Сороковник. Книга 3

ГЛАВА 8

— Смелей, Ива! — подбадривает Николас. — Я тоже на подобном сборище впервые. Как-нибудь отобьёмся!

Туманная завеса отдёргивается, сминаясь в крупные складки — словно настоящий театральный занавес — и с шорохом восстанавливается за нашими спинами.

— Пожалуйста, сюда, — указывает направление один из дежурящих на входе Тёмных Рыцарей. А я застываю, как вкопанная, потому что первое, что вижу — в глубине зала, шагах в десяти от себя, мерцающую в сумраке, словно подсвеченную, статую богато одетого старика. К нам она повёрнута спиной, но даже на расстоянии хорошо различимы тончайшие жилки перьев на тюрбане, изумительная по тонкости исполнения меховая опушка кафтана и застывшие, словно овеянные лёгким ветерком, благородные седины… Я точно знаю, что у этого произведения искусства не хватает на правой руке двух пальцев. Как и у меня.

Когда его успели сюда переместить? И зачем? У моего наставника в не столь отдалённой пикировке с доном промелькнула мысль, что некроманты могут снимать показания даже с мёртвых, но не с окаменевших же!

Нас провожают на место в нижнем ряду. В необъятном зале — самые настоящие трибуны, установленные широкой подковой: дугой к дальней стене, рожками к входу. Трибуны невысоки — в четыре ряда и заполнены не полностью. На самом верху слева особнячком держится группа человек в пятнадцать, со скорбными лицами. С левого фланга от них — Кайс, справа — полупрозрачный Тарик, заметно поблёкший с той поры, как я его видела в последний раз. Очевидно, они курируют группу счастливчиков "чистых", но по всему видно — счастья от своего привилегированного положения те не испытывают.

Не успеваю охватить взглядом присутствующих, как братья оперативно усаживают меня и сами устраиваются по бокам. Мы сидим почти на краю рожка подковы, обзор отсюда неплохой, вот только застывший Верховный до сих пор показывает мне спину. Но я не считаю это невежливостью; в конце концов, как его поставили, так он и стоит. И всё же — зачем его сюда притащили? Будут судить заочно? Посмертно?

Мага по обыкновению хмур и суров, Николас безмятежно спокоен. Один словно сошёл с портретов ветеранов — с повязкой через глаз, коротко остриженной клоками, но не потерявшей густоты шевелюрой, в чёрном длинном плаще с серебряными частыми застёжками, местами подпалённом, местами ободранном. Другой — в легкомысленной белоснежной рубашке тонкого полотна, без единого пятнышка, растрёпанные кудри и свежая щетина придают этакий лёгкий шарм… Даже здесь он не может выйти из привычного праздного образа. Тем не менее, есть кое-что в братьях общее: глаза. Одинаково серьёзные и изучающие. Они обшаривают взглядом территорию — Мага левый от себя сектор, Николас — правый.

Не удержавшись, задираю голову, чтобы рассмотреть высокий потолок. Похоже, здесь внутри больше пространства, чем снаружи. Тот самый купол, который со двора видится аккуратным, хоть и внушительным колпаком над первым и единственным высоким этажом, здесь, внутри помещения вознесён не менее чем метров на сорок. По основанию его опоясывает кольцо высоких сводчатых окон, сама чаша изукрашена сине-белым орнаментом. Несмотря на ночь, из окон льётся свет, яркий, но значительно ослабевающий по дороге к полу, потому я не могу разглядеть толком стен, они теряются в затемнённом отдалении. Видны только два параллельных ряда мощных колонн, вдоль которых и расположены трибуны.

По телу проходит знакомая согревающая волна. Это сэр Майкл с верхнего уровня легонько касается моего плеча.

— Рад вас видеть отдохнувшей, дорогая, — говорит негромко. — Совсем недавно мы зафиксировали достаточно сильный выброс энергетики; говоря откровенно, я был обеспокоен. С вами всё в порядке?

— А-а, так это мы только что узнали, что немного беременны, — заговорщически подмигивает Николас. Я чувствую, что неудержимо краснею, и испытываю желание заехать родственничку локтём под ребро. — Женщины, знаешь ли, странные существа и на подобное известие реагируют иногда очень бурно… Но мы справились, Майки.

— Точно?

— Ты же видишь — я жив! — убедительно отвечает Ник. И я готова провалиться сквозь землю. Он что — теперь каждые полчаса будет поминать о моих "подвигах"? — Посему — можешь сделать вывод: наша девушка умеет держать себя в руках.

— Хорошо, — удовлетворённо отмечает мой Наставник. — Рад за вас, Иоанна.

— Вы закончили? — негромкий, но удивительно звучный голос Акары заставляет собеседников притихнуть. — Итак, господа и дамы, друзья и коллеги, мы продолжаем. Позвольте, наконец, представить вам новую Обережницу. Клан Обережников самый малочисленный в нашем мире, и это — одна из основных причин нашего вмешательства в дела суверенного Клана Огня. Ванесса-Иоанна, приветствуем вас.

Не знаю, что даёт мне силы встать и уважительно поклониться, прижав руку к сердцу — в другое время я сконфузилась бы, стала донельзя неуклюжей, начала бы цепляться за всё подряд, но сейчас — осознание собственной уникальности, о которой слышу не в первый раз, поддерживает меня на плаву. Совсем недавно я имела счастье лицезреть себя в зеркало и ужаснуться; так вот, чтобы Члены Совета не ужаснулись так же или, не ровён час, не покосились бы с презрением — неужели ради какой-то оборванки мы рисковали? всё, что я могу — подать себя с достоинством. И то, что на меня в этот момент устремлено множество глаз, уже не смущает.

Хорошо, что нет ни аплодисментов, ни каких-либо реплик. Меня всего лишь доброжелательно разглядывают — и кивают приветственно. Но чужие взоры кажутся мне настолько ощутимыми… такое уже было, когда меня оценивал Омар ибн Рахим, словно снимая кожицу слой за слоем. Невольно повожу плечами — и тотчас надо мной проявляется двойная спираль защиты. Неприятные ощущения пропадают. Большинство присутствующих смущённо отводит глаза.

— Легче, легче, господа, — тон Акары полон укоризны, — не увлекайтесь. Понимаю, всем хочется изучить такую специфическую ауру; однако учитывайте степень пережитых нашей гостьей испытаний и её деликатное состояние. В свете последнего мы постараемся не затягивать с тем, для чего мы здесь. — Мага притягивает меня назад на скамью, рука его прочно утверждается на моей талии. — А вас, да Гама, я попрошу пока не снимать защиту. Она может пригодиться.

Мне становится не по себе. Вроде бы — лояльно настроенный Совет, дружелюбные взгляды — и подобное предостережение? Что они задумали?

Зрение осваивается с полумраком, и вот уже я в состоянии как следует разглядеть собравшихся. Ощущение таково, будто с пёстрой городской площади щедро зачерпнули разномастной публики и рассадили здесь: присутствуют и рыцарские латы, и плащи храмовников, и простая городская одежда, и лёгкие доспехи амазонок… Да, здесь и женщины есть. А чему я удивляюсь, если председательствует на этом заседании именно женщина и, судя по почтению, высказанному не так давно Магой, она пользуется и почётом, и уважением? Несколько лиц, промелькнувших неподалёку, кажутся мне знакомыми. Своего свёкра я заметила сразу — он неподалёку от жрицы и, кстати, вместе с самыми представительными представителями кланов (простите за невольный каламбур) занимает место… ну, почти председательское, как, очевидно, и привык. Там, на центральной части трибун, в изгибе "подковы", похоже, и собрались Главы, Архимаги и прочая, а на боковых разместились рангом пониже. Кого из них я знаю? И ведь не одного… Эти чёртовы доспехи настолько преображают, что я никак не могу разыскать среди присутствующих намеренно тех, кого поначалу обнаружила случайною

"Дорогуша", — вдруг отчётливо слышу голос Акары, — "мы не стали затягивать с официальной частью, чтобы тебя не утомлять, но формальности должны быть соблюдены. К тому же, ты должна знать, с кем, возможно, придётся в будущем контактировать. Давай так: заседание у нас идёт своим чередом, а я кого успею, того представлю. Договорились? Не отвечай, не напрягайся, просто кивни… Хорошо".

