Соучастница

- Ирина Викентьевна, это я, Вася.

- Вась, не могу открыть. Я минут через десять тебе позвоню.

- Ага. Хорошо.

Ирина одевалась, крутилась перед зеркалом, время от времени поглядывала на коробку. Предстоит разбирать Сашины бумаги. Интересно? Откровенно сказать, уже не очень... В общем, тайна его ухода разгадана, а читать подряд все его дневниковые записи, наброски ненаписанного романа, тут можно понять Шуру, не хочется. Ирина не знала, как ей расценивать возникшее у нее вдруг почти равнодушие к Сашиному архиву, она с удивлением оглянулась на себя еще так недавно просто кипевшую, желающую соотнести себя прежнюю с теперешней, проверяющую Сашей свои взгляды и чувства, соотносящую себя с Тоней - соучастницей. Сейчас пусто! И опять Ирина решила, пусть пусто, но мусора нет. "Будем радоваться отсутствию страстей и идущих за ними разочарований", - решила про себя Ирина. По дороге в редакцию Ирина вздумала заехать к Косте - уже сегодня прибраться, поставить цветочки. Что у них там за новости? Рита разумная, все завтра выяснится. Ирина подходила к дому Кости с опаской - все же осталось неприятное чувство, что в этом дворе ее сыну угрожала опасность - пытались шантажировать бритоголовые мальчишки. Ей показалось, что кто-то похожий мелькнул у второго корпуса возле качелей, но она решила отмахнуться как от наваждения - нельзя бояться. В лифте ей тоже вдруг стало не по себе и она быстро вышла из него, захлопнула дверь и пошла пешком. "Нервы. Обстоятельства. Внушаемость. Незрелость. - все это у меня по-прежнему не изжито и это очень плохо! Я не могу ни сама себе помочь, ни другим стать помощницей - качаюсь как былинка на ветру, а ведь хочется окрепнуть, очень хочется! Вот Костя - сын добрый, и за меня как-то отвечает, понимает многое... Посмотрим завтра, какая стала Рита... Ирина открыла дверь - пахло пылью Она отдернула занавески, открыла окно. Включила кассету с любимым Костей джазом и закружилась по комнате с щетками и тряпками. Выходя из подъезда через час, она столкнулась с одним из тех парней. "Значит, не пригрезилось", - подумала она. Он нагло осклабился и прошел мимо, помахивая пачкой каких-то газет. Недавно в метро она слышала, как какая-то группка пела: "С интернационалом погибнет род людской". Всегда переделывали песни... Вот теперь и до этого дошли, это скорее позабавило, но лица у поющих были суровые, даже фанатичные. Идя к метро, Ирина подумала, что в Москве теперь столько точек зрения на политику, сколько никогда не появлялось на любой аспект личной жизни. А ее, Ирину, только личные судьбы и волнуют, но вот Костю ведь задели, тронули "общественные" страсти, значит, и ее коснулись. В метро опять стояли милиционеры, опять проверяли документы у подозрительных... Ирина постаралась проскользнуть мимо них поскорее - как-то все же неуютно, вдруг я им не понравлюсь "Это после Костиной квартиры у меня всегда страх и неуверенность. Нужно собраться - все же предъявляю работу серьезному человеку..." Тут только Ирина вспомнила, что не перезвонила Васе, как обещала, стало неудобно. Вася раним и обидчив, еще подумает чего доброго, что им пренебрегают. Ирина ехала, как всегда разглядывала пассажиров, но невнимательно - никто не занимал ее. Нужно позвонить Васе, даже из суеверия, все же он отвез материал (если отвез), вдруг испугалась Ирина, а вдруг что-то случилось, а я еду, безмятежная. Выйдя на нужной станции, Ирина бросилась к автомату.

- Как у тебя дела?

- Все хорошо, Ирина Викентьевна, я отдал рукопись редактору...

- Подожди, Вася, как это редактору?! Я же просила оставить на вахте...

- А я и хотел. А рядом остановился такой представительный мужчина, услышал, что я вахтерше говорю, улыбнулся и сказал: "Ну-ка, ну-ка, я посмотрю". И унес. Представительный такой...

- Спасибо, Вася, спасибо.

Ирина повесила трубку - и ругала себя за то, что Васе доверила свезти рукопись и хвалила за то, что все-таки вспомнила и позвонила, а, в общем, не знала, что ее ждет - к лучшему или худшему, что так случилось. В редакции ее встретила секретарша и сказала, что главный уже уехал и в ближайшие три дня его не будет, но Иринину рукопись он прочитал, им подходит, будут печатать в следующем номере. Получать гонорар через месяц, как выйдет материал, и просил звонить недели через две - хочет что-то еще заказать. Ирина вышла из редакции то ли на цыпочках, то ли на ватных ногах - сама, не поняла, - во всяком случае, опомнилась она уже, открывая дверь на улицу. Ослепило солнце. Витрины сверкали, шли люди. Ирина бросилась к автомату, вставила карточку:

- Ну, Вася, счастливая, легкая у тебя рука...

- А что, Ирина Викентьевна?

- Долго объяснять - тут так - если бы ты оставил, да я только что приехала забрала, да... В общем, все бы отложилась - а так все о'кей... С меня ужин. Вечером приходи, я позвоню.

Настроение поднялось. Ирина знала за собой эту зависимость от обстоятельств и сейчас вовсе не хотела с ней бороться - радовалась благоприятно сложившимся обстоятельствам и все. Домой не хотелось, к матери тоже. Галя сегодня изумила резкостью суждений, Таня не изумила, в общем-то, а вызвала... А что, собственно, вызвала Таня? Ирина брела по городу, вроде бы стильно одета, привлекательна, а все же пуста, грустна и не востребована. "Да-да, именно не востребована! Ведь на фоне удачи в делах четче выделяется личная неудача". Встретиться с Шурой - он связан с Сашей, а с Сашки ведь и началось это смятение, это "воспитание чувств". Вроде бы все, кто связан с ним, в последнее время появились на горизонте. Все кроме Гарика. Сам автор - Игорь Порев давно в Израиле. Ирина на секунду замедлила шаг - вот интересно, почему Игорь ни разу не пришел в голову. Ему-то можно позвонить, поболтать, рассказать о Саше... Ирина улыбнулась, вспомнив Игоря, каким видела его - лет 7 назад, когда ездила единственный раз в Израиль на юбилей тетки, даже не тетки, а вдовы отцовского брата Севы. Тетя Бетя -Берта Соломоновна Ирину всегда любила, баловала, потому и позволила себе каприз - персонально пригласить ее на свой пышный семидесятилетний юбилей. Тогда-то и встретились с Гариком. Хохмач - как и прежде, моторный. Пишет что-то для театра на иврит. Жена - красотка, четверо детей. Молодец! "Опять все стягивается к прошлому - встретиться с Шурой, позвонить Игорю. Неужели без этого мне не двинуться вперед?" - уныло размышляла Ирина, попивая кофе в уличной "обжорке". "Ехать домой или к маме? Домой вроде бы рано, не хочется. Катьку только раздразню джинсами ведь не захватила. Но все же надо к матери - на них посмотреть, а потом уж читать Сашкины бумажки, угощать Васю и звонить друзьям молодости. "У родителей" пахло не обыкновенной едой, но вкусными - пирогами. "Давно не было. Что за событие?" Мать встретила Ирину слегка смущенно:

- Ты не предупредила... У нас отец с Майей. Они прощаются. Завтра самолет. Он тебе часа два как дозванивается.

- Вот что, значит, нет мобильника - недосягаема.

- Ну, все к лучшему. Катя побежала за "Боржоми" - Майя пьет только настоящий "Боржоми", а у нас в одном магазинчике есть, я давно обнаружила. Видишь, как - Костина жена прилетает, отец твой с женой улетает...

- Да, интересная у нас теперь жизнь... - задумчиво протянула Ирина, с отцом после обеда в ресторане она созванивалась, кажется, всего раз или два, дату отъезда вроде бы он и говорил, но как-то не запомнилось, Ирина чуть лицемерно укорила себя и с радостью включилась в хлопоты.

- Отец обрадуется, это для него приятный сюрприз. На Майю посмотришь, чудная женщина, но красотой - увидишь - не блещет.

Ирина с удивлением посмотрела на мать - что это она так оживлена, будто не прощается, а встречает. "Что-то не понимаю я сегодня женщин", почти запаниковала Ирина. Прибежала сияющая Катя.

- Мама! Вот молодец! А мы звонили, дед звонил - тебя нет. Ура! Все в сборе. А мне Витька к подружке e-mail прислал, к Вике, у нее ж компьютер и Интернет, все есть. Крута-ая, - Катя скорчила смешную рожицу и закружила мать: Ну, не сердись, я шучу. А я, правда, Викин адрес дала, мне так интересно было... Давай все-таки тоже купим компьютер, а? И тебе нужно и мне.

- Ладно, - легко согласилась Ирина - вот гонорар большой получу, кое-что добавлю, и купим. Пора. А то мы ретрограды с тобой какие-то.

- Ира! - позвала мать, - хочешь Катину новую блузку надеть? Понарядней будешь, все-таки гости, - мать протягивала очень симпатичную шелковую рубашечку, - это мне Эльза моя старинная приятельница для Кати передала, мы тут с ней на днях в кино ходили.

Ирина вздохнула про себя: "Ничего-то я о ней не знаю. Вот Эльза... Да, была такая много лет назад, изредка перезванивались... Теперь вот всплыла... Ходят куда-то вместе. Приятельницы вроде нас с Таней".

- Спасибо. Померю - Ирина ушла в детскую. Почему-то закипали слезы, но она усилием воли не позволила им пролиться. У двери уже нетерпеливо скреблась Катя.

- Мам, ну как? Можно посмотреть, я думаю, тебе пойдет.

- Заходи, Кекс, оценишь, - Ирина стояла перед длинной худой, сияющей дочкой и на душе теплело: "Уладится. Как-нибудь все у меня уладится". А Катя затормошила, завертела мать, начала танцевать, крутиться.

- Идет, тебе идет, пойдем бабуле покажемся, - и за руку потянула Ирину.

В это время раздался звонок. Вошла Майя - довольно полная с вьющимися седыми волосами на прямой пробор, уложенными в пучок. На ней были сильные очки, увеличивающие и так крупные красивые глаза. В, на удивление, маленькой, очень белой, изящной руке она держала букет. Мать приветствовала ее:

- Здравствуйте, Маечка, очень рада вас видеть.

- И я рада случаю повидаться, Маша.

Отец довольно покрякивал сзади. Ему, наконец, тоже дали пройти в переднюю. Мать знакомила Майю с "девочками", Майя говорила комплименты. Отец кивнул Ирине, ущипнул Катю за щеку. Гости вымыли руки, мать расставила цветы, сунула принесение отцом шампанское в холодильник. Уселись. Отец успел шепнуть Ирине, что звонил, не застал, очень рад. Бодрая, уверенная Мария Филипповна потчевала гостей, шутила. Ирина мать не узнавала. Даже Катя, вроде привыкшая к ней, время от времени на нее удивленно взглядывала. Катя, по приказанию деда, принесла из холодильника шампанское. Разлили. Отец поднялся, все притихли.

- Дорогая Маша! Этот мой тост за тебя. Все годы, что мы прожили, ты мне была прекрасной спутницей, у меня остались самые теплые воспоминания о нашем быте, наших традициях, доме - отец обвел рукой комнату, улыбнулся, может быть, не у каждого мужа после развода найдутся такие слова. Мы расстались и расстались вовремя - у тебя все впереди и у меня. Моя теперешняя жена благодарна тебе за меня, правда, Майечка? - отец склонился к своей спутнице.

- Конечно, Вика, - довольно низким голосом подтвердила та.

- А твой будущий супруг, надеюсь, не бросит в меня камень.

Мать, чуть покраснев, махнула рукой. "Тут что-то есть. Они понимают друг друга. Неужели он ее наперсник? Ничего себе родители... Глядишь, действительно скоро отчим появится...". Ирине и занятно было и чуть - чуть неловко - все же не молоденькие они все уже и, кажется, даже капельку завидно. Катьке же было интересно: она во все глаза смотрела на колоритную Майю, неторопливо попивающую боржомчик и отламывающую крохотные кусочки хлеба, из лежащего у нее в тарелке салата она аккуратно выбрала только отварную морковку. Катя поймала Иринин взгляд и смущено улыбнулась, что значило: "Странная, мам, правда?". Ирина чуть заметно кивнула, как бы прибавив, "но симпатичная!". Отец чувствовал себя непринужденно, сообщил матери, что Лесков, и другие книги из домашней библиотеки у него отложены в ближайшие дни их на машине завезет муж Майиной племянницы, к тому же они с Майей просят принять в дар кое-что из домашней Майиной библиотеки. Мать кивнула. Ирина услышала, что Майя просит Катю передать ей соль, Катя чуть замешкалась, соль передала Ирина. Майя улыбнулась ей благодарно и медленно, очень четко артикулируя, сообщила, что об Ирине она слышала в свае время от ее молодого приятеля, он сейчас в эмиграции, Игоря Порева, слышала в связи с его повестью, слабой, кстати, повестушкой. Но все же, хоть и сырая она, а все же было в ней нечто, заставляющее ее вспоминать, - страсть Игорь смог показать, донести до читателя. Так вот о Тонечке, Ирине Моховой, он упоминал. Майя повернулась к отцу.

- А ты, Вика, насколько я знаю, не читал это произведение? Не много, конечно, потерял, но Тонечка все же - это довольно интересный женский тип. Вот не думала, что с прототипом встречусь.

И отец и мать - почувствовали некоторую неловкость - то, что их дочь пишет и публикуется, конечно, знали, что-то читали, но представить ее персонажем чьего-то произведения им и в голову не приходило. Какие случайные совпадения - Майя знакома с автором... Что на это скажешь? Непосредственнее всех отреагировала Катя.

- Ой, мам, а про что там? Я Вите расскажу.

Ирина рассмеялась.

- Совсем здорово! Дети будут обсуждать героев: Мякшева и Тоню. Про пистолет. Да я дам тебе, если захочешь, почитать, у меня ксерокс есть...

Разговор плавно перешел на литературу вообще - Майя хвалила Улицкую и ругала Толстую, "Кысь" ей не понравилась, Ирина к месту рассказала о молодом человеке с пивом, читающем "Кысь" и о своей попытке последовать его примеру. Отец все агитировал за классику, Катя вылезла с "фэнтэзи", но ее не поддержали, и она что-то тихо опять добавила вроде: "А Витя...". Мать изредка перечитывала, оказывается, Тендрякова, почему-то считая его очень современным и незаслуженно забытым. Разговор катился не спеша, все с удовольствием уплетали салаты и пирожки, только Майя попивала водичку и поклевывала что-то с выбором из своей тарелки. Ирина незаметно бросила взгляд на часы - полшестого - пора домой - обещала угостить Васю, да и Сашины бумаги стало вдруг необходимо просмотреть. Неожиданная осведомленность Майи опять вернула ее в "психопатический круг" прошлого никуда, похоже, не деться, пока не будет изжит до конца образ Тонечки "вечной Тонечки - пока мир стоит". Ирина потихоньку выбралась из-за стола. Отец, заметив, вышел за ней.

- Уходишь?

- Да, мне пора, хорошо, что удалась еще раз повидаться... Майя симпатичная...

- Да... - отец задумчиво и грустно глядел на Ирину.

О чем он думал, что мы - чужие, не можем сейчас найти слов для прощания? Или о том, что вот - жизнь в семье окончена, а жизнь вообще еще продолжается и надо идти дальше и постараться не подвести тех, кого выбрал себе в попутчики. Ирина все же приблизилась к отцу и робко поцеловала его в щеку. Он порывисто, коротко обнял ее и оттолкнул. Ирина выскочила за дверь. Потекли слезы - жалко стало всех - бодрящуюся мать, Майю в толстых очках, Катьку - неизвестно ей-то что еще выпадет, себя. Ирина ехала на "Преображенку", не читала, не разглядывала публику - обдумывала планы на ближайшие дни. Рита, Милица, Шура - по крайней мере, три важные встречи. Нет, по-настоящему, конечно, одна - с Ритой, ибо она - жена сына. Это реальность. А то - все мечты, призраки. У подъезда сидели и Вася и психиатр. Вася с достоинством поприветствовал Ирину и дал понять, что вовсе не напрашивается, об обещанном ужине не напоминает. Ирина остановилась возле них на минуту.

- Вася, приходи через час. А сейчас угости сигаретой - у меня кончились. Вася вскочил и даже смутился, что не поднялся раньше, за ним с лавки встал и молчаливый психиатр - видно было, что расположение духа у него смурное, глаза невеселые, на лице скепсис. Теперь они втроем стояли и молча курили.

"Да, - подумала Ирина, - похоже, у всех у нас "на душе осень". Надо бы и его пригласить как товарища по несчастью".

- Знаете, что, - обратилась она к психиатру, - и вы приходите ко мне через часок, поужинаем вместе.

Непонятно было, обрадовало ли его Иринино предложение, но кивнул он благосклонно. Ирина поднялась к себе и сразу же кинулась к Шуриной записке. "Так. Номер телефона... Нужно с ним сговориться на ближайшие дни, почему-то нет сил откладывать. Прошлое - мое и Сашино - давит, хотя абсолютно непонятно как это все же связано с появляющимися каждый день все новыми и новыми обстоятельствами, ситуациями. С чем, например, связана увиденная случайно сейчас у метро сценка - Идут, взявшись за руки, мать и дочь - кореянки, и старшая учит младшую (девочку лет пяти) петь: "Я вам не скажу за всю Одессу..." Они разучивают первый куплет, малышка старательно повторяет за матерью. На ломаном русском это звучит странно. Они прошли мимо, на меня внимания не обратили, обратила я и принесла сюда. Для меня это - обрывок, фрагментик. Но как из касающихся меня фрагментов (этот не касается) сшить целое? Ирина вздохнула и набрала Шурин номер.

- О, Тонечка, я тебя поджидаю. Молодец что так оперативно.

Шура напорист и самоуверен, это и к лучшему, мне проще подчиняться сейчас.

- Когда тебе угодно.

Шура засмеялся.

- Угодно... Угодно завтра. Приглашаю тебя на обед.

Сговорились на три часа на "Лубянке", и Ирина кинулась быстро готовить ужин. У нее жарилась картошка, на другой сковородке тушились шампиньоны. Она собирала на стол. Вася с повеселевшим психиатром пришли точно в назначенное время. Психиатр, чуть смущаясь, достал из кармана легкой куртки бутылку. У Ирины посреди стола красовался графинчик с настойкой. Разговор за столом крутился вокруг местных новостей. К "сумасшедшей вдове" сегодня зачем-то заглядывал участковый, недавно (неужели Ирина не знает?) алкашей двух зарезали - они бутылки возле палатки принимали. Он и она. Сожители.

- Вот как судьба настигла, - горько проговорил Вася.

- Кому они помешали? - с недоумением подхватил психиатр.

Ирина их вспомнила - женщина худая неопределенных лет и он явно моложе кудрявый, разбитной.

- Вот, Ирина Викентьевна, я и говорю, не доводит она, проклятая, Вася щелкнул по бутылке, - до добра, тех кто, от нее должен бы держаться подальше (так на роду написано), а он к ней липнет.

Психиатр задумчиво прибавил:

- Вот и с женщинами так же, - вот не для тебя она, не судьба с ней, а тянет, тянет к ней...

- Ты же специалист, Евгенич, неужели и с тобой бывает так? - с любопытством спросил Вася.

- Было - коротко отрезал психиатр и опрокинул в рот рюмку.

- Помянем убитых - торжественно сказал Вася.

Все молча подняли рюмки. Ирина слегка отхлебнула, гости ее выпили до дна. Ирина поднялась, от нее, к счастью, не требовали активного участия в разговоре, их вполне устраивало просто ее присутствие, созданная ей обстановка. Ирина подрезала колбасы, сыра, поставила на стол, присела возле психиатра, вслушалась в их беседу.

- А участковый ко всем пенсионерам заходил, ну к тем, кто дома постоянно. А к тебе вот не догадался зайти - ты бы побольше рассказал, и как на Юлькину квартиру тут претенденты находились и как ее родительских прав лишали, как Сеня ей жизнь на свой лад скрасил...

- Не догадались, да я бы и не рассказал. А тех, кто их порешил, Бог накажет.

Ирина опять поднялась, вышла на кухню варить кофе. "Скоро они уйдут, можно будет приняться за разбор Сашкиных бумаг, очень хочется. Как дико кончилась еще чья-то жизнь, о ней вот Вася теперь с психиатром толкуют. А у психиатра своя какая-то личная драма. Одинок он, только вот собака, но добр - Васю вон тоже приемлет". Ирина варила кофе и смотрела в окно внимание привлекла кучка народа, столпившаяся перед подъездом, что-то они обсуждали, показывали наверх, кто-то наоборот склонялся к... Ну да, там кто-то лежал...

- Вася! Подойди сюда, пожалуйста. Там... - Вася мгновенно очутился рядом с ней.

- Я так и думал! Напугал "мент" старушку!

- Вася, неужели это вдова?

- Ирина Викентьевна! - с досадой сказал слегка нетрезвый Вася, - Вы ж сами уже увидели, что ж спрашивать...

Психиатр сдержанно поблагодарил за угощение и вышел вслед за сорвавшимся с места Васей. "А мне надо туда идти?" - сама себя спросила Ирина, стоя перед оставленным столом. Опять потянуло к окну - там уже стояла "Скорая ", рядом суетился милиционер. "Бросилась со страха или от отчаянья со своего второго этажа. Бедная - в конце жизни ревновала, мучилась от непроработанных обид. Зависима была - вот от таких, как эта, утренняя, неряха. "Скорая" отъехала. Милиционер что-то расспрашивал толпящихся старушек. В дверь позвонили, вернулся Вася.

- Ирина Викентьевна! Можно я допью, тут у вас осталось маленько? Помянем бабушку. Хоть и сумасшедшая была и ведьма, может быть, а все же кошек любила. Да и просто так - жалко.

"Сплошные прощанья да поминки" - подумала Ирина. Выпили молча.

- Она, Ирина Викентьевна, из окна выбросилась. И не высоко вроде, а сразу. Но это и лучше. "Мент" вон прискакал, да, в общем, его тоже судить работа у него такая. Только еще больше себе огреб приключений на свою, прошу прощения, жопу.

- Да, - согласилась Ирина, - убийство да самоубийство - многовато...

Вася допил все до капельки, начал покачиваться, клевать носом, что-то пробормотал и практически на "автопилоте" убрался к себе. Ирина его не гнала, не торопила - знала, что так и будет. С облегчением заперла за хмельным, но мирным Васей дверь, послонялась по комнате. Надо бы убрать со стола, но вдруг навалилась смертельная, свинцовая усталость. Поздняя весна - темнеет уже не рано и времени еще не очень много, а Ирина едва доползла до постели, выдернула телефонный шнур: "Спать, скорее" и провалилась в небытие. Разбудил ее пронзительный звонок в дверь. Ничего еще не поняв, она подскочила к двери и распахнула ее - там мертвецки пьяный раскачивался Вася. Ирина, проснувшись, отступила к ванной, сдернула с крючка халат, накинула, вновь приблизилась к двери. Вася смотрел на нее бессмысленными глазами. Ирина впервые за все время общения с Васей почувствовала легкий укол: опасность.

- Что, Вася?

Как можно спокойнее спросила она. Он no-прежнему молча раскачивался, потом вдруг протянул руку к висевшему на стене светильнику, с силой дернул его, Свет погас. Позади темнота - в комнате, впереди тусклый свет подъездной лампочки. "Вот попала, - подумала, уже чуть паникуя, Ирина, главное, не угадаешь, что у него в голове, чего он сейчас хочет, что ему сейчас мерещится". Ирина решила стоять не двигаться. Вася со злобным хрипом - "Ах ты", - кулаком въехал, к счастью, в пустоту, потому что Ирина, мгновенно среагировав, присела. На ногах он не удержался и грохнулся на пол. Ирина же проскочив под его рукой, выскочила на площадку. Дверь в Васину квартиру была открыта, Ирина рефлекторно прикрыла ее и побежала на второй этаж к психиатру. Страха не было, но трясло, нервы были напряжены. "Эх, Вася. Все же догнала горячка". На ее настойчивый звонок открыл, кутаясь в одеяло, сонный, но практически трезвый психиатр.

- Что у вас стряслось?

- Там Вася. Он, по моему, не в себе. Позвонил ко мне в дверь, но меня не узнает, по моему, кого-то перед собой видел - ненавистного, хотел ударить. Теперь на полу у меня в коридоре.

Психиатр кивнул...

- Зайдите.

Ирина, осознавая всю дикость ситуации: ночь, она в халате, встрепанная, психиатр в одеяле, безумный Вася, робко вошла в переднюю. Квартирка, как у нее, как у Васи - маломерка, для одинокого человека.

- Подождите секунду, я оденусь.

Ирина стояла у входной двери, слева, как и у нее в квартире на стене светильник, только однорожковый старомодный, каких-нибудь шестидесятых годов, на правой стене овальное небольшое зеркало, такое, скорее, должно бы было принадлежать женщине. Мысли крутились вокруг Васи - что же он, бедный, видел, ведь уж - не в первый раз у него агрессия, "глюки". Болен он, конечно, болен, но ведь так мил, разумен был сегодня за столом. Сердце доброе, ум помрачен.

Вышел одетый, и даже причесанный психиатр. Ирина вдруг задала дурацкий вопрос:

- А где ваша собака?

- Собака в гостях. У моей бывшей жены.

Ирина про себя усмехнулась: ответ исчерпывающий. Вот и собаки в гости ездят, к бывшим, что ж про людей говорить. Они поднимались по лестнице молча. Ирина вдруг всполошилась.

- Может, его жене сообщить?

Психиатр тоже остановился.

- А какой смысл будить еще одного человека, да и заставлять нервничать. С Васей, я думаю, она уже свое все прошла. Сами разберемся, нам-то с вами он приятель - это проще, да и надежнее в данном случае: у нас ни амбиций, ни претензий. Разберемся.

Ирине стало чуть стыдно за свои дурацкие неуместные вопросы и предложения. "Он разумнее, чем я, адекватнее. Но с другой стороны, не ему же хотели по морде въехать. Ладно, действительно, сейчас разберемся". Они подошли к Ирининой квартире. Вася лежал, делал какие-то судорожные движения руками, будто от кого-то отмахивался, пытаясь слегка приподняться. Психиатр перевернул его на спину. Глаза полуприкрыты, губы шевелятся, будто он облизывается. Ирина шепотом спросила.

- Может быть, ему воды попробовать дать?

Психиатр кивнул. Ирина тихонько прошла мимо Васи на кухню, налила воды. Психиатр начал его осторожно поить. Вася вдруг опять обрел силы начал размахивать руками, неразборчиво, но возбужденно бормотать, воду он разлил.

- Придется вызывать "Скорую", чем-то он явно отравился. Это не тот случай, что проспится к утру, опохмелится и опять готов жизнь волочь, кажется, надорвался.

Ирина послушно пошла к телефону. За окном уже начинало светать. Под Васю подложили Иринин плед, накрыли его сверху меховой курткой - видно было, что его знобит. Пока ехала "Скорая", они сидели на крохотной Ирининой кухне, курили. Говорить было не о чем. Сказывалась недоспанная ночь, стресс. Ирина подавляла судорожную зевоту: "Что же я бесчувственная такая хочу только рухнуть в постель и спать? Ничего не чувствую", констатировала как-то тупо Ирина. Психиатр смотрел куда-то в пространстве, иногда потирал висок. Ирина сделала над собой усилие и спросила.

- Голова болит? Дать анальгина?

- Нет, не поможет. Вот если "звездочка" есть...

Ирина, не сходя с места, сунула руку в ящик стола, где была аптечка и нащупала там коробочку круглую.

- Вот.

- Спасибо.

Разнесся сильный резкий запах - психиатр смазал краешки ноздрей, виски и протянул баночку Ирине. Тут раздался звонок - приехала "Скорая". Усталый коренастый немолодой врач осмотрел Васю, выслушал сбивчивый рассказ Ирины и попросил телефон. Ирина дала аппарат. Он связался с больницей, послал санитара за носилками. Ирина вдруг обрела способность и чувствовать, и соображать. Навернулись слезы - Васю стало безумно жаль, она кинулась к сумочке.

- Доктор, возьмите, пожалуйста, пусть его там получше... - она не справилась со слезами. Врач спокойно принял у нее из рук сотню.

- Выпейте валерьянки сами-то, вам успокоиться нужно. А с ним уж - как Бог даст, я - то пригляжу, конечно.

Васю увезли в психосаматику, сказали, чтоб о больном справлялись с утра. После того, как носилки с Васей погрузили в машину, и захлопнулась дверца, психиатр спросил.

- Я вам ничем не буду полезен? Тогда я пойду, завтра соотнесемся, посоветуемся, как дальше поступать.

Слегка поклонившись, он вышел. Ирина накапала себе пустырника, разделась и легла в постель. На улице уже было светло. Хотелось спать, но было холодно, знобило. Ирина поднялась и накинула поверх одеяла меховую куртку, которой был укрыт бедный Вася. Катились слезы, ноги были ледяные, Продрожав какое-то время, Ирина все же согрелась и задремала. Проснулась она через часа два совершенно разбитая - весь вчерашний день - с проводами отца, ужином, смертью "вдовы" и ночным кошмаром с Васей не мог уложиться в голове, она не понимала свою роль во всем происходящем, знала только одно: обстоятельства закручивают ее все больше и больше в порочнейший круг, где более всех порочна она, Ирина. С трудом поднявшись, с неудовольствием взглянув на себя в зеркало, Ирина набрала номер Костиного телефона. Никто не снял трубку. "Еще рано. Пробки на дорогах... А вообще, мне самой уже, кажется, пора обратиться к психиатру за помощью - профессиональной. Так, пока справимся о Васе. Ирина позвонила в справочную больницы. Долго было занято.

- Але отозвался, наконец, сварливый голос.

- Василий Петрович Малышев - начала Ирина.

- У нас пересменок, - сразу отшила ее справочная, потом было все занято и занято.

Обычно в таких случаях Ирина вспоминала, мудрую Галю, но после ее категорических высказываний о Тане как-то вдруг боязно стало ей звонить со своими предельно дурацкими проблемами. Ирина ходила кругами вокруг коробки с Сашиными рукописями: хорошо бы до встречи с Шурой хоть что-то прочитать, но руки опускались - ничего не хотелось делать. Ирина опять легла в еще не застеленную постель, телефон подтащила поближе. Позвонила матери:

- Привет, ну как вчера досидели?

- Да как тебе сказать... Без выяснения отношений, без претензий. Майя очень любезная... Катюша, правда, пару раз выступила невпопад. Что-то вдруг расфилософствовалась об одиночестве, что-то вдруг ей и меня стало жалко и тебя... Но отец твой как-то сгладил. В общем, все позади.

Ирине вдруг на секундочку захотелось узнать на что намекал отец, будто бы имея в виду какие-то конкретные материны отношения, но потом она остановила себя - неуместно, а главное - абсолютно лишняя информация.

- Кстати, как там Костина жена, прилетела, уже?

- Пока никто не подходит. Когда дозвонюсь, тебе сообщу. У Кати все в порядке?

- Да. Они сегодня опять с Витей встречаются, вроде бы она хотела у тебя рукопись ту, о которой вчера говорили, попросить.

- Хорошо. Я еще не знаю, когда уйду из дому - много разных дел, я тебе перезвоню.

И опять все занято и занято в справочной больницы. Ирина закрыла глаза, сразу же навалилась тяжелая дрема "Я больна. Я ничего не хочу" подумала она, засыпая. Через десять минут или чуть больше она проснулась в поту от телефонного звонка.

- Да, - хрипло сказала она.

Там помолчали, потом робко Ритин голос спросил:

- Ирина Викентьевна... Ирина...

- Ой, Рита? Как хорошо. Прости, я что-то разболелась некстати, голос сел. Как настроение, как дела?

- Спасибо все в порядке. Я всего на два дня. Костя мне поручил поговорить с вами, встретиться. Когда вам удобно?

- Ну, ты должна отдохнуть с дороги, придти в себя - это главнее. Что касается меня, я освобожусь часов в шесть, полседьмого. Вечером можем где-нибудь посидеть.

- Очень хорошо. Давайте в семь пятнадцать где-нибудь в центре. На "Арбатской" в центре зала.

Ирина опять заставила себя подняться, сварила себе крепкий кофе, приняла контрастный душ. Полегчало. Наконец она дозвонилась в справочную положение Васи удовлетворительное, с врачом можно поговорить в час в вестибюле больницы... Настроение чуть поднялось - Вася жив, Бог даст и в этот раз оправится. Теперь все обычное - правильно выстроить день, со всеми успеть встретиться. Зазвонил телефон:

- Ирка, я опять сбежала, но пообещала ему найти продюсера, он хочет фильм снять не хуже Кустурицы. У тебя, кстати, нет знакомых - идея-то у него неплохая... Черт его знает, где искать...

- Пока нет. Слава Богу, что ты на воле. Завтра идешь со мной к Милице в ЦДЛ?

- А-а, удостоверивать ориентацию? Конечно. Где и когда?

Ирина условилась с Таней и, еще раз пообещав ей подумать о продюсере для "бедного" Павла, повесила трубку. Катя хотела мою рукопись, а я хочу передать ей джинсы, еще вчера это можно было бы поручить Васе, теперь же все наоборот - нужно завести все к матери, а потом ехать беседовать с Васиным врачом, Ирина вышла на улицу и подняла глаза на окна второго этажа - нет вдовы, обвела глазами двор - не сидят на лавочке Вася с психиатром, Да, вчерашний день - день какой-то катастрофы. Еще сегодня и Шура... Вообще, все же надо попробовать вызвонить Игоря. Все же странно, что с ним знакома Майя. В общем, с Гариком всегда было легко общаться хохмачи обычно не меняются. В метро Ирина купила "Караван историй", подумав о себе ехидно, что на большее сегодня не способна. И с нескрываемым удовольствием углубилась в чужие любовные переживания. Мать, открыв ей; дверь, немного удивилась - вроде бы не собиралась.

- Я решила сама завести и джинсы и повесть - меня сегодня целый день не будет.

- Ты что-то плохо выглядишь, Ира, иди поешь, выпей чаю с лимонником тонизирует.

Ирина молча прошла на кухню - сегодня как никогда она оценила заботу. Не было сил ни на что, а впереди - длиннющий день. Мать хлопотала: подкладывала салат, подливала чай, ни о чем не спрашивала. Ирина понемногу отогревалась. Ненавязчивая забота сняла немного напряжение, отдохнули нервы. Через час она вышла от матери уже вполне жизнеспособная. До больницы было далеко - до Тушино, а там еще автобусом. В те края Ирина никогда не попадала - никаких дел у нее там не бывало. Ей было не по себе - казалось, что кто-то за ней следит, идет. Ирина передергивала плечами, оглядывалась. "Развинтилась. Нервы ни к черту", - корила она себя. Купила Васе воды, булок, немного ранней клубники. Пришла она вовремя, врач только что вышел. Усатый пожилой импозантный грузин толково, кратко отвечал на вопросы нервных родственников, Ирина тоже назвала Васину фамилию. Врач чуть замялся, а потом сказал.

- Подождите меня немного. Я сейчас закончу беседу и уделю вам несколько минут.

У Ирины сердце упало. "Видимо, совсем плохо с Васей. Помоги ему Господь еще раз прерваться!" Врач подошел к Ирине.

- Вы родственница?

- Нет, мы соседи и приятельствуем. "Скорая" его вывозила от меня.

- Да-да, расскажите.

- Ночью он позвонил ко мне в квартиру - не в себе, кажется, не понимал, кто перед ним, поднял руку для удара, потерял равновесие, упал... Потом мы с соседом - психиатром вызвали "Скорую". Вечером он выпил, не особенно много, но были переживания - выбросилась из окна старушка, он принял близко к сердцу. Что с ним?

- Дело в том, что у него была попытка суицида. Выброситься он у нас не мог - окна зарешечены, а вот удавиться попытался. Не буду вас смущать подробностями... Теперь возле него пост, за ним наблюдают, но привязанность к жизни у него минимальная. У него есть близкие люди?

- Да нет... С женой они давно расстались, дочка-подросток с ним редко видится. У них к нему, я думаю, не очень хорошее отношение. А больше и никого...

- Понятно. Ладно. Кстати, как вас зовут?

- Ирина Викентьевна.

- А меня Ота Ираклиевич. Вы оставьте, если можно, на всякий случай мне ваш телефон, все же вы о нем заботитесь, а у нас могут быть вопросы.

Ирина продиктовала номер, передала гостинцы и еще больше расстроенная и сбитая с толку вышла на улицу. Было очень тепло, здесь, на окраине, шла своя жизнь - маленькие дети катались на велосипедах, за ними наблюдали молодые хорошо одетые мамаши, группками стояли мамаши с колясками. Прохожие - спешащие женщины в темных очках, мужчины с портфелями. Все как всегда в середине дня в городе... Ирина медленно брела к остановке - до встречи с Шурой еще час, ехать туда минут тридцать пять. Ирина свернула в маленький сквер, присела на лавочку, - было ощущение ходящей рядом опасности. "Васю жалко. Но где-то вдали Костя, все ли у него в порядке? Голос у Риты вроде бы не встревоженный. Слишком еще мала Катюша... Через неделю у нее кончатся занятия... Завтра днем нужно в институт, хватит все переносить и переносить встречу с аспирантом. Надо взять себя в руки", мысли беспорядочно роились в голове, никакого конкретного руководства к действию уловить не удавалось. Ирина посмотрела на часы, что ж, пора к Шуре "Сашку я так и не почитала", - подумала она с тоской сидя в полупустом автобусе. Шура ждал ее в условленном месте. Одет он был элегантно, но в руках у него была вовсе не подходящая большая сумка. В ответ на удивленный взгляд Ирины, он чуть приоткрыл сумку - оттуда показалась крупная выразительная кошачья морда. Шура подумал секунду и решительно продемонстрировал всю кошку - пятнистую с пушистым длинным хвостом.

- Вот, на прививку возил.

- Как ее зовут?

- Маза. Маза?..

- Нуда. Помнишь - есть "маза", нет "мазы". Меня вот теперь всегда есть маза.

Ирина расхохоталась - от Шуры она ничего подобного не ожидала, вот Сашка, Игорь - другое дело.

Они пошли в маленький неизвестный раньше Ирине ресторанчик. Шура столик заказал, поэтому они сразу устроились удобно, сумка с Мазой стояла на свободном стуле. "Что-то подобное было", - подумала вскользь Ирина, и вспомнила: "А-а, депутат с его обувью. Шура с кошкой, куда предпочтительней". Ирина вгляделась в него, пока он что-то обсуждал с молоденьким прилизанным официантом. Выглядит молодо - залысины его вовсе не портят. Очки на длинном носу - "хамелеоны" сидят прочно, руки ухожены. Подтянут, уверен. Официант отошел, и Шура теперь тоже внимательно разглядывал Ирину.

- Ты, Ирка, молодец, мать, цветешь.

Ира равнодушно выслушала дежурный комплимент, он ее не обманул - Шуре явно что-то в ней не понравилось, а может быть, даже насторожило.

- Ну, Шур, расскажи, где живешь, с кем?

Официант бесшумно расставлял закуски, наливал вино.

- Где? Все там же... Гарик в свое время хорошо мою квартиру описал. Теперь вся мне принадлежит. Велосипеды - мой и Галкин в коридоре стоят, еще и пони иногда ставим.

- Кого?

- Ну, пони Меринду, дочкину. Мила - дочка моя восьмилетняя!

Это Ирине понятно - пони, лошади. Это скорее их с Шурой и сближает, чем разъединяет.

- А Галка? Это жена твоя?

- Да. Новая. Четырнадцать месяцев женат Сча-астлив.

- Ну, это и у меня бывало - год другой. Ты, Шур, работаешь?

- Да, читаю лекции то здесь, то в Германии. Я все-таки профессор. А ты все пописываешь что-то. Хоть публикуешься?

Они потихоньку попивали вкусное вино, закусывали выбранными Шурой салатами. Ирина, крутя в руке бокал, посмотрела Шуре в глаза.

- У меня, знаешь, все в порядке - публикуюсь и лекции читаю. Сейчас не замужем, но скоро в очередной раз выйду.

Зачем Ирина это сказала, ей и самой было не очень ясно. Неужели захотелось встать с Шурой вровень? Семья все же котируется.

- Ну? Здорово. А вообще-то, Ирка, ты сама во всех бедах своих виновата - всем попустительствовала. И мне, в частности, когда я от Раи, первой моей (нам по 19 лет было!) скрывался у всех вас по домам.

Ирина чуть не расплакалась - Вот Шура - обвинитель. Обвиняет и в чем! Упрекает. Тогда они все по первому разу повыскакивали замуж, Рая вышла за Шуру. Она была постарше, поопытнее и не москвичка. А Шура тогда комплексовал - был прыщав, сутул, думал, что никому никогда не понравится. А тут знойная Рая, знаки внимания, лесть, правда, тонкая, легкая. Словом, поженились. А вскоре Шура интерес к жизни обрел, а к Рае потерял... Вот тогда то и началась его беготня из дома: то он в общагу, то к Ирине с Пашей - ее первым недолгим мужем (Костиным отцом), то к Сашке, то к кому-нибудь на дачу. А Рая беременная, а Рая привязалась к нему. "Где мужа моя? Где мужа?" Так и осталась в памяти - некрасивая, заплаканная. Стыдно. И вот он, Шура, стыдит. Интересно, с каких позиций судит? Так уж вырос душой или просто ханжа?"

- Да, Шур, ты говорил, что какие-то общие знакомые у нас объявились? Кто такие, если не секрет?

- А Полина, подруга твоя близкая.

- Понятно. И твоя - близкая? Она ведь и Саше была близка.

- Фу, Ира, пошлости. Они и с Галкой приятельницы. Многое нам про тебя порассказала. Вот только, что ты замуж опять собралась утаила. Она говорила, что ты все с каким-то маргиналом путаешься, не одобряла, переживала за тебя.

- Фу, Шура, что же ты сплетни собираешь? Неужели скучно живется? А ты пиши, выгоняйся - рассказы, стихи. Мемуары, в крайнем случае.

- Ну-ну, на что рассердилась? Давай лучше Сашу помянем, а?

- Конечно. Для этого мы ведь и встретились.

Молча выпили по глотку вина. Официант убрал посуду, принес кофе. Кофе пили молча, курили, изредка взглядывали друг на друга. Принесли счет. Шура расплатился, подхватил свою сумку, где все это время спокойно проспала Маза, спросил Ирину взглядом: "Готова?" и пошел к выходу. Ирина на секунду задержалась, еще раз обвела взглядом ресторан "Что ж, уютно. Только разговор неуютный" - и пошла вслед за Шурой. Возле метро простились. Шура расцеловал Ирину в обе щеки и почему-то виновато заглянул в глаза. Ирина осталась на улице, видела сквозь стеклянную дверь, как длинный Шура прошел со своей сумкой через турникеты, ступил на эскалатор. Исчез. "Навсегда", почему-то с облегчением подумала она. До встречи с Ритой осталось немного времени, но вполне хватало, чтобы дойти пешком. Ирина шла полностью углубившись в невеселые мысли, и нос к носу столкнулась с Георгием. В светлом костюме, почему-то уже загорелый, он выглядел молодо и свежо. У Ирины что-то заныло в сердце - "А могло бы. Нет, не могло...", а Георгий был просто искренне рад.

- Сама судьба сводит. В какие края направляетесь, Ира?

- Здравствуйте Георгий. На Арбат иду, с женой моего сына встречаться.

- Хотите, провожу?

Ирина легко согласилась. Георгий предложил ей руку, и они парочкой двинулись по нагретой улице, одни из многих легко и нарядно одетых москвичей. Распрощались они тоже легко. На душе у Ирины было все же смутно: и хорошо, что отношения приняли такой светский характер, и чуть-чуть обидно, что никаких страстей. Но все же победило удовольствие от встречи с воспитанным и неехидным кавалером. Противоядие. От Шуры. На условленном месте Ирина оказалась минут на пять раньше назначенного времени, но Рита тоже пришла раньше и что-то читала, время от времени поднимая глаза, подошедшую Ирину она заметила не сразу.

- Здравствуй, Рита!

- О, Ирина, здравствуйте, - Рита чуть смущена, улыбнулась и сунула книжку в большую сумку, стоящую у ее ног.

А там кто?, - весело подумала Ирина.

- Пойдем, посидим и обо всем поговорим. Ты голодная?

- Нет, я обедала с друзьями. Только кофе.

- И я обедала со старым другом...

Сумка была тяжелая, и Ирина, не спрашивая разрешения, ухватилась за вторую ручку. "Как приезжие - иронически посмотрела на них как бы со стороны Ирина, Лица, наверное, напряженные, надо улыбаться". Ирина растянула губы в улыбке, чуткая Рита уловила это и тоже сказала "чииз". Так они дошли до Дом-Жура. Несчастную сумку поставили под столик. Ирина облегченно расхохоталась. Рита вопросительно посмотрела на нее.

- Понимаешь, с всякими сумками - коробками у меня связаны смешные и не очень истории. Вот здесь, например, однажды сидел как-то помощник депутата Думы с обувной коробкой, а потом она у него пропала, а у него была истерика. В общем, ерунда, не обращай внимания.

- А у меня там нужные вещи - видеоплеер, приемничек и книги, это все я сегодня должна передать разным людям. В том числе вам.

Ирина перевела разговор на другое.

- Ну, что выпьем ликерчика за твой приезд. К кофе в самый раз, или коньяк предпочтешь?

- Ликер. С удовольствием.

- Расскажи - попросила Ирина, когда вся существующая между ними некоторая неловкость испарилась.

- У нас все хорошо. Пока сыграли по два спектакля в Праге и в Брно. Я вернусь через несколько дней - у нас спектакли в Риге и на взморье в одной из гостиниц. Костя в хорошей форме.

- Третий ваш, Ахмет, с вами?

- Конечно. Еще и четвертая появилась - Аня.

- Ты выглядишь хорошо, надо думать Костя тоже.

- Да. Он очень хочет, чтобы в июле вы с Катей приехали к нам. В то место, где мы тогда будем. Это для него очень важно.

- Скажи, пожалуйста, Костя купил мобильник?

- Конечно, без этого невозможно, - удивилась ее вопросу Рита.

- Не удивляйся, одно время это у меня была навязчивая идея... Вот и хорошо, что купил.

Рита достала фотографии: Вот они в Нарве у ее родителей.

- Симпатичные какие! - искренне похвалила Ирина.

- А они про вас сказали - интересная и милая.

- Вот. Обменялись комплиментами.

- А это в автобусе, когда мы из Праги в Брно переезжали.

Смеющиеся молодые лица: вот лохматый Ахмет, что-то рассказывающий, жестикулирующий, Костя, повернувшаяся к снимающему Рита.

- А это в гостинице. У нас крохотный номер в крохотной гостиничке, но нам нравится.

- Я тоже в такой бы пожила, больше и не требуется.

- А в такой, скорее всего и придется, только не знаю, пока где, - еле приметно вздохнула Рита.

- Рита, честно, вы не очень там голодаете?

- Нет, честно. Рогалики, джем, пиво - это дешево, а на остальное, придет время, заработаем.

- Я тебе очень рада, посерьезнев, сказала Ирина - понимаешь, мне все же тревожно... Но вот ты приехала и я спокойнее, - Ирина не сдержалась и погладила Риту по руке.

Помолчали. Потом Рита, тряхнув головой, сказала.

- Ирина, теперь о деле. Костя прислал видеоплеер, хочет, чтобы было на чем вам посмотреть нашу кассету. Он говорит, что сосед Вася, ваш придворный, может подключить к телевизору и все наладить, Кате приемник очень маленький, но все хорошо берет. Нужно как-то все переложить, упаковать!

- Да, Рита, спасибо. Сейчас, - задумчиво протянула Ирина, потом встала, и подошло к знакомому бармену.

- У меня странная просьба, не найдется ли случайно прочного очень большого пакета, мне нужно, чтобы выдержал видеоплеер, или может быть, какая-нибудь сумка напрокат, я завезу, скажем, завтра.

Лысоватый улыбчивый бармен прищурился, что-то соображая, и сказал.

- Что-нибудь придумаем. Вы пейте себе кофе, не волнуйтесь.

Ирина вернулась к столику.

- Ты не очень торопишься?

- Нет, еще полчаса у меня есть, потом нужно к нашим знакомым заехать.

- Вот и хорошо, что-нибудь найдется у бармена, пока, если можно, покажи еще фотографии.

Рита протянула ей пачку и в свою очередь спросила.

- А у вас Катины есть с собой?

Ирина влезла в сумку и протянула ей две маленькие Катины фотографии.

- Это она снималась для проездного, а это она пробную для паспорта сделала - ей же скоро четырнадцать!

Рита с интересом разглядывала Катю. Ирина раскладывала на столике фотографии. В бар входили все новые и новые посетители, некоторые кивали Ирине, кто-то даже останавливался задать дежурный вопрос "Как жизнь молодая?" Наконец, подошел бармен и протянул ей рюкзак.

- Вот достал вам до завтра, у племянника нашей уборщицы одолжил.

Ирина поблагодарила и прыснула, бармен пожал плечами и отошел - его уже ждали у стойки, а Рите она объяснила.

- Помнишь, я тебе говорила про коробку с обувью, так рюкзак этот принадлежит тому парню, ввязавшись в разборы с которым, он свою обувь и проворонил. Смешные напоминания.

Рита вежливо улыбнулась, а Ирина смутилась и одернула себя "Что это я неумеренно болтлива, сама же этого не люблю, когда навязывают скучные воспоминания".

- Извини, Рита, я что-то тебя утомила своими скучными байками.

- Что вы, что вы, мне все интересно.

Вежливость как всегда выручила и они принялись паковать Костины подарки. Через несколько минут Рита с немного полегчавшей сумкой и Ирина с рюкзаком вышли из Дом-Жура. Вахтерша подозрительно посмотрела на них, но Ириа ей приветливо улыбнулась и доверительно сказала

- Это подарки.

Та тоже улыбнулась и понимающе кивнула. Рите понравилось

- Здорово, Ирина, вы ее успокоили. А то я уж подумала, нас, как террористок схватят.

- Доброжелательность еще никому не вредила!

Ирина пошла на "Библиотеку", Рита же отправилась на "Боровицкую". На прощанье поцеловались.

- Звоните, Ритуль. Поцелуй Костю. Спасибо тебе.

- Вам спасибо. Кате привет.

Ирина ехала и думала. Вот Костя там помнит Васю, рассчитывает на него. Но такой "придворный" Вася в прошлом, сейчас это беспомощный свихнувшийся человек. Хорошо, что я Риту не стала в это посвящать, удержалась... Но явно с кем-то мне все-все надо обсудить, меня просо разрывает от обилия впечатлений. Надо Таню позвать к себе, ее выслушать, самой все ей поведать, иначе невозможно. Если это и эгоизм - пусть. Как говорил один знакомый веселый корреспондент: "Здоровье дороже" - когда его обвиняли его обвиняли в пресловутом эгоизме. "Вот и я так - мое собственное психическое здоровье мне дороже... чего - в данном случае моей застенчивости. Звать Таню или не звать - это не вопрос!" - ворчала себе под нос Ирина по дороге от метро к дому. Тут же мысли ее приняли другое направление - недавно здесь "сумасшедшая вдова" кормила кошек. Где та вдова? Интересно, что это так возле нее вертелась та, несимпатичная неряха? Не все здесь ясно... Может быть, когда-нибудь разъяснится. Как написано в так любимых и мной, и Костей, и Катей Денискиных рассказах" - "Тайное становится явным".

Ирина открыла дверь, скинула рюкзак и кинулась к телефону. Таня быстро откликнулась.

- Я дома, Ир, перезвони.

Ирина перезвонила ей домой.

- Не узнала про продюсера?

- Нет, Тань, не успела. У меня столько тут всего наслучалось, мне одной не разобраться, может, ты приедешь ночевать? И твои, и мои проблемы разберем, а завтра от меня в ЦДЛ пойдем. Я только на три часа в институт съезжу, но это утром, ты можешь в это время сладко поспать.

Ирина все это выпалила разом, очень не желая нарваться, на отказ. Таня помолчала, а потом протянула.

- Пожалуй. Я уже изнемогла от самой себя.

- Жду! - радостно крикнула в трубку Ирина.

В первую очередь она убрала следы своей утренней депрессии - невымытую чашку и пепельницу с окурками, потом бросила на стол яркий платок вместо уже старенькой скатерти - понарядней будет, вытащила остатки водки и вина, открыла кабачковую икру, нарезала хлеб, правда, вчерашний. "Кое-что - это уже что-то..." - опять сама себе процитировала все того же корреспондента шутника. Таня приехала даже быстрее, чем ожидалось. Не на метле, часом? поинтересовалась Ирина.

- На ней, на ней, конечно. Меня Андрюша подвез, если хочешь знать - он у меня был, когда ты звонила. А теперь он домой поехал, а я к тебе.

Ирина махнула рукой.

- Ты неисправима, Таня.

- Ничего ты не понимаешь! Мы с ним теперь дружим - он мне Гришу помогает "откосить" через своего тестя. А то все - угар был, но он же проходит, сама знаешь, а симпатия остается!

Ирина - с уважением поглядела на Таню - вот молодец, рассуждает как большая.

- Мне, Тань, Костя видик прислал и кассеты, только я подключить не смогу - ничего в этом не смыслю.

- Так Васю своего кликни.

- Вот о Васе я тебе и хотела рассказать в числе прочего. Вася - это, может, и самое главнее

- А, я, Ир, стихи написала, никогда вроде не баловалась, рассказики, баечки - это да, а стихи хочешь, прочту?

Таня уже сидела, поджав под себя ноги в кресле, юбка лежала красивыми складками, драпируя ручку кресла и стекая на пол.

- Живописная ты какая - отметила с удовольствием Ирина. - Читай, конечно.

- Четыре черточки и квадрат. Прямоугольное окошко - начала Таня почему-то низким гортанным голосом.

Ирина чуть не прыснула, но удержалась.

- Тебе тоскливей во сто крат /когда на кухне звякнут ложкой./ Чужой судьбы чужие муки / И режут хлеб чужие руки/ Четыре черточки - кровать/ Коробка снов на тонких ножках/ И не окликнуть, не позвать... Вот здесь я остановилась, но надо бы что-то в рифму "к ножках". Как ты думаешь?

- Я думаю, Тань, надо сначала нам с тобой выпить по глоточку, а там и рифму подберем.

Таня подозрительно посмотрела на Ирину.

- Ир, ты не слишком увлекайся этим делом она выразительно щелкнула себя по шее.

- Женщины ведь быстрее подпадают, тем более, когда нервы не в порядке и неудачи. Я тут видела нескольких, а тоже начиналось как у нас с тобой по рюмочке.

Ирина подошла к Тане и села возле нее на пол.

- Какая ты, Тань, хорошая, добрая - я не шучу, видишь, заботишься обо мне, значит, тебе есть до меня дело.

Таня нахмурилась.

- Да, Ирк, ты хуже меня, ну ее рифму, давай рассказывай все по порядку, если хочешь, давай выпьем, что я зверь что ли какой.

Ирина поднялась с пола.

- А рифма может быть такая - "немножко" Например, "Ну потерпи еще немножко".

- Это кто кому говорит?

- Не знаю. Вообще.

- Ладно, пусть пока так и будет, может, что-то еще в голову придет.

Они выпили по рюмке вина и Ирина начала в красках рассказывать весь вчерашний день, начиная с прощального обеда у матери. Дважды звонил телефон: мать сказать, что Катя уже легла спать, не дозвонившись ей, просила передать спасибо за джинсы и что ей и Вите повесть понравилась, но по поводу персонажей много вопросов, при встрече зададут. Мать звонила явно в хорошем расположении духа, Ирина порадовалась этому, но вникнуть в причину решила потом, когда приведет себя в норму, потом позвонила Галя, обеспокоенная Ириным молчание, перед ней Ирина извинилась, сказала, что у нее Таня и сейчас им поговорить не удастся, но хорошо бы увидеться. Договорились на пятницу. Перебивали. Ирине приходилось несколько раз повторять одно и то же, но Таня была на редкость терпелива - не сердилась на "вставные новеллы", не говорила резкое слово "короче". Наконец, Ирина смогла доползти до своих странных подозрений по поводу "сумасшедшей вдовы" и роли тетки из сберкассы.

- Тань, может быть, все вместе так на меня подействовало, что вижу детективный сюжет там, где его нет?

- А что, может и есть. Вспомни, как это все подействовало на твоего Васю. Может, он что-то знал или подозревал, он ведь, похоже, вездесущий. И когда он к тебе ввалился - какую-то особь женского пола материл, может определенную и тогда... Только что ты с этим знанием правды станешь делать?

- А правда, что? Кому это на пользу? Впрочем, посмотрим. Спасибо, Таня! Ты не представляешь, как ты мне помогла - лучше любого психотерапевта, я теперь завтрашнего дня не боюсь. Теперь давай ты выплескивай.

- Понимаешь, Ир, я как его голос услышу, в какой-то столбняк впадаю и начинаю думать, что это важно: его роман, его фильм, поиски продюсера. Как отойду, опомнюсь, так и понять не могу, какой роман, какой фильм. Ну, даже если и роман, я-то здесь причем. По слухам, его бывшая жена после развода с ним лечилась у психиатра - допек. А мне ведь сейчас важнее Гриши ничего нет. Это я умом знаю и сердцем вроде, но как с ним оказываюсь, все летит куда-то под откос. Что делать ума не приложу.

- Я думаю, Тань, ты просто по природе очень добрая и просто психически не можешь не сочувствовать. Андрей тебя этот, наверное, понял и опекает теперь.

- Знаешь, Ир, к счастью так вышло, что у них с женой это параллельно было.

- Что?

- Ну, измены, что ли... Вот когда я его вызывала, он ведь жену не бросал, она тоже в это время под чьи-то чары попала. Они как-то корректно это прошли, и она почему-то довольна, что я старше, это вроде бы плюс ее мужу, а значит и ей - косвенно. Вот такая философия, да они ведь и правда моложе намного, кто их разберет. А человек он действительно хороший, мне повезло... Так что с Павлом несчастным делать?

Таня почти взвыла. Ирина сидела на стуле, качала ногой, курила, думала.

- А ничего. Что делаешь, то и делай, только бесстрастно. Зовет едешь, просит помочь - помогаешь, если в твоих силах, и все.

- А интимная сторона, тут как быть?

- Спокойно. Ты никого не обманываешь, не предаешь. Нужен он тебе, нравится, ну так что ж.

- А это не разврат?

Спросила Таня робко, Ирина с шутливой важностью надула щеки, нахмурила брови.

- Безусловно, нет. Даже если развратен он, ты чиста как стеклышко - у тебя никакой корысти. У тебя приязнь. И не мучайся, от горячности к его делам только избавься, потому что игры все это и он сам прекрасно в свои игрушки играет, а ты играй, как с племянником, в свободное от работы (то есть тебя самой и Гриши) время, у него родители есть и знаешь как их зовут? Эгоцентризм и Праздность. Пусть себе его пестуют и игрушки новые покупают, а ты приходи, приходи - иногда, посидеть.

- Ну, Ириш, ты даешь, какую метафору тут сочинила. Мне что-то полегчало, хотя, конечно, это нежизненно и я не знаю, как сказанному соответствовать. Но мне понравилось тебя слушать.

- Вот, Тань, какие мы молодцы - укачали друг друга и спокойно сейчас ляжем спать. Тебе завтра утром куда-нибудь надо?

- Да, на урок к моей грузинской принцессе.

- Хорошо. Я тебе дам ключ, встретимся здесь, накрасимся, причешемся и поедем Милице голову морочить. Ну, иди первая в душ.

Вскоре они улеглись. Ирина спала на раскладушке, снился ей огромный набитый чем-то рюкзак, потом на нее неслись в припрыжку гигантские башмаки, а потом - крупно - вдруг лицо Васи. И Ирина всплакнула во сне. Таня же ровно дышала, и лицо у нее было кроткое, как у ребенка... Утром Таня проснулась раньше Ирины, поворочалась на Иринином диване и вскочила, пошла в душ. Крупная, шумная Таня, конечно, задела и стул, и стол, чертыхнулась, и Ирина, как встрепанная, вскочила, ошалело налетела на гостью.

- Ой, Таня, как хорошо, что это ты!

- Я. А тебе что, любовник страстный пригрезился?

- Сама не знаю, кто пригрезился... Фу, сердце колотится". "Ладно. Полежи, я кофе сварю, в постель подам. Давненько, небось, такого не было?

Ирина кротко улыбнулась.

- Давненько.

Пили кофе уютно. Ирина полулежала, Таня устроилась возле нее на полу, накинув на себя легкий большой платок.

- Вот уж доброму вору все впору - драпируешься ты фантастически удачно.

- Это мне от матери в наследство досталось - она что ни наденет, все к лицу, хоть тряпку из "Детского мира". Году в 84-85 я некоторое время натурщицей поработала, не рассказывала я тебе? Так там ьакие особ были две сумасшедшие: мать т дочь, но лица выразительные и пластика волшебная. Я, конечно, не так котировалась - они совсем без комплексов были - их как захочешь ставь и клади - удобно рисовать было. А меня за морду ценили да за то, что накинуть на меня ве что хочешь можно было и стоять и сидеть я могла по долгу. Странные были времена... Мы с Гришей маленьким его сумасбродным папашей в коммуналке... А-а, что вспоминать. Пора за дела.

- Да, пора.

Ирина почувствовала себя отдохнувшей, бодрой. Быстро привела себя в порядок, с недоумением взглянула на попавшийся по пути рюкзак и вспомнила, что обещала его сегодня завезти. "К вечеру. Перед ЦДЛом" - решила она. На улице было пасмурно, но им обеим почему-то это понравилось и даже прибавило настроения. Часть пути проехали вместе, потом простились до четерех-пяти. У Тани был ключ и она могла сама хозяйничать, как ей угодно. Ирина радовалась, что потянуло чем-то студенческим, молодым. Именно в те годы часто жили, ночевали друг у друга. В последние, взрослые годы это такая редкость. После института Ирина решила забежать в парикмахерскую постричься, покраситься. Есть и настроение и повод. А пока она настроилась на занятия со своим милым аспирантом. Встретились в аудитории, обменялись дежурными приветствиями, а потом половину отпущенного времени беседовали о семейных делах - его жену обидела какая-то недобросовестная преподавательница и теперь она не хочет учить русский. А ему грустно - он так привык все с ней делить, во все посвящать. Ирина еще в прошлом году умилялась его вечной присказке: "Приду домой - Заре расскажу". Дети, к счастью, лопочут по-русски. Ирина успокаивала его, как могла - смягчится обида, мол, все уладится, не надо так горевать - им еще долго в Москве жить - все встанет на свои места. Потом они пили кофе и отрабатывали специальную лексику в обстановке институтского буфета. К Ирине подошел преподаватель с другой кафедры, с которым они иногда курили в перерывах.

- Что-то давно тебя не видно, я думал уж ты не работаешь.

- Да расписание сейчас такое - для меня удобное. Как дела? Что нового у тебя, Леша?

- Нового... Да вот умерла самая старая наша преподавательница Аграфена Игнатьевна. Царство небесное. Ты ее знала?

- Мало. Шапочно знакомы.

- Ну-ну, а мне повезло. Я у ней дома бывал. Она какая-то ветвь рода Голицыных. У нее столько диковинок было, а потом речь ее, манеры. Я любовался. На похороны такие люди съехались - и старики и молодежь. Молодежь, правда, мне не понравилась, надменны слишком, да и зашибают крепко, а вот старшие колоритные. Прям галерея портретов. Я там с одной внучатой племянницей все больше на поминках общался - приглашала бывать, да она чуть-чуть моложе нас с тобой. Подходяще.

Леша был холостяком. Все выбирал себе невесту. На Ирину с этой точки зрения не смотрел - сразу отнес ее в раздел " приятельница". Это было правильное решение, поэтому при нечастых встречах они мило болтали, обменивались "светскими" новостями. Леша немножко посидел за их столиком и отправился в библиотеку, где ему обещали оставить свежий "Новый мир". Ирина посмотрела ему вслед. Как она могла забыть - Леша маленького роста и ботинки он носит на каблуках специально подбитых знакомым сапожником. Сантиметра три он, таким образом, себе прибавлял. Лысинка у него аккуратная, чуть больше крупного грецкого ореха. Миниатюра, а не мужчина. Ирина вернулась к прерванному разговору, но нить была уже потеряна, и пришлось еще на полчаса вернуться в аудиторию, где ждали скучные конспекты по философии. Аспирантура, есть аспирантура. "Вот уж куда никогда не стремилась!" - подумала Ирина. В общем, занятия прошли удовлетворительно. Ирина с облегчением покинула институт. До следующей среды она вполне может о нем забыть. Ирина заглянула в ближайшую парикмахерскую (своего мастера, Лизу, она за последний месяц потеряла), посмотрела прейскурант - приемлемо и решила на этом остановиться. Когда она села в кресло, толстенькая кудрявая барышня толстенькими мягкими наманикюренными пальчиками приподняла прядь волос и лениво спросила: "Как стричь-то?" Ирина вежливо сказало свое отработанное годами. "На ваш вкус, лишь бы к лицу". Барышня надула губки и сказала с досадой: "А я-то откуда знаю, что вам к лицу". Ирина, сохраняя доброжелательность, возразила: "Милая девушка, я сюда пришла поправить настроение, отдохнуть, расслабиться. Я же вам доверяю, а вы сердитесь. Зачем?"

- Ну и расслабляйтесь. Ладно. Сейчас постригу. Вы ведь и краситься хотите?

- Да, И краситься. Цвет, пожалуйста, сохраните, только чуть светлее тон.

Барышня критически осмотрела Ирину, покачала головой и принялась за работу. На удивление она быстро, аккуратно и стильно покрасила, постригла и причесала Ирину. На ее искреннюю благодарность отреагировала тоже странно фыркнула и с презрением отвернулась. На чай Ирина ей оставила, так что причины были не экономические, а какие-то личностные. "Наверное, я ей просто не понравилась. Не почему-то, а просто. Надо не забывать, что и так бывает". Ирина решила сегодня приготовить для них с Таней хороший обед. Чувствуя себя помолодевшей и посвежевшей, Ирина с удовольствием заглядывала в магазины, приценивалась, выбирала. В два часа она была уже дома. Тани не было. Выгрузив продукты, рассовав по местам, Ирина первым делом решила справиться о Васе. "Состояние удовлетворительное. Температура нормальная". А что скрывается за этим ответом? Интересно, наведывался ли в больницу психиатр. На улице они не сталкивались, а идти к нему Ирине как-то было неловко. Почему-то вспоминалось, что собака гостит у бывшей жены. За этим Ирине виделась тоже какая-то драма, а соприкасаться с драмами уже не было сил. Ирина, решила, что навестит Васю завтра. Пока она возилась с рюкзаком, вынимала коробки и кассеты, ее отвлекал какой-то шум на лестничной клетке, занятая делом, она не могла вникнуть и понять, что же там такое, сложив пустой рюкзак под вешалкой, Ирина вслушалась, а потом и выглянула за дверь. У Васиной двери толпились двое, они то стучали в дверь, то дергали ручку, то нажимали на звонок. Ирина строго спросила:

- Что вам здесь нужно?

- Васька нужен", - ответил один, дыхнув на Ирину перегаром.

- Его нет.

- Сами видим, что нет. А нужен, - сказал второй - тощий, длинный в разбитых очках.

Ирина пожала плечами и скрылась за дверью - что толку с ними объясняться. Не успела она закрыть дверь, как к ней позвонили.

- Кто там?

- Откройте, мне спросить нужно, - это был голос первого мужика.

Ирина открыла.

- Эт-та... А вы не знаете, где он?

- Он в больнице.

- В больнице? Чем это он заболел, интересно. Нам должен бабки, а сам в больницу.

Глаза и так светлые, бледно серые, еще больше побелели от злости. Ирина оттеснила его на площадку.

- Он, мальчики, отравился. Неизвестно, жив ли останется. Так что повремените с требованием долга.

Второй, сидящий на корточках у Васиной двери, поднялся и уставился на Ирину с пьяным подозрением, что, мол, еще за выступления.

- Пойдем, Коль, нет Васьки. Разберемся...

Первый, коренастый, с круглой головой на короткой шее начал спускаться по лестнице, второй, потоптавшись секунду и что-то проворчав, кажется, в Иринин адрес, нехотя, поплелся за ним. Ирина вернулась к себе.

- Неприятное что-то творится здесь: смерти, отравления. Бедный, бедный Вася, хоть бы обошлось на этот раз.

Ирина подошла к бабушкиной иконе и мысленно попросила помощи Васе. Почему-то она настроилась, что Таня будет уже дома, и сейчас немного тяготилась своим одиночеством. Звонить ей на мобильник как-то не хотелось, да она и не знала, с собой ли он у Тани. "Вот как к хорошему быстро привыкаешь. Оказывается, мне нравится, когда я не одна и можно с кем-то разделить настроение и мысли, с кем-то подходящим".. Ирина включила радио, попала на станцию "Орфей", села в кресло и заслушалась: пленяло все и голос ведущей программу. Как она объявляет: Дебюсси: "Послеполуденный отдых фавна". Голос спокойный, особые интонации, артикуляция. Само исполнение. Ансамбль "Концертино"... Ирина унеслась мыслями далеко, в свое детство, когда ходила с мамой и теткой в Консерваторию. 70-ые годы. Играет Наум Штаркман. Тут ведущая и объявила: "Рахманинов. Исполняет Наум Штаркман". Ирина обрадовалась: такие совпадения - хороший знак. Есть надежда, что положительное пространство вокруг расширяется. Есть, где вздохнуть, пошевелиться. Все последