Солнце в зените

Глава 6.

Гастингс в опасности

Королева наблюдала за спорами вокруг Анны Невилл с неким циничным веселым азартом. Она хорошо могла понять точку зрения Кларенса. Естественно, что он желал заполучить владения Уорвика целиком, если забрать их было в его силах, да и способ, с помощью которого Джордж скрыл Анну, отличался, можно сказать, определенной находчивостью. Елизавету с матушкой он заставил от души посмеяться.

Жакетта провела с дочерью долгое время, последовавшее после прошлых родов Елизаветы, прошедших чуть менее удачно, чем обычно, - младенец - маленькая девочка - была не так крепка и здорова, как ее старшие братья и сестры. Озабоченная проблемой королева отправила гонцов к матери, которая явилась со всей доступной ей стремительностью, и они вместе занялись самочувствием крошки, получившей благодаря крещению имя Маргарет.

Казалось, малютка обрела силы, но Елизавета с опасением отметила, что Жакетта стала выглядеть усталой и словно утратила долю той фонтанирующей энергии, какая относилась к главным из определяющих герцогиню качеств. Когда королева принялась задавать наводящие вопросы относительно здоровья матушки, та отмахнулась от них и заявила, что недавние роды сделали дочь мнительной, однако не заметная постороннему глазу тревога Елизавету не оставила. Она слишком доверяла Жакетте. Именно матушка первой предложила ей обратиться к королю с ходатайством о возвращении отнятых владений, что положило начало их потрясающему благополучию. Иногда Елизавета задавала себе вопрос, неужели слухи об особых присущих Жакетте чарах правдивы? Неужели ее матушка - колдунья? Нет, это бессмыслица. Имеет ли она связь со сверхъестественными силами? Нет. Герцогиня - всего лишь мудрая женщина, будучи преданной своей семье, постоянно думающая о продвижении ее членов.

Существовала еще одна тема, которую Елизавета желала обсудить с матушкой, и она касалась поста капитана Кале. Уорвик занял его, используя свой фантастический нюх, и, действительно, отчаянные подвиги Ричарда Невилла в качестве капитана положили начало поразительной карьере. Но теперь он был мертв, и место, гарантирующее значительность и прибыль, нуждалось, чтобы его кто-то принял.

Жакетта внимательно выслушала изложение Елизаветой возникшего плана. Королева присмотрела пост капитана Кале для брата Энтони, после гибели отца ставшего графом Риверсом.

'Энтони прекрасно туда подойдет. Мне следует намекнуть Его Величеству...'

Жакетта кивнула. 'Будь осторожна', - посоветовала она.

'Быть осторожной? Что вы имеете в виду?'

В течение мгновения Жакетта колебалась. Затем объяснила: 'Видишь ли, моя дорогая, мне известно, что король сильно увлекся женой одного из торговцев'.

'Милая матушка, он регулярно сильно увлекается женами разных торговцев'.

'Но этой, как мне кажется, больше, чем обычно остальными'.

'Я всегда считала лучшим способом уживаться с приключениями Эдварда - не обращать на них ни малейшего внимания'.

'Только небесам известно, сколько у него возлюбленных', - проронила Жакетта.

'Тогда пусть небеса сохранят эту информацию у себя. Мне с ней знакомиться не хочется. Дорогая матушка, я удержала влияние на Его Величество, никогда не упрекая и никогда не отказывая, когда он ко мне возвращался, являя образец понимающей супруги и матери монарших детей. Лишь поэтому Эдвард продолжает меня любить, сколько бы подруг он не завел'.

'Я слышала, что эта женщина обладает исключительным обаянием, и что Гастингс на нее не надышится, но Эдвард предъявил права первым'.

'Прекрасно, правда, жениться на ней он не может'.

'Нет, даже если дама заявит, что любовницей быть не в состоянии, а королевой стать у нее не получится'.

'Как уже успела заявить до нее я'.

'Елизавета, ты относишься к делу легкомысленно. Хотя, вероятно, ты права'.

'Кто же эта прелестница?'

'Ее имя - Джейн Шор. По слухам, она на редкость красива, отличается веселым нравом и абсолютно не похожа на большинство жен торговцев. Госпожа Шор оставила своего мужа-ювелира и поселилась в покоях, найденных для нее королем'.

'Тогда пусть Эдвард от души отдохнет с этой дамой. Подобное времяпрепровождение придаст ему нужное настроение, когда я буду просить у него для Энтони поста капитана Кале'.

