Согласие на брак

ГЛАВА 3

Ричард Боден неспешно катил на велосипеде по схваченной утренними заморозками дороге на Хоквудвил-ледж. Большая брезентовая сумка была надежно приторочена кожаными ремнями на багажнике, и все же Бодену приходилось соблюдать осторожность, чтобы случайно, под тяжестью груза, не съехать в кювет.

Боден был мужчина массивный, не зря мать всегда говорила, что у него широкая кость. Воспоминание о матери неизменно вызывало у него сентиментальную улыбку.

Впереди показалась кавалькада черных машин. Машины еле-еле тащились. Боден, притормозив ногой, остановился, дождался, пока похоронный кортеж проследует мимо, и проводил его почтительным взглядом.

На крыше катафалка – старомодного, какие были особенно популярны в пятидесятые, – лежали венки. Ричард подумал, что теперь и на похороны, которые как будто ни в чем не желали уступать свадьбам, все больше распространяется мода на ретро. Он не удивится, если вернутся похоронные дроги, запряженные парой вороных с плюмажем на сбруе. Почему бы и нет? Ведь свадебные экипажи сегодня столь же заурядное зрелище, каким они были лет сто назад.

Вдоль пути следования траурной процессии распространялось тяжелое благоухание хризантем, и Ричард с облегчением вздохнул, когда она наконец скрылась из виду. Похороны лишний раз напоминали о том, что теперь, когда у него не было больше отца, матери, когда умерла Грейс, он остался совсем один в этом мире. Но он дал себе слово не думать о прошлом. В конце концов, у него было его дело – то, чем он никогда не манкировал. Правда, в тот день вместо того, чтобы находиться в карьере, он сел на велосипед и отправился в Уайдейл-холл в надежде встретить гостью старика Уэлдона.

Отмахнувшись от дурных мыслей, Ричард снова вскочил в седло. Ему было не в чем упрекнуть себя. Он вполне мог позволить себе выходной. У него был толковый управляющий, Джордж Шипстоун. Он умел руководить людьми, и на него в случае чего можно было положиться. Ричард похлопал себя по заднему карману коричневых вельветовых брюк, чтобы убедиться, что его мобильный телефон на месте. Он редко расставался с ним: главное для него – бизнес.

Перед поворотом на Уайдейл-холл он сбавил скорость. Над каменной сторожкой, окруженной выходившим на дорогу садом, курился дымок. Желтые, еще не распустившиеся бутоны зимнего жасмина обрамляли калитку и каменные стены. Зимний жасмин зацветает рано, и его вполне могло побить заморозками.

Впрочем, цветы не были его стихией. Вот известь другое дело. Известь не зависела ни от капризов погоды, ни от смены времен года. Или взять алебастр… Но сейчас его мысли были заняты другим. Ричард вспомнил об ангеле; ему не давали покоя зеленовато-серебристые прожилки на его мраморных крыльях. Представлялось чудом, что ущерб оказался столь незначительным, учитывая, с какой высоты свергся архангел Гавриил, когда в церковь попала молния.

Поднимаясь в гору, Ричард по привычке мысленно перебрал все инструменты, которые были сложены у него в сумке. Зубило, резец, проволочная щетка, калибр, набор напильников и сверл, пемза… Сегодня он займется обломанным крылом, а попозже, где-нибудь в середине дня, заглянет в Уайдейл-холл. Лиззи Эберкромби всегда предложит ему чашку чая.

Впереди показалась знакомая фигура, направлявшаяся в его сторону. Отвлекшись, Ричард угодил передним колесом в выбоину и едва не свалился. Велосипед не был оснащен дополнительными шестеренками скоростей; это была допотопная, видавшая виды машина – почти что музейная редкость, однако у Ричарда, который и вообще-то не приветствовал перемен ради самих перемен, никогда не возникало и мысли о том, чтобы поменять на что-то более подходящее свой старенький, доставшийся ему уже подержанным „рейли“, подарок родителей на пятнадцатилетие. Грейс лишь посмеивалась над его привязанностью к этому „чудовищу“; она шутя обгоняла его на своем легком походном велосипеде, который он подарил ей после свадьбы…

По случаю холодов Джиффорд Уэлдон был в твидовом пальто, полы которого хлопали по коленям. Ричард снова слез с велосипеда. Старика мучила одышка, и при каждом сопровождавшемся облачком пара выдохе из его груди доносился какой-то глухой клекот. Губы у него посинели. Однако когда он увидел преградившего ему путь Бодена, глаза его живо заблестели.

– Ричард, готов поспорить, что знаю, куда ты держишь путь.

Боден лениво улыбнулся.

– Этот архангел меня доконает, будь он неладен.

– Твоими трудами церковь возрождается на глазах. Невероятно! Я очень благодарен тебе…

Речь Джифа Уэлдона оборвал приступ кашля. Прикрыв рот белым носовым платком, он откашлялся и заметил:

– Проклятая погода! Скорее бы уж потеплело.

– Похоже, снег продержится до самого Рождества. – Погода мало интересовала Ричарда, но он не хотел показаться невежливым. Сейчас его больше волновало другое – ему не терпелось услышать об Эми.

Не надеясь, что Уэлдон заговорит о ней первым, он спросил: – Что юная леди? Добралась ли?

Джиф Уэлдон кивнул, и на губах его даже мелькнуло некое подобие улыбки.

– В целости и сохранности! Правда, Лиззи Эберкромби умыкнула ее из-под самого моего носа, так что я еще не успел поставить ее в известность о нашем плане.

Ричарду стало неловко.

– Спешка здесь ни к чему, – потупившись, промолвил он.

Уэлдон смерил его испытующим взглядом:

– Да у тебя, никак, поджилки трясутся?

– Не нравится мне это, Джиф. Мода на заочные свадьбы ушла в прошлое вместе с викторианской эпохой.

Слова Бодена были встречены саркастическим хохотом.

– При чем тут заочные свадьбы? О чем ты? Дай девочке хотя бы познакомиться с тобой.

– Думаешь, увидев меня, она немедленно воспылает ко мне любовью? Ведь я уже, мягко говоря, далеко не молод.

– Тебе тридцать семь лет. Для мужчины это не возраст. Тем более что выглядишь ты моложе. Дружище, у тебя нет ни одного седого волоса.

– Выходит, благодаря моему банковскому счету вкупе с шевелюрой успех обеспечен? Ты это хочешь сказать?

– Послушай, Ричард, ты сам навел меня на эту идею. К тому же, надеюсь, Лиззи Эберкромби уже успела намекнуть Эми о моем бедственном положении. – Джиф Уэлдон состроил кислую мину, затем какой-то шум отвлек его внимание, и он задрал голову к небу. – Снова этот чертов вертолет. Одному Богу известно, что он ищет в районе Уайдейла. Вторую неделю кружит здесь, словно шмель-переросток.

Ричард Боден, проследив за его взглядом, воскликнул:

– Счастливчик! Хотел бы я сейчас оказаться там, наверху.

– Ты вполне мог бы позволить себе купить вертолет, – усмехнувшись, заметил Джиф Уэлдон. – Тебе стоит только захотеть.

Ричард снова перевел взгляд на старика.

– Зачем мне вертолет, скажи на милость?

– Чтобы летать на нем, разумеется. Ричард, твоей рассудительности можно позавидовать. В твои годы я тратил деньги куда быстрее, чем зарабатывал. – Уэлдон поморщился. – Потому и оказался в такой яме.

– У тебя пока есть Уайдейл-холл.

– Согласись, для Эми это более чем скромное наследство. Особенно учитывая плачевное состояние дома.

Ричард до боли стиснул пальцы на руле.

– Послушай, Джиф. Я не могу тратить деньги на то, что мне не принадлежит. Я бизнесмен и должен трезво оценивать ситуацию. Если я и соглашусь вложить средства в реставрацию дома, мне потребуются гарантии. Это тебе не церковь, с которой я сейчас вожусь.

На пронизывающем ветру лицо Джиффорда Уэлдона казалось особенно болезненным, изможденным. Вздохнув, он устало покачал головой.

– Ричард, я вижу единственный выход. Брак! Эми будет твоей гарантией – именно она унаследует Уайдейл-холл. Кстати, месяц назад, когда я изложил тебе этот план, ты был более сговорчивым.

– Месяц назад она находилась на противоположном берегу Атлантики. Теперь она здесь. Во плоти.

