Согласие на брак

ГЛАВА 8

За день до Сочельника наступила оттепель. Снег скоро растаял.

Джиф Уэлдон пригласил Ричарда на праздничный ужин. Прошло уже почти две недели с тех пор, как Эми последний раз видела его. Тогда поздним вечером он привез ее на машине из своей деревни Хаттон-на-Дейле, и она вышла на запорошенный снегом двор перед домом Джифа Уэлдона.

Прошедшие две недели были заполнены множеством больших и маленьких дел: надо было купить подарки для дяди Джифа и для Лиззи, а еще отправить посылки в Америку, для Кейт и Марти.

В тот день Эми сказала Лиззи, что хорошо было бы украсить зал, но та рассмеялась в ответ и назвала ее сумасшедшей. Кто же устраивает праздник в Рождество, сказала она. Только не в Уайдейл-холле.

– Но завтра же мой день рождения, – сказала Эми. – У нас в Бостоне в этот день всегда стояла елка с зажженными гирляндами и множеством украшений.

– Рождество это детский праздник, – стояла на своем Лиззи. – И как это тебя только угораздило появиться на свет в Сочельник.

– Зато я самый главный ребенок на земле, – гордо произнесла Эми.

Отказавшись от мысли склонить Лиззи на свою сторону, Эми села в автобус до Хоквуд-вилледж и там, на рынке, купила елку.

– В ней же добрых шесть футов! – изумилась Лиззи, встретив Эми на пороге. – Как же ты дотащила ее?

– На автобусе. – Эми усмехнулась и тяжело опустилась на стоявшую в зале деревянную скамью с высокой спинкой, чтобы перевести дух. У ног ее лежала, раскинув по полу мохнатые лапы, зеленая ель. – Я так приторно улыбалась водителю, что он не выдержал и помог уложить ее в багажный отсек под лестницей.

– У тебя дьявольское нахальство. Чтобы мне хоть раз кто-нибудь помог, когда я возвращаюсь, нагруженная покупками! Да никогда в жизни. А ведь это дерево такая громадина. Тебе, небось, пришлось заплатить по полному тарифу?

– Надо просто принять беспомощный вид, – объяснила Эми и тут же рассмеялась, попытавшись представить что-то подобное на волевом, пуританском лице Лиззи.

Та сокрушенно покачала головой и сказала:

– И что ты теперь намерена с этим делать?

– Посажу елку в какое-нибудь ведро, и мы водрузим ее в гостиной. Потом повесим фонарики. Вчера в Хаттоне я купила сорок штук.

– То-то ты взяла Джона Грэма с машиной, – проворчала Лиззи. – Заявилась домой, вся увешанная покупками.

– Угу, – промолвила Эми. Она-то знала, что машина была нужна ей совсем не для этого. Просто ей не хотелось еще раз столкнуться нос к носу с Ричардом Боденом – тогда бы ей снова пришлось согласиться на его предложение подбросить ее до дому. Две недели у нее из головы не выходило то, что случилось в доме Ричарда, и вот теперь он придет к ним на ужин. Впрочем, это обстоятельство мало беспокоило ее, ведь рядом будут Лиззи и дядя Джиф. Боялась она другого – снова остаться с ним наедине. По крайней мере, только не теперь.

Хлопнула входная дверь. Эми и Лиззи даже подскочили от неожиданности. Вошел Джиф Уэлдон, на ходу потирая ладони и кляня плохую погоду. Эми вспомнила, что дядя Джиф всегда легко простужается; оставалось надеяться, что он не свалится с инфлюэнцей.

– Я приготовлю тебе выпить чего-нибудь горячего, – сказала она, вставая со скамьи. – Погрейся пока у камина.

Уэлдон повернулся и, прежде чем закрыть за собой дверь, выглянул наружу.

– Этот проклятый вертолет, – сказал он. – Все кружит и кружит. У меня такое чувство, словно кто-то шпионит за нами. Интересно, что им здесь нужно?

– Послушай, – вмешалась в разговор Лиззи. – Я сама сварю какао. Чтобы согреться, нет ничего лучше горячего какао с молоком.