'Также я слышала, что отыскал красавицу Гастингс, расхвалил ее Гастингс, и именно поэтому госпожу Шор увидел Его Величество'.

'Как бы мне хотелось, чтобы Эдвард находился с Гастингсом в не настолько близких дружеских отношениях'.

'Гастингс - распутник из распутников, здесь он занимает второе - почетное после короля место'.

'Знаю. Мне бы хотелось от него избавиться. И однажды я это сделаю. Но при малейшем тихом ропоте против него Его Величество затыкает уши. Вы знаете, я никогда не навязываю Эдварду своих чувств...по крайней мере, так, чтобы он это когда-либо понял...поэтому мне так сложно сказать ему, что я думаю о Гастингсе'.

'Гастингс - близкий друг Эдварда. Смею заявить, Его Величество дружен с ним более, чем с кем-либо еще. Вероятно, ближе к нему лишь брат Ричард, но в совершенно ином ключе. Ричард - верный сторонник короля. Гастингс - товарищ по распутству'.

'Несомненно. Уверена, если бы не он, стольких приключений с женами торговцев никогда бы не произошло. Гастингс демонстрирует, насколько хорош с женщинами, а Эдвард вызов принимает. Как же меня тянет разрушить их дружбу!'

'Нет необходимости советовать тебе действовать осторожно', - проронила Жакетта, - 'ты и так всегда осмотрительна'.

'Всегда', - откликнулась Елизавета. 'Стоит мне подумать, как я, в конце концов, обычно получаю желаемое. Десмонд посчитал, он очень умен... однако, взгляните, что с ним стало. Я поставила печать на его смертном приговоре, пока Эдвард спал. Должно быть, король знает, как это случилось...тем не менее, ничего мне не сказал, пусть и сильно любил Десмонда. Матушка, что с вами?'

Жакетта откинулась на спинку кресла, ее лицо покрылось мертвенной бледностью, губы посинели.

Елизавета испуганно вскочила и немедленно позвала своих дам.

Они перенесли Жакетту в кровать, и королева сразу отправила посыльного, дабы тот привел докторов.

Ее матушка была очень больна, так продолжалось уже некоторое время, - как сообщили они Елизавете, и манера, в которой врачи изъяснялись королеву встревожила. Лежа в кровати, Жакетта выглядела сейчас настолько изнуренной, что нельзя было и дальше обманывать себя ссылкой на легкое недомогание. Герцогиня взяла Елизавету за руку и умоляюще, почти извиняясь, взглянула на нее. Она думала: 'Вероятно, стоит ей сказать. Лучше обеспокоить, чем отдавать на милость внезапному потрясению'.

Жакетта знала, какой несчастной это сделает ее дочь, и не могла вынести даже мысли о необходимости тревожить Елизавету неотвратимой трагедией. Ради Елизаветы она трудилась, ради нее жила, также, как ради всех остальных своих детей. Самым мощным страхом герцогини являлось то, что Елизавета станет тосковать по матери и испытывать в ней нужду.

Она беспокоилась, что осталось слишком мало времени. По крайней мере, Жакетта увидела дочь надежно сидящей на троне, а остальных отпрысков - заключившими блестящие союзы и занявшими важные должности. Невиллы перестали быть самой влиятельной семьей в Англии, уступив место Вудвиллам. О Елизавете и вышеназванной Джейн Шор волноваться не стоило. Ее чадо знало, как управлять королем.

Поэтому Жакетта с легким сердцем могла сказать: 'Господи, позволь твоей слуге почить в мире'.

Она решила, что дом и семья находятся в полном порядке, и мирно скончалась в кровати несколько дней спустя.

Елизавету горе сразило. Будучи безраздельно преданной родным, матушку королева любила больше всех. Она видела в ней мудрую женщину и основательницу родового благополучия.

А теперь...теперь Жакетта умерла.

Елизавета осталась под глубоким впечатлением от произошедшего. Какую бы холодность она не проявляла к миру, близких королева любила, особенно была привязана к матери и лишь сейчас осознала, как много та для нее значила. Эдвард сочувствовал от всей души. Он тоже очень любил Жакетту, но избегание неприятностей являлось у монарха основной чертой. Эдвард предпочитал скорее забывать, чем погружаться в тяжелые размышления.