— Уважаемые члены Совета, — продолжает Акара вслух, — уважаемые представители кланов! Сегодня мы собрались обсудить деятельность одного из нас, как противоречащую Уставу магического братства и несущую угрозу самому существованию, как отдельных кланов, так и всего сообщества в целом. Предыстория вопроса вам известна, все вы участвовали в нейтрализации Клана Огня и убедились в степени деградации почти всех его членов. Тем немногим, что удостоенным разрешения присутствовать на заседании, предстоит стать ядром обновлённого клана; оставшиеся ответят сполна — как за свои поступки, так и за решения своего Верховного Мага. Однако, господа, в теперешнем виде сам глава клана Огня не сможет ни выслушать обвинительную часть, ни оправдаться, поэтому Совет решил до вынесения приговора восстановить его естественное состояние, частично ограничив в подвижности и блокировав магические способности. Сударь Симеон, вы в состоянии нам это обеспечить?

С трибуны напротив не спеша встаёт, опираясь на витой посох, суровый старик, по виду — настоящий волхв: в длинной холщовой рубахе с ярко-красными каймами обережной вышивки по вороту, рукавам и подолу, в тёмно-алом плаще; седые космы прихвачены серебряным обручем. Сдержан, спокоен. Глаза, выцветшие от возраста, почти белые, с еле заметной голубизной, смотрят бестрепетно. Рядом с ним я, к немалому изумлению, замечаю то краснеющего, то бледнеющего Рорика.

— Заклятье-то я сниму, насколько понадобится, и силу ему перекрою. Но увижу, что бузить начнёт — замкну окончательно, не обессудьте.

"Сударь Симеон, ГЛАВА Обережного Клана", — торопливо поясняет Акара. — "Изумительный стихийник. Явился по первому зову и сразу вычислил и взял под крыло твоего напарника. Тот и сам не знал, что Обережник".

Симеон небрежно наклоняет посох — мне очень знакома его форма — и с навершия срывается крошечный деревянный петушок. Пару раз взмахнув крылами, стремительно рассекает воздух, набирая в полёте объём и краски, и приземляется на верхушку мраморного тюрбана.

"Вот паршивец", — с восхищением комментирует Акара. — "Это ж он издевается, старые счёты сводит. Была у них с Омаром давнишняя распря…"

Петушок-подросток, покрутившись, прицельно клюёт Верховного в нос. Срывается камнем вниз и начинает деловито сновать вокруг окаменевших ног. Он обегает один раз, другой, третий — и концентрические круги-канавки после него заполняются одна — водой, вторая рыхлой землёй, а третья — снеговыми завихрениями. Тройное кольцо защиты от огня.

Верховный, вздрогнув, чихает.

— Сафи! — Ах, да, он же перед самым превращением успел позвать охранника. — Убей… — И замирает. Торопливо оглядывается. Надо сказать, соображает он быстро. Руки, сперва вскинутые в продолжении охраняющего жеста, осторожно опускаются, Верховный Маг величаво расправляет плечи и собирается сделать шаг вперёд…

…и, нелепо взмахнув руками, еле удерживает равновесие. Симеон оживил его не полностью. Ниже колен Омар ибн Рахим всё так же мраморен и хладен.

Он внимательно изучает свои ноги… чересчур долго, угнувшись, дабы скрыть выражение лица. Распрямляется — старенький, немощный, вызывающий жалость всем своим разнесчастным видом, даже спиной, лица-то мне с моего места не видно! И тут я начинаю понимать, почему меня усадили именно сюда, и для чего Акара распорядилась не снимать с меня защиту…

— Чем обязан честью принимать у себя высочайший Совет, друзья мои? — вопрошает он голосом надтреснутым, а не полным сил, как ещё при недавнем выкрике. — И кто оставил старика в столь бедственном положении, которое мешает ему в собственном доме принять лучших из лучших и наимудрейших из мудрейших? И дозволено ли мне будет спросить… — в этот момент он, якобы разминая шею, поворачивает голову чересчур сильно вправо и встречается со мной глазами.

Я скрещиваю руки на груди и смотрю на него в упор. Как в детской игре "Перекинь проклятье". Ещё немного — и действительно перекину…

У него очень выразительный взгляд. За несколько мгновений в нём успевает обозначиться понимание, ярость, бессилие… изумление, когда он переводит взгляд с одного моего спутника на другого, снова ярость…

— Удели своё внимание и нам, Омар ибн Рахим, бывший Верховный бывшего Клана, — окликает его Акара. Магия это или свойства местной акустики, но сказанные тихо слова доносятся до меня столь отчётливо, будто жрица стоит за моим плечом. Почтеннейший неохотно поворачивается. А я, переведя дыхание, замечаю над двойной спиралью ещё и фиолетовую: очевидно, мой Наставник решил подстраховаться и добавил к некромантовской ещё и свою защиту, паладиновскую.

— Не подскажешь ли, старинный друг, — задумчиво говорит с места дон Теймур, — кого это ты приказывал убить в последние секунды своей предпоследней жизни? Приказ был озвучен достаточно чётко и однозначно и двоякому толкованию не подлежит. Может, поделишься со мной информацией?

Ибн Рахим сосредоточенно осматривает беспалую руку.

— У тебя странная манера, Теймур, спрашивать о том, что тебе и без того известно. — К нему постепенно возвращаются и властный вид, и уверенность. — Как я полагаю, ты собрал Совет здесь, в моём доме, чтобы свести со мной счёты? Чем же ты так заинтересовал Глав, что они безропотно по твоему велению кинулись помогать тебе? Пообещал каждому кусок от моих владений?

— Неуважение к Совету — раз, — бесстрастно замечает Акара.

— Помолчи, женщина, — с досадой говорит Рахимыч. — И полгода не прошло как ты в Совете, а уже пытаешься помыкать мужчинами! И они это терпят? Твое место — в башне, над треножником!

— Неуважение к Совету — два. Меня выбрали председательствовать на данном собрании, выбрал Совет большинством голосов, легитимно, руководствуясь Уставом. Буква закона исполнена. Не пытайся нас стравить, Омар ибн Рахим.

Он протестующе машет руками.

— Я вижу, со мной уже обращаются как с преступником? Но разве суд уже состоялся? Почему меня держат запертым в обережных кругах и в собственном теле, как в клетке? Клянусь, только моё бедственное положение заставило меня позабыть о правилах приличия и проявить неучтивость к гостям! Кстати, уважаемые, что-то не припомню, чтобы я вас приглашал; не объясните ли мне, хозяину этого дома и земли, на каком основании вы сюда явились, явно и недвусмысленно нарушив соглашение о невмешательстве в частную жизнь глав Кланов и Орденов? Не на соблюдении ли этого Устава зиждется наша безопасность и мирное сосуществование?

— Ты похитил женщину моего клана, — бесцветным голосом заявляет дон Теймур. Он даже глаза полуприкрыл, словно ему лень общаться. — Мою невестку. Жену моего младшего сына. Мать моих внучек. — Его глаза вдруг вспыхивают и стремительно желтеют.

— Всего лишь женщину, — небрежно отмахивается Рахимыч. — Она же для вас пришлая, Теймур, она даже не полукровка! Разве осмелился бы я посягнуть на некромантку?

— Кому как не тебе знать, мой старый друг, — в последних словах дона сквозит еле уловимая ирония, — что наши женщины независимо от происхождения становятся нашими уже в момент зачатия детей? Помнится, мы не один раз беседовали о семейных устоях моего клана. Так я продолжу, Омарчик. Помимо похищения ты её изувечил — отрезал ей пальцы, и бросил в холодной тюремной камере, даже не перетянув рану, без воды и пищи; изводил одиночеством и неизвестностью, пытал при ней девушку — иначе говоря, оказывал жёсткое психологическое воздействие. И все эти меры принимались по отношению к нашей женщине… — ГЛАВА выдерживает паузу. — Беременной женщине.

Омар стремительно бледнеет.

— Я не знал, что она… Поверь, Теймур. — Он ещё пытается сохранить достоинство в голосе. — Иначе, клянусь тебе…

— Не клянись, не сотрясай воздух. Что бы ты сделал? Вернул её с извинениями и с денежной компенсацией за моральный ущерб? Компенсацию я с тебя ещё возьму, Омар, не сомневайся. За всё сразу. И за то, что ты собирался подвергнуть её насилию, чтобы изъять ауру, и за намерение причинить вред мне лично, воспользовавшись полученным Зеркалом… Кстати, Омарчик, у тебя ничего не вышло бы: её Зеркало чересчур мало по сравнению с моим. Так я продолжу, старый друг. Я обвиняю тебя в покушении на жизнь обоих моих сыновей.

— Я приказывал убрать только одного, — сквозь зубы цедит Омар. Дон скептически поднимает брови.

— Правильно. В то время ты ещё не знал, что мой старший сын, наконец, вернулся. Твоим исполнителям пришлось гоняться за обоими. Так что, Омар, твой долг передо мной возрастает многажды, поскольку ты покушался не на частных лиц, а на наследников Главы Клана. Добавлю сюда попытку шантажа и вымогательства с твоей стороны, а также предательство на поле боя со стороны твоих магов. Но от этого куда больше пострадали другие кланы, они здесь ещё выскажутся. Итак, Омарчик, что ты можешь сказать в свою защиту? Уверяю, я рассмотрю каждую попытку оправдания.

— Я не знал, что она беременна! — вызывающе говорит Рахимыч. — Да, я собирался завладеть её аурой, но только чтобы иметь хотя бы толику твоего могущества, друг мой! Разве можно ради какой-то женщины позабыть о старинной дружбе, связанной общими боями и свершениями, Теймур?

— Ты же — забыл, — пожимает плечами дон. — Собственно, Омар, свои претензии я высказал, и не буду мешать другим. На сим мы, я полагаю, простимся. Прошу вас, господа, — добавляет он учтиво. — Благодарю за возможность высказаться первым.

Бывший Верховный негодующе фырчит, собираясь что-то сказать, но тут через несколько человек от Главы Некромантов поднимается невысокий плотный мужчина лет шестидесяти, худощавый, с седым ежиком волос на голове, в панцире на манер римского. Центурион, не иначе. "Мэр", — сообщает мне Акара. "В сражении не участвовал, но был в числе наблюдателей. Единственный не-маг из приглашённых".

— Обвинение со стороны городского совета Тардисбурга, — негромко, как и Акара, начинает центурион. Я смотрю, они тут вообще неэмоциональны. — Омар ибн Рахим, ставлю вам в вину осуществление диверсии на территории города во время военных действий. Магами Огня был практически снят охранный Барьер во всех секторах города — кроме нескольких кварталов Восточного, того, где проживают семьи Клана Огня. Как следствие ослабления Барьера, произошёл одновременный прорыв сил неприятеля в пяти точках. Городу нанесён значительный материальный ущерб, но прискорбнее всего — двадцать восемь погибших среди мирных жителей. Как бывший военный, с уверенностью могу предположить, что не будь помощи обережников в восстановлении барьерной сети — город продержался бы не более часа.

— Причём здесь я? — праведно негодует ибн Рахим. — Ты же сам только что признал — мои кварталы были в полном порядке! А в прочих секторах есть свои ведуны и маги, ответственные за сохранность Сети! Да и прорыв… Как ты сказал? В пяти местах? Но это были монстры с границы, какое отношение они имеют ко мне?

— Они имеют самое непосредственное отношение к твоим людям, Омар ибн Рахим, тем самым, которые встречали их у выхода и провожали прямиком на штурм магических школ. Об этом будет сказано представителями других кланов. Я же обвиняю тебя не только в диверсии, но и в измене. Ты вступил в преступный сговор с Игроком и подставил под удар мирных жителей. Как представитель городской власти я требую у Совета наказать тебя.

— У Совета? — придушённо повторяет Омар. — У этого продажного… этих плебеев… — И начинает, задыхаясь, шарить по груди, словно в попытке ослабить тугую застёжку кафтана. Пальцы его срывают яркую пуговку, и та в его руках расцветает огненной кометой, что, распустив хвост, летит в сторону судий…

…вернее, пытается. Напоровшись на внезапно выросшую из всеми забытой канавки, прорытой заблаговременно обережным Петушком, водную стену, позорно пшикает и оседает на пол, где присыпается ожившим вспученным земляным валом. Заорав, кочет, до того мирно поклёвывающий на полу невидимые зёрнышки, одним прыжком взмывает на грудь Верховного и крепко и жёстко бьёт его клювом в шею.

— А я предупреждал, — ворчит Симеон, помавая посохом и вроде бы ничему не удивляясь. Драчливый птиц, усохнув в размере, смирно пристраивается на навершии, а я вспоминаю: у Рорика на посохе сидит такой же.

— Неуважение к Совету — три, — после недолгой паузы говорит Акара. — Уведомляю тебя, Омар ибн Рахим, что ты лишаешься права голоса. — И добавляет скептически, разглядывая вновь застывшего во мраморе бывшего Верховного: — Навсегда.

Я сглатываю комок в горле.

Мне понадобилось довести себя до самого пика эмоций, до потемнения в глазах от ненависти, до распоротой ладони, чтобы добиться подобного результата. Старцу Симеону и делать ничего не пришлось. За него сработал… Кто? Золотой Петушок? Фамильяр? Посох? Что это вообще было? Он с лёгкостью снял моё проклятье — и столь же непринуждённо вернул на место.

Вот это… думаю в полном ошеломлении. Вот это — Мастер… И они м е н я называют уникальной? Да мне до Симеона плыть да плыть.

Вот кого бы в Наставники, да с самого начала! Чтоб хотя бы корректировал, говорил, что правильно, что нет. Тогда, может, и не влипла бы я во многие неприятности, да и в развитии как продвинулась бы… Только, думается, многих нынешних друзей так никогда и не узнала бы. У Судьбы свои пути.

…Надо же, Рорик — обережник! Никогда бы не подумала!

Пока члены Совета приглушённо совещаются, разглядываю статую — наконец-то без внутренней дрожи. Внешние изменения те же, что и после моего воздействия: полное окаменение, но только тела, а вот одежда и обувь остаются прежние. И чалма, кстати… Поспешно оглядываюсь. Николас, повернувшись к сэру Майклу, что-то с ним обсуждает касательно дальнейшей процедуры, прерывать его не хочется, и я трогаю за руку… хм… наречённого. Слишком поздно замечаю его сосредоточенность и невидящий взгляд, как будто Мага к чему-то прислушивается. Может, и он с кем-то на мыслесвязи?

— Мага, можно спросить?

С некоторой задержкой он переключается на меня.

— Да, Ива?

Неудобно. Вроде как в разговор вмешалась. Но раз уж начала… Киваю на статую.

— Почему одежда на нём не изменилась? В самый первый раз, когда моё… проклятье сработало, она оставалась такой, как есть, но здесь — он сплошняком мраморный!

— Тебе это и в самом деле интересно? — Мага прищуривается. — Наконец-то ты начинаешь думать, а не просто лупить заклинаниями… Ладно, не сердись. Материя разного происхождения отвечает на магию по-разному. Живая органика изменяется почти сразу. Ткань, кожа, перья — это всё когда-то тоже было живым, но давно, поэтому переделывает свою структуру дольше. У дерева ещё меньшая скорость, у металлов и того хуже, но за полчаса преобразуется всё. Увидишь, к концу заседания он весь дозреет.

Учитывая всегдашнюю немногословность, это необычайно длинная для Маги речь. Спохватываюсь:

— К концу заседания? А разве ещё не закончили?

— Устала? — спрашивает он с беспокойством. Качаю головой. — Тогда давай дождёмся завершения. Омар сам себя уже наказал, но с оставшимся кланом нужно что-то решать. Потерпишь? Может, тебе нужно что-нибудь?

— Воды не найдётся? После подвала пить всё время хочется, — признаюсь, но тут же некстати вспоминаю, что последние капли он потратил, чтобы протереть мне лицо. Но с ближайших скамей нам уже протягивают, по меньшей мере, пять походных фляг.

— Оставьте себе, — белозубо улыбается сосед сэра Майкла, молодой человек в странном струящемся одеянии в жемчужно-серых тонах. По поверхности его плаща время от времени пробегают белые барашки, как на море. — Оставьте, не пожалеете. Герман Хлодвиг, к вашим услугам, сударыня.

Поблагодарив, робко беру флягу. Он, приложив руку к сердцу, склоняет голову, продемонстрировав пепельные локоны вперемежку с седыми. Молодой человек? Да с этими магами просто невозможно угадать возраст! Мне ласково улыбается сидящая рядом с ним женщина в просторном платье, слегка скрывающим выпирающий животик. Волосы убраны под изящно скрученный тюрбан, украшенный чёрной грушевидной жемчужиной. И глаза у неё такие же, чёрные, и словно проскакивают в них иногда отблески зарниц…

А вода из подаренной фляги удивительно вкусная и прохладная, словно только что из родника.

— Итак, господа, — Акара вновь заступает на пост, — мы решили продолжить по несколько усечённой схеме. Деяния, касающиеся личной ответственности бывшего Верховного Мага Клана Огня ввиду спровоцированного им преждевременного наказания рассмотрению больше не подлежат. Переходим к обвинениям в адрес членов Клана огня, как магов, так и людей. Хочу напомнить, что данная часть заседания транслируется с помощью мыслесвязи непосредственно на площадь, где ожидают своей участи обвиняемые. Итак, главы Кланов и Орденов, слушаем вас!

