Сопротивление

ГЛАВА 13

Я проснулась, будучи привязанной к кровати. Эллиот сидел возле меня и делал какие-то записи в моей больничной карте.

— О Боже, — произнесла я, попытавшись прикрыть глаза руками, но у меня ничего не вышло.

Эллиот встал и выключил светильник, висевший над моей головой и отбрасывавший мягкий свет на фотографию Снежка на моём столике.

— Какие-нибудь мышцы болят? Слабость чувствуешь?

— Что вы мне дали? Я не могу ничего почувствовать.

— Обещаешь не бросаться на меня?

— Блядь. Вы теперь меня не выпустите. Я здесь застряну. Зачем я это сделала? — моё лицо исказила гримаса. Я собиралась расплакаться прямо перед Эллиотом, даже осознавая, что каждая слеза становилась ещё одним гвоздём в гроб моего здравомыслия. Он освободил мою правую руку, и я прикрыла ею лицо.

— Я консультант и не выдаю тебе таблетки. Могу только предложить. Но ты выглядишь так, будто спала дольше, чем нужно, но недостаточно крепко, — ответил он.

— Что?

Он рассмеялся.

— Прости. Уже поздно. Моё чувство юмора умирает, когда я устаю, — он высвободил мою левую руку и переместился к изножью кровати.

— Рада, что оно у вас вообще есть, хоть и странное.

Он улыбнулся и начал расстёгивать мою лодыжку.

— Я выпишу что-нибудь вместо «Паксила»[15].

Он освободил обе мои лодыжки, и я уселась на кровати. Окружающий меня мир слегка вращался, и я ухватилась за край. Комната остановилась.

— Вы собираетесь меня отпустить? — спросила я.

— Мне предстоит понаблюдать за тобой ещё один день. Ты хочешь уйти?

— Пожалуй, да.

Он уселся рядом со мной.

— Дикон Брюс, по его собственным словам, наткнулся на нож сам.

— Он что?

— Вероятно, упал на него дважды.

Любая расслабленность от таблеток мгновенно испарилась, словно я скинула её с себя так, как змеи сбрасывали кожу.

— Он защищает меня.

— Окружной прокурор тоже не верит ему. Но, в конце концов, возбудить дело будет сложно. Ты везучая, — его изумрудные глаза смотрели на меня, будто видели насквозь. — Не похоже, что тебе стало легче.

— Мне лучше.

— Не начинай пока собирать вещи. Ладно?

— Мне и собирать особо нечего. Фото, и, видимо, должна была быть одежда? То есть кто меня знает, да? — я потянулась за фотографией, и Эллиот снова заговорил со мной, практически повторив слова моего отца.

— Когда ты выйдешь отсюда, тебе предстоит пройти определённую программу, — сказал он. — Знаю, ты привыкла к вечеринкам, но это для твоего же блага, и надеюсь, ты тоже так думаешь.

Я едва слышала его слова. Разглядывала фото, на котором была изображена вместе со Снежком. Он был подарком отца, и мой восторг от нового чёрно-белого костюма для дрессуры был написан на моём лице. От волнения Снежок пятился от странного улыбающегося создания, стоящего возле него.

— Сколько лет тебе на фото? — спросил Эллиот, усевшись на стул, стоящий у кровати.

— Мне только исполнилось пятнадцать. Мама не хотела, чтобы он у меня был. Она думала, что я была слишком безответственной. Но я поклялась доказать ей то, что она ошибалась.

— Доказала?

— Да. До недавнего инцидента. Когда умерла Аманда, я вроде как оставила его в конюшне. Блядь. Он был моим. Я тренировала его. И он был хорош. Идеальный темперамент, лёгкое движение ног, ему удавалось выбрать темп, он был чемпионом. А я просто бросила его, словно он ничего не значил. И я ещё хочу, чтобы люди заботились обо мне? Блядь, да я ничтожество, — Эллиот передал мне упаковку салфеток, буквально вынудив меня засмеяться сквозь слёзы. — Грёбаный терапевт, — произнесла я.

— Что?

— Вы даёте мне салфетки, чтобы я могла высморкаться, будто это самая важная вещь в жизни.

Он наклонился, поставив локти на колени.

— Важным является то, что этими действиями я показываю тебе — ты не ничтожество.

Я высморкалась. Мне было так плохо, ощущение того, что я словно гнила, и чёрный комок этой гнили с каждой секундой рос во мне всё больше. Мне было известно, как оттолкнуть его. Я знала, как управлять им, и, понаблюдав за тем, как Эллиот сунул пальцы между колен, задумалась о том, как затащить его в постель. Когда он рукой коснулся моего лба, между нами пронёсся палящий жар.

— Будучи без сознания, ты пропустила сеанс сегодня утром. Так что наша последняя встреча состоится через час.

Ему бы лучше прекратить прикасаться ко мне. И лучше нахер отвалить от меня. Воздух застрял в горле словно огромная таблетка.

— Ладно, — произнесла я, даже не решившись посмотреть на него.

Знала, что его взгляд будет тёплым и приглашающим, а его губы изогнутыми в улыбке. Он пах мускусом и желанием. Его пальцы слегка скользнули по моей коже, когда он убирал руку. И Эллиот ушёл, забрав весь воздух с собой.

О Боже.

Я почувствовала пульсацию.

Мне нужно было это.

Если я появлюсь в кабинете Эллиота в таком состоянии, то сделаю глупость. И потеряю контроль. Прикоснусь к нему. Сближусь с ним. Открою ему своё тело. И это будет концом. Я застряну в Вестонвуде, потому что, даже не смотря на полыхающее между нами пламя, он придерживался такого понятия, как профессиональная этика. Секс с пациенткой не входил в повестку дня. Возможно, мой мозг и был на каких-то сраных таблетках, но это не делало меня идиоткой.

Час. У меня был час, чтобы избавиться от пульсации. Я находилась в лечебнице, в которой присутствовали как мужчины, так и женщины, а у меня был только один час для того, чтобы найти хотя бы на какую-то половину здоровый эрегированный член. Насколько трудную задачу я себе поставила?

Я провела здесь два дня и смогла вписаться в график. Более или менее. Я отправилась в уборную. Сейчас был тихий час, а это означало, что основная часть пациентов была или на терапии, или общалась с посетителями. Джека, помешанного на цветах, перед телевизором не было. Карен сидела на улице и листала журнал так, словно это было её домашним заданием.

— Что-то ищешь?

Я развернулась. Френсис стояла позади меня, сложив руки за спиной.

— Да. Эм, Джек разве обычно не здесь зависает?

— Почему бы тебе не проверить его комнату?

— Точно. Спасибо, — я отступила назад.

— Мисс Дрейзен, — позвала Френсис.

— Да?

— Оставьте дверь открытой.

— Да, мэм.

Я поспешила в холл, который вёл к комнатам. После первого поворота я завернула в сад. Дождя не было целый день, и из сопливого Лос-Анжелес снова превратился в солнечный город. Я искала кого-то. Кого угодно. Прошла мимо ручейка и размышляла о том, что, возможно, Джек возился с крапивой. Но его там не было, зато увидела Уоррена Чилтона. Его взгляд пронзил меня с другой стороны ограды.

— Привет, — сказала я. — Чем занят?

— А на что похоже?

— На валяние дурака, — я указала подбородком на дыру в ограде. — Помощь нужна?

И перебралась на другую сторону как раз в тот момент, когда Уоррен бросил камень в воду. Он скрылся под водой, не издав даже характерное бульканье.

— В этой дыре можно сдохнуть от тоски, — произнёс он.

— У меня есть лекарство от этого, — ответила я, взяв его за руку.

И положила его ладонь на свою грудь, что было очень неуместно, учитывая мой размер. Но Уоррен, не промедлив ни секунды, схватил мой сосок и ущипнул его.

— У тебя ведь был пирсинг, — сказал он.

— Они сняли все. Ты это знаешь.

Он покрутил его между пальцев. Боже, это было приятно. Мне не нравился этот парень, но нравилось то, что он заставлял меня чувствовать.

— Я трахну тебя так жёстко, что тебе придётся остаться здесь ещё лет на десять.

— Переходи к делу, стиляга.

Через секунду он коснулся моего лица, словно пытался узнать, было ли это ловушкой, не вожу ли я его за нос. Я скользнула рукой к его члену, который был твёрдым лишь наполовину. Боже, я надеялась, что таблетки не лишили его эрекции, потому что у меня не было времени возбуждать его. Он схватил меня за шею и толкнул к забору.

— Какого… — я не смогла закончить фразу из-за давления на моей шее.

Мне такое не нравилось, и я хотела сказать ему о том, чтобы он остановился. Но, когда я попыталась оттолкнуть его руку, он проигнорировал это и дёрнул вниз мои штаны.

— Не двигайся, — рявкнул он, находя пальцем мою щель под тканью трусиков. — О, ты готова.

Его рука с моей шеи переместилась на грудь, и он достал свой член. Я набрала воздуха в лёгкие.

— Никакого удушья, Уоррен, — я спустила одну штанину вниз по ноге. — Я тебя предупреждаю.

— Конечно.

