Глава 24

Алекс наугад потянулась к трезвонящему телефону. На пятом звонке она сняла трубку и сонно сказала:

— Алло?

— Мисс Гейтер? Я вас не разбудила? Если да, то простите, пожалуйста. — Алекс отвела падавшие на глаза пряди волос, облизала пересохшие губы, поморгала сонными глазами и с усилием села на кровати.

— Нет, я как раз, гм, кое-чем занималась. — Часы на тумбочке показывали десять часов. Она и не предполагала, что уже столько времени, но ведь и легла она почти на рассвете. — Простите, я что-то не узнаю…

— Это Сара-Джо Минтон.

Алекс, не сдержавшись, удивленно ахнула. Человек сто из ее знакомых могли бы сюда позвонить, но Сара-Джо в их число не входила.

— А вы… все в порядке?

— Я чувствую себя хорошо, но мне ужасно стыдно тех жутких слов, которые я вам вчера наговорила.

Эти полные раскаяния слова поразили Алекс.

— Вы были расстроены по вполне понятным причинам.

— Не соблаговолите ли выпить со мной чаю? Может быть, она все еще спит и видит сон? В наше время люди говорят: «Давайте пообедаем», или «А что, если по пивку?», или «Давайте соберемся и дерябнем». Но никто никогда не предлагает: «Не соблаговолите ли выпить чаю?"

— Очень… очень заманчиво.

— Прекрасно. В три часа.

— А где?

— Да здесь, разумеется, на ранчо. Итак, я вас жду, мисс Гейтер. До свидания.

Несколько мгновений Алекс тупо созерцала телефонную трубку, потом тихонько опустила ее. С чего бы это вдруг Саре-Джо вздумалось приглашать ее на чай?

Более забитой вещами комнаты, чем кабинет ветеринара Илия Коллинза, Алекс, пожалуй, отродясь не видала. Там царил полный кавардак, но при этом было чисто и скромно, в духе хозяина кабинета.

— Спасибо, что согласились принять меня, доктор Коллинз.

— Отчего же нет. Я сегодня днем свободен. Заходите. Садитесь.

Он убрал с простого деревянного стула пачку журналов по ветеринарии, освободив его для Алекс. Сам уселся за стол, заваленный горами бумаг.

— Я ничуть не удивился вашему звонку, — без обиняков начал он.

— Почему?

— Звонил Пат Частейн, сказал, что вы, вероятно, пожелаете задать мне несколько вопросов.

— Я думала, он уехал.

— Он уезжал недели две назад, сразу после вашего прибытия.

— Понятно.

Алекс решила не терять времени, которое оставалось у нее до встречи с Сарой-Джо, и подробно расспросить ветеринара. Когда она ему позвонила, он охотно согласился встретиться.

. — Вам известно про убийство Седины Гейтер? — начала Алекс, сознательно не подчеркивая своей причастности к делу.

— Само собой, известно. Славная была девушка. Все тогда очень расстроились.

— Благодарю вас. В тот день на ранчо Минтонов ожеребилась кобыла; жеребенка принимал ваш отец, да?

— Верно. После того, как он умер, его клиенты перешли ко мне.

— Хотелось бы получить от вас кое-какие сведения общего характера. Вы работаете только у Минтонов?

— Нет, я на ранчо не живу. У меня есть и другие клиенты. Впрочем, должен вам честно признаться: Минтоны так загружают, что я мог бы работать у них одних. Езжу туда чуть ли не каждый день.

— И ваш отец так же был у них загружен?

— Да. По если вы намекаете, что я, боясь потерять свой кусок хлеба с маслом, стал бы Минтонов покрывать, то вы ошибаетесь.

— Я этого вовсе не имела в виду.

— В здешних местах люди живут разведением коров да лошадей. Так что только поворачивайся; со всеми просьбами и справиться-то невозможно. Приходится многим отказывать. Я человек порядочный. Как и мой отец.