— Начните с себя, уважаемая Акара, — предлагает дон Теймур. — Зная вашу скромность, мы можем предположить, что свои претензии вы прибережёте напоследок; сделайте это сейчас на праве председательствующей.

Жрица вежливо наклоняет голову.

— Орден Незрячего Ока, Орден ведуний и пророчиц обвиняет, — провозглашает она. Рядом с ней поднимаются с мест двое — молодые мужчина и женщина в таких же фиолетовых бурнусах но с чёрными повязками на глазах. У каждого на лбу фосфоресцирует изображение глаза. — Под руководством магов Огня ламиями и циклопами атаковался храмовый комплекс Незрячего Ока. Погибли двенадцать послушников, две послушницы и пятеро из вольнонаёмного персонала. Почти полностью разрушена Северная часовня, несколько бесценных артефактов утрачены.

Все трое, поклонившись, усаживаются. Слева от них поднимается ещё одна троица — в блестящих латах, отполированных до блеска, в белых плащах.

"Орден паладинов", — прорывается мне в ухо голос Акары. Она помнит своё обещание. — "Сэр Арктур, Архимаг, с ним — сэр Джонатан, отец твоего наставника и сэр Гай". Ага, а мой наставник, очевидно, в их табели о рангах занимает ступеньку ниже, и здесь присутствует только в качестве приглашённого.

— У нас четверо погибших на поле боя от файерболов, предательски пущенных с тыла, — мрачно говорит паладин со звёздным именем. — Одни из лучших! На территории города — штурм нашей Академии с участием огневых магов и горных троллей. Шестеро погибших, увы, регенерации не подлежат. Пятеро серьёзно ранены, срок реабилитации предстоит достаточно долгий.

За моей спиной поднимается недавнишняя парочка и ещё двое в странных перистых плащах. "Представители Кланов стихий", — озвучивает Акара, — "воды, земли и воздуха. Архимаги господин и госпожа Хлодвиги, Герман и Абигайль, а также госпожи Сония и Агния, Верховные летуньи".

— У нас — отражение атаки с воздуха, — буднично сообщает Герман, — драконы и гарпии, в качестве всадников-наводчиков присутствовали два огневика. Школе нанесены повреждения. Погибших четверо — из новичков, перспективных, в бой специально не брали, хотели сберечь…

Действие перекидывается на трибуны напротив. "Клан друидов", — сообщает Акара. С изумлением рядом с Главой Оборотников вижу Аркадия. Практически полностью уничтожен питомник кидриков, остались в живых четыре особи из пятнадцати, докладывают они. У Аркаши глаза аж побелевшие от усталости и горя. Им, друидам, зверей хоронить — что детей… На бронзовом наплечнике пристроился нахохлившийся совёнок — то ли новый питомец, то ли кидрик-оборотник.

"Орден Амазонок. Командующие леди Виктория Диксон, леди Лора Кораблик". Четырнадцать погибших, сообщает Лора: девять — на поле боя, от файерболов с тыла, ещё шестеро девчат защищали в городе подожжённые казармы и конюшни. Часть лошадей задохнулась. Остальных, разбежавшихся, смогли собрать. Амазонки сдержанно-спокойны, но время от времени щеку второй командующей передёргивает нервный тик.

Сударь Симеон, уже мне известный, не торопясь, оглаживает петушиный гребень на посохе.

— Нападение на Обережницу и причинение увечий, — перечисляет он так же лаконично, как и остальные. — Спровоцированная вспышка агрессии, в результате — неконтролируемый выброс в виде проклятья, каковой вид магии нежелателен пока на данной ступени развития. Рано ей ещё проклятьями-то раскидываться… Потенциальная угроза потери ребёнка — сына Обережницы. Учитывая малочисленность нашего клана, — добавляет сударь значительно, — считаю действия бывшего Верховного преступными вдвойне. Нам дорого каждое наше дитя.

Должно быть, не я одна замечаю, как перекрещиваются взгляды старца и моего свёкра. И вспоминаю, что точно такие же слова я однажды слыхала, уж не от самого ли благородного дона? И ещё одно обстоятельство приходит мне на ум, сильно смущая: похоже, все здесь уже знают о моей беременности. Ладно бы, незнакомые люди, но что теперь думают обо мне те же Лора с Аркашей? Жду ребёнка от Васюты, а сама — с Магой? Что я им скажу? Потому-то, должно быть, они в мою сторону даже не смотрят.

"Клан Северных воинов", — со странным сочувствием в голосе сообщает Акара. "Воевода Ипатий. Травница Доброгнева".

Ипатий? Его я знаю, а кто такая это травница? И уж нет ли здесь самого…

У меня вдруг замирает сердце. Лихорадочно шарю взглядом по трибунам — но знакомой могучей фигуры не вижу. Да и заметила бы сразу, слишком Васюта выделяется из толпы.

— Двоих наших сожгло, — тем временем сообщает Ипатий. Меня вроде не замечает. — Ещё двое погибли, пока обезвреживали огненные ловушки. — Он вдруг умолкает, задумавшись. — Трое, — поправляется. — Только последний — это не одних огневиков работа…

— Поясните! — запрашивает Акара. — Вмешался ещё один клан? Мы должны знать о таких фактах!

— Не знаю, кто вмешался. Но только защита у нас на огонь поставлена, а нас ударили холодом. Ловушка была с виду, как огневая, на разлом в земле, да только выскочил оттуда не Горыныч, а другой Змей, ледяной, мало что увечил — обморозил многих. После боя кого могли, опросили — никто такого раньше не видел.

— Игрок, — мрачно подаёт голос Симеон. — Стихию на ходу переделать только он может. Сговор это, ясен пень. Хотели в тылу разом все магические школы прихлопнуть, а боевых магов, значит, на поле побить. Для того и стреляли в спины, подло. Для того и драконов нагнали — сверху огнём залить…

— Да уж, — мрачно говорит Ипатий. — Ежели б не Тёмный клан…

— На то и рассчитывал, — продолжает Симеон, — что Тёмные своих берегут, оно и понятно, и не ждали ни Игрок, ни Омар, что те вмешаются. Теймур, может, и отсиделся бы в стороне, ежели бы его младший на рожон не попёр. Да-а, многих ты заломал, Ящер…

И снова их взгляды скрещиваются, как острия мечей.

— Много обожжённых, — вмешивается Доброгнева, высокая статная женщина одних с Ипатием лет, и переключает внимание на себя. — Хвала паладинам за их целительство, но даже и они не справлялись. Да ещё, убегая, огневики хотели лазарет спалить в обозе…

По залу проносится гул голосов.

— Так это ваши женщины взяли в плен одного из магов? — внезапно спрашивает Акара. — А второго…

Травница небрежно поводит плечом.

— Зашибли слегка. Они, видишь ли, баб на войне не признают кроме как в одном качестве, на нас и внимания не обратили, пошли напролом. Вот и попали под горячую руку.

…Посмотри же на меня, Ипатий, умоляю я взглядом. Почему ты здесь? Почему т ы здесь, а не Васюта? Что с ним? Если погиб… так ты не смолчал бы о такой потере. Неужто считаете меня предательницей, что в глаза не смотрите? Тяжело мне на душе, муторно.

— Претензии от лица Главы Клана Некромантов мы уже слышали, — похоже, Акара собирается закругляться с опросом. — Но, может, и у представителей Клана Огня есть что сказать?

Призывно мерцает силуэт призрака, привлекая к себе внимание. Сгоревшего мага можно услышать с большим трудом.

— Я прошу восстановить меня ненадолго, — шелестит он. — Хочу сказать от имени всех оставшихся…

Мага делает отмашку, и фигурка Тарика наливается светом и красками. Он почти таков, каким был совсем недавно.

— У меня тоже есть претензии, — голос его крепнет. — Большинство членов Клана забыло о своём долге — служении науке и стихии — и опустилось до низменных утех и развлечений. Клан скомпрометирован и, думаю, не скоро ему позволят работать и творить в полную силу. У нас было немало учёных — их либо извели, либо заставили служить гнусным замыслам Верховного и его окружения. В попытках укрепления власти и сохранения могущества применялись все способы возможной подкачки энергетики со стороны. Проводились эксперименты над людьми и животными, менялся генотип, выращивались мутанты, а в качестве жертв для испытаний Игрок нередко предоставлял кого-то из попаданцев. Свидетельствую, что тесный контакт Верховного с Игроком продолжался более восьми лет, и за это время клан всё более деградировал. Несогласных просто уничтожали. Поэтому-то нас — Тарик указывает на группу своих коллег — так мало. Мы вынуждены были маскироваться и часто, бывало, не вмешивались там, где надо было бы вмешаться. Мы выжили — но страшной ценой, и если вы сочтёте нас заслуживающими наказания наравне с теми, кто остался на площади — мы его примем.