— Эй, — голос был негромким, но уверенным.

Блядь.

Охрана стояла прямо за нами. Уоррен отскочил от меня, словно я была раскалённым углём.

— Что вы делаете по ту сторону забора?

— Это из-за неё, — Уоррен указал на меня. Массивный член выглядывал из-под пояса его штанов, говоря о его лжи.

— Чилтон, тащи свою задницу обратно, — сказал один из охранников. — Не заставляй меня снова писать жалобу, — он достал свою рацию, изучив дыру в заборе. — Эй, Нэд, — сказал он в рацию. — У нас прореха на участке 472.

Уоррен пролез в дыру и побежал через деревья. Охранник смотрел, как я натягивала свои штаны.

— Забирайся назад, — произнёс он. — На этот раз тебе прощается. Давай внутрь.

Он указал на здание. И я поспешила подальше от него. У меня осталось сорок пять минут. Клитор был чувствительным к трению половых губ об него, а я торопилась назад. От желания унять эту пульсацию мой мозг и сам начинал пульсировать. Всем, о чём я только могла думать, был секс. Ёбаная пульсация. Я ненавидела свои желания. Впервые в жизни они казались мне бременем, а не врождённой чертой характера.

Уоррен был плохой идеей. Этот ублюдок собирался подставить меня, из-за этого возникла бы куча проблем. Я поняла, что понятия не имела, где находилась комната Джека. Блядь. Блядь! Блядство!! Он вообще был в своей комнате? А если мне не удастся его найти? Я начинала думать об Эллиоте так, как не должна была думать. Задумалась о том, что это могло выйти наружу во время гипноза. Он снова прикоснётся ко мне, и я скажу что-то вроде: «Эй… Давайте…»

Я спустилась вниз по лестнице и начала обыскивать каждую комнату. Все двери были открыты. Большинство комнат были пустыми и чистыми, или в них находились незнакомые мне люди. Через сорок минут я буду стоять перед мужчиной явно с членом и, возможно, смогу убедить его трахнуть меня.

Но я продолжала думать о подвязывании к потолку, о том, как узлы натирали мою кожу, и о том, как член Дикона скользил по моему бедру.

«Скажи мне, как сильно ты хочешь этого, мой прекрасный котёнок.

Сильно… сильно… сильно… сильно…»

Моя задница. Моя бедная задница страдала после того, как он шлёпал её, сдерживая тем самым лавину желания. Я теряла дни, теряясь в нём. Он был мне нужен. Я не контролировала себя без него.

И я ударила его ножом в грудь.

Ни на секунду не поверила его признательным показаниям. Они побуждали меня осознать лишь то, что это сделала я. Я сделала это. Я ударила его.

Какого хера?

Какого, собственно, хера?

— Привет, Фиона.

Я резко обернулась. Джек стоял в зале с полным полотенцем жёлтых цветов.

— Джек, я тебя искала.

— Итак, миссия завершена. Ты меня нашла.

Я подступила к нему поближе, чтобы сказать то, чего не услышат другие:

— Ты говорил, что с тобой всё-таки можно трахаться.

— Мне нравилось так думать. А что?

Складывалось впечатление, что тысячи намёков и подсказок, которые я всю свою жизнь делала мужчинам, были для них на самом деле каким-то непонятным кодом. Если бы мы были в обычной обстановке, я бы оголила какую-нибудь часть своего тела, но повсюду были камеры.

Поэтому я наклонилась поближе к нему и сжала губы, прежде чем прошептать.

— Я хочу, чтобы ты показал мне, как можешь трахаться.

Его нижняя губа дрогнула, а глаза расширились. Он попытался сглотнуть, но из его рта вылетел странный звук, поэтому ничего не вышло. Я решила, что это было хорошим знаком.

— Хочешь прикоснуться к моим сиськам? Соски уже затвердели. Знаю место, где мы могли бы это сделать, — никто не увидит нас. Я могу так глубоко взять твой член в рот, что моя слюна будет течь по твоим яйцам. И я проглочу каждую каплю твоей спермы. Всё до последнего.

Джек ничего не сказал, но, когда я потянулась, чтобы коснуться его руки, он выронил полотенце с цветами, и лепестки рассыпались у наших ног.

— Джек?

Он убежал по коридору так быстро, будто кто-то поджёг его задницу.

Думаю, я могла бы предугадать такой исход. В конце концов, это была лечебница для душевнобольных. Но грязные слова лишь усилили мою пульсацию. Осталось лишь полчаса, а у меня не было даже грёбаного вибратора. Я могла позаботиться о себе сама и надеяться на лучшее.

