Сон Златовласки

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Утро было прохладным и туманным, но ясное небо обещало солнечный день. Отличный день для свадьбы в саду. Стоя на балконе своего номера в «Эштон Хаусе», Маккензи дышала свежим воздухом Холмов Аделаиды. Как же хорошо было наконец вернуться домой!

Она провела прошлую ночь в одиночестве, как того требовала традиция, и уже предвкушала каждое мгновение следующей. Их первой брачной ночи!

От волнения у нее внутри все трепетало, но она старалась держать себя в руках. Она чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.

Утро прошло в приятной суматохе. Над ней колдовала целая армия визажистов, и Маккензи пришла в восторг от их работы. Она все еще была в халате, когда в дверь позвонили.

При виде Эдриана с роскошным букетом цветов она замерла, будто предчувствуя, что ничего хорошего его появление ей не сулит. Она не видела его с того самого дня, когда покинула Окленд. Ей не хотелось с ним встречаться, но он организовал ее свадьбу, и она не могла быть с ним грубой.

Распахнув широко дверь, Маккензи изобразила на лице подобие улыбки. Холодный взгляд, которым в ответ окинул ее Эдриан, свидетельствовал о том, что он по-прежнему испытывает к ней неприязнь.

— Ваши цветы прибыли, — сухо произнес он.

— Спасибо, — ответила она и взяла их из рук Эдриана. — У меня не было возможности поблагодарить вас за то, что вы организовали нашу свадьбу.

Его губы сжались в тонкую линию.

— Это моя работа, — произнес он так, будто хотел намекнуть, что выполнять это задание шефа ему было крайне неприятно.

— В любом случае спасибо.

— Говоря откровенно, я удивлен.

— Чем? — спросила она, хотя и догадывалась, что он имел в виду.

— Тем, что вы все еще здесь.

— О чем вы говорите?

— Я думал, что вы сдадитесь, когда ваша сделка потеряет смысл.

Маккензи пришла в ужас.

— К-какая еще сделка?

Эдриан недоуменно посмотрел на нее.

— А то вы не понимаете. Вы спали с Данте в обмен на то, что он обещал подумать о будущем этого прекрасного здания.

Волосы у нее на затылке встали дыбом. Эдриану были известны подробности их сделки! Неудивительно, что он всегда смотрел на нее с таким презрением.

Маккензи пришла в ярость, но постаралась сдержаться.

— Ваши сведения устарели, Эдриан. Этот вопрос снят. «Эштон Хаусу» больше ничего не угрожает.

— Правда? — Он самодовольно ухмыльнулся. — Значит, он ничего вам не сказал?

От страха у нее подкосились колени, но она все-таки нашла в себе смелость спросить:

— Не сказал что?

— Что отель закрывается. — Эдриан фыркнул. — Наслаждайтесь вашей свадьбой.

Повернувшись, Маккензи на ватных ногах прошла назад в комнату и, положив цветы на кровать, набрала номер регистратуры. Это не может быть правдой!

— Натали! Добрый день! — произнесла она в трубку, узнав голос девушки из регистратуры. Выслушав поздравления, она спросила: — Мне сообщили, что отель закрывается. Это правда?

Пусть это будет ложью, взмолилась она про себя.

— Да, это так! — Натали печально вздохнула. — Я думала, ты все знаешь…

Он ей солгал! Руки Маккензи задрожали, и она, уронив трубку, побежала в гардеробную.

— Цветы просто великолепны, — послышался у нее за спиной голос матери. — Ты так не считаешь, дорогая?

Пробормотав в ответ что-то нечленораздельное, Маккензи сняла халат и надела джинсы, футболку и мокасины.

— Маккензи, — позвала ее мать. — Что ты делаешь? Свадьба…

Девушка обернулась, ничего не видя сквозь пелену слез.

— Свадьбы не будет.

И убежала.

— Что значит, она ушла? — Данте охватила паника. — Куда?