Снова по рядам перемещается сдержанный гул. Сосед переговаривается с соседом, а если кто молчит сосредоточенно — явно вошёл в контакт с кем-то в отдалении. Акара хлопает в ладоши и над головами плывёт мелодичный звон.

— Думаю, достаточно, — говорит жрица. — Вполне достаточно. Прошу тишины.

Зал погружается в молчание. В этот момент, очевидно, начинает в полную силу действовать магия Полога, навешенного у входа, потому что до меня не доносится даже дыхания соседей. С небольшим опозданием я понимаю, что огласив просьбу о тишине, Акара словно бы сообщила: "Суд удаляется на совещание!" Только этим судьям удаляться незачем. Уверена, решение было обговорено и принято задолго до этого часа — и сейчас члены совета просто окончательно его шлифуют. Уточняют последние детали.

Но начинают они совсем не с того, с чего следовало бы ожидать.

— Кайсар-ад-дин ибн Хоттаб ибн Рахим, из клана Пустынных Воинов, мы просим тебя подойти, — провозглашает Акара. Слегка вздрогнув, Кайс бросает прощальный взгляд на свою группу и спускается. Он выглядит так же, как в тот момент, когда я его увидела впервые, всё в тех же неизменных шароварах, подпоясанных широким кушаком — и больше на нём ни нитки не надето. Но ему словно и не нужна одежда, настолько он внушительно выглядит. Всё, что ему подошло бы в настоящий момент — это какая-нибудь леопардовая или тигриная шкура, небрежно перекинутая через плечо. Я помню, как ловко, судя по результатам, он отстреливался жезлами, но до сих пор сомневаюсь: неужели он всё-таки маг? Да, магические навыки у него явно прокачены, но и силушки немеряно. Не знаю, сколько времени он обитал при хозяйском гадюшнике, но чтобы сохранить подобную мускулатуру, нужны постоянные тренировки, занятия, и…

…кстати, мужские гормоны тоже нужны. Я смотрю на бывшего администратора гарема со внезапно проснувшимся любопытством. С…э-э… настоящими евнухами довольно быстро начинают происходить физиологические изменения: они потихоньку обрастают жирком, фигура становится женоподобной, голос высоким, мышцы дряблыми… От природы никуда не деться. Означает ли это, что Кайс — фальшивый евнух? Но как тогда содержать его при женщинах?

Ошейник! Ошейник, отпавший с шеи Кайса сразу же после смерти его хозяина! Возможно ли, что это не простая вещичка, не только обозначение рабской принадлежности, щедро украшенное драгоценными камнями? Мол, этот раб — вещь, но вещь весьма богатого хозяина? Я уже учёная, и знаю, что магии в подобные камни можно вбить немеряно. У покойного Рахимыча, надо заметить, чувство юмора было своеобразное, он ведь мог навесить на ошейник не только функции подчинения, но и мужскую несостоятельность, проявив таким образом изощрённое издевательство над рабом… Не лишено логики.

— Некоторые из присутствующих узнали тебя, Кайсар, — говорит Акара. — Ты ведь племянник покойного Омара ибн Рахима, сын его родного брата, главы Клана Пустынных Воинов. Но всё, что нам известно — что семь лет назад за одну ночь весь ваш клан был вырезан до единого человека. Тебя тоже считали погибшим. Как получилось, что ты спасся?

— Омар решил держать меня при себе, — отвечает, помедлив, Кайс. Нелегко ему говорить о позорной полосе в своей жизни. — Он был уверен, что пока я у него на глазах — не объявится никаких самозванцев, претендующих в его наследники. Я единственный сын у отца и если бы так случилось, что пережил бы Омара — автоматически наследовал бы ему. Он же хотел оставить всё малолетнему сыну.

— Он настолько вас подчинил, что был уверен в вашем непротивлении? — интересуется один из паладинов. Без осуждения, без насмешки — просто уточняет.

— Я был не слишком хорошим магом, — сдержанно признаётся Кайс. — И не смог поставить защиту. Вместо уроков магии с детства предпочитал воинское дело и считал его своим призванием. Хотя по этой же причине и выжил — не дал себя убить сразу. Меня взяли в плен бесчувственного, оставив в разорённом селении изувеченный труп схожего телосложения и в моей одежде, чтобы всех убедить в моей гибели.

— И тогда же вы получили вот это, — паладин вертит в руках что-то блестящее. — Мы изучили свойства этого ошейника. Я правильно понимаю, что наша помощь в решении определённых вопросов вам не нужна? — тактично спрашивает он. Кайсар сдержанно кивает, а я ликую. И за него рада, и злорадствую над Рахимычем, над которым его страсть к утончённым издевательствам сыграла дурную шутку. Семь лет держать в гареме неоскоплённого мужчину, считать, что тот с ума сходит от вида полуголых гурий, маясь при этом своим бессилием, — и не подозревать, что всё это время растил у себя под носом собственного преемника!

— Сэр Кайсар, для наших дальнейших решений вы должны дать согласие на небольшую формальность. Как отметила уважаемая Акара, есть в этом зале те, кто видел вас лично во время прошлых визитов к вашему досточтимому батюшке; но этих свидетельств мало — прошло много лет, любой человек может измениться внешне. Вы согласны на экспертизу ауры?.. Прекрасно. Сударь Симеон! — окликает паладин. — Что скажете? Вы ещё сможете уловить остаточную ауру бывшего Верховного?

Вместо ответа Симеон отмахивается, будто надоевшего комара прогоняет. Вокруг статуи словно включается гигантская лампочка. Оказывается, можно увидеть ауру уже умершего… или превращённого насмерть? По залу проносится единый вздох. Вижу, что многие не в силах сдержать отвращение.

— Вот скот, — тихо, но энергично выражается Мага и слегка бледнеет.

— Помолчи, — цедит Николас, указывая на меня глазами.

— А что случилось-то? — Я недоумеваю. Конечно, аура так себе, сплюснута, деформирована, но покойник есть покойник… При жизни она наверняка была и мощнее, и цветастей, а сейчас только небольшие язычки пламени пробегают по поверхности, а внутри самой сферы — грязно-оранжевой — по контрасту хорошо заметно множество разноцветных вкраплений. — Что это на нём такое, объясните?

Но братья-некроманты словно воды в рот набрали.

— Да хватит вам уже меня ограждать от всего! — Шепчу сердито. — Уж хуже, чем было, не случится! Что за секреты?

— Видишь вон там, у него за спиной, россыпь синих шариков? — нехотя отзывается Мага. — Это всё, что осталось от Волшебницы или Ведуньи — не могу сказать точно, у них ауры схожи. Вон то красное скопление — следы от Амазонки, зелень, похожая на твою — от оборотницы. Желтизну не могу различить… И что-то радужное…

— Радужное — детская аура, — со скорбью и гневом поясняет сэр Майкл. — Нераскрытый потенциал ребёнка…

И таких искусственных образований на бывшем теле бывшего Верховного — много. А ведь не приди ко мне никто на помощь — и совсем скоро там могла бы оказаться и моя аура. Изумрудная, в чёрную крапинку. Или Рахимыч изощрился бы напоследок — дабы Зеркало изъять в целости?

В этот момент мне очень хочется попросить у старика Симеона ещё раз оживить Верховного, чтобы размазать как следует по стенке. Слишком, оказывается, гуманно я с ним обошлась.

— Сэр Кайсар, ваша очередь, — сдержанно просит паладин. — Мы просим вас раскрыться.

Неожиданно Николас сжимает мою руку.

— Смотри на помощников Акары, внимательней! — шепчет он. — Запоминай!

Вздохнув, Кайс раскрывает над собой шар чистого золотого пламени. Молодые люди из Ордена Незрячего Ока одновременно прижимают пальцы к вискам. Очи на их лбах, мигнув, закрываются серебряными веками. Минута проходит в молчании.

— Что скажете, брат и сестра? — поторапливает Акара.

— Родство установлено. Сходство: не менее двадцати пяти процентов тождественных линий спектра, — напряжённо отвечает девушка. — Различие: у живого — врождённая предрасположенность к боевым навыкам, нежели к стихийным.