Дверь в мою комнату была чуть ниже по коридору. Я забежала внутрь и закрыла её. Окно по-прежнему было открыто, и оттуда веяло прохладой в те моменты, когда дул ветерок. Я вошла в ванную. Френсис не хотела, чтобы меня было слышно. Но я могла быть тихой. И сотни раз делала это для Дикона.

Я выскользнула из своих хлопковых штанов, обуви и уставилась на гладкую и холодную поверхность раковины. Укус холода был неплох, но не настолько. Это было нечто совершенно другое. Я хотела тёплую кожу и чувство полноты. Хотела чувствовать.

Были причины, по которым я не прикасалась к себе. Весомые причины.

«Это возбуждает тебя, Фиона? То, что ты делаешь?»

Старо как мир. Отец поймал меня на стуле у окна.

«Потому что это — отвратительно».

Он стоял за мной, скрестив руки на груди, и наблюдал отражение всего процесса в окне. Я широко расставила ноги, сидя на стуле, и отмечала, как долго смогла продержаться прежде, чем кончить. Мне было пятнадцать, и любая уверенность в силе моих чувств и взрывов неожиданного возбуждения отсутствовала.

«Я знал, что один из вас будет таким. Семеро странных…»

Я так и не довела себя до оргазма, только подпрыгнула на стуле от звука его голоса, когда он показался, и всё ещё оставалась возбуждённой.

В ванной на открытое окно снаружи упала тень.

«Сто лет тому назад тебя бы выдали замуж до того момента, как ты опозорила бы всю семью. Но сейчас? Сейчас я не могу сделать ни черта. Я бы предпочёл зашить её».

Я размышляла лишь об одном.

Не могла забыть, но и не думала об этом. Хранила это в каком-то далёком уголке, в котором я не воплощала это в жизнь и не говорила об этом.

Я сидела на унитазе, расставив ноги и выгнув своё тело таким образом, что крышка унитаза впивалась в кожу. Это бы не сработало. Блядь. Я могла трахнуть себя пальцами, хотела их тепло, форму и умелые прикосновения.

Могла бы без проблем вставить тампон и удовлетворить себя, а после искупаться. Но я не прикасалась к себе с тех самых пор, как папа вошёл в комнату, покачав своей головой. Он никогда не делал мне замечаний после этого, и я так и не узнала, рассказал ли он об этом маме. Но она чувствовала, что что-то не так, всегда была рядом и защищала меня от любых последствий. Хотя он мог бы натравить нас друг на друга. Я стала той, кому сёстры никогда не будут подражать. Плохим примером. Распутницей. И наслаждалась жизнью, решив, что они мне завидовали.

Но, Боже, оседлать грёбаный туалет — мне просто нужен был трах. До боли сильно. А в этой грёбаной дыре никого не было. Эллиот узнал бы. Он увидел бы желание во мне. Я бы сделала что-то импульсивное, и мне пришлось бы остаться.

Но мне было это необходимо, и я не просто так использовала это слово.

Я уже собиралась встать и подумать, но всё же решила поддаться импульсу. Я скользнула средним пальцем по клитору.

Резко вдохнула через рот. Тень снова пронеслось мимо окна, что-то уронив. Я забыла, насколько хорошо это было, насколько сильное электричество я чувствовала. Палец и клитор реагировали одновременно, и я была ослеплена этим.

Дверь ванной открылась. Я отдёрнула руку и открыла глаза.

Марк, санитар с татуировкой, произнёс:

— Что делаешь?

— Я в туалете, придурок.

Он стоял там, заняв почти все пространство дверного проёма. В его руках было бумажное полотенце Джека, из которого выглядывало несколько жёлтых лепестков.

— Дверь ванной была закрыта.

— Возможно, сейчас до тебя дойдёт почему?

— Конечно дойдёт, — но он так и не сдвинулся с места.

Мои глаза метнулись на ту часть тела, куда всегда перемещались, когда я чувствовала сильную пульсацию между ног. У него был член, и если он ещё не был твёрдым, то это очень сильно меня удивило бы. Я могла бы это исправить. Всё могло бы остаться секретом на… Сколько часов? Я бы пошла к Эллиоту и прояснила ситуацию, получив свою печать, и убралась бы нахер отсюда к Дикону. Пока, сучки.

— В ванной нет камер, так ведь?

Он осмотрел меня с головы до ног, сосредоточив взгляд на моих голых ногах и треугольнике между ними.

— На входе есть. Везде, кроме туалета.

— Слишком плохо. Потому что я чувствую себя как резиновая кукла для траха, — вновь набравшись смелости, я погладила свой животик указательным пальцем.

— Пять минут, красавица.

— Мне хватит трёх.