— Мы не знаем, — ответила мать Маккензи. — Она только что выскочила отсюда как ошпаренная. Сказала, что свадьбы не будет.

Положив трубку, Данте разочарованно застонал. Что случилось? Не было ни малейшего намека на то, что Маккензи откажется от свадьбы. Скорее, наоборот. Он никогда не видел ее такой счастливой, как в последние несколько дней. В чем дело, черт побери?

— Что-то случилось?

Обернувшись, Данте увидел Эдриана, принесшего их бутоньерки.

— Маккензи, — пробормотал он, яростно нажимая кнопки мобильного телефона. — Она сбежала.

— Сбежала? — переспросил его помощник, кладя цветы на кофейный столик. И наливая себе виски, поинтересовался: — Хочешь сказать, она передумала?

— Не знаю. — Нахмурившись, Данте посмотрел на часы. — И не узнаю, пока не поговорю с ней. Ну возьми же трубку!

— Возможно, это к лучшему, — заметил Эдриан, выпив залпом виски. — Возможно, тебе лучше сейчас понять, как ненадежна эта женщина, чем после того, как ты наденешь ей кольцо.

— Заткнись, Эдриан! — (В трубке послышался голос.) — Натали! Это вы? Вы видели Маккензи?

— Ее нет в ее номере? Странно. Она недавно звонила оттуда.

— Что ей было нужно?

— Она почему-то спросила, действительно ли отель закрывается. Я еще подумала, странно, что она ничего не знает…

О боже!

— И что вы ей сказали?

— Что отель закрывается, но она бросила трубку, прежде чем я успела все ей объяснить.

Хуже не придумаешь!

Рассеянно поблагодарив Натали, Данте положил трубку и потянулся за ключами.

— Куда ты? — спросил Эдриан, наливая себе вторую порцию виски.

— Искать ее.

— Ты уверен, что она этого стоит? Ты заслуживаешь большего, чем какую-то потаскуху, которая расплачивается натурой за услуги.

Схватив Эдриана за грудки, Данте прижал его к стене. При этом стакан выпал из руки его помощника и разлетелся на мелкие осколки.

— Ты ничего о ней не знаешь! — рявкнул он, проклиная себя, за то, что поделился с Эдрианом подробностями их с Маккензи сделки. Теперь Маккензи исчезла. — Какое отношение ты имеешь к исчезновению Маккензи?

Эдриан испуганно покачал головой.

— Никакого, босс.

Но Данте нутром чувствовал, что он лжет.

— И как я только мог сделать тебя своим шафером? — Потянув Эдриана на себя, он что есть силы швырнул его на диван. — Чтобы к моему возвращению тебя здесь не было! Я больше не желаю тебя видеть. Ты уволен.

— Но, Данте…

— Пошел прочь!

Спустившись вниз, Данте сел в свой автомобиль и погнал его на предельной скорости по извилистой горной дороге. Он надеялся, что не ошибся и выбрал правильный путь.

Должно быть, она выскочила из отеля в полном смятении. Только бы с ней ничего не случилось!

Он хлопнул ладонью по рулю. Почему ему понадобилось столько времени, чтобы понять, как много она для него значит? Грубые слова Эдриана в адрес Маккензи послужили для него своеобразным толчком к осознанию простых истин.

Маккензи не была потаскухой, расплачивающейся своим телом за оказанные ей услуги.

Она была энергичной, страстной женщиной.

Матерью его ребенка. Женщиной, которую он любил! Проехав нужный поворот, он мрачно выругался и развернул машину. Только бы не опоздать!

Встретив свою хозяйку у двери, Мисти принялась вертеться у ее ног, как всегда делала в ожидании еды, хотя сейчас было только около полудня и вряд ли ей хотелось есть. Присев на корточки, Маккензи взяла ее на руки и вошла в дом.