С каждой новой неделей Елизавета видела мужа все реже. Вероятно, он целиком отдался чарам своей недавней возлюбленной. Это могло служить как дурным, так и добрым знаком. Королева не была уверена, каким точно. Иногда для сюзерена казалось лучше иметь одну, а не множество подруг, хотя, если Эдвард становился слишком предан той женщине, не появлялась ли опасность, что его любовь к жене отчасти ослабеет?

Елизавета хранила стойкую уверенность, что подобного не произойдет. Но приняла к сведению, что, с угрозой, равной жене этого ювелира, следует обращаться осторожнее, чем с грозившими ей прежде.

Эдвард был таким же любящим, как и обычно, когда пришел к жене с новостью. Лодевик Брюггский, господин ван Грутхусе, укрывавший короля в дни его бегства на континент и, таким образом, доказавший свою верность и дружбу, собирался посетить Англию. Монарх желал, дабы того встретили со всем свойственным двору блеском.

Королева взяла приготовления в свои руки. Это помогало ей забыть об утрате матушки и о здоровье малышки Маргарет, которое удовлетворяло все меньше и меньше, кроме того, приготовления удерживали рядом супруга.

Прибывшего в Кале Грутхусе встретил лорд Говард, заместитель капитана. Там Лодевик Брюггский пробыл почти две недели, на протяжении которых наслаждался ярко демонстрирующим почести и уважение приемом. Затем он в надлежащее время посетил Виндзор, где его уже ожидал с приветствиями король. Эдвард провел Грутхусе в палаты Елизаветы, уверяя в ее нетерпении с ним поздороваться и лично поблагодарить за проявленную к мужу доброту, когда тот был вынужден покинуть Англию. 'Только в такие моменты', - добавил монарх, - 'человек обретает своих истинных друзей'.

Елизавета, приготовившаяся к приему почетного гостя, ждала, как всегда сказочно прекрасная, - ее золотистые волосы свободно лежали на плечах, лоб окаймляла фероньерка с драгоценными камнями. Она оказалась сполна вознаграждена искрами во взгляде Эдварда, стоило ему лишь посмотреть на жену, и снова спросила себя, - чего ей бояться со стороны любой второй половины какого бы то ни было торговца. Елизавета играла со своими присутствующими здесь дамами, целясь дротиками в вазу, рядом находилась ее старшая дочь. Подобно всем монаршим детям шести лет, Елизавета- младшая очень хорошо выглядела, и, когда Эдвард представлял королеву и принцессу господину Грутхусе, не могло возникнуть даже тени сомнения в том, как он ими гордится.

Танцы и игры продолжились, но уже с присоединением к забавам короля. Приглашение Эдвардом на танец юной дочери вызвало у всех всплеск аплодисментов.

На следующее утро Грутхусе должен был встретиться с принцем Уэльским. Маленького Эдварда принес его гофмейстер-управляющий, Томас Воган. Стоило Лодевику Брюггскому похвалить очарование королевской семьи, как сюзерен подарил ему золотую чашу, декорированную жемчужинами и хранящую на крышечке огромный сапфир.

На распределенные в течение недели развлечения не пожалели ничего. Последовала охота в Виндзорском парке, в процессе которой Эдвард настоял, дабы его почетный гость ехал на любимой монархом лошади. Не успел Грутхусе подняться в седло, ему сообщили, что скакун отныне принадлежит ему. Не удовлетворяясь преподнесением другу столь ценных даров, король обрадовал его луком с шелковой тетивой и чехлом из бархата, с вышивкой на нем своих герба и девиза.

Особенно Лодевика Брюггского восхитила роза внутри солнца, сочетающая Белую Розу Йорков с сияющим светилом. Как и Гастингс до него, Грутхусе сравнил монарха с самим солнцем. 'Вы - словно светите вашему народу', - признался он. 'Приносите им мир и благоденствие, а подданные греются в тепле ваших лучей'.

Эдвард милостиво принял похвалу, король действительно полагал, что так оно и есть.

Там же - в Виндзоре - Грутхусе пожаловали собственные покои, получившие наименование комнат удовольствия. Стены в них завесили шелком, а на пол положили ковры. Всего комнат было три, в одной поставили уже приготовленную и застеленную кровать. В одеяле и в подушках находился пух высшего качества, фланелевые простыни приобрели в бретанском Ренне, для создания пододеяльника использовали золотистый, отороченный горностаем материал. Наверху виднелось покрывало из такой же золотистой ткани, равно с занавесями вытканное белой тафтой. Во второй комнате находилась еще одна изысканная кровать, в третьей же обнаружились две ванны, накрытые уложенной в виде шатров кипельно белой тканью.

