Сопротивление

ГЛАВА 14

— Последний сеанс, — начал Эллиот. — Как ты себя чувствуешь?

Он выглядел расслабленным, выбритым и счастливым. Я понятия не имела, насколько взволнованным он выглядел во время последних сессий.

— Я в порядке. Вы собираетесь меня выпустить?

— Могу лишь дать рекомендацию. После сеанса я сделаю заключение, и мы встретимся с Френсис и твоим адвокатом. Мне понадобится где-то час после сеанса. Твоя мать и адвокат уже здесь.

Я села на кушетку:

— Сегодня мы снова обратимся к гипнозу?

Он пожал плечами:

— Конечно, если ты к нему готова. Я хотел бы услышать о твоих самых недавних воспоминаниях. Вернёмся к последней вещи, которую ты помнишь.

Я легла на спину.

— Мы уже пробовали.

— Возможно, что-то изменилось, — он сел рядом со мной и взял ручку.

Я хотела бы встретиться с ним при других обстоятельствах. Когда он учился в семинарии, а я была счастливой маленькой шлюшкой для траха. Тогда всё могло бы быть нормальным. Это абсурдное чувство юмора довело бы меня до безумия, а моя аффлюэнца продолжала бы его разочаровывать.

— Кое-что изменилось, — произнесла я, хотя и не могла сказать, что же именно.

— Сосредоточься на конце ручки.

«Ты расслаблена?»

Да. Я чувствую свободу, которую не чувствовала никогда прежде. Чувствую себя исполненной надежды и благородства, возвышенности и меланхолии. Бодрой и воодушевлённой, готовой начать путешествие в жизнь после инцидента.

«Я хочу, чтобы ты подумала о поездке сюда, в Вестонвуд. Можешь её вспомнить?»

Не могу. Нет даже размытых силуэтов. Всё пусто.

«Вернись немного дальше. К конюшне. В тебя стреляли. Ты помнишь боль в руке?»

Чёрное становится серым, и я чувствую что-то в своей руке, словно меня проткнули твёрдым прутом. Я чувствую что-то ещё: клокотание в груди, обескураженность от того, что меня от чего-то отделили. Не могу сказать, что происходит. Чувствую только то, что меня удерживают.

«Возвращайся дальше. К моменту перед выстрелом».

Не хочу. Чувствую, как сопротивление привязывает меня к забвению и ощущаю спокойствие незнания того, что произошло. Если я подожду ещё чуть-чуть, то, возможно, увижу, что же случилось, но не буду чувствовать. Возможно, смогу хладнокровно наблюдать как репортёр, записывающий реальные, а не выгодные для него факты. Если я позволю себе принять этот страх, мне удастся узнать. Поэтому я расслабляюсь в оковах страха, который связывает и тянет моё тело, бросая в неизведанную чёрную пропасть в моей голове. Ожидаю, что вернусь к воспоминанию через минуту или две, через полчаса, но интуитивно, хоть и не могу сказать, когда и где, я знаю, что зашла слишком далеко.

Его дыхание касается моей щеки, и боль в руке пробегает от запястья к чувствительному местечку на бицепсе.

— Ты не смогла, — произносит он глубоким голосом. Он обнажённый, потрясающий, пахнет кровью и сексом. Прижимает меня к стене, и моя попка сжимается от прикосновения с холодной поверхностью.

Сожаление. Тонны сожаления. На мили в длину. Сожаление в самых глубинах моего сломленного духа.

— Мне жаль, — так ли это? Или я просто это говорю?

— Почему?

Запястья болят. Он так сильно прижимает меня к стене, словно я могу уйти и отвернуться от него. Но сейчас мне хочется убежать, исчезнуть, показав ему, что я могу бросить его так, как он бросил меня.

Я ёрзаю, но он давит сильнее и требует ответа.

— Почему?

— Отвали от меня!

— Скажи мне почему! — его глаза вспыхивают, оскал открывает зубы, будто он собирается впиться ими в мою глотку. — Почему?!

— Мне это нужно.

Слова слетают раньше, чем я успеваю подумать, и для него они превращаются в яд. Он неожиданно бьёт меня по лицу и отпускает. Я падаю на пол. Поднимаю на него глаза, он прикрывает рот рукой, словно не в силах поверить в то, то сделал. Он бил меня множество раз, но ещё ни разу тогда, когда был в гневе. Не тогда, когда я почти потерялась в мире подсознания. И раньше это всегда было в рамках спектакля.

Но ничто не сравнится с тем, что он делает дальше. Оковы моего страха начинают тянуть меня назад к безопасности, и я позволяю им.

«Что это? Что он делает?»