— Возможно, ты любишь меня только из-за еды, которую я тебе даю, но по крайней мере ты меня любишь, — пробормотала девушка, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Но она сдержала их, твердо решив, что не будет плакать из-за Данте Карраццо. Этот обманщик не заслуживает ее слез!

Посадив кошку на диван, Маккензи прошла в свою комнату. Ее чемодан остался в отеле, но у нее был другой, более старый. Достав его с антресоли, она смахнула с него пыль и бросила на кровать. Ей нужно срочно уехать. Туда, где никто ее не найдет.

Особенно Данте Карраццо.

Зазвонил телефон, но она не стала отвечать. Лучше, если никто не будет знать, где она. Позднее, когда найдет себе убежище, она свяжется с родителями.

Достав из шкафа ворох одежды, Маккензи, не разбирая, что к чему, засунула все в чемодан. Ей не нужно теперь хорошо выглядеть, так что можно не утруждаться.

Маккензи волокла чемодан по полу прихожей, когда услышала шум подъезжающего автомобиля. Зашуршав гравием, машина резко остановилась, и хлопнула дверца.

Она похолодела.

Данте!

Маккензи застыла на месте. Она не хотела его видеть, не хотела услышать новую ложь, не хотела, чтобы он узнал, какую боль ей причинил.

Потому что прекрасно знала, почему он приехал. Не ради нее. Ради ребенка. Это было единственной причиной, по которой Данте собирался на ней жениться. А она еще пыталась убедить себя, что он ее любит!

Дура!

Входная дверь распахнулась.

— Маккензи!

Данте бросился к ней.

— Убирайся!

— Ты должна меня выслушать.

— Нет! Я больше не собираюсь тебя слушать. Ты лгал мне и сделаешь это снова.

— Маккензи, прошу тебя…

— Дай мне пройти. Я уезжаю.

— Я не позволю тебе этого сделать, пока ты не дашь мне возможность все объяснить.

Казалось, его внушительная фигура заняла собой всю ее прихожую, и она побежала в гостиную в поисках свободного пространства. Данте последовал за ней. При виде гостя Мисти насторожилась и угрожающе забила хвостом.

— Я же сказала, что не хочу тебя слушать! Мы заключили сделку, а ты не выполнил ее условия.

— Я ничего не нарушал.

— Хватит врать! Ты пообещал мне оставить в покое «Эштон Хаус», и я тебе поверила. Но Эдриан сказал мне, что ты решил его закрыть.

Данте громко выругался.

— Эдриан завистливый мерзавец. Я его уволил.

— А Натали ты тоже уволил? Она подтвердила слова Эдриана. Не пытайся переложить свою вину на Эдриана, Данте. Между нами все кончено.

Данте тяжело вздохнул, и ей показалось, что он признает свое поражение. Его суровые черты смягчились.

— Я хотел сделать тебе сюрприз. — Его голос звучал почти умоляюще.

— Разрушив «Эштон Хаус»? — Она говорила почти спокойно. Произошедшая с ним перемена застигла ее врасплох.

Он покачал головой.

— Я закрываю его не для того, чтобы разрушить.

— Но все же закрываешь?

— Да.

— Но почему? Мы ведь договорились. Ты обещал мне пощадить «Эштон Хаус». Обещал! Я ничего для тебя не значу, равно как и этот ребенок. Что бы ты там ни говорил, все, чего ты хочешь, это уничтожить Сару и Джонаса Дуглас.

Он закрыл лицо руками, но это не помогло ему сдержать страдальческий стон, от которого у Маккензи по спине побежали мурашки и Мисти пулей вылетела из комнаты.

— Да, — произнес он сдавленным голосом. Его глаза неистово сверкали на искаженном мукой лице. — Это было все, чего я хотел. Уничтожить их. Заставить заплатить за то, что они сделали.

Маккензи еще больше похолодела и обхватила себя руками.

— И что же они сделали? — произнесла она дрожащим от волнения голосом.