Общество проводило гостя в эти покои и оставило его там с лордом Гастингсом, обязанным задержаться в комнатах на ночь, дабы от имени короля позаботиться об удобстве Лодевика Брюггского. Разумеется, Грутхусе хорошо знал Гастингса, тот имел основания питать к нему равную монаршей благодарность, ибо разделил с Эдвардом оказанное им в Брюгге в дни изгнания гостеприимство.

Вместе они отдали должное купанию, во время которого вкусили освежающее угощение, состоящее из зеленого имбиря, лакомств и вина с приправами.

Почти неделю спустя общество отправилось в Лондон, где предстояло произойти пожалование Грутхусе графством Винчестер. В короне и в парадном облачении король поражал великолепием, своим присутствием церемонию почтил цвет столичного общества. Герцогу Кларенсу вменили в обязанность нести за гостем шлейф, а после мероприятия Эдвард отвел нового графа обратно в Вестминстер, где их ожидала с поздравлениями королева. Елизавета, прекрасная в пышном платье и в венчающей золотистые волосы короне, редко, когда чувствовала себя такой уверенной. Самое большое сожаление вызывало то, что рядом нет Жакетты, и матушка ничего из происходящего не видит.

Но королеву подстерегала еще одна трагедия. С наступлением декабря крохотной Маргарет стало заметно хуже, и одиннадцатого числа этого месяца, в возрасте всего восьми месяцев, она умерла.

Девочку похоронили в часовне Эдварда Исповедника. Таким образом, в течение года на Елизавету свалилось две смерти. Королева глубоко переживала потерю ребенка, но ее поддерживало знание о следующей беременности.

Эдвард горевал вместе с женой, но он, как и Елизавета, от души радовался сознанию, что в их семье можно ожидать еще одного мальчика. Пусть король и был удовлетворен уже имеющимся у него наследником, все равно - мечтал получить следующего. Юный Эдвард представлял для отца олицетворение счастья, однако монархи всегда стремятся знать, - случись что с первым, есть, по крайней мере, и второй сын.

Елизавета случайно вспомнила о Джейн Шор. Она не понимала, почему должна беспокоиться об одной из возлюбленных Эдварда, исключая упоминание девушки с долей тревоги матушкой во время их последнего серьезного разговора.

Разумеется, королева не станет говорить о ней с Эдвардом, но Елизавета обнаружила, что размышляет об удобном моменте, дабы обсудить с мужем пост капитана Кале. Она только недавно слышала, - больше ему ждать и не назначать Уорвику преемника нельзя.

Елизавета знала, почему Эдвард медлит. Мысли о назначении нового капитана напоминала ему о Ричарде Невилле. Казалось довольно странным, что, несмотря на все сотканные покойным графом интриги, король продолжал относиться к тому с любовью. Кому-то настроения Эдварда представлялись непонятными, но Елизавете они были ясны. Она знала о его преданности семье, лишь доказанной слабостью короля, - иначе Елизавета назвать это не могла, - когда сюзерен простил Кларенса. Между тем Джордж ждал случая предать брата снова. Королева понимала силу семейных уз, которые оказывались крепче прочего, но Вудвиллы трудились друг ради друга, тогда как брат Эдварда и часть его близких присматривали себе вознаграждение побольше.

'В ближайшем будущем вам следует назначить нового капитана', - напомнила мужу Елизавета.

Эдвард промолчал. Словно мысли его витали где-то далеко. Не рядом ли с супругой ювелира?

'Энтони хорошо вам служил. Он глубоко предан вам. Я задаю себе вопрос, если вы...'

Эдвард по-доброму улыбнулся жене. 'Он собирается согласиться', - подумала королева.

Его последующие слова чуть не сбили ее с ног. 'Пост капитана я уже пожаловал', - произнес король.

Елизавета взглянула на него в изумлении. Если бы пост был пожалован Энтони, она сразу же об этом узнала бы. Встреча с братом состоялась в тот же день.

'Я пожелал наградить им Гастингса', - продолжил Эдвард. 'Он был мне добрым другом...да и о должности мечтал'.

Гастингса! Ее врага! Елизавете оказалось крайне тяжело сдержать обуявшую ее ярость.

Из-за опасения выдать себя она даже не смотрела в эту минуту на короля, иначе запечатлела бы на его прекрасном и улыбающемся лице звонкую пощечину. Кале...для Гастингса, противника Елизаветы! Для человека, который составлял компанию Эдварду в приключениях с женщинами и толкал монарха на еще большее распутство.

Гастингс! Тот, кого Елизавета ненавидела. С данной секунды она станет ему злейшим из недругов.

Снова обернувшись к королю, молодая женщина улыбалась, всю горечь с ее лица стерло начисто.

Она вспомнила предупреждение Жакетты. Вероятно, теперь следует вести себя вдвойне осторожней.

Елизавета обсудила вопрос о назначении Гастингса на пост капитана Кале с братом Энтони. Он был лишь на год моложе сестры и, вполне возможно, являлся самым способным в их семье. Энтони удачно вступил в брак, приобретя, благодаря супруге, титул барона Скейлза. В качестве старшего сына после смерти отца он стал лордом Риверсом, а с восшествием на трон Англии сестры, начал быстро продвигаться по иерархической лестнице, что не мешало ему и далее наблюдать, как бы улучшить собственное положение. Монарх полностью подпал под очарование Энтони, свежеиспеченный лорд унаследовал свойственную Вудвиллам привлекательность и заставил заметить себя на турнирах, где неизменно рассматривался победителем.

Елизавета знала, насколько сильно Энтони настроился на историю с Кале, и догадалась о степени разочарования, должно быть, причиненной ему выбором Гастингса.

'Разумеется, Гастингс равно развратен, как и его сюзерен', - припечатал Энтони, понимая, что с сестрой подобные беседы безопасны. В кругу семьи Елизавета никогда не пыталась отрицать откровенных измен мужа, и Жакетта постоянно хвалила дочь за спокойное к ним отношение.

'Второй такой благодушной королевы в истории не отыскать', - любила повторять герцогиня. 'Как же мудро ты поступаешь, дочь моя. Твой взгляд на заигрывания Эдварда на стороне делает тебя в его глазах неотразимой'.

И она была права. Сварливую жену монарх терпеть бы не стал.

Его Величество всегда создавал впечатление готовности вознаградить Елизавету за правильное восприятие своего образа жизни, удовлетворяя ее просьбы до тех пор, пока они не пересекались с имеющимися у него планами. Вопрос о Гастингсе и о Кале был урегулирован задолго до намека королевы о желании пожаловать должность капитана конкретному лицу.

'Неужели нет способа лишить Гастингса милости Эдварда?' - спросила Елизавета.

'Они всегда были друзьями. Вместе бродили по ночным улицам Лондона и провоцировали друг друга на все более и более вызывающие приключения...еще до того, как на сцену вышла ты, сестренка'.

'Я хорошо это знаю. И в значительнейшей части ночных приключений короля обвиняю Гастингса. Он алчный мот и развратник'.

'Согласен, но Эдвард понимает его также прекрасно, как и остальные, однако, продолжает дарить своей дружбой'.

'Один другого стоит', - категорично подвела черту Елизавета.

Лицезрение сестры в подобном напряжении и опасение, что та способна выдать мучающие ее чувства перед королем, встревожили Энтони. Всем своим благосостоянием семья была обязана отношениям Елизаветы с Эдвардом, их направление ни в коем случае менять нельзя. Хотя нет, необходимость напоминать об этом молодой женщине отсутствует. Она равно ясно сознает происходящее, как и каждый из членов клана.

'Поэтому', - проронил Энтони, - 'нам не следует отвращать короля от Гастингса жалобами на его аморальный образ жизни'.

'Ты подразумеваешь...что может найтись некий иной способ?'

Взгляд Елизаветы вспыхнул от овладевшей ею целеустремленности, и Энтони снова ощутил беспокойную дрожь. Он положил ладонь на кисть сестры. 'Способ может отыскаться'.

'Но как?'

'У Гастингса внушительный штат наемников. Среди них множество тех, кто служит...'

'Да?'

'Вполне вероятно обнаружить в их числе кого-то слегка разочарованного...слегка завидующего другим...сознающего, что с ним обращаются недостаточно справедливо'.

'И если его обнаружить?'

'Искомый персонаж накопает что-нибудь, свидетельствующее против Гастингса...какой-нибудь невинный заговор, интригу, касающиеся короля'.

'Эдвард никогда не поверит ничему, говорящему против Гастингса'.

'Может оказаться подобающим напомнить ему, что раньше он не хотел верить в измену Уорвика'.

'Прежде всего тебе нужно найти что-то против Гастингса'.

'Найду', - пообещал Энтони.

Елизавета кивнула. Как только получится доказать предательство Гастингса, предположить вслух, что должность капитана Кале следует передать человеку надежному, станет проще. И кому король сможет довериться больше, чем собственному деверю?

Гастингс был не в силах поверить. Относительно него возникли слухи. Но что он натворил? Ответ не находился. Кто мог оказаться его противником? Предположительно, муж одной из соблазненных им женщин. Но какой? Возлюбленных у Гастингса было слишком много, чтобы даже пытаться угадать.

Появившееся ощущение приводило в недоумение.

Кларенс не сводил с Гастингса взгляда исподтишка, почти зовущего куда-то. На что он намекал? Гастингс всегда подозревал, что Джордж окидывает взором пространство вокруг, ища пути довести до краха родного брата. Но Уильям ничего из этого не желал. Он был другом Эдварда и стремился таковым остаться.

Иногда Гастингс даже посмеивался над тенью, которая начинала разрастаться. Это казалось забавным. Но кто пустил подобные сплетни?

Уильям подозревал королеву. Та его не жаловала, виной чему служило частое сопровождение им монарха в ночных приключениях. Гастингс предполагал, что для жены естественно злиться на спутника супруга в чинимом последним распутстве. Они часто выходили вместе, некоторым образом замаскировавшись, обычно переодеваясь в торговцев. Эдвард испытывал поистине детское удовольствие, на первых шагах сохраняя личность в тайне, но потом внезапно ее обнаруживая. Хотя остаться неузнанным ему было тяжело. С одной стороны, Эдвард был очень высок, с другой, поразительно привлекателен. Пусть король понемногу тучнел, пусть под его блестящими глазами потихоньку вырастали мешки, выглядел он до сих пор превосходно. И в облачении торговца оказывался разоблачен также быстро, как если бы носил один из своих любимых символов - украшающую плащ розу на фоне солнечного диска. Гастингс как-то заметил степень особой уместности подобного знака. 'Вы, словно солнце в зените, Эдвард', - сказал он. 'Поднялись над темным миром страны несчастного безумного Генри, забрали корону и ослепили нас всех. Теперь вы находитесь в небе высоко...в полном великолепии'.

Эдвард расхохотался и назвал Гастингса поэтом-романтиком. Но сказанное пришлось ему по душе, и Уильям увидел, король стал чаще использовать эмблему - сочетание сияющего солнца и розы Йорков - чаще, чем остальные, ему принадлежащие, знаки.

Как мог Эдвард поверить, что он, Уильям лорд Гастингс, не является его верным другом, каковым был всегда?

Временами Гастингс задавал себе вопрос, что нашептывает Эдварду королева, ночью, на их супружеском ложе? Какой яд льет она ему в уши в отношении преданного друга? Утверждали, что Елизавета никогда никуда не вмешивается, не дает мужу советов, не упоминает о государственных делах и не спрашивает о вынесенных решениях. Конечно, ведь существуют и иные способы.

Как-то раз Гастингс заметил, что Эдвард действительно смотрит на него крайне холодно, будто оценивает, будто подозревает, и от этой мысли внутри у Уильяма похолодело. Со времен золотой юности привыкший выскальзывать с ним на улицы Лондона и искать приключений друг изменился. Он продолжал жить в поисках азарта и динамичности, желания оставались такими же ненасытными, но король стал другим. Уорвик его обманул. Уорвик притворился другом Эдварда, так, что тот и не представлял вероятность готовящегося графом мятежа. А затем король был вынужден, спасаясь, бежать в изгнание.

Эдвард не оправился от пережитого. Да и кто бы смог? Добродушный и доверчивый юноша превратился в жесткого...и подозрительного человека. Кларенс тоже обманул брата. Хотя, возможно, он никогда и не был о Джордже особо высокого мнения. Но предпринятое против него Уорвиком сотворило с ним нечто, оставившее на короле след навечно.

Он оказался готов подозревать даже своего лучшего друга.

Уорвик, напомнил себе Эдвард. А теперь...Гастингс!

Поэтому, когда король окинул его взглядом, полным холодного оценивания, Гастингс вздрогнул. Он уже на протяжении некоторого времени замечал, что Эдвард стал выбирать других спутников, что Уильям перестал оставаться с ним наедине. Казалось, рядом с монархом постоянно находятся разные представители семьи Вудвиллов, - то брат королевы, то юный Томас Грей, ее старший сын от первого брака. Что же Эдварду наговорили? И кто является врагами Гастингса?