— Подтверждаю, — вступает молодой человек. — По воспоминаниям объекта смоделирован слепок ауры отца, он ещё более тождественен ауре бывшего Верховного. Есть визуальный вариант. Представить?

— Представляй, — кивает Акара.

Рядом с Кайсом возникает прозрачная, почти голографическая фигура, лично у меня никаких сомнений не оставляющая. Ростом и статью в Кайсара, вернее сказать, — Кайсар в отца, а вот лицом… Можно было бы предположить, что реши Рахимыч выбить дурь из головы ещё с малолетства и пойди, например, в наёмники — он выглядел бы таким же молодцом, как этот степной полувоин-полумудрец в лёгких доспехах, с коротким мечом на поясе и небольшим магическим жезлом, теряющимся в кулаке.

— Узнаёте, коллеги? — обращается Акара к членам Совета.

— Хоттаб, конечно, — кивает дон Теймур. — Я и не сомневался.

— Хоттаб, он самый, — охотно отзывается со своего места Симеон. — Этот жезл я ему сам выточил из молодого каштана, он его десять лет у себя во дворе растил. А что, парень, может, и красавицу Афийю покажешь?

И почти сразу же рядом воином-магом проявляется стройная чернокожая женщина, высокая, красивая, с тонким станом и крутыми бёдрами, чувственной улыбкой и смеющимися глазами. Вот в кого у белокожего отца темнокожий сын. Старый хитрец Симеон расставил все точки над i.

— Слепок ауры матери, — поясняет жрец, но в этом уже нет надобности. Голограммы исчезают, а Кайсар всё ещё не в силах отвести взгляд от опустевшего места.

— Кайсар-ад-дин ибн Хоттаб ибн Рахим, из клана Пустынных Воинов, — торжественно говорит Акара, — Советом Кланов и Орденов ты признаёшься Главой своего Клана. Приветствуем тебя как равного. После заседания ты будешь ознакомлен со всеми своими новыми обязанностями и правами.

— Только не взыщи, сынок, на новой должности пряниками кормить не будут, — бурчит из своего угла сударь Симеон, напрочь портя торжественность момента. — Я бы на твоём месте подумал, принимать такое наследство или нет. А то, может, назад, в пустыню?

— Я слишком долго ждал, — отвечает бывший евнух. — Нет, уважаемый, мне ещё рано строить келью. Сперва надо раздать долги.

Кулак его сжимается, и всем виден блеснувший на указательном пальце рубин фамильного перстня.

— Это правильно, сынок. Насчёт долгов — совершенно правильно. Сейчас тебе тут насчитают — мало не покажется… — Симеон, картинно придерживаясь за поясницу, встаёт — ну, прямо-таки, копирует недавнишнее актёрство бывшего Верховного. — Ежели Совету Глав будет угодно выбрать куратора для начинающего Главы, дабы было кому растолковать про то, кто кому и сколько должен, а заодно и присмотреть, чтобы не напортачил на первых порах — я готов предложить себя. У меня башни не рушились, школы нет, чтоб за ней доглядывать, выходит — свободен! А вы, господа Совет, все в ближайшее время будете весьма сильно заняты, и отвлекаться вам — по глазам вижу — особого желания нет. И не благодарите. — Старец благосклонно отмахивается и вновь опускается на скамью.

— Говоря откровенно, — живо отзывается ГЛАВА Паладинов, — лучшей кандидатуры для куратора нам не найти. Но мне показалось, что у дона Теймура есть какие-то возражения?

Дон великодушно отстраняется.

— Напротив сэр, Арктур. Хотя, признаюсь и у меня был неплохой кандидат на это место, но я уступаю.

— Однако… — пытается деликатно возразить сэр, но благородный дон с кроткой улыбкой повторяет:

— Я уступаю!

Они раскланиваются. Акара, испытующе поглядев на обоих и убедившись, что продолжения не последует, снова берёт бразды правления в свои руки.

— Уважаемый Кайсар, я так понимаю, что у вас нет возражений. — Кайс молча наклоняет голову. — Прекрасно. С этого момента вы считаетесь полноправным наследником вашего дяди Омара ибн Рахима, Верховного мага, Главы Клана Огня. В вашу собственность переходит всё его имущество, движимое и недвижимое, которым вы вольны распоряжаться по своему разумению.

Я искренне рада за бывшего евнуха, который оказался настоящим мужчиной, и не только в плане… полноценного телосложения. Принять наследство такого дядюшки, да ещё перед самым оглашением приговора собственному Клану — согласитесь, требует немало мужества. И, сдаётся мне, Симеон не просто так предлагал ему подумать. Возможно, это одно из условий при выборе нового главы — оставить ему возможность отказаться?

Как бы то ни было, для него закончилась пора рабства.

А для кого-то — пора жизни. И в первую очередь я думаю не о тех, кто скучковался сейчас у главных ворот в ожидании приговора — мне до них нет дела. Я с тоской вспоминаю о погибших на поле боя и в городе. Это ж нам с Рориком "повезло" — там, на площади мы оказались единственными жертвами самого Игрока, а что было бы, если бы мы его не остановили? Если бы ему с Верховным удалось одним ударом смахнуть все магические школы и одновременно прихлопнуть городскую власть — у тех, кто защищал город на поле боя, тылов уже не осталось бы, ещё немного — и их взяли бы в "клещи". Я не знаю тех, кого перечисляли главы кланов, но я помню весёлых Лориных девчат и ту, маленькую, которая седлала для меня Веснушку. Я помню совсем ещё маленького Рикки, то, как он храбро бросился защищать меня, — должно быть, и здешние кидрики пытались сопротивляться, но силы оказались неравны. А мальчики и девочки из школы стихийников, ученики, которых не пускали в бой, хотели сберечь? Всех жалко, и больших, и малых, но тех, кто меньше и беспомощней — жальче всех. Война сама по себе — дело гнусное, выкашивает без разбору, но ещё хуже, когда ей в этом помогают. Теперь-то я понимаю, что кланы объединились не ради маленькой Обережницы, хоть и уникальной. Они пришли вершить справедливость. Ради тех, для кого пора жизни закончилась.

Украдкой рукавом венгерки вытираю глаза. Кажется, я догадываюсь, почему так и не увидела Васюту. Почему Лора, встретившись со мной взглядом, снова поспешно отвернулась и начала шарить по карманам. Воительница, командирша, а платка носового не держит, как и я… Просто боюсь об этом думать и ещё больше — спрашивать, чтобы не убедиться в правильности предположений. От невыплаканных слёз болит голова, но я сижу смирно: ведь если захочу уйти — привлеку ненужное внимание, а вопрос обсуждается самый серьёзный.

— Орден Огня признаётся имеющим право на существование, но в изменённом составе, — провозглашает Акара. — Категория магов-стихийников временно упраздняется, из дерева навыков им для пользования остаётся ветвь усиления боевого оружия с учётом дистанционного ограничения применяемой магии в течение тридцати лет.

Дальше идёт совсем уже непонятная мне абракадабра. Робко трогаю Магу за руку.

— А что это всё значит?

— Им оставляют магию, но ограничивают в применении, — не оборачиваясь, поясняет Мага. — Никаких файерболов, огненных бурь и прочих чисто стихийных фокусов: только работа с усилением боевых свойств оружия, не более. Ну, и какие-то бытовые действа. И скорее всего… — он прислушивается. — Да, собственную школу они смогут открыть не ранее чем через год, после подготовки новых Наставников. Подожди, Ива…

Я превращаюсь в слух.

На площади сейчас ожидают приговора сорок восемь боевых магов огня и девятнадцать простых воинов, как сообщает председательствующая. Часть из них — из местного гарнизона, часть из города, прибыли после начала военных действий. По сведениям, полученным от помилованных магов, Омар ибн Рахим, догадавшись, что переговоры с кланом некромантов добром для него не кончатся, собрал вокруг себя всех верных людей, ядро преступной группировки, как сказали бы в моём мире. И это ядро, вернее, что, что осталось от него после штурма, приговаривалось к условной смерти, поскольку оставлять в тылу прощёных врагов сочли опасным даже всепрощающие паладины.

— Условной? — снова не могу сдержаться. — Мага, как это?

Он в досаде закатывает глаза. Сам виноват, надо было сразу цыкнуть и не отвечать, а раз уж начал — терпи.

"Давай так", — переключается он на мысленную связь. — "Это чтобы не отвлекать других… Условная смерть означает временную блокировку жизни. Смотри, тут у нас пленных почти семьдесят человек, кто-то из них больше виновен, кто-то меньше, есть исполнители, есть те, кто гадства своего Верховного поддерживал охотно. Просканируют память каждого, а потом уже будут выносить приговор. Всем скопом и одинаково осуждать нельзя, иначе в дальнейшем к Совету не будет доверия. Его суд считается самым справедливым, а потому — окончательным. Поняла?"

Вот как? С вынесением окончательных приговоров Совета я ещё не сталкивалась, но со снятием показаний уже всё ясно. Никаких лжесвидетельств, никакого вранья или подкупа следователей: всё это при процедуре считывания памяти абсолютно исключено.

— Уважаемая Акара, каково ваше мнение, сколько времени займёт проверка всех обвиняемых? — спрашивает главный друид. — Вы привлечёте только тех помощников, что сейчас с вами или понадобятся ещё специалисты по сканированию? От нашего Ордена могу предложить двоих.

Акара что-то просчитывает в уме.

— В ближайшее время большинство из моих людей будут заняты на восстановительных работах, но троих я смогу выделить в помощь. Это и в наших интересах: чем раньше считаем показания, тем быстрее закончим, поэтому добровольцы не помешают.

— Как лицо заинтересованное я не вправе предложить собственное участие в опросах, но среди моих рыцарей трое хороших Чтецов, — немедленно подключается дон Теймур. — Они также присоединятся.

Герман, ГЛАВА стихийников, вносит свою лепту:

— Мы выделим пятерых для окончательной обработки данных, чтобы предоставить суду резюме по каждому подсудимому, дабы не тратить во время слушаний время на ненужные подробности.

— Стало быть, дня три ещё позаседаем, — итожит Симеон. — Готовь хоромы, Кайсар. Ну, так, господа хорошие, допустим, кого-то мы и помиловали. А что с теми, кого осудим? — Он делает характерный жест, проведя ребром ладони по горлу. — А? Я уж извиняюсь, что затрагиваю столь неприятный для собравшихся вопрос, но одно дело — убить в бою, другое — исполнить приговор, мы ж к этому не привыкли. На моей памяти, за ближайшие лет двадцать пять таких казней ещё не было. Придётся выбирать и способ, и как хоронить…

Лица присутствующих заметно туманятся.

— Да ведь хороший материал, — задумчиво говорит дон Теймур, — особенно маги огня как таковые. Досадно, если пропадёт. Омарова школа по праву считалась лучшей из огненных. А не приспособить ли нам их к делу, господа? У меня во время боя, да и в ходе сегодняшней операции, выбыло из строя несколько личей и призрачных магов; я бы не прочь пополнить ряды. Да и городу надо как-то восстанавливаться, вы же сами недавно упоминали: башня, школы, Академия, питомник кидриков, конюшни. Вот пусть наши осуждённые и поработают, а их абсолютное повиновение я вам гарантирую. Месяца два интенсивных работ продержатся.

— Зомби? — заинтересованно спрашивает мэр. — Знаете, дон Теймур, это интересный вариант. К тому же вы правы, в ближайшее время у нас будет большой недостаток в рабочей силе.

— И зомби тоже, но кого-то из менее виновных можем настроить на определённый срок работ живых. Всё в наших руках, господин мэр…

Похоже, основные вопросы решены, идет уточнение деталей. И мне уже не интересно происходящее. Я устала. Меня то знобит, то кидает в жар. Я хочу есть и… пить хочу, поэтому снова прикладываюсь к дарёной фляжечке. Наконец, не выдержав, начинаю озираться. Николас, обернувшись, о чём-то переговаривается с сэром Майклом и его соседом, Мага опять в мыслительном трансе… Я, выходит, уже не нужна? Может, смахнуться украдкой? Вроде бы на меня и внимания не обращают… Оно и понятно: у них — передел мира, пусть даже в рамках одной локации, оценка масштабов разрушения и стоимости восстановительных работ, вопрос о наказании Зла, чтобы долго ещё не поднялось с колен. Моя судьба интересует всерьёз лишь немногих, для остальных Обережница сыграла роль Прекрасной Елены и Троянского Коня одновременно, Обережница может уходить.

Мне хочется домой. Только куда? В пустую квартиру? Она много лет была для меня родной, а теперь опустела, и возвращаться туда одной нет никакой охоты. В Магин дом? Умный дом, хороший, уютный — но чужой. Не я его обставляла, продумывала каждую вещичку, набирала посуду на кухню и выводила охранный знак над дверью. Куда мне теперь? Куда приведут. За двадцать с лишним дней я побывала в Васютином трактире, Каэр Кэрроле, под крышей Михелевой гостиницы, в особняке у Николаса, вернулась домой, нежданно-негаданно попала к Маге, угодила в тюремный подвал к Рахимычу… Мотает меня как перекати-поле, я уже не знаю, где заночую в следующий раз. Да хоть бы и на той скамейке в гаремном парке, мне уже всё равно, лишь бы лечь, ноги вытянуть, зажмуриться и отключиться ото всего. Мало мне того отдыха оказалось, мало. От жалости к самой себе на глазах наворачиваются слёзы.

Гормоны, скорбно говорю сама себе, шмыгая носом. Из-за них, сволочей, моё настроение будет теперь мотаться из стороны в сторону, от эйфории до жутчайшего депрессняка — это я хорошо помню по первой беременности. Сейчас мне хочется откровенно зарыдать, а через полчаса, может быть, я стану умиляться над чем-нибудь трогательным. О-о, будь оно всё неладно! И рожать в моём возрасте… только людей смешить!

Не сдержавшись, я всхлипываю почти вслух. Ничего удивительного, что оба братца-некроманта тотчас забывают о собеседниках и встревожено наклоняются ко мне.

— Ива? — говорят они в один голос, точь в точь, как мои девочки, и от этого воспоминания я готова зарыдать ещё больше.

— Нет… ничего, устала просто, — отвечаю, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Нервы.

— Твою же… — расстроено говорит Николас. — Мага, хватит с неё. Всё уже, насмотрелись, убедились, через что она прошла; ты сам слышал — ещё три дня будут заседать, не меньше. Давай, уводим её. Надо будет — пусть просят, чтобы пришла, а ей сейчас нужно не меньше суток спать, иначе — сам знаешь, перегруз…

— Уводим-то уводим, — Мага потирает подбородок, — а вот куда и как? Верхом до города часа два, да довезти не вопрос, а вот можно ей сейчас на коне?

— Поедет со мной в седле, — вмешивается в разговор мой наставник. — Я подстрахую, вы же знаете. Со мной можно.

И в этот момент наступает пауза. Голоса, досель оживлённые, стихают.

— Мэр попросил слово, — быстро сообщает Мага. — Ива, ещё немного, уже сворачиваются. Потерпи совсем чуть-чуть.

Старательно таращу глаза, потому что стоило Николасу упомянуть о сне — меня мгновенно развезло. Ребята, мне уже всё равно. Ежели я отключусь прямо здесь и сейчас — пусть у вас голова болит о том, как и на чём отсюда транспортировать беременную женщину.

— Уважаемый Совет! Уважаемые представители кланов! — Мэр почтительно наклоняет седую голову. — Благодарность жителей Тардисбурга безмерна. Уже не впервые вы заслоняете город от разорения, но в этот раз вы выступили не просто против экспериментов Игрока — вам пришлось противостоять ему самому.

— Не только нам, господин мэр, — отзывается с места Герман Хлодвиг. — Не скромничайте. Городская стража показала себя на должном уровне, сдерживая наравне с магами прорвавшихся монстров; к тому же все мы хорошо помним, кому обязаны содержанием наших школ.

— И Академии, — добавляет сэр Арктур.

— И лучших в локации конюшен и казарм, — добавляет старшая Амазонка.

Мэр со сдержанной гордостью разводит руками — мол, что есть, то есть! Продолжает.

— Я выношу на рассмотрение Совета один-единственный вопрос, вернее сказать — предложение. До сей поры действующие Кланы и Ордена пополнялись либо выходцами из ваших семей, либо за счёт попаданцев, проявивших склонность к определённой специализации. Последний инцидент с Игроком довольно сильно проредил ряды ваших учеников. Хочу поставить вас в известность, что на настоящий момент в Тардисбурге собралось достаточно молодых людей из числа коренных жителей, желающих поступить в магические школы.

Тишина, наступившая после этих слов, просто гробовая.

— Хотите сказать, — нарушает её Акара, — у них проявились определённые магические задатки?

— Да, госпожа Акара. Особенно у смешанных семей, где хотя бы один из родителей попаданец. Некоторые из преподавателей ваших школ согласились в неофициальном порядке провести предварительные тестирования и получили, по их словам, неплохие результаты. Проэкзаменуйте наших кандидатов и сделайте выводы.

— А как же ваш нейтралитет, господин мэр? — с лёгкой иронией спрашивает дон Теймур.

— Так же, как и ваш, благородный дон да Гама, — не дрогнув, отвечает мэр. — Время нейтралитетов закончилось. Рано или поздно Игрок встанет на ноги, и чем мы будем сильнее к тому моменту, тем лучше. К тому же, согласитесь, возможных магов лучше держать под контролем и направить их энергию в полезное русло, нежели предоставить их самим себе

— Совет рассмотрит ваше предложение на следующем заседании, господи мэр, — поразмыслив, ответствует Акара. — Оно, безусловно, противоречит устоявшимся традициям, но те и без того поколеблены. К завтрашнему дню предоставьте нам более подробные данные о претендентах на ученичество: списки, характеристики, предрасположенности, возраст, социальные группы. Заверяю вас, мы со вниманием отнесёмся к каждой кандидатуре.

Мэр почтительно склоняет голову.

— У нас есть такие данные.

— А ведь вы готовились, господин мэр! — с усмешкой говорит жрица. — Умеете вы воспользоваться моментом, и не только для нарушения нейтралитета… Благодарим вас за столь неожиданное, но своевременное предложение. Итак, уважаемые члены Совета и приглашённые, — обращается она уже ко всем присутствующим, — открытая часть заседания закончена. Совет продолжит свою работу после часового перерыва уже в приватном составе. Благодарим всех, кто счёл своим долгом явиться, и не только на это заседание. Сударь Симеон, вы уже изучили портал, поставленный бывшим Верховным? — Старец только пренебрежительно фыркает, по его лицу можно прочесть, какого он невысокого мнения о качестве порталов, открываемых бывшими Верховными магами. — Вы сможете его перенастроить хотя бы на две-три точки, чтобы тем, кто не останется здесь на ночь, было быстрее добраться до дома? При всём гостеприимстве господина Кайсара все мы под его крышей не разместимся.

— На город я его уже настроил, — снисходит до ответа сударь Симеон. — С выходом прямо на центральную площадь. Да, я его расширил маленько, так что и конные, и пешие пройдут, это кому как угодно. Желающие могут хоть сейчас отправляться, остальные пусть по группам разобьются, кому куда. Пять точек я вам обеспечу, господа хорошие, но не больше, так что договаривайтесь меж собой как хотите, кому куда, а я пока первую партию провожу, чтобы без сюрпризов было.

— Совет благодарит всех! — громко провозглашает жрица. Очевидно, фраза ритуальная, потому что после неё все дружно встают и кланяются. И далее — никакой спешки, никакой суеты. Откидывается завеса на входе и те, кто к ней ближе, не торопясь покидают зал заседаний. Остальные вновь рассаживаются в ожидании своей очереди. Мои кавалеры подхватывают меня под белые рученьки и выводят на свежий ночной воздух. Наконец-то!

Белые шары, зависшие над крепостью, светят так ярко, что затмевают луну в небе. Невольно отмечаю, что народ, выходящий из дворца, расходится в трёх направлениях. Часть заворачивает под арку между двумя соседствующими с дворцом зданиями; там виднеется замощённый крупными цветными плитами дворик, неизменный фонтан, часть какого-то роскошно цветущего кустарника и фрагмент ультрамаринового кольца портала. Нам туда, должно быть? Ещё один ручеёк отделяется от толпы напрямик к гаремному саду. Оставшиеся маги собираются в небольшие группы, негромко что-то на ходу обсуждая.

— Может, сразу в Каэр Кэррол? — предлагает сэр Майкл, догоняя нашу тёплую компанию. — Иоанна, вам, наверное, не терпится встретиться с детьми?

Я вдруг прихожу в ужас.

— О нет! Только не сейчас!

— Почему же? — Мой Наставник явно огорчён, а Мага — тот вообще смотрит на меня негодующе, сверкая единственным оком.

— Да я их до смерти перепугаю! Сэр Майкл, я тут недавно сама себя в зеркало увидела — в ужас пришла, притом, что была подготовлена, а вы хотите, чтобы я перед детьми этаким страшилищем заявилась? Чтобы у них нервный срыв был? Дайте мне хоть денька два на поправку, чтобы синяки вывести. И… — я смотрю на беспалую руку и прячу её за спину. — Не хочу, чтобы они меня такой видели. Не могу.

— Об этом я не подумал, — медленно говорит сэр Майкл. — Простите, дорогая, конечно, для вас троих это было бы нелёгким испытанием. Мы, мужчины, как-то меньше придаём значение внешним повреждениям… Мага, ты, конечно, сопровождаешь Иоанну? А ты, Ник?

— М ы сопровождаем Иоанну, — официальным тоном поправляет Николас. — И потом, Майкл не забывай, ты ещё должен прирастить нам пальчики. Конечно, мы не собираемся травмировать юные души моих племянниц видом их матери, как будто только что вернувшейся с большой дороги. Папаша-то в нынешнем облике устроит их вполне — в боевых шрамах он покрасивей меня будет, а вот мамочка должна быть безупречна. Так что, говоря "мы" я подразумеваю и тебя, Майки. — И тычет пальцем ему в грудь. Сэр Майкл смотрит на него с упрёком.

— Я последую за ней в любом направлении, — говорит он кротко. На это Николас дружески двигает ему кулаком в плечо. Вернее, пытается. Быстрым движением сэр перехватывает запястье Николаса и отводит в сторону, сдержанно при этом улыбаясь.

— Виноват, — пыхтит Николас. — Недодумал. Пусти, красавчик, что ж ты меня так при даме позоришь? Ива, не пугайся, это у нас ещё детские шуточки… Ладно, я понял, понял, больше не показываю на тебя пальцем… Медведь!

Хватка у паладина, должно быть, крепкая, потому что Николас, морщась, растирает запястье. И подмигивает мне, паршивец. Это ж он меня отвлечь пытается, хоть и валяет дурака. Нашёл время! Но я невольно улыбаюсь ему в ответ.

— Ты поддался, — с осуждением говорит Мага. — И вообще… нашли время — детство вспомнить. Ник, хватит. Пойдём, кони ждут, не оставлять же их здесь. Ива, подожди нас, мы скоро. — Он кого-то ищет взглядом — и делает приглашающий жест, тотчас рядом со мной вырастают две тёмных фигуры. Рыцари-некроманты тут как тут и снова несут при мне службу. А рядом с ними, кстати, обрисовывается контур призрачного Тарика. — Господа, я могу доверить вам даму?

— Безусловно, дон Маркос, — отвечает один, и его голос кажется мне знакомым. — Может, вы пока присядете, донна? У вас был нелёгкий день.

— Мы за конями, Ива, — сообщает Николас, как будто Мага не сообщал мне этого только что. — Подожди нас здесь. И не волнуйся, ты под надёжной охраной. Хотя тут вроде бы все свои, сдаётся мне, братец, ты просто подстраховываешься, — и машет мне рукой на прощание. Сэр Майкл, ободряюще улыбнувшись, уходит вослед братьям. С недоумением смотрю им вслед: а что они все позабыли в том саду? И вспоминаю, что, выход из павильона, заметила неподалёку наспех обустроенные коновязи. Ну, конечно, ведь все эти люди и маги не по воздуху сюда явились, лошадей нужно куда-то хоть на время пристраивать!

Устраиваюсь на знакомый бордюрчик фонтана. Надеюсь, это на сегодня последнее ожидание.

— К вам посетитель, донна Ива, — неожиданно трогает меня за плечо Тёмный Рыцарь. Не дожидаясь моего ответа, рядом уже присаживается сударь Симеон. — Донна? — вопрошает Тёмный. — Что скажете? Вы будете говорить с этим человеком — или нам попросить его уйти?

— Спасибо, сэр Бастиан, — вспоминаю я имя своего самого первого освободителя. — Да пусть побудет, может, устал человек, а здесь больше и присесть негде. Здравствуйте, уважаемый.

— Правильно говоришь, Обережница. И тебе не хворать, — отзывается Симеон. — Ну…

Что, сейчас скажет: "Поговорим"? Почему-то все, кому от меня что-то нужно, начинают с этого. А что ему от меня нужно?

Старец пристраивает посох меж колен, оглаживает навершие и молчит. И я молчу, уважаю возраст, первой не встреваю. Наконец он размыкает уста.

— Вот что я тебе скажу, Обережница…