Алекс снова извинилась, хотя у нее мелькнула мысль, что едва ли он охотно сообщил бы сведения, изобличающие его щедрых клиентов.

— Ваш отец говорил с вами об убийстве Селины?

— Он плакал, как маленький, узнав, что ее убили его инструментом.

— Доктор Коллинз определенно опознал в орудии убийства собственный скальпель?

— В этом никогда не возникало сомнений. На двадцатипятилетие свадьбы мама подарила ему набор инструментов из чистого серебра. На ручках были выгравированы его инициалы. Его скальпель, что там говорить. Отец все переживал, что по небрежности обронил его.

Алекс сползла на краешек стула.

— Странная все же небрежность: скальпель-то ведь был подарком жены, правда? Доктор поскреб щеку.

— Папа очень дорожил этим набором, держал его в футляре, обитом бархатом. До сих пор не могу понять, как это скальпель выпал у него из сумки. Разве что в тот день все внимание было приковано к кобыле? Вывалился, наверно, в суматохе.

— Вы тоже там были?

— Я думал, вы знаете. Да, я поехал вместе с отцом — посмотреть и, если надо, помочь ему. Там, конечно, был и Рид. Он и раньше помогал при родах.

— Рид был там?

— Весь день.

— Ваш отец оставлял его хоть раз одного возле сумки? Илий Коллинз прикусил губу. Она видела, что ему не хочется отвечать.

— Может, и оставлял, не подумав, — наконец сказал он. — Только не вздумайте считать, что я обвиняю Рида.

— Да нет, конечно, нет. Кто еще был в тот день в конюшне?

— Так, сейчас припомним. — Он в задумчивости подергал нижнюю губу. — В разное время почти все перебывали:

Ангус, Джуниор, Рид, все конюхи и жокеи.

— И Клейстер Хикам?

— Ясное дело. На ранчо все за ту кобылу болели. Даже Стейси Уоллес заехала. Я припоминаю, она только что вернулась с побережья.

У Алекс все внутри замерло. Она с большим трудом сохранила на лице невозмутимое выражение.

— И долго она пробыла там?

— Кто, Стейси? Нет. Сказала, что ей надо ехать домой распаковывать вещи.

— А Придурок Бад? Он тоже там был?

— Он шлялся повсюду. Не помню, чтобы я его там видел, но это не значит, что его не было.

— Но раз вы его не видели, неужто вас не удивило, что потом он вдруг объявился с тем самым скальпелем, покрытым кровью Седины?

— Не очень. Папа ведь не заметил пропажи, пока она не обнаружилась у Придурка Бада. Мы поверили тому, что нам сказали: скальпель выпал из папиной сумки, а Придурок Бад увидел его, подобрал и убил им, вашу мать.

— Но можно ведь предположить и такое; в разгар суматохи и забот о кобыле с жеребенком кто-то тайком вытащил нож из сумки вашего отца.

— Предположить, ясное дело, можно.

Он произнес это с видимой неохотой, чувствуя, что бросает тень подозрения на людей, на которых работал. Алекс вспомнила, как накануне он огорчился из-за Ридова скакуна. Илий Коллинз был приятелем всех троих подозреваемых. Алекс вынуждала его сделать выбор между привычной добропорядочностью и преданностью людям, благодаря щедрости которых он мог позволить себе носить дорогие сапоги ручной работы. Задача неприятная, но необходимая.

Пора было уходить; она встала и протянула доктору руку. Он пожал ее, и Алекс попрощалась.

— Да, еще одно, доктор Коллинз. Вы не возражаете, если я взгляну на скальпель?

Он опешил.

— Ничуть, если бы он был у меня.

— У вас его нет?

— Нет.

— А ваша мама?..

— Она его так и не получила обратно.

— Даже после того, как Придурка Бада арестовали?

— Они с папой особенно и не настаивали, чтобы скальпель вернули, — после того, что было тем скальпелем сотворено.

— То есть он все еще где-то валяется?

— Мне неизвестно, что с ним произошло.