Искать далеко не требовалось. Уильям точно знал, - это Вудвиллы. Королева - лично. Они не выносили любого, кто пользовался милостью Эдварда, и Гастингса вдруг осенило, их могло взбесить назначение его капитаном Кале. Должность считалась одной из важнейших, которых удостаивали дворянина. В Кале заключались торговые сделки, через него проходило множество товаров: кожа, шерсть, олово, направлявшиеся на продажу в Бургундию. Они подвергались строгой сортировке и дальнейшему налогообложению, являлись символом государственного процветания. Кому доставалось пожинать плоды всего этого, как не капитану? Да, дело было в должности капитана Кале. Стоило Уильяму задуматься, он понял, подозрительное к нему отношение стало расти именно после назначения.

Гастингс размышлял, беспокоился. Гулял по улицам Лондона, задавая себе вопрос, как же ему следует поступить. Он бродил вдоль реки и рассматривал мрачную крепость Тауэра, думая, сколь много людей вошло в эти мрачные стены, дабы никогда больше не выйти, кроме как вступив на эшафот. Неужели такую судьбу уготовили и Уильяму?

Каждодневное пробуждение сопровождалось нависанием над головой тяжелой тучи. Уже не получалось насладиться едой, вином, даже встречами с прекрасным полом. Гастингс осознавал, насколько же можно оказаться одиноким в окружающем тебя враждебном мире.

Он часто вспоминал об Эдварде. Их дружба длилась в течение многих лет. Нынешний король всегда был таким доброжелательным, уравновешенным, легким в общении, - чудесным товарищем для того, кто слеплен по одному с ним образцу. Однако, Гастингс первый заметил, испытывая недостаток в равном блеске: 'Я - словно луна', - произнес он однажды, - 'отражающая великолепие дневного светила'.

Эдвард рассмеялся над Гастингсом, объяснив, что подобное речевое угодничество ничего для него не выиграет. 'Лишь поступки, Уильям', - подчеркнул король, - 'Лишь поступки произведут на меня впечатление'.

Он шутил, но только отчасти. В каких же поступках сейчас обвиняют Гастингса.

Уильям понял, - продолжать в подобном духе он не может. Возникло желание отправиться к монарху и, основываясь на их много выдержавшей дружбе, спросить, - что не так, почему на него смотрят столь холодно, что было против него сказано?

Эдвард всегда являлся приветливым, но ведомым. Почему теперь он должен был измениться? Тем не менее, изменился. Вероломство Уорвика сыграло свою роль. Король уже никогда не станет прежним доброжелательным золотым мальчиком. Солнце способно угрожать неистовой опасностью, равно, как и дарить щедростью.

Но в подобном духе продолжать было нельзя. Уильям решил поговорить с Эдвардом. Он направился в его личные покои, благодаря старой дружбе, Гастингса пропустили.

Обнаружение короля в одиночестве стало ему вознаграждением. Эдвард изумленно поднял взгляд и спросил: 'Что тебе нужно, Гастингс?'

'Одно лишь слово с вами...наедине'.

Монарх заколебался, и Уильяма на миг обдало чудовищное отчаяние, - он увидел себя уже осужденным. Разумеется, по ложному обвинению, но сколько людей успели так обвинить? Гастингс, совершенно точно, первым не будет.

Он выступил вперед и, порывисто бросившись на колени, обратил агонизирующий взгляд к лицу Эдварда. 'Мне необходимо поговорить с вами наедине. Я больше не в состоянии выносить подобное положение'.

Выражение лица Эдварда изменилось. Он разразился хохотом. 'Поднимайся, Уильям', - ответил король. 'В таком виде ты выглядишь смешно'.

Гастингс встал и понял, что смеется вместе с монархом, пусть смех этот и отдает истерикой.

'Хорошо', - успокоился Эдвард, - 'так что ты хочешь сказать?'

'Я хочу узнать, что произошло между нами. Если меня в чем-то обвиняют... Прошу вас, объясните мне, - в чем именно'.

Эдвард опять заколебался. Перед ним находился Уильям, его старый друг. Король не мог поверить, что тот будет затевать против него заговор. По крайней мере, Гастингсу следует предоставить свободу оправдать себя.

'Мой господин...мой друг...Эдвард', - воскликнул Уильям, - 'Так я не ошибся. Есть что-то...'