– И к тому же задиристая и колючая, как дикобраз, – подхватил Джиф Уэлдон. – Я не ожидал, что она окажется с норовом.

– Однако, насколько я понимаю, ей пока ничего не известно о твоих обстоятельствах?

Джиф Уэлдон вздрогнул.

– Что ты хочешь этим сказать?

Боден, который слишком поздно понял, что его слова могут быть истолкованы превратно, воздел глаза к небу, проклиная собственную глупость.

– Джиффорд, извини, – пробормотал он. – Это вовсе не то, что ты имеешь в виду. Твоя жизнь – это твое личное дело, и ты волен делать с ней то, что сочтешь нужным. Я имел в виду стесненные финансовые обстоятельства, о чем ты сам упомянул не далее чем минуту назад. – Джиф смотрел на него с открытым ртом – казалось, ему не хватает воздуха. Ричарду стало жаль старика. – Не надо было тебе выходить из дому в такую погоду, – сказал он.

– Дела. Меня ждет Дункан, надо проверить кое-какие счета. К тому же меня беспокоит его самочувствие. Он, кажется, не совсем здоров.

– Что ж, тогда не буду тебя задерживать. Ричард вдруг почувствовал раздражение: старику, чем беспокоиться о своем дружке, следовало бы подумать о собственном здоровье, а также о доме, который грозил в одночасье обрушиться. Адвокат Уорд Дункан, старинный приятель Джифа Уэлдона, жил в сторожке у самой дороги. К нему-то Джиф и держал путь.

– Возможно, попозже я загляну в церковь…

– Я собираюсь поработать над Гавриилом.

– Неужели нельзя было придумать другое имя для этой штуковины?

– Что делать? Я слышал только об одном архангеле, Гаврииле. Других я не знаю. Мальчишкой я мечтал стать чемпионом по боксу, мне было не до воскресной школы.

Старик глухо рассмеялся, но смех его тут же растаял в воздухе.

– Значит, недосуг было? Отрабатывал удары на первом встречном? Слышал, слышал. Когда-то ты был настоящим сорвиголовой. Похоже, все это в прошлом. А как же твоя мечта?

– Джиф, когда умер отец, пришлось направить юношескую энергию в другое русло. Надо было зарабатывать. Теперь больше сам принимаю удары, вернее, град ударов. Ты когда-нибудь видел, как летят осколки, когда подрывают скалу?

– Но ты ведь не прогадал, малыш.

– Это точно, Джиф, я не прогадал.

Эми проснулась, чувствуя себя отдохнувшей и, как ни удивительно, в прекрасном расположении духа, внутренне готовой начать новую жизнь в Уайдейл-холле, что бы она для нее ни готовила.

Должно быть, Лиззи Эберкромби слышала, как она встала, потому что спустилась в просторную, с каменным полом кухню. Эми увидела на плите свой завтрак. Однако стол был сервирован только на одного.

– Разве ты не позавтракаешь со мной? – спросила Эми.

Она бесшумно – на ней были кроссовки „Рибок“ – пересекла кухню и, подойдя к плите, склонилась над сковородкой.

– Я завтракала в семь часов, – ответила Лиззи.

– А дядя Джиф?

Лиззи переложила яичницу с сосисками и беконом на подогретую тарелку и протянула ее Эми.

– Он никогда не завтракает – только выпивает чашку чая.

– Да, да. Теперь я вспомнила. Я еще никогда не могла понять, почему дядя Джиф в отличие от меня по утрам никогда не бывает голоден.

– Девочка, разве может барс переменить пятна свои?[2]

С застывшей на губах мрачной улыбкой Лиззи проследила за Эми взглядом. Когда та села, она, держа в руках коричневый чайник, тоже подошла к столу и налила ей чашку горячего, крепкого чая.

– Зато у меня за завтраком зверский аппетит, помнишь? – щебетала Эми, вооружаясь ножом и вилкой.

– Немного жирка тебе бы не помешало, – заметила Лиззи, смерив девушку скептическим взглядом. – Ты и в детстве была точно такой же: все ела, ела, а проку никакого.

– И слава богу, – улыбнулась Эми. – Мне нравится быть худой.

– Мужчины любят женщин упитанных. – Лиззи снова поставила чайник на плиту.

– Я и думать не хочу ни о каких мужчинах, – сказала Эми, беззаботно жуя сосиску.

– Захочешь.

– Никогда! – заявила Эми, вспомнив обаятельное лицо Кипа Уэлдона, который часто являлся к ней во сне. Обмакнув в растекшееся по тарелке яйцо кусок хлеба, она отправила его в рот и спросила: – Лиззи, а где сейчас дядя Джиф? Мне хотелось бы извиниться за вчерашнее; кажется, я была не очень приветлива с ним.

Лиззи вернулась к столу и теперь наблюдала за ней, скрестив руки на груди.

– Мисс Эми, все мы вчера наговорили лишнего.

– Это точно, – согласилась Эми. – Кое-что из сказанного тобой у меня до сих пор не укладывается в голове.

Лиззи потупила взор.

– Не стоило мне совать нос не в свое дело. Надо было держать язык за зубами.

Меж тем Эми покончила с яичницей и поднесла к губам чашку с чаем; не успела она сделать и глоток, как лицо ее исказила страдальческая гримаса.

– Что случилось? – переполошилась Лиззи. – Что за кислая мина, мэм?

– Сахар! Ничего страшного. Просто я привыкла пить без сахара. Понимаешь, мы всегда пили кофе…

– В стране янки? – Лиззи презрительно поджала губы. – Это и есть ваша хваленая цивилизация? Кофе по утрам – и на голодный желудок? Прыснув со смеху, Эми изрекла:

– Находясь в Риме, живи как римляне.[3]

– Здесь, в Англии, пьют чай.

– Что ж, я тоже буду пить чай. Не отравлюсь. – С этими словами Эми встала из-за стола.

– Ты, наверное, не помнишь, что такое куриное яйцо, – брюзжала Лиззи. – В Новой Англии, должно быть, и кур не держат.

– Мы ели на завтрак блинчики.

– Блинчики! Как? Блинчики пекут только на масленицу.

– Ну да, блинчики с кленовым сиропом. Пальчики оближешь! Завтрак – это моя страсть. Когда я только приехала в Штаты, Кейт и Марти возили меня на сахарный завод, показывали, как делают сироп.

Лиззи начала убирать со стола. Эми хотела ей помочь, но та остановила ее:

– Эй! Это мое дело. Почему тебе не заняться чем-нибудь другим. Посмотри, например, дом.

– Одна? Ты так и не ответила мне, куда подевался дядя Джиф.

– Он сказал, что хочет заглянуть к Дункану Уорду. Носится со своей дурацкой идеей – открыть Уайдейл-холл для посетителей, надеется выручить какие-нибудь деньги.

– Лиззи, а что мистер Уорд? Он все еще практикует?

Лиззи фыркнула.

– Разве адвокаты когда-нибудь перестают быть адвокатами? Адвокатами они рождаются, адвокатами и умирают. А всю жизнь только и делают, что чешут языки.

Эми прислонилась к столу, вытянув перед собой ноги.

– Ты его не очень-то жалуешь, угадала? Лиззи посмотрела на нее скептически.

– Едва ли твоему дядюшке понравятся твои брюки.

– Мои джинсы? Почему?

– Потому что он человек консервативный, вот почему.

– Ты специально меняешь тему, чтобы уйти от ответа. Я спросила тебя о Дункане Уорде.

– Нет, если хочешь. Он мне не нравится. – Лиззи с грохотом положила сковородку в сушилку. – Дункан Уорд ни разу пальцем не пошевелил, чтобы понравиться мне.

– Он по-прежнему живет в поместье? В том миленьком домике?

– О да! И по-прежнему не платит за постой.

– Наверное, дядя Джиф хочет, чтобы в старой сторожке кто-то жил. Ведь если бы она все эти годы пустовала, то давно бы пришла в упадок.

– Я с этим не согласна, – заявила Лиззи. – Дункан Уорд, несмотря на свои годы, себе на уме. Мы и глазом не успеем моргнуть, как он превратит усадьбу в какой-нибудь тематический парк или, не дай бог, разобьет здесь кемпинг.

– Лиззи, но ты же говорила вчера, что у дяди нет денег. Видимо, надо что-то с этим делать?

– Он снова уговорит Джифа взять кредит в банке.