Закрыв глаза, Данте покачал головой и запустил руку в волосы. Затем снова открыл глаза.

— Маккензи, — мягко произнес он, указывая ей на диван, — я должен кое-что тебе рассказать. Возможно, мне следовало это сделать уже давно. Ты меня выслушаешь?

Маккензи не знала, что ответить. Ей не хотелось снова слушать его лживые обещания. Данте виновато улыбнулся.

— Пожалуйста, — настаивал он. — Это очень важно.

Интуиция подсказывала ей, что сейчас он впервые заговорит с ней о своем прошлом. Отрывисто кивнув, Маккензи села на диван.

— Я никогда не знал своих настоящих родителей, — начал он. — Моя мать была итальянкой. Об отце мне вообще ничего не известно. Скорее всего, он бросил нас, испугавшись ответственности. Семья моей матери очень стыдилась ее внебрачной связи, и меня отдали на воспитание в другую семью, чтобы не ломать ей жизнь.

У Маккензи защемило сердце. Это было так не похоже на ситуацию ее родителей, которые отчаянно хотели ребенка, и потратили целое состояние на всевозможные обследования.

— Данте, я понятия не имела, — сочувственно произнесла она.

— Это еще не все, — продолжил он. — Когда мне было всего два года, у меня появились новые родители. Оба были трудоголиками и посвятили всю свою жизнь карьере, но в зрелом возрасте у них родился сын. Он был моим ровесником.

Маккензи поразилась своей догадке.

— Не хочешь ли ты сказать, что это Сара и Джонас?

Он взглядом подтвердил ее правоту.

— Они взяли меня к себе.

— Но этого не может быть. У Дугласов было только два сына: Джейк и… — по ее спине пробежал холодок, — Дэнни. Дэниэл Дуглас, — прошептала она.

Куски головоломки медленно складывались воедино. Она вглядывалась в лицо Данте, ища сходство с мальчиком, которого видела на старых фотографиях.

— Джейк погиб в автокатастрофе, а Дэнни бесследно исчез… Ты ведь Дэнни, правда?

Данте пристально посмотрел на нее. Его лицо было безжизненным, в глубине глаз затаилась боль. Ей вдруг захотелось прижать его к себе и утешить. Но она по-прежнему не до конца понимала, что послужило причиной его печали. Да, настоящие родители отказались от него, но его усыновила одна из богатейших семей в городе.

— Сара и Джонас усыновили тебя, а ты платишь им таким образом? Я ничего не понимаю.

— Они не усыновляли меня! — крикнул он, вскочив на ноги. — Они меня приобрели! Они выбрали ребенка того же возраста, что и их собственный, с единственной целью — чтобы их любимому чаду не было скучно. Я должен был составлять Джейку компанию, когда Сары и Джонаса не было дома. А их вечно не было дома. Мы никогда не оставались ночевать у друзей. Нам никогда не разрешали играть в школьных спортивных командах. До и после школы мы торчали дома, и мое присутствие требовалось только для того, чтобы развлекать Джейка.

Маккензи покачала головой.

— Ужасно! У меня в голове не укладывается, как можно так поступать с детьми!

— Я знал, что Сара и Джонас постоянно заняты. Они зарабатывали миллионы. Меня взяли у моих небогатых воспитателей и окружили роскошью. Кто я был такой, чтобы жаловаться?

Он внезапно замолчал, и в тишине Мисти вернулась в комнату и потерлась о ноги хозяйки, после чего начала осторожно обнюхивать гостя.

— Что произошло потом?

— Был семнадцатый день рождения Джейка, — наконец произнес Данте, — и в честь этого мы устроили грандиозную вечеринку. Родители подарили ему «порше», и нам не терпелось прокатиться на нем, но нужно было дождаться окончания праздника. Однако еще до конца вечеринки Сара и Джонас позвали меня к себе в кабинет. Это мне показалось странным, но я тогда подумал, что они просто решили узнать, какой подарок я хочу получить на день своего рождения через два месяца. Машины меня не особенно интересовали. Это Джейк всегда был любителем высоких скоростей. Он всегда был моим героем, моим старшим братом, рисковым парнем.