Эдвард проронил: 'Гастингс, ты работал против меня'.

'Никогда', - перебил Уильям.

'Мне было тяжело поверить, что ты так поступил', - начал король.

Гастингс ударился в страстный монолог. 'Мой господин, мой властелин, разве я не служил вам постоянно изо всех моих сил? Разве я не оставался с вами...всегда...в поражении, как и в победе? Мы вместе оказались в изгнании...мы вместе переживали приключения, как в женских постелях, так и на поле брани. Эдвард, вы не можете всерьез поверить, что я когда-либо замышлял причинить вам вред'.

'Должен тебе признаться, я не верил...на протяжение долгого времени...я отказывался'.

'Скажите мне, в чем меня обвиняют'.

Эдвард произнес: 'Тебе известно, у меня есть враги. Мой собственный брат...Полагаю, ты находишься с Кларенсом в дружеских отношениях'.

'Мой господин, я нахожусь с вашим братом в таких же добрых отношениях, как и вы...но лишь потому, что он - ваш брат. Других причин для этого нет. Прошу вас, ответьте, кто автор вынесенных против меня обвинений'.

'Некто, когда-то тебе служивший, но больше не состоящий в твоем штате'.

'Обиженные слуги, мой господин?'

'Именно. Но...' Эдвард взглянул на Гастингса сузившимися глазами. Он увидел все случившееся чрезвычайно ясно. Король понял, кто выдвинул против Гастингса обвинения. Лорд Риверс и королева. По причине Кале. Внутренне Эдвард расхохотался, пытаясь вспомнить, что Елизавета сказала об Уильяме...конечно же, ничего определенного. Она была слишком умна. Однако, с помощью Риверса, сумела посеять в его мозгу зерна недоверия по отношению к лучшему другу.

Монарх вспоминал совершенные ими вместе подвиги, проведенные веселые вечера, дни, полные приключений. И вдруг осознал, - наветы на его старого друга ложны, Эдвард почувствовал, - каким мукам подвергал того в течение последних недель.

Елизавета и слова в адрес Гастингса не вымолвила, но, стоило упомянуть его имя, тонко ссылалась на предательство Уорвика и Кларенса, зная, речи об этой паре заставляют мужа вспомнить, как они ему изменили, и насколько Эдвард был изумлен их способностью к подобному коварству.

Она отличалась умом, его любимая Елизавета. И превосходно королю подходила. Такая спокойная, такая загадочная, такая всегда восхитительная...Но Елизавета знала, - ей никогда не следует пытаться убедить Эдварда или повлиять на выносимые им решения...открытым образом. Королева могла действовать личными тайными методами. Иногда он задумывался о Десмонде, чьи комментарии о разводе оказались восприняты столь спокойно. Но сказанные им слова оказали тлетворное воздействие, к тому же, как произошло, что Десмонда чересчур быстро отправили на казнь?

Эдвард не желал слишком глубоко задумываться об этом случае. Данные мысли были ему неприятны. Также неприятно воспринимались рассуждения о предательстве Гастингса. Чтобы Гастингс предал его! Он позволил себя убедить. Но с этим покончено. Каждый, - Елизавета, Риверс, любой из Вудвиллов должны уяснить, - решения принимаются королем. Только король говорит: 'Так будет или - так не будет'.

Пусть стараются, если хотят, но разрешить им добиться своего - нельзя.

'Уильям', - произнес Эдвард. 'Я хорошо тебя знаю. Ты всегда являлся для меня добрым другом. Остался ли ты им теперь? Просто ответь мне'.

'Мой господин и король, я клянусь всем, что для меня свято, - я никогда не изменял своей вам верности. Внушающие противоположное слухи - клевета, зло...и не имеют никаких оснований в действительности'.

Монарх взглянул на друга и произнес: 'Я верю тебе, Уильям. Давай забудем об этом наговоре. Будем вместе, как обычно, и я молю Господа, пусть так останется навсегда'.

Гастингс упал на колени и поцеловал королю ладонь.

Эдвард рассмеялся. 'Поднимайся, глупец', - велел он. 'Разве я тебе уже не объяснил, что на коленях ты смотришься потешно?'

Таким образом, дело подошло к концу. Гастингс снова оказался рядом с королем. Они вместе хохотали за столом, вместе выезжали. И Елизавета поняла, - ее попытка разлучить Эдварда с другом потерпела крах.

Зенит.