– Но дядя Джиф не будет залезать в долги…

– Да что ты? – Лиззи едва не опрокинула фаянсовый тазик с горячей водой, в котором мыла посуду. – Так уж и не будет? Насколько я знаю этого Уорда, ему нельзя доверять.

– Лиззи, почему бы тебе не сесть и не рассказать спокойно обо всем, что здесь происходит, вместо того чтобы морочить мне голову своими невнятными намеками?

– Не мое это дело. Я всего лишь хотела предупредить тебя. – Лиззи замолчала и принялась усердно орудовать тряпкой.

– Но…

Лиззи подняла голову.

– Никаких „но“, мисс Эми. Больше я не скажу ни слова. Я только хочу, чтобы ты трезво смотрела на вещи. Ты уже большая девочка. Ты, возможно, считаешь себя совсем взрослой и самостоятельной. Но, прошу тебя, будь осторожна. Ты славная, но чересчур импульсивна. Я понимаю, ты готова на все, чтобы снова поставить Уайдейл-холл на ноги. Только помни: это всего лишь груда кирпичей и штукатурки, вернее, камней и штукатурки. А камни не кровоточат, кровоточит человеческое сердце.

– Но Уайдейл для меня значит больше, чем просто груда щебня, Лиззи. – Эми подошла к экономке и положила руку ей на плечо. – Послушай, если дом действительно в таком плачевном состоянии, надо что-то придумать.

Лиззи бросила тряпку в воду и обернулась. Глаза ее были печальны.

– Иногда, – промолвила она, – лучше оставить все как есть. – Пойми наконец, маленькая мисс, это время – время, которое точит камень. Дом уже очень стар. Он стоит здесь с шестнадцатого века. Не надеешься же ты, что он простоит вечно.

– Именно на это я и надеюсь. – Эми резко отдернула руку. – Пойми, этот дом принял меня, когда мой мир рухнул. Принял меня всем своим каменным сердцем, когда я осталась круглой сиротой. И если время старается стереть Уайдейл с лица земли, то я постараюсь сделать все, чтобы восстановить его.

– Все ли? – Лиззи устремила на нее холодный взгляд, исполненный не то презрения, не то жалости.

Однако Эми не стушевалась; спокойно, не отводя глаз, она ответила:

– Да, Лиззи. Мне кажется, я действительно готова сделать все, чтобы спасти Уайдейл.

Лиззи отвернулась и опрокинула миску с водой в раковину.

– Ну так делай, – буркнула она. – Тебе и карты в руки.

– Мне надо поговорить с дядей Джифом. Последние слова Эми, казалось, успокоили экономку.

– Да, – сказала она. – Так будет лучше всего. Эми заметно повеселела.

– Прогуляюсь-ка я сама к домику Дункана Уорда. А назад мы вернемся вместе с дядей Джифом. Тогда…

Лиззи изменилась в лице. Упершись руками в тощие чресла, она вперила в своенравную девчонку недобрый взгляд.

– Не смей этого делать! Слышишь?

– Но почему? – возмутилась Эми.

Лиззи, похоже, была настроена весьма решительно.

– Потому что! – отрезала она.

– Потому что что? – Эми недоуменно пожала плечами. – Ну же, – настаивала она, – назови мне хотя бы одну причину, почему я не могу пойти и спросить у мистера Дункана Уорда, в каком состоянии находится мое наследство.

– Неужели тебя ничего не интересует, кроме этого? Кроме твоего паршивого наследства?

Эми оторопело посмотрела на нее.

– Лиззи, разумеется, это не так. Неужели ты не понимаешь, что я пошутила?

– В этом доме уже давно никто не шутит. – Лиззи, продолжая яростно тереть фаянсовую миску металлической мочалкой, обернулась.

– О, Лиззи!

– О, Лиззи! – передразнила ее экономка и более миролюбивым тоном продолжала: – Почему бы тебе сперва не осмотреть дом? Это лучше, нежели испытывать терпение твоего дяди, да еще в присутствии адвоката Уорда.

– Пожалуй, ты права. Это хорошая мысль. Начну-ка я с церкви.

– Может, начнешь с дома? – Лиззи снова повысила голос. – Чем тебя это не устраивает? И зачем тебе какая-то груда камней?