Джиф Уэлдон прошел в комнату, и взгляд его остановился на распростертой на полу елке.

– Что это еще такое, позвольте узнать?

– Это рождественская елка, дядя Джиф. – Эми, взяв его за руку, подвела к камину, в котором вовсю трещали дрова.

Джон Грэм, по-видимому, продолжал распиливать на дрова деревья, которые упали два года назад во время злополучного урагана, разрушившего церковь. Лиззи утверждала, что дров там хватит еще лет на десять, в чем Эми сильно сомневалась. Грэм таскал дрова к дому и складывал в поленницы на заднем дворе возле угольного погреба. Эми была счастлива. Ей давно хотелось пережить настоящее английское Рождество – а какое Рождество без камина с потрескивающими дровами?

Она помогла дяде снять пальто. Он снова и снова оборачивался и с каким-то ужасом поглядывал на елку.

– Зачем? Зачем нам это дерево? – спросил он, когда Лиззи исчезла на кухне. – В этом доме вот уже лет двадцать как не устраивали ничего подобного.

– Самое время восстановить забытые традиции, – сказала Эми. – Дядя Джиф, я купила украшения и надеюсь уговорить Лиззи помочь мне убрать гостиную. Ведь ты не станешь возражать?

– Девочка, ведь это твой день рождения завтра, так что я не вправе ни в чем тебе отказывать.

Эми показалось, что с момента своего прибытия в Англию она еще ни разу не видела дядю Джифа таким душкой. Она радостно улыбнулась старику, подхватывая под руку его пальто.

– А я думала, ты уже не помнишь про мой день рождения.

– Как я мог об этом забыть?

– Я только схожу повешу твое пальто в коридоре, хорошо?

Он кивнул, повернулся к огню, и взгляд его сразу померк, стал отсутствующим.

– Да, да, детка. Иди. А потом возвращайся ко мне. У меня для тебя что-то есть.

Когда она вернулась, то застала дядю Джифа стоящим в центре комнаты и подозрительно разглядывающим елку.

– Повсюду теперь будут иголки, – тоном капризного ребенка изрек он.

– Не беда, я буду подметать, как только начнут падать.

Дядя Джиф что-то еще буркнул себе под нос, затем повернулся и посмотрел на портрет Барбары Уэлдон.

Эми тихо подошла к нему. Ей казалось, что в тот момент он был погружен в свои воспоминания, и ей не хотелось тревожить его. Может быть, с грустью подумала она, он так печален, потому что у него никого нет.

Дядя Джиф опустил руку в карман и извлек оттуда маленькую шкатулку из черепахового панциря.

– Боюсь, вещица не новая. Но надо же, чтобы тебе хоть что-то напоминало об этом дне рождения.

Эми осторожно отомкнула замок и открыла крышку. В шкатулке лежала восхитительная – золото с аметистом – брошь в форме чертополоха.

– Дядя Джиф! Какая красивая! Спасибо. Он отмахнулся:

– Надеюсь, эта вещица принесет тебе удачу. – Он отвернулся и снова устремил взор на портрет. – По крайней мере, большую, чем ей.

– Это… это принадлежало?..

– Да. Барбаре.

Впервые при Эми он назвал эту женщину по имени.

– Дядя Джиф, ты вполне уверен, что хочешь, чтобы эта вещь находилась у меня? – Эми задумчиво разглядывала лежавшую на ее ладони брошь. – То есть я хочу сказать, должно быть, с ней у тебя связаны какие-то воспоминания…

– Воспоминания! – Он горько рассмеялся. – Ты права. С ней связаны воспоминания. Только я хотел бы похоронить их, Эми. Я купил это для нее, но ей она была не нужна. Она даже не взяла брошь с собой, когда уехала обратно в Шотландию.

Эми хотела коснуться его, но он отдернул руку и поспешно направился к камину. Походка его была нетвердой.

– Дядя Джиф! – вскрикнула она. – Осторожнее…

У него раскалывалась голова, а комната вращалась вокруг со страшной скоростью: мелькали стены, камин, портрет. Он снова попытался сосредоточить взгляд на портрете, откуда на него с торжествующей улыбкой взирала она. До сих пор в ушах его стоял этот ее крик: „Ты обманул меня… Я ненавижу тебя… "

Но так было не всегда.