— А ты? Каким был ты?

Данте посмотрел на нее. Его глаза затуманились от воспоминаний.

— Я много мечтал. Я восхищался тем, чего добились Сара и Джонас. Поздно вечером я часто подслушивал их разговоры о недвижимости и процентных ставках. В отличие от Джейка, который, несмотря на все их уговоры, не хотел поступать в университет, я мечтал изучать бизнес, чтобы стать таким же, как они.

— Тогда почему ты исчез?

Данте грустно рассмеялся.

— Я не совсем «исчез». В тот вечер они сказали, что больше во мне не нуждаются, что я отслужил свое и мне пора уходить.

— Они тебя выгнали?

— В тот же самый вечер. Они дали мне чек на десять тысяч долларов и не позволили попрощаться с Джейком, потому что он якобы все уже знал и ему было все равно.

— Они так с тобой поступили?

Он кивнул.

— Да, но сперва сообщили, что мое настоящее имя не Дэниэл Дуглас, как я всегда считал, а Данте Карраццо. По их словам, они хотели, чтобы я знал свои корни. Но в действительности это был лишь намек на то, что я не имел права предъявлять им материальные претензии.

— И ты ушел.

— Да, взяв деньги и получив от них документы со своим настоящим именем. Я был так потрясен, что уехал в тот же вечер и больше никогда не возвращался. Но я не спустил все деньги, как они, должно быть, думали. Я купил билет в один конец до Лондона, нашел бумажную работу в сфере недвижимости и, с каждым годом набираясь опыта, поднимался вверх по карьерной лестнице, пока однажды не открыл свое дело.

— И ты совсем не учился в университете?

Данте слабо улыбнулся, когда Мисти выгнула спину и потерлась боком о его ногу.

— Нет. И, возможно, мне следует благодарить за это Сару и Джонаса. Потому что долгая практика дала мне значительно больше, чем получали другие, посещая лекции.

— И ты дал себе слово воспользовался этими знаниями, чтобы им отомстить?

— Да, — произнес он без малейшего сожаления. — Через два года после того, как они меня выгнали, я случайно узнал из крошечной заметки в газете, что Джейк погиб. Я не мог в это поверить. Джейк был настоящим героем, баловнем судьбы. У него было все, чего он хотел, но это не пошло ему на пользу. А они даже не позволили мне с ним попрощаться. Мне следовало это сделать. Я знаю, Джейк не захотел бы, чтобы я ушел.

Он глубоко вздохнул.

— Именно в тот момент я и решил им отомстить. За Джейка, за себя, за почти пятнадцать лет обмана. Мне пришлось много потрудиться. Они занимали несравненно более высокое положение в мире бизнеса, но я постепенно их догнал. Этот процесс ускорился, когда Джонас начал играть в азартные игры. Должно быть, они были сильно потрясены, когда узнали, кто так безжалостно отбирает у них их бизнес. Они могли бы обратиться в прессу за поддержкой, но для этого им пришлось бы рассказать всю историю. — Он поднял брови. — Разве кто-то смог бы после этого испытывать к ним жалость?

Несколько минут они оба молчали. Тишину нарушало только тиканье часов и мурлыканье Мисти, которая забралась на колени к Данте и уткнулась головой в его большую ладонь, словно утешая его.

— Это ужасно, — наконец произнесла Маккензи. — Я понятия не имела. Они всегда казались мне такими милыми людьми.

Он пожал плечами.

— Возможно, они такими и были. Просто им не следовало иметь детей.

— Значит, вот почему ты так хочешь разрушить «Эштон Хаус», — прошептала она. — Их последний оплот, их гордость.