Он подмигнул мне:

— Стой там, где стоишь, — он закрыл за собой дверь на замок.

У меня было двадцать минут. Разрешено ли было опоздание на сеанс всего на пару минут? Я понятия не имела о том, кто докладывал об опозданиях, а также по какой причине они могли бы начать мои поиски. И я не была заинтересована в том, чтобы меня застукали с Марком.

Я села обратно и позволила пальцам вновь найти точку удовольствия. Не думала ни о чём, просто сфокусировалась на своих чувствах. Пульсация показала свою жадную голову, ведь в комнате появился настоящий тёплый член, и я могла справиться с задачей. Мне нужно было это, и с каждым уколом пульсации я двигала пальцем по клитору. Сладкий, всепоглощающий восторг. Бездумное ожидание, дрожь жизни, обрыв в глубокой бездне забытья.

И тогда он вернулся.

— Что ты сделал?

— Дружок следит за мониторами, — он закрыл дверь. — На колени, психопатка.

Он схватил меня за затылок и опустил на колени. Я дёрнула за пояс его штанов, освободив член Марка. Он пах антисептиком и немного щипал язык после того, как я облизала его.

— Боже, да. Ты грёбаная маленькая шлюха. Возьми его полностью.

Я посмотрела на него снизу вверх, округлив глаза. Я позволила ему скользнуть своим членом по моему языку глубоко в глотку. Он удерживал мою голову на пару секунд дольше, чем я могла выдержать.

Я встала.

— Просто трахни меня. Используй меня. Я буду твоей возбуждённой шлюшкой. Твоей куклой, которой ты сможешь управлять таким образом, каким только захочешь.

Он развернул меня и нагнул над унитазом. Я ухватилась за бачок. Марк достал презерватив, а я в это время смотрела на кафель. Надеялась, что он не захочет анал. Это всегда было приятно, но я бы не кончила без дополнительной стимуляции, и мне кажется, что он не старался бы. Марк вошёл в мою киску и сжал бёдра руками, проникнув внутрь и выходя обратно. Я выгнула спину так, чтобы его ствол мог тереться о мой клитор, и уже чувствовала приближение оргазма.

— Блядь, чтоб тебя, маленькая богатенькая сучка! Так тебе это нравится, не так ли? Нравится, когда я трахаю тебя так?

— Я шлюха. Трахни меня как шлюху. Да, именно трахни меня как богатенькую маленькую шлюху, — я знала, что подбирала правильные слова. Они заводили меня и заставляли его вколачиваться в меня всё сильнее. Я чувствовала, как оргазм начинал закручиваться в узел.

Было всё.

Его кожа на моей.

Галочка.

Нужный угол и открытость перед незнакомцем.

Галочка.

Ни комментариев, ни прелюдии.

Галочка.

Вдобавок небольшой риск.

Галочка, галочка, галочка.

Была вещь, о которой я забыла.

Скука. Время между охотой за сексом и оргазмом, даже получением этого оргазма, в половине случаев было утомительным.

Мне хотелось получить свой оргазм и нахер покончить с этим. Я не наслаждалась секундами секса перед оргазмом, но они приносили облегчение. И стали недостойным средством достойной цели. Стоны Марка раздражали. Его грязные слова не имели смысла. Я не хотела смотреть на него, поэтому наклонилась вперёд. Он считал и называл меня шлюхой. Скучно.

Я толкнулась ему навстречу.

— Жёстче, ублюдок. Вдалбливайся в меня! Порви мою киску!

Он шлёпнул меня по заднице и стал вколачиваться сильнее.

— Заткнись, сука!

Его яйца ударялись о мою киску, а член скользил по складкам. Я собиралась кончить. Почувствовала, как сжались и напряглись мои мышцы, но ощутила освобождение, а не радость. Просто хорошо выполненная работа.

Странное «ууфф» слетело с его губ, когда он кончил, и я закатила глаза.

Марк погладил меня по спине и заднице.

— Детка…

— Отвали. У меня есть дела.

— Почему должно быть именно так? — он снял презерватив и завернул его в туалетную бумагу.

Я выпрямилась.

— А как ещё это должно быть?

— Ты не хочешь, чтобы я был нежным?

— Думаешь, это ты использовал меня? Не смеши.

— Ты сумасшедшая?

— Чувак, ты в психиатрической лечебнице. Спустись на землю и убирайся нахер из моей ванной.

Он сунул презерватив себе в карман и застегнул штаны. Я потеряла к нему всяческий интерес, и он понял это только после того, как открыл дверь. Марк почти вышел за порог, но его мужская потребность оставить последнее слово за собой взяла верх.

— Шлюха.