Дункан пришел в ярость, когда однажды воскресным вечером, когда они прогуливались в Гайд-Парке, он сообщил, что хочет на месяц уехать.

– Джиффорд, ты болван, набитый дурак, если прислушиваешься к сплетням.

– Раз прислушиваюсь я, значит, прислушиваются и другие – возразил Джиф.

– Так бери пример с меня – не обращай внимания.

– Не могу. Я должен прежде всего подумать о своей карьере. Кто захочет иметь дело с таким хирургом?.. – Он смолк, затем заговорил снова в отчаянной попытке объяснить: – Выслушай меня, Дункан. Мне сорок два года. Я не могу допустить, чтобы этот скандал расползался, подобно лесному пожару. К тому же у меня есть Уайдейл. Мне обходится недешево поддерживать дом в порядке.

– Так продай его и купи квартиру в Лондоне. Джиф вздрогнул.

– Постоянно жить в Лондоне для меня невыносимо. Мне нужно убежище – уединение. Иногда на меня находит такое, что, казалось бы, плюнул на все, но стоит мне очутиться в Уайдейл-холле, и все снова встает на свои места.

– Значит, прощай дружба? – спросил Дункан Уорд, обладатель рыжей копны волос, которая весьма подходила ему по характеру. Он готов был вспылить по самому пустячному поводу, и Джиф часто спрашивал себя, что заставляет его терпеть этого несносного типа. Впрочем, он знал ответ. Разумеется, знал. Он любил Дункана Уорда…

Выход он видел в том, чтобы провести какое-то время в Шотландии, подальше от Лондона, подальше от Уайдейл-холла, пожиравшего все его заработки до последнего пенни. Необходим был перерыв, необходимо было время, чтобы решить, как остановить слухи о его сексуальной ориентации. Нельзя было жить так, как он жил все эти последние годы. Будучи врачом, он прекрасно видел, чем ему это грозит. Полным нервным истощением – и это в довершение всех остальных проблем…

Он уже останавливался на этой ферме в Пертшире прежде, но это было пять лет назад. Однако теперь он не собирался никак предупреждать о своем приезде, ни письмом, ни даже по телефону. Что-то подсказывало ему, что он все равно будет там желанным гостем, и уже предвкушал свидание с Россом и Элисон Маккензи и их дочерью Барбарой. Когда он гостил у них в тот, первый раз, между ним и Барбарой, особой непосредственной и даже взбалмошной, установились теплые дружеские отношения. Джиф знал, что ее влекло к нему, и как знать, во что могли вылиться их отношения, найди он в себе силы увидеть в ней то же, чем был для него Дункан Уорд.

Поезд подошел к маленькой станции, лежавшей в ложбине между поросших сосной холмов. Джиф знал, что в беленном известью домике, что прилепился возле самого железнодорожного полотна, убегавшего вдаль, в сторону Инвернесса, можно заказать такси, чтобы доехать до фермы Маккензи, расположенной в Гленокри, безлюдной холмистой местности милях в десяти на восток.

Дорога шла под уклон, и водителю приходилось притормаживать. Когда вдалеке в самом сердце долины показался сложенный из гранитных глыб квадратный дом фермера, Джиф, так долго томимый ожиданием этого вида, в нетерпении даже привстал на своем сиденье. Однако когда такси подъехало ближе, Джифу бросились в глаза страшные признаки запустения, заброшенности – ничто не указывало на присутствие здесь не то что людей, но даже животных, – и тотчас дурное предчувствие охватило его.

– Похоже, там, на старом крофте,[5] ни души, – с шотландским выговором произнес водитель, повернувшись вполоборота, чтобы видеть расположившегося на заднем сиденье молчаливого пассажира. – Вас здесь поджидают?

Джиф Уэлдон нахмурился. Машина остановилась возле ворот, которые вели во двор.

– Не уверен, – ответил он. – Послушайте, можете подождать, пока я схожу посмотрю, есть здесь кто живой или нет?