На ранчо Минтонов кипела работа. Команды уборщиков разбирали завалы обломков и увозили мусор. Пожарные инспекторы тщательно обследовали обугленные балки и обгоревшие провода, чтобы установить причину возгорания.

Вокруг дома гудели пескоструйные машины, счищая с каменных стен апокалиптические угрозы. Целая бригада обмеряла окна, готовясь вставлять стекла.

Рид был в гуще событий, выполняя одновременно самые разнообразные функции. Он был небрит и грязен; глядя на него, можно было подумать, что он собственноручно просеивал золу и пепел в поисках улик поджога. Выбившаяся из брюк рубаха была расстегнута, рукава закатаны. Простоволосый, на руках рабочие кожаные рукавицы.

Он заметил Алекс, выходящую из машины, но тут его отозвал пожарный инспектор.

— Не хотите ли взглянуть вот на это, шериф? Рид круто повернулся и пошел к сараю номер два. Алекс направилась за ним.

— Камень? Черт, камень-то какое отношение имеет к пожару? — услышала она вопрос Рида.

Пожарник, не снимая бейсбольной кепки с эмблемой «Хьюстон астрос», почесал в затылке.

— Сдается мне, пожар-то возник случайно. Тот, кто все это творил, использовал что-то наподобие пращи, когда выбивал окна и прочее.

— Как Давид, выступивший против Голиафа, — пробормотала Алекс. Рид, поджав губы, согласно кивнул. Пожарник сказал:

— По-моему, дело было так: камень этот, когда его пульнули, влетел в одну из отдушин на крыше конюшни и закоротил там проводку. Вот вам и причина пожара.

— Вы считаете, намеренного поджога не было? Инспектор насупился.

— Нет, что-то непохоже. Если б я затеял поджог, я бы бросил «коктейль Молотова» или пустил горящую стрелу. — Насупленность сменилась глуповатой ухмылкой. — Чего ж камнями-то бросаться?

Рид подкинул тяжелый булыжник на ладони.

— Спасибо.

Пожарник неторопливо зашагал прочь, а Рид сказал Алекс:

— Не вышло взять Пламмета за поджог.

День был не по-зимнему теплым, от Рида пахло потом и солью, по-своему даже приятно, Алекс нравился этот запах. Грудь его, особенно в верхней части, густо поросла волосами; к животу эта растительность сужалась до темной полоски, сбегавшей под ремень брюк. Подойдя поближе, она заметила, что волосы от пота повлажнели и закурчавились. Их завитки лежали на мышцах, торчали вокруг сосков, напрягшихся под холодным ветром.

Она скользила по нему внимательным взглядом, и у нее теплело в груди. Из-под растрепанных волос Рида выбежала капелька пота и скатилась на бровь. Алекс не удержалась от соблазна поймать ее кончиком пальца. Суточная щетина очень шла к его чумазому потному лицу.

Алекс с трудом заставила себя думать о деле.

— Вы арестовали Пламмета?

— Пытались, — ответил Рид. — Но он исчез.

— А его семья?

— Они все дома, сидят с чертовски виноватыми физиономиями, но делают вид, будто понятия не имеют, куда он подевался. Впрочем, это меня не сильно волнует. Далеко ему не уйти. Мы проверим всех его прихожан — по списку. Кто-то же его прячет. Ничего, рано или поздно найдется.

— Мне хотелось бы присутствовать, когда вы будете его допрашивать.

Он швырнул камень на землю.

— А вы-то что здесь делаете?

— Я приехала к Саре-Джо на чай. — Перехватив его удивленный взгляд, она сказала:

— Это была ее идея, не моя.

— Что ж, желаю повеселиться, — язвительно откликнулся он. И, повернувшись к ней спиной, неторопливо зашагал к сараю.

На крыльце дома, широко расставив ноги, стоял Ангус и наблюдал за бурной деятельностью вокруг. Подходя к нему, Алекс старалась не показать охватившего ее опасливого беспокойства. Она не знала, как ее теперь примут.