– Потому что я хочу увидеть все собственными глазами. Посмотреть, что необходимо сделать. Если развалины могут представлять угрозу для жизни людей, их нужно снести, а место расчистить. Ты со мной не согласна?

Лиззи не спеша вытерла руки кухонным полотенцем, потом, словно невзначай, произнесла:

– Есть еще один человек, мисс Эми, которому также небезразлична судьба церкви. Некий мистер Боден. Он там кое-что делает.

Эми оживилась:

– Зачем? И какое он имеет право, Лиззи?

– Он приятель твоего дяди – человек-камень. Это, видимо, и дает ему право… Что же до твоего первого вопроса, девочка, как тебе сказать? Дело в том, что он, по-моему, влюблен в этого архангела Гавриила.

– Человек-камень? – Эми притворно поежилась. – Как интересно! Он, верно, и сам похож на статую, этот мистер Боден? Мне это нравится, Лиззи! А что еще за архангел Гавриил?

Лиззи страдальчески закатила глаза и принялась терпеливо объяснять:

– Мистер Ричард Боден вдовец, ему принадлежит карьер в Хаттоне-на-Дейле, а Гавриил это алебастровая фигура ангела, которая стояла в старой церкви над алтарем.

– Черт побери! А ведь я, кажется, помню этого ангела… – Эми наморщила лоб. – А вот человека по имени Боден… хоть убей…

– Похоже, ты не оставишь меня в покое, пока не выудишь все до мельчайших деталей. – Вздохнув, Лиззи подошла к массивному, с кованой железной решеткой камину и села в старинное кресло-качалку.

– Черт! – воскликнула Эми. – Совсем забыла про это кресло.

– Детка, ты когда-нибудь прекратишь поминать черта?

– Извини, больше не буду. – Эми подошла к экономке и, опустившись на вязаный коврик, взмолилась: – Лиззи, ну прошу тебя. Расскажи мне о человеке-камне.

Лиззи нахмурилась.

– Не называй его так. Я просто выразилась фигурально. Он хороший человек, Ричард Боден. Очень даже милый. Спокойный. Трудолюбивый.

Эми поморщилась:

– Зануда?

– Вовсе нет.

– Мне понравился шофер дяди Джифа Просто Грэм.

– Просто?

– Он отчитал меня за то, что я назвала его мистер. Сказал, что он Просто Грэм.

– Он был прав, девочка. Джифу вряд ли понравится, если ты будешь фамильярничать с прислугой.

– Какого черта? – возмутилась Эми. Она сидела на коврике, обхватив колени и машинально покачиваясь. Он же шофер, а не какой-нибудь раб, закованный в кандалы.

– А еще ему наверняка не понравится твоя привычка к месту и не к месту чертыхаться. Это богохульство.

Эми сокрушенно вздохнула.

– Лиззи, мне почти двадцать четыре года. Я уже слишком взрослая, чтобы постоянно выслушивать замечания. Я сама знаю, что мне говорить, а что нет.

– Все-таки он твой опекун.

– Нет! Это не так. Лиззи, прошу, пойми меня правильно. Я уважаю дядю Джифа и не хотела бы причинить ему боль. Но его опекунство закончилось в тот самый день, когда Кейт и Марти удочерили меня с тех пор прошел уже не один год. После Рождества, если дядя Джиф хочет, чтобы я осталась здесь, я попробую найти место и заработать какие-нибудь деньги. Лиззи, я могу работать учителем, и мне это нравится. Я люблю детей, особенно маленьких. Они такие смышленые.

– Тебе пора подумать о собственных детях…

Эми разразилась смехом.

– Лиззи, собственные дети мне нужны, как деревянная нога. Когда мне исполнится лет тридцать, у меня еще будет время подумать о том, чтобы выйти замуж и завести детей.

– В двадцать три года нужно более серьезно относиться к своему будущему, – мрачным тоном изрекла Лиззи.

– Ах, Лиззи, не будь такой занудой, – отмахнулась Эми.

Лиззи покачала головой.

– Ты дразнишь меня, верно? Девочка моя, я же вижу тебя насквозь. Ты просто дразнишь меня.

– Что, если я влюблюсь в загадочного каменного человека?

– Что-то мне не верится… впрочем, Джиф был бы только рад.