– А то как же! Делать мне до следующего поезда один черт нечего, а до него еще добрых несколько часов.

Джиф подошел к двери и постучал. Из дома не доносилось ни звука. Он обошел дом вокруг и попытался заглянуть внутрь, но все шторы оказались плотно задернуты. Тогда он попробовал войти через заднюю дверь и, обнаружив, что она заперта, пошел в сторону хлева, и тут внимание его привлек непонятный шум.

– Есть тут кто-нибудь? – крикнул он и прислушался. Раздался какой-то царапающий звук, затем со скрипом отворилась старая деревянная дверь.

– Барбара! – У него словно гора с плеч свалилась, но, приглядевшись, он заметил на ее лице следы слез. – Барбара? Ты помнишь меня?

На ней были стоптанные башмаки и черное шерстяное платьице, едва доходившее ей до колен. Ему показалось, за то время, что они не виделись, она прожила не пять лет, а куда больше. Когда он видел ее последний раз, ей было восемнадцать; теперь она выглядела старше его самого.

– Джиффорд? – В ее темных от невыплаканных слез глазах мелькнуло узнавание.

– Твой отец дома? Или мать? – Он беспомощно всплеснул руками. – Наверное, мне надо было написать вам, узнать, удобно ли…

– Ты хотел остановиться у нас?

– Да. Но теперь… ферма выглядит совсем заброшенной. – Он обернулся и махнул рукой в сторону дома. – Я стучал, но мне никто даже не ответил.

– Некому отвечать, – промолвила она. – Там никого нет.

Джиф оторопел.

– Никого?

Она подошла к нему.

– Я и сама собиралась уезжать. Зашла, чтобы посмотреть последний раз.

– Но почему? Твой отец продал ферму? И куда ты теперь?

Она горько усмехнулась.

– Джиффорд, как ты нетерпелив. Хочешь получить ответы на все вопросы сразу. Во-первых, папа весной умер…

– О, Барбара, дорогая, мне очень жаль. Она подняла руку, призывая его выслушать.

– Плохой год. Мама последнее время совсем сдала. Месяц назад сердце у нее не выдержало. Мы как-то пытались сводить концы с концами, поддерживать ферму, но все было тщетно.

– И ты продала ферму? – В голосе Джифа звучало недоумение. – Вот так просто от всего – отказалась?

– Джиффорд, я не в состоянии управляться со всем этим одна. И потом, чтобы продать, надо иметь. Отец был простым арендатором, и теперь управляющий потребовал, чтобы крофт вернули.

– Но где же ты собираешься жить? Она пожала худенькими плечами.

– В приюте.

– В приюте?

– Джиффорд, я бездомная. Должна же я где-то жить.

Он привез ее в Эдинбург. Они поселились в пансионе, в разных комнатах. Барбара, казалось, утратила всякий интерес к жизни. У нее не было ни семьи, ни дома, а поскольку всю жизнь она провела в далекой глуши, не было у нее и друзей, которые могли бы помочь.

Шли дни, и, поначалу смутная, зародившаяся в голове Джифа идея становилась все более отчетливой. Если у него появится жена, то слухи относительно его порочной связи с Дунканом, которые ползли по Лондону, заглохнут сами собой. Тогда карьера его спасена. Он будет уважаемым человеком с безупречной репутацией. И главное… он сохранит отношения с Дунканом.

Начал он издалека, сказал лишь, что ему нужна хозяйка в доме, в Дербишир Пик Дистрикт. Говорить ей больше было ни к чему. Предложил выйти за него замуж. Терять ему было нечего. С другой стороны, если он привезет в Уайдейл-холл законную жену, возможно, все образуется как нельзя лучше.

Сначала она не хотела покидать Шотландию, но прошло несколько дней, и она сказала ему:

– Джиффорд, я не тешу себя надеждой… едва ли ты можешь полюбить меня. Уж конечно, не теперь. Но вдруг когда-нибудь потом, в будущем…

Они стояли под проливным дождем. Он взял ее за руку, и они бросились к пансиону.

– Значит, решено? – бросил он на ходу. – Ты согласна стать миссис Уэлдон и сделать меня счастливым человеком?