Я, наверное, очень долго молчала. Наверное, видела лицо Дикона, замершего в моём воспоминании на мгновение. Чувство того, что он делает что-то ужасное — всё, что у меня есть, но я не могу вспомнить, что это. Когда Эллиот спрашивает меня, что делает Дикон, я остаюсь, чтобы посмотреть.

— Прости, — произносит Дикон.

Я ничего не говорю. Лицо болит, и я чувствую вкус металла на языке. Мы стоим так вечность, или это время так растягивается в моей памяти. Это тот момент, когда я могу сказать ему, что со мной всё в порядке, что я злюсь, или то, что он может делать со мной всё что хочет.

Но не делаю ничего. Ни слов. Ни жестов.

Он уходит.

Не знаю, откуда это ощущение завершённости, которое я даже не чувствовала прежде, но оно здесь. Дверь спальни закрывается за ним, означая конец.

Я хочу проснуться. Не хочу наблюдать за эмоциями на своём лице, даже если я всего лишь парю над собой в воспоминаниях.

«Ты обеспокоена».

Пинкертон. Пинкертон. Пинкертон.

«Ладно. На счёт «три» ты проснёшься отдохнувшей и счастливой».

Аманда стоит рядом со своим розовым Бугатти, который мы называли Пинкертоном до того, как он стал убийцей. Она постукивает пальцами, стоя ровно, и улыбается мне. О, нет. Показалось.

«Один».

Я забираю у неё ключи и отдаю их Чарли. Открываю пассажирскую дверь спереди, без разницы, что это её машина. Пусть садится назад. Я не хочу, чтобы она раздражала Чарли, пока он будет за рулём.

«Два».

Я не в настроении умирать.

«Три».

— Ты ассоциируешь две вещи, — произнёс Эллиот. — Смерть Аманды и удар Дикона.

— Он бил меня постоянно. Это был способ возбудиться.

— Настолько сильно, чтобы выбить тебе зубы? — я услышала, как он заёрзал в кресле. Хотела сесть прямо, но ощущение в теле было такое, будто я превратилась в разбитое яйцо. — Обычно ты сидела на заднем сидении Пинкертона?

— Поскольку за рулём был Чарли, а машина принадлежала Аманде, то я должна была сидеть сзади. Это общественное мнение. Но Аманда становилась агрессивной, когда напивалась, и только Богу известно, что она могла учудить. Мне не хотелось волноваться о том, что у неё будет нервный срыв в тот момент, когда Чарли ведёт машину, потому что не было похоже, чтобы он был в лучшем состоянии.

— А удар Дикона?

— Он ушёл. Это была самая болезненная часть.

— Почему он ушёл?

Я вздохнула. Это была больная тема для нас. Наша тема.

— Он уезжал на несколько дней на шоу подвязывания в Сан-Диего. А из-за пульсации мне нужен был секс, и я получала его там, где только могла. Но пыталась сопротивляться этому. Хотела быть хорошей, но провалилась, понятно? Он выяснил, чем была вызвана моя измена. Я упаковала свои вещи и ушла. Это был последний раз, когда я видела его. До случая в конюшне, которого не помню.

— Так ты чувствуешь вину за то, что он ушёл?

— Чувствовала. Мы прекратили искать новых партнёров и трахаться направо и налево. У нас было соглашение.

— Считаю, тебе нужно пройти курс терапии после того, как ты отсюда выйдешь. Не думаю, что ты поняла свои чувства. У нас не было времени затронуть что-то в твоём прошлом.

— Конечно, Эллиот. Конечно.

— Я знаю, что у тебя нет доступа к внешнему миру здесь, но пресса только и ждёт того момента, когда ей кинут косточку. Тебе лучше поговорить об этом с кем-нибудь другим.

— Конечно. Я смогу найти кого-нибудь.

— Было приятно поговорить с тобой, Фиона. Я почти уверен, что знаю, в каком ключе ты о себе думаешь, но хочу, чтобы ты поверила, что это не так.

Я обернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. Он выглядел как всегда расслабленным и уверенным. Средний палец прикасался к верхней губе, как будто без этого он не мог думать.

— Поверила во что? — спросила я.

— Что ты не являешься ничтожеством.

— Вы не знаете, о чём говорите.

— Ты чувственная и яркая личность. Смелая. В это ты поверить сможешь?

Он разозлил меня. Эллиот не имел права говорить мне о том, кем я являлась. Он знал меня всего три дня! Но если я стала бы с ним спорить и поставила бы его на место, то это стало бы ещё одной причиной для того, чтобы оставить меня гнить в этой серой комнате.

— Спасибо, док.

Он встал и открыл для меня дверь:

— Я хочу, чтобы ты помнила это, когда увидишь свою мать. Она в комнате для посещений.