– Почему? – тут же подхватила Эми. – Почему дядя Джиф был бы рад?

Лиззи смешалась. Встав с кресла, она, избегая смотреть Эми в глаза, проговорила:

– Нет у меня времени сидеть здесь и сплетничать. Эми, поднявшись с места, взяла Лиззи за руку.

– Нет, постой. Что ты хотела сказать, Лиззи? Почему дядя Джиф был бы рад, если бы я влюбилась в этого человека?

Лиззи нетерпеливо шлепнула ее по ладони. Эми, не ожидавшая подобного поворота, отскочила в сторону и воскликнула:

– Ой! Лиззи, за что?

– Ты задаешь слишком много вопросов, девочка, – сказала Лиззи, подходя к буфету.

Однако Эми не сдавалась.

– Хорошо, – сказала она, следуя по пятам за экономкой. – Я спрошу у дяди Джифа.

– Нет! – Лиззи обернулась и, видя, что Эми направляется прочь из кухни, швырнула на пол кастрюлю. Кастрюля с грохотом ударилась о каменные плиты, крышка покатилась по полу и, прежде чем остановиться, описала несколько кругов у ног Эми.

Наклонившись, та подняла крышку, а когда снова выпрямилась, то увидела, что Лиззи как никогда смущена и напугана.

– Ну, так что? – спросила Эми, склонив голову набок.

– Что ты имеешь в виду? – буркнула Лиззи.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. – Эми подошла к столу и положила крышку. – Так ты ответишь мне?

Лиззи, лицо которой медленно заливал румянец, пробормотала:

– У него есть деньги. Вот и все.

– Ты хочешь сказать, что дядя Джиф готов продать меня тому, кто больше предложит? – Эми нервно рассмеялась. – Боже мой! Куда я попала? В средневековье?

– Никто не говорит, что тебя собираются продать. – Лицо Лиззи исказила гримаса страдания.

– Эй! Ты что, расстроилась? – спросила Эми. – Что я такого сказала?

– Ничего. – Лиззи взяла со стола крышку и снова вернулась к раковине.

Повисла пауза. Они все молчали и молчали. Эми снова и снова вспоминала то, о чем сказала ей Лиззи. Теперь до нее начинал доходить истинный смысл происходящего. Вместе с тем она отказывалась в это верить. Это казалось абсурдным. В Англии давно нет такого явления, как договорные браки. По крайней мере, Эми хотелось надеяться на это. Лиззи стояла к ней спиной. Интересно, думала Эми, скажет ли она что-то еще о Джифе Уэлдоне или Ричарде Бодене? Однако становилось все более очевидным, что Лиззи больше не проронит ни слова.

Эми неторопливо приблизилась.

– Похоже, я попала в самую точку? – спросила она, останавливаясь рядом с Лиззи.

Лиззи отвернулась, словно желая скрыть неловкость.

– Теперь ты коришь себя за то, что подвела дядю Джифа? – не отступала Эми.

Помолчав, Лиззи промолвила:

– Ты еще ничего не знаешь.

– И ты ничего мне не скажешь?

– Я не имею права. Я и так наговорила лишнего.

– Я ухожу, Лиззи. Та кивнула:

– Будь осторожнее у реки. Она, того гляди, разольется.

– Я уже не маленькая. Больше Лиззи ничего не сказала.

Через старинную арку Эми вышла со двора и окинула взглядом окрестности Уайдейл-холла. Внизу черной змейкой извивалась река: огибала ивовые заросли, терялась в тростнике, весело перекатывалась через огромные валуны, которые словно призваны были воспрепятствовать ее настойчивым попыткам найти путь в долину.

Взгляд Эми задержался на допотопном мосту, который предназначался для вьючных лошадей. Не прошло еще и суток, как она переправилась через этот мост. Он был сооружен из огромных обтесанных глыб и вовсе не имел парапета. По мосту едва-едва могла проехать конная повозка. Эми помнила, как дядя Джиф когда-то часто повторял, что, как только выкроится свободное время, он непременно займется мостом. Но время все не выкраивалось, и до моста руки так и не дошли. Эми мрачно подумала о том, что церковь, пожалуй, удалось бы спасти, если бы только к ней могла подъехать пожарная машина. И она вдруг отчетливо поняла, что и сам дом, к которому вел единственный путь – через этот старинный, никуда не годный мост, также полностью отрезан от мира и уязвим.