— А вы точны, — сказал он.

Значит, ему было известно, что ее ждут.

— Здравствуйте, Ангус.

— Пунктуальность — большое достоинство. Так же как и мужество. А этого у вас, барышня, не отнять. — Он одобрительно кивнул. — Вам потребовалось немалое мужество, чтобы снова здесь появиться. — Его прищуренные глаза смотрели на нее оценивающе. — В этом отношении вы очень похожи на свою мамочку. Она тоже была не робкого десятка.

— Правда?

Он хмыкнул.

— Я сколько раз видел, как она стояла на своем, не уступая этим двум оглоедам — Риду и Джуниору.

С улыбкой глядя вдаль, он предался приятным воспоминаниям.

— Останься она жива — вот была бы женщина! — Он снова взглянул на Алекс. — Вроде вас, наверное. Если б у меня была дочь, я бы хотел, чтобы она походила на вас.

Смущенная таким неожиданным заявлением, она сказала:

— Прощу прощения, Ангус, что каким-то, пусть самым отдаленным образом, я причастив к этому. — Она обвела рукой кучи стекла и мусора и прочие следы разбоя. — Надеюсь, Рид выяснит, кто все это сотворил. Надеюсь, им предъявят иск, и они получат по заслугам.

— Да уж, я тоже очень надеюсь. Я бы многое мог простить. — Он поглядел на битое стекло, усыпавшее крыльцо. — Но потерять ни за понюшку табаку прекрасного конягу — вот что жутко обидно. Чертовски жаль, что Рид его лишился. Он ведь долго откладывал деньги и был страшно горд, что купил его на свои кровные.

— Он крайне расстроился, — сказала Алекс, глядя, как Рид подходит к своему джипу и что-то говорит в передатчик.

— Скорее, разъярился. Когда речь заходит о чем-то принадлежащем ему, он становится ревнив, как медведица. Ничего удивительного, если вспомнить, как он рос. Да у него горшка своего не было, чтобы пописать, что уж о пригляде говорить. Жил одними обносками и подачками. А если человеку пришлось подбирать на помойке крохи, чтобы не помереть с голоду, то потом от такой привычки тяжело отделаться. А если он вредничает или злобствует, так это оттого, что от этих крох нередко зависела его жизнь.

Тут в дверь влетел, сияя своей знаменитой улыбкой, Джуниор. Вопреки обстоятельствам, настроен он был очень весело. В отличие от замызганных Рида и Ангуса на нем не было ни пятнышка. Если он даже разок и вспотел, заподозрить это, глядя на него, было невозможно.

Тепло поздоровавшись с Алекс, он сказал:

— Вы не поверите, какой у меня только что был телефонный разговор. Позвонила одна дама, у нас ее жеребая кобыла; хотела узнать, как поживает ее лошадка. Среди любителей скаковых лошадей дурные вести не лежат на месте, — сообщил он Алекс. — Словом, звонит она и этаким писклявым голоском говорит: «Малышка моя, наверно, перепугалась до потери, сознания». Я ее заверил, что кобыла совсем в другой конюшне, но она продержала меня на телефоне полчаса, заставив поклясться, что ее малышка и малышкин малыш в полном порядке.

Он изобразил высокий щебечущий голос хозяйки кобылы. Ангус и Алекс расхохотались. Уголком глаза Алекс вдруг заметала, что Рид наблюдает за ними. Он стоял совершенно неподвижно; хотя на таком расстоянии трудно было сказать наверняка, она не сомневалась, что ему эта сцена не по душе. Казалось, его неприязнь, передаваясь по воздуху, волнами бьет в нее с почти ощутимой силой.

— Мне, пожалуй, пора, а то я опоздаю к чаю, — сказала она.

Джуниор положил ей на плечо руку.

— Мама хочет загладить свою вчерашнюю вспышку. Она несказанно рада, что вы приняли ее приглашение. Она вас очень ждет.

Загрузка...