новую.

Вспыхнул огонек зажигалки. Эми тяжело вздохнула.

– Напрасно вздыхаешь, малыш, – сказала Кейт. – Если уж мне суждено умереть от рака легких, так тому и быть.

– Я бы предпочла, чтобы ты ела сладости и толстела.

Эми бросила в мусорную корзину бумажное полотенце, которым вытирала стойку, сунула руки в карманы джинсов и задумчиво посмотрела на сидевшую перед ней стареющую женщину.

– Как же ее разыскать? – проронила она. – Мы даже не знаем ее настоящего имени.

– Китти, и все! Ну и имечко! Он собирался жениться на этой девушке, а мы знаем о ней лишь то, что ее зовут Китти.

Кип и Китти! Даже теперь, по прошествии времени, Эми была ненавистна мысль о том, что Кип мог полюбить другую. Она понимала, что это глупо, ведь Кипа больше не было. Возможно, тело его лежит где-то на дне глубокой реки или его унесло в море во время отлива. И все же она не могла заставить себя до конца поверить в то, что казалось очевидным. Они получили письмо от некоего подполковника, начальника Кипа. Письмо было кратким: «… вызвали водолазов… обнаружили искореженную машину… из воды подняты тела трех погибших… ". Но ведь когда машина свалилась в реку, в ней находились четверо…

– Полагаю, нет смысла бросаться на колени и умолять тебя, чтобы ты осталась?

Эми смерила Кейт пристальным взглядом:

– А с чего ты взяла, что я твердо решила ехать? – Она пожала плечами. – Чем я могу помочь бедному дяде Джифу?

– Из слов этой самой Эберкромби можно заключить, что он хочет, чтобы ты побыла с ним. А я тебя знаю – чтобы ты кого-нибудь подвела, должны возникнуть весьма серьезные причины. Уверена, что, раз старик желает тебя видеть, ты отправишься к нему. Или я не права?

– Кейт! – Эми в отчаянии всплеснула руками. – Кейт, я ума не приложу, как мне быть. Я только-только получила работу, которую так ждала. Ты же знаешь, как мне нравится работать с детьми. И тут это… – Она потупилась, затем откинула ладонью со лба густую прядь и мрачно изрекла: – Проклятье! За что мне все это?

– Детка, я буду скучать по тебе. Эми упрямо поджала губы.

– В конце концов, почему я должна ехать?

– Просто должна, – с этими словами Кейт яростно ткнула дымившуюся сигарету в пепельницу. Затем она вскочила со стула и решительным шагом направилась к Эми. Подойдя, она взяла ее за плечи и энергично встряхнула. – Послушай, он старый человек. А я просто самовлюбленная дура, которая не может забыть обиды тридцатилетней давности. Мне стыдно за себя.

Эми тоже положила ладони на плечи Кейт. Взгляды их встретились. Перед Эми стояла эффектная, подтянутая женщина – настоящая американка.

– Я вернусь, Кейт, – сказала Эми. – Обещаю тебе, я обязательно вернусь.

– Мы живем в безумном мире, – промолвила Кейт. – Как только тебе покажется, что самое страшное уже позади, все снова начинает рушиться.

– Но ведь я вернусь.

– Все верно, детка. И мы с Марти будем ждать тебя. Я хочу просить тебя только об одном.

– Кейт, для тебя я сделаю все, что угодно.

– Попробуй разыскать эту Китти и ребенка, которого она ждала. Ладно? – Кейт смахнула непрошеную слезу и шутливо заметила: – Что-то я становлюсь сентиментальной. Должно быть, что-то с гормонами.

– Ты – сентиментальной? – удивилась Эми.

– Да-да, сентиментальной. Я просто схожу с ума. Я потеряла сына, а где-то, за тысячу миль отсюда, есть частичка его. Эта Китти, она же носила под сердцем моего внука, которому теперь, должно быть, уже около двух лет. И я хочу иметь внука, хочу быть бабушкой. Я не могу просто отмахнуться от этого страстного желания – оно сильнее меня. Обещай мне, что сделаешь это ради меня. Найди Китти и ребенка… и тогда, как знать, может, тень Кипа прекратит являться ко мне по ночам.

Джон Грэм, водитель Джиффорда Уэлдона, сразу узнал ее. Старик Уэлдон снабдил его фотографией. Горделиво вскинутая голова, прямой, открытый взгляд серых глаз. В здании аэровокзала было многолюдно, однако эта девушка, элегантная, уверенная в себе, выделялась на фоне толпы. День выдался холодный и неприветливый, однако ее, похоже, не пугала декабрьская непогода. На ней было полупальто из верблюжьей шерсти, а под ним тонкий кашемировый костюм, дорогой и вместе с тем изысканно небрежный. Грэм не ожидал увидеть ее в коричневом; на фотографии она была в синей майке, и поначалу он поймал себя на том, что ищет глазами девочку-подростка именно в таком наряде.

Впрочем, это была уже далеко не девочка. А когда она остановила на нем взгляд, у него возникло такое чувство, будто на смену зиме сразу пришло лето. Она уже направлялась к нему.

– Добро пожаловать домой, мисс Уэлдон, – выпалил он и осекся. Он считал себя человеком чуждым всякого лицемерия и теперь недоумевал, откуда появилась на его лице эта натянутая улыбка, а главное, как у него хватило наглости приветствовать ее в таком тоне. Вот уж действительно, „добро пожаловать“. Нормальный человек на его месте посоветовал бы ей первым же рейсом вернуться к себе в Новую Англию. Впрочем, что-то подсказывало Грэму, что она все равно не последовала бы такому совету.

– Вы водитель дядюшки? – спросила она, подавая ему руку.

Ухо Грэма резанул типично американский носовой выговор. Он подумал, что без друзей мисс Уэлдон будет трудно, и, пожимая ей руку, попытался дать понять, что она может рассчитывать на него. Между тем сердце у него от внезапно охватившего его волнения готово было выскочить из груди, и он уже проклинал старика Уэлдона за то, что тот отправил его встречать девушку.

Живи она в Америке, так никогда и не узнала бы всей правды о своем опекуне. Теперь же она едва ли надолго останется в неведении относительно мрачных тайн, хранимых Уайдейл-холлом, холодным, словно окостеневшим домом, который, подобно страшному шраму – нет, подобно огромной разверстой ране – лишь уродовал окрестный пейзаж с живописным холмом, отлого сбегавшим к реке. Здесь, в Пеннинских горах, в широких долинах Дербишира, мир представал в своей первозданной красоте, однако Уайдейл давно утратил всякую связь с окружавшим его очарованием. Когда-то вид этого старинного дома также ласкал глаз, но Джиффорд Уэлдон сделал все, чтобы убить его живую душу.

Бедное дитя! Джон Грэм наконец выпустил из ладони руку девушки. Он решил пока ничего не говорить Эми, чтобы не тревожить ее преждевременно. Он постарался быть раскованным, оживленным.

– Удивительно, как это мы друг друга сразу узнали, правда?

Эми кивнула.

– Лиззи… то есть, я хотела сказать, миссис Эберкромби, экономка моего дяди, писала мне о вас. К тому же, наверное, дядя Джиф показал вам мою фотографию.

– Совершенно верно, мисс, – сказал Грэм, лучезарно улыбаясь.

– Куда теперь, мистер Грэм? – спросила Эми.

– Я посажу вас в машину, а сам вернусь сюда, чтобы забрать ваш багаж.

Они подошли к черной машине, и Грэм распахнул заднюю дверцу.

– Вы не будете возражать, если я сяду впереди, рядом с вами? – простодушно спросила Эми. – На заднем сиденье одной безумно скучно.

– Напротив, мисс Уэлдон, мне это будет только приятно. Мне редко удается с кем-то поговорить, когда я за рулем.

Эми сняла пальто и устроилась на переднем сиденье.

Проводив взглядом Джона Грэма, который отправился за ее багажом, Эми откинулась на подголовник. Она не любила самолеты и плохо переносила взлеты и посадки, хотя во время полета ей и удалось немного вздремнуть.

В мыслях Эми перенеслась обратно в Бостон и стала думать о Кейт и Марти. Она надеялась, что они будут не слишком скучать по ней, хотя сама без них чувствовала себя тоскливо и одиноко. Двенадцать лет они были одной семьей. Это была настоящая семья, по крайней мере до того дня, когда им сообщили, что Кип пропал без вести.

Она не могла вспоминать о Кипе без боли, к которой примешивалось постоянное чувство вины.

– Кип Уэлдон, – пробормотала она, – неужели я никогда не смогу вычеркнуть тебя из моей жизни?