Данте сухо рассмеялся.

— О да. Не говоря уже о том, что именно там праздновался семнадцатый день рождения Джейка.

Маккензи в ужасе уставилась на него, внезапно осознав всю глубину его отвращения к этим людям.

— О боже, — пролепетала она, коснувшись его руки.

Пожав плечами, он как-то странно улыбнулся.

— Раньше мои планы мести мне казались очень важными, но с недавних пор все изменилось.

— Но ведь ты сам признался, что по-прежнему собираешься закрыть отель.

— Это правда, — кивнул он, взяв обе ее руки в свои. — Ты постоянно повторяла, что мне следует строить, а не разрушать, но в мире ведь достаточно хороших отелей, ты так не считаешь?

Маккензи нервно улыбнулась. Она все еще не понимала, куда он клонит, но внезапная перемена его настроения обнадеживала.

— Что ты задумал? — прямо спросила она.

— Возможно, это безумие, — признался он. — Эдриан пытался меня от этого отговорить. Но, анализируя свое прошлое, я понял, что первая приемная семья была единственной, которой я был нужен. Они дали мне дом, заботились обо мне, несмотря на свою бедность. Таким образом, когда ты заставила меня пообещать не закрывать «Эштон Хаус», я решил превратить его в дом для семей, которым жилищные условия не позволяют брать на воспитание детей. «Эштон Хаус» решит проблемы некоторых из них и позволит детям обрести новых любящих родителей.

Данте выжидающе посмотрел на нее, и она улыбнулась.

— Значит, вот для чего ты закрываешь отель? Чтобы поселить в нем приемные семьи?

Он кивнул.

— Да, и, надеюсь, ты не станешь возражать. Ты заставила меня пообещать не разрушать «Эштон Хаус», но не говорила, что он должен оставаться отелем. Что ты думаешь?

— Я думаю, что это самая замечательная идея, которую я когда-либо слышала.

Он широко улыбнулся, и его глаза заблестели от удовольствия.

— Правда?

— Я так тобой горжусь, — произнесла Маккензи, заключая его в объятия. — Прости меня! Я понятия не имела, что тебе пришлось пережить. Прости, что усомнилась в тебе.

Данте обнял ее за плечи.

— Ты была права, не поверив мне. Я собирался разрушить «Эштон Хаус», даже велел Эдриану закрыть его до того, как ты узнала о своей беременности. Но когда ты поставила мне ультиматум, я взглянул на свой план и вдруг понял, что это перестало иметь для меня значение. Я пытался, но не мог уцепиться за эту ненависть. Твои слова о том, что мне следовало бы созидать, а не разрушать, заставили меня пересмотреть мою жизненную позицию. — Поглядев на нее, он улыбнулся. — Ты научила меня этому, и я перед тобой в неоплатном долгу.

Маккензи закусила губу.

— Мне жаль, что я сегодня от тебя убежала.

— А мне нет.

Она нахмурилась и отстранилась, но Данте снова привлек ее к себе.

— Ты неправильно меня поняла. Я имел в виду, что до этого момента не понимал, как много ты для меня значишь. Мне было хорошо с тобой, я хотел, чтобы ты родила мне ребенка, но осознал, насколько ты мне дорога, лишь когда подумал, что потерял тебя.

Ее сердце замерло на мгновение, после чего бешено заколотилось.

— Ты хочешь сказать?..

Он улыбнулся.

— Я люблю тебя, Маккензи Роуз. Люблю так сильно, что у меня чуть сердце не разорвалось, когда ты сбежала. Обещай, что подобного больше не повторится.

— Только если ты пообещаешь не пугать меня до смерти своими сюрпризами. Лучше вываливай все сразу.

Рассмеявшись, он крепче прижал ее к себе.

— Договорились.

— Ну раз уж речь зашла о честности… — Обняв мужчину за шею, Маккензи поцеловала его в губы, вложив в этот поцелуй всю свою любовь.