Человеку, имевшему опыт в подобных делах, рассуждала она, не составило бы труда расширить и сам мост, и обсаженную деревьями дорогу, которая вела к домику Дункана Уорда и выходила на главное шоссе. Странный стрекочущий звук заставил Эми запрокинуть голову. Повернувшись на месте, она увидела вертолет, круживший, как ей показалось, над самым домом. Эми прикрыла глаза ладонью и с минуту наблюдала за вертолетом. Почувствовав, что у нее мерзнут пальцы, она спрятала руки в карманы шерстяного пальто и направилась к подножию холма, к роще, которая скрывала от глаз церковь.

Стояло ясное, холодное утро; от Аспен-Тор, самой высокой точки графства, над долиной тянулись похожие на пальцы белые полоски облаков. Спустившись к реке, Эми повернула в сторону церкви, полная решимости – если мистер Ричард Боден там случится – все у него выяснить… Только вот что она ему скажет? Это внезапное соображение заставило Эми замедлить ход. Чем больше она задумывалась над этим, тем незавиднее представлялась ей предстоящая миссия. Не может же она в самом деле вот так подойти к ничего не подозревающему человеку и заявить: мистер Боден, поговаривают, что вы самый перспективный претендент на мою руку.

Между голых ветвей березы и дуба мелькнула черепичная крыша колокольни. У нее отлегло от сердца: коль скоро эта часть церкви сохранилась, следовательно, не все так плохо.

Однако, подойдя ближе, она невольно остановилась и, словно остолбенев, в ужасе воззрилась на остов церкви. Внутри она вся выгорела. В стенах на месте сводчатых окон с уникальными витражами теперь зияли страшные черные провалы. Массивная дверь обуглилась и болталась на единственной петле немым укором. Там, где некогда стояли несущие колонны и арки, теперь валялись груды щебня, испещренного бурыми пятнами мха и лишайника. Крыши как таковой не было, и сквозь обугленные балки перекрытия синело небо.

От неимоверного жара на крыше расплавился свинец и стек вниз, застыв бесформенными лужами. Эми знала, что, будь это весна, картина разрушения не казалась бы столь безотрадной, удручающей. Воображение рисовало ей цветы нарциссов и аконитов, колокольчики, толпящиеся вокруг вековых деревьев, мягкими уступами сбегающий к реке зеленый ковер. Эми вернулась на землю – место выглядело заброшенным, словно здесь давным-давно не ступала нога человека. При мысли о том, что ей придется пробираться через эти каменные дебри, ее охватила дрожь.

Эми уже готова была повернуть назад к дому, чтобы там дожидаться дядю Джифа, как вдруг внимание ее привлек слабый скрежещущий звук, доносившийся откуда-то из самой середины развалин. Она прислушалась. Звук явно доносился из глубины церкви – теперь у нее не было в этом сомнений. Эми тихо приблизилась к двери и осторожно прошмыгнула внутрь, стараясь не задеть готовой обрушиться каменной стойки. Теперь звук стал более отчетливым – словно кто-то орудовал пилой. Но не по дереву – звук был слишком резким для этого. Эми двинулась вглубь, обходя кучи деревянного мусора – все, что осталось от церковных скамей. Наконец она остановилась и, затаив дыхание, вся обратилась в слух.

Звук явно доносился из дальнего придела церкви, где некогда находилась комната священника – единственное место, над которым сохранилось некое подобие крыши. Эми медленно углубилась в узкий коридорчик, который вел к дверце в служебное помещение.

Внезапно все стихло; ни единого звука не долетало теперь до ее слуха. В коридоре было мрачно и сыро, пахло плесенью. Эми показалось, что по ту сторону двери притаился некто и чутко прислушивается к звуку ее шагов так же, как прислушивалась она, и ждала, когда он снова подаст признаки жизни. Ей вдруг стало смешно. Должно быть, там притаился не кто иной, как каменный человек. Больше некому, убеждала она себя. Решительно она взялась за служившее ручкой железное кольцо и всем своим весом налегла на дверь.

Дверь подалась и с чудовищным скрежетом, от которого кровь стыла в жилах, отворилась внутрь.