Эми вздохнула и посмотрела за окно, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Вокруг беспрестанно приезжали и отъезжали машины. Эми с удивлением отметила, что совершенно не узнает этого места, но тут же вспомнила, что последний раз была здесь еще ребенком – двенадцать лет назад. Тут машина вздрогнула, и Эми машинально оглянулась. Джон Грэм укладывал ее вещи в транк.[1] Транк? Кажется, здесь, в Англии, это не так называется. Эми наморщила лоб, пытаясь вспомнить некогда слышанное слово. Кто-то когда-то называл это совсем по-другому. Но как?

В боковом окне показалась фигура в синей униформе. Джон Грэм открыл дверцу и сел за руль.

– Все в целости и сохранности, – беззаботно отрапортовал он, весело поглядывая на Эми. – Один саквояж, коричневый чемодан и портплед из гобеленовой ткани – все сложено в бут.

– Бут! Ну конечно. Я как раз вспоминала, как в Англии называется багажный отсек в автомобиле. Как вы думаете, мистер Грэм, мне хватит полгода, чтобы исправить произношение?

Он закрыл дверцу и, подняв вверх указательный палец, сказал:

– Знаете, мисс Уэлдон, здесь, в Уайдейле, меня называют просто Грэм. Так что предлагаю забыть о мистере.

– Просто Грэм… Но это же так бесцеремонно и недружелюбно, – пробормотала Эми, неодобрительно нахмурившись, однако они уже тронулись с места, и Джон Грэм этого не заметил.

– Мистер Грэм, когда мы будем в Уаидеиле?

– К вечернему чаю должны успеть, мисс.

– Давно вы служите у моего дяди? – осведомилась Эми. – Раньше он сам водил машину.

Грэм покосился в зеркальце заднего обзора.

– Я работаю в Уаидеиле чуть больше пяти лет, мисс. С тех пор как врач запретил мистеру Уэлдону водить машину, когда у него начались проблемы с сердцем.

– Надеюсь, сейчас у дяди Джифа с сердцем все нормально?

– Ему нельзя волноваться. – Они выехали на шоссе, затем свернули на кольцевую развязку. – Ему противопоказаны стрессы, – добавил Грэм.

Эми вопросительно склонила набок очаровательную головку.

– Думаете, я могу причинить беспокойство?

– Ну что вы, мисс. Нет, конечно… особенно если быстро освоите правильный английский.

– Вы шутите! Неужели вы думаете, что я смогу освоить его за полтора часа?

– На вашем месте я бы не стал принимать это так близко к сердцу, – поспешил успокоить ее Грэм.

– Но не могу же я измениться в мгновение ока, правда? – От волнения забывшись, Эми на секунду прикусила нижнюю губу, затем продолжала: – Я хочу сказать, что я ведь двенадцать лет жила в американской семье, в Америке окончила среднюю школу и колледж, чтобы потом учить американских же детей. Все мои друзья из Новой Англии – американцы. Что за вздор! Естественно, я привыкла говорить так, как говорят в Америке.

– Уверен, ваш дядя все поймет, мисс.

Эми, однако, не разделяла его убежденности. Только теперь ее впервые по-настоящему испугала мысль о том, что ей снова предстоит оказаться в Уайдейл-холле.

– Мисс, я не к тому, что мы вовсе не знаем американцев. Во время войны здесь были американские солдаты.

– Ну да. Только вы забываете, мистер Грэм, что война пятьдесят лет назад кончилась. Уверена, что дядя Джиф с тех пор предпочитает не иметь дела с янки. – Они уже выехали на трассу. Кисло поморщившись, Эми добавила: – В Уайдейл-холле я наверняка буду выглядеть белой вороной.

– Ошибаетесь, мисс. Ваше появление там можно сравнить разве что с долгожданным глотком свежего воздуха. – В голосе Грэма звучала безыскусная искренность, и Эми немного воспрянула духом.

Движение было весьма оживленное. Эми и не подозревала, что на английских дорогах может быть такое количество машин. Некоторое время они ехали молча. По радио передавали сводку дорожных новостей и прогноз погоды. Впереди показался перекресток. Грэм включил указатель левого поворота.

– Я думала, мы поедем по хайвею, – сказала Эми.

– Нет, мисс, нам налево, – произнес Грэм, и глаза его лукаво заблестели. – Кстати, такая дорога в Англии называется не хайвей, а моторвей.

– Мне придется нанять вас в качестве личного переводчика, мистер Грэм.

– Прошу вас, мисс Уэлдон, не обращайтесь ко мне „мистер“. Ну вот, скоро будем в Дербишире. Когда приедем в Уайдейл, умоляю – забудьте про мистера.

– Так как же прикажете к вам обращаться? Может, я буду называть вас Джоном?

– Нет, нет, мисс. Именно Грэм. Если вы будете называть меня как-то иначе, боюсь, вашему дядюшке это придется не по вкусу. Так что лучше зовите меня просто Грэм.

Эми в недоумении вскинула брови:

– Что значит „просто Грэм“? Не понимаю. Разве можно обращаться к человеку, кем бы он ни был, „просто Смит“ или „просто Тейлор“?

– Мисс, шоферы люди простые. Они созданы для удобства.

– Видимо, понятие простоты применимо не только к шоферам. – Эми состроила гримасу. – Что вы скажете обо мне с моей неотесанностью и дурацкой копной волос, не говоря уже о несносном носе, который весь в царапинах, потому что вечно суется не в свое дело.

– Нос в царапинах, мисс? – спросил Грэм с наигранным изумлением в голосе. – Что вы хотите сказать?

– Вы шутите, Просто Грэм? – медлительно, на американский манер, протянула Эми. – Неужели вы не понимаете, что я выразилась фигурально?

– Вы правы, мисс. Конечно же, я шучу. Я бываю в кино и видел не один американский фильм. Только хочу вас предупредить. Боюсь, ваш дядя не поймет ни слова, если вы будете продолжать говорить с этим немыслимым акцентом.

– Вот так штука! – На лице Эми появилось озабоченное выражение. – Неужели дело действительно так плохо? Я имею в виду мой акцент.

– Мисс, я не говорил, что ваш акцент плох. Эми вдруг показалось, что он тяготится разговорами, в которых упоминается ее дядя.

Они въехали в небольшую деревню. Неестественно выпрямившись, Грэм неотрывно следил за узкой дорогой.

– О боже! – сокрушенно промолвила Эми. – Куда же это я вернулась?

– Вы вернулись к людям, которые о вас помнят, – скупо проронил Грэм. – Можете в этом не сомневаться, мисс Уэлдон. Взять, к примеру, миссис Эберкромби. Она вас ждет не дождется.

– Я и сама рада, что наконец увижу ее, – сказала Эми, и взгляд ее потеплел. – Знаете, ведь она мне писала. Все эти двенадцать лет. Это кое-что да значит.

– Если бы не миссис Эберкромби, Уайдейл-холл уже давно бы обрушился.

– Но она же настоящая фурия! Вы наверняка успели заметить это. А, Просто Грэм? – У Грэма едва заметно дрогнули губы, но он предпочел промолчать. – Но очень симпатичная фурия, – добавила Эми.

Грэм рассмеялся.

– Надеюсь, дядюшка Джиф не превратился в старого брюзгу?

– Не понимаю, что вы имеете в виду, мисс, – осторожно заметил Грэм.

– Я к тому, что вы, кажется, выразились в том духе, что дядюшка Джиф вынет из вас душу, если услышит, что я называю вас „мистер“, – простодушно заявила она.

И снова Грэм ничего не сказал, однако Эми почувствовала, что разговор этот ему неприятен и, более того, что он не питает симпатии к дяде Джифу. Эми стало неловко. Она с теплотой вспоминала о старом дядюшке Джифе. Возможно, дядя и был немного старомодным в своих взглядах, не терпел панибратства, однако она не помнила, чтобы он казался ей домашним деспотом, перед которым в страхе трепещет челядь.

– Дядя Джиф добрый человек, – безапелляционным тоном заявила она.

– Да, мисс, – поспешно согласился Грэм, переключая скорость. Дорога шла в гору. Некоторое время она молча вглядывалась в пробегавший мимо пейзаж: схваченные морозом потускневшие кусты живой изгороди, опрятные домики с дымящимися каминными трубами. На горизонте маячили окутанные туманной дымкой горы.

Ландшафт показался Эми до боли знакомым. Она полной грудью вздохнула: от внезапно нахлынувших воспоминаний у нее теснило в груди.

– Так вот он – Дербишир Пик Дистрикт, – возбужденно произнесла она, вся подавшись вперед. Сердце ее радостно затрепетало.

– До места еще порядком, мисс. Сначала надо перебираться через Терновый перевал, а при таком тумане и гололеде это не так-то просто.

Эми зябко поежилась, живо представив себе, что ждет их впереди. Впрочем, страха она не чувствовала.

– Помню, когда я впервые ехала с дядей Джифом в его маленькой машине с открытым верхом через перевал, у меня было такое ощущение, будто я вот-вот окажусь на вершине мироздания.

Грэм, казалось, пропустил ее замечание мимо ушей.

– Туман усиливается – вот что меня тревожит, мисс. – Он покосился на нее и, усмехнувшись, добавил: – Есть там несколько коварных поворотов: с одной стороны скала, а с другой – отвесный обрыв футов двести.

– Однако согласитесь, мистер Грэм, – восхитительное ощущение, когда перед тобой простирается все графство Дербишир.

– Это верно, мисс. – Грэма, похоже, совершенно не трогала перспектива полюбоваться живописными видами. – Только когда я утром ехал через перевал, мне было не до того. Туман был что рисовый пудинг.

Эми снова откинулась на спинку сиденья. Ее клонило ко сну, хотя еще минуту назад она пребывала в состоянии радостной экзальтации. Эми вспомнила, что в тот день проснулась ни свет ни заря, но твердо решила не смыкать глаз, чтобы сполна насладиться горными пейзажами. Мысль Эми вновь обратилась к разговору с Джоном Грэмом, нарушенному захлестнувшими ее впечатлениями от красот Дербишира. Что-то подсказывало ей, что многое изменилось в Уайдейл-холле с тех пор, как она уехала в Америку. Джону Грэму явно не хотелось говорить о ее дядюшке. Эми же, которая почитала дядю Джифа за своего спасителя, не терпелось поставить все точки над „i“.

– Знаете, – сказала она, – ведь он мне не родной дядя.

– Знаю, мисс.

Тон его показался ей безучастным, отстраненным. Эми не хотела видеть его таким, ей хотелось видеть Джона Грэма таким, каким он встретил ее в аэропорту, живым и радушным. Она чувствовала, что он чего-то не понимает и что она должна что-то объяснить ему.

– Мои родители умерли, – тихо промолвила она. – А дядя Джиф был моим крестным.

– В самом деле, мисс? – Сама интонация, с какой были произнесены эти слова, не располагала к откровенной беседе, особенно если она вращалась вокруг имени Джиффорда Уэлдона.

– Мой отец был врач.

Грэм переключил передачу, и машина начала набирать скорость.

– Они с дядей Джифом были коллеги, – продолжала Эми. – Работали в одной больнице. Дядя Джиф хирург. Грэм молчал.

– Неужели вы не хотите ничего знать о моей жизни? – запальчиво произнесла Эми.

– Простите, мисс, не мое это дело. Я простой водитель.

Эми и теперь была очарована Терновым перевалом, как была очарована, когда впервые, еще ребенком, увидела его. С шоссе, проходившего по долине, черная машина свернула на частную дорогу, которая, извиваясь, бежала вверх, к поместью Уайдейл-холл, как и прежде скрытому от глаз вековыми деревьями. Лишь когда они достигли последнего поворота у старого каменного моста через реку Эстон, наконец показался дом.

У Эми возникло такое чувство, будто она только вчера уехала отсюда. Подавшись вперед, она нетерпеливо всматривалась в окно. Под мостом бурлила и пенилась поднявшаяся после дождей река, в сгущавшихся сумерках она казалась угрюмой и неприветливой.

Джон Грэм, заметив ее состояние, сказал, посмеиваясь:

– Вижу, вы рады возвращению?

Эми, не в состоянии вымолвить ни слова, лишь кивнула. От волнения у нее перехватило дыхание. Она не ожидала, что окажется столь эмоциональной. Впрочем, память – странная штука, а в памяти Эми Уайдейл-холл сохранился как место, в котором ее приютили, когда рухнул и безвозвратно канул в прошлое мир, в котором она жила до тех пор.

Дом остался таким же, каким она запомнила его: невысокие квадратные башенки; утопленные в глубокие ниши окна с ромбовидным орнаментом рам. Отсюда, с моста через Эстон-ривер, Уайдейл и впрямь напоминал неприступный средневековый замок.

Черная машина с мерным урчанием преодолела подъем и, миновав старые ворота, въехала на мощенный каменными плитами двор и плавно остановилась у парадного входа. К нему вела широкая, под арочным перекрытием, лестница, к которой с обеих сторон сиротливо жались увядшие кустики жимолости и роз.

Эми судорожно глотнула воздух – отделившись от темного провала арки, на нее надвигалась фигура мужчины.