– Угу, – сказала она, поднимая к нему лицо; в тот момент ее глаза в осенних сумерках радостно блестели. – Да, Джиффорд. И я буду тебе хорошей женой. Обещаю.

– Лиззи! Лиззи! Помоги же! Скорее! – кричала Эми.

Из коридора донесся гулкий звук шагов по каменным плитам.

– Боже правый, деточка! Что за шум?..

– У него, кажется, обморок. – Эми подняла на нее испуганный взгляд. На полу у камина неподвижно лежал Джиф Уэлдон.

– Господи, в чем дело? – Лиззи поспешно пересекла зал и опустилась на колени рядом с Джифом Уэлдоном.

– Я перевернула его, – дрожащим голосом сказала Эми. – Он дышит. Лиззи, я все правильно сделала?

Та пощупала пульс на шее Джифа Уэлдона и кивнула.

– Так что же произошло?

– Он стоял и смотрел на портрет, а потом вдруг начал терять сознание. Лиззи, мне лишь удалось замедлить его падение. Хоть он и худой, но оказался слишком тяжел для меня.

– Все будет хорошо. – Лиззи присела и начала массировать пальцами обеих рук запястье Джифа Уэлдона.

– Откуда ты знаешь? Может, необходимо послать за врачом?

– С ним такое уже случалось. Своего рода припадок. Должно пройти несколько минут. Пульс у него хоть и слабый, но ровный.

– Ах, Лиззи…

– Не паникуй, девочка, – успокоила ее экономка. – Все-таки он уже старик. Не забывай.

– Лиззи, он вовсе не такой старый, ему нет и семидесяти. По современным меркам это не так много.

– Ему шестьдесят восемь, мисс Эми. Некоторые превращаются в стариков задолго до этого возраста. Джиф Уэлдон один из них. Когда я впервые появилась здесь, он уже был стариком. А тогда ему было немногим более пятидесяти.

Джиф Уэлдон пошевелился, застонал и часто заморгал. Лиззи прекратила массировать ему запястье и с улыбкой посмотрела на Эми:

– Ну вот! Что я говорила? Он оклемался. Все будет хорошо.

– И все-таки, я считаю, следует обратиться к врачу…

Лиззи покачала головой.

– Он и слушать не пожелает ни о каких врачах, так что лучше оставь его в покое, пока он снова не упал в обморок. Пусть придет в себя. Потом выпьем горячего какао и забудем об этом.

Эми не верила своим глазам, так быстро дядя Джиф оправился после перенесенного припадка. Присев на каменный пол, он раздраженно отмахнулся от их помощи.

– Что за переполох, не понимаю. Ну, оступился человек, всего и делов-то.

– Дядя Джиф, – залепетала Эми, – но ты был…

– Потемнело в глазах на пару секунд, – перебила ее Лиззи, – вот и все. Теперь все в порядке. Давай-ка мы поможем тебе сесть в кресло.

Джиф Уэлдон потер лоб ладонью, затем нетерпеливо оттолкнул руку Лиззи.

– Женщина! От тебя одни беды! – заорал он. – Я еще, слава богу, в состоянии ходить своими ногами.

Лиззи резко встала; вид ее не предвещал ничего хорошего.

– Черт с тобой! – рявкнула она. – Позаботься о себе сам. Мне надо на кухню. А вам, мэм, – она грозно посмотрела на Эми, – лучше пойти со мной.

– Но…

– Я сказала, что ты пойдешь со мной. Понятно? Предоставим этого старого мерзавца самому себе.

– Лиззи, мы не можем так поступить.

– Можем, – безапелляционным тоном заявила Лиззи, затем подошла к девушке и, решительно схватив ее за руку, наклонилась и быстро прошептала ей на ухо: – Милочка, прояви же хоть чуточку такта. Не смущай старика, он и так расстроен, что ты застала его в минуту слабости.

Поймав на себе взгляд умудренной жизнью женщины, Эми потупилась.

– Я пойду… помогу тебе, – пробормотала она. Обе направились прочь из комнаты. Джиф Уэлдон, по-стариковски покряхтывая, встал на ноги и теперь растерянно смотрел им вслед.