Когда она наконец отстранилась, Данте довольно промурлыкал:

— Это значит то, о чем я думаю?

— Да. Я люблю тебя, Данте Карраццо, и буду любить всегда.

— Вот только я этого не заслуживаю. — Он внезапно нахмурился. — Я бесцеремонно воспользовался тобой, когда ты мирно спала в моей постели. Принимал тебя за обычную шл…

Маккензи не дала ему договорить, снова накрыв его губы своими.

— Это уже не имеет значения. Ты не воспользовался мной.

Данте отвернулся.

— Но я не оставил тебе выбора.

Она положила руку ему на подбородок и заставила посмотреть на нее.

— Да, я была потрясена, когда, проснувшись, обнаружила на себе обнаженного незнакомца, но у меня был выбор. Я могла бы закричать или выскочить из постели.

Его глаза улыбались.

— И почему же ты этого не сделала?

— Потому что не хотела, чтобы ты останавливался. Мне еще никогда не было так хорошо, — призналась она.

— Но ты шептала имя своего бывшего возлюбленного.

— Если я это и делала, то только потому, что с тобой было совсем не так, как с ним. Ричард всегда называл меня снежной королевой. — Маккензи инстинктивно обхватила себя руками.

Данте крепче обнял ее.

— Он полный идиот!

Девушка попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло.

— Он знал, что я была зачата путем искусственного оплодотворения, и видел в этом причину моей фригидности. При расставании он сказал мне, что я не настоящая женщина, а жалкий суррогат.

Зарычав от негодования, Данте поцеловал ее в макушку. Ему хотелось убить этого негодяя.

— Но не могла же ты ему поверить.

Маккензи напряглась в его объятиях, но не отстранилась.

— Проанализировав свой прошлый опыт, я подумала, что, возможно, Ричард был прав. Интимная близость не доставляла мне удовольствия. До той ночи в «Эштон Хаусе».

Данте хотелось плясать от радости. Она принадлежала ему, и только ему. Казалось, его сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

— Послушай меня и поверь, дорогая, ты самая страстная женщина, которую я когда-либо знал. И самая настоящая.

Маккензи улыбнулась ему.

— Раньше у меня был любовник моей мечты, который иногда приходил ко мне во сне. Думаю, он пытался мне сказать именно это.

Приподняв ее подбородок, Данте заглянул ей в глаза.

— Тебе больше не нужен любовник мечты.

— Нет, — согласилась она, обольстительно улыбаясь. — Теперь у меня есть настоящий.

Они опоздали на свадьбу на целых два часа, но никто, похоже, не возражал. На шее Маккензи искрилась изумрудная подвеска, а в ушах покачивались подходящие к ней серьги. Данте сохранил эти украшения и преподнес их ей перед церемонией в качестве свадебного подарка и в знак своей любви. На этот раз Маккензи приняла их, уверенная в его чувстве.

Стюарт Куинн с радостью согласился взять на себя роль шафера. Он стоял рядом с Данте, и его суровое обветренное лицо сияло от гордости. Но Маккензи, идущая под руку со своим отцом к алтарю в саду, не замечала никого, кроме Данте. Его темные глаза притягивали ее как магнит, а нежная улыбка говорила больше, чем тысячи слов.

— Я люблю тебя, Маккензи Роуз, — прошептал он, когда она подошла к нему.

Посмотрев на него, она почувствовала себя так, словно у нее выросли крылья.

— А я тебя, Данте.

Тогда он наклонил голову и страстно поцеловал ее.

За спиной у них раздались бурные аплодисменты, и только тактичное покашливание священника прервало этот поцелуй.

— Какое бесстыдное нарушение традиции, — проворчал он, но его глаза улыбались. — Может, все-таки позволите мне прочитать речь?

Он посмотрел поверх Библии на собравшихся гостей.

— Дорогие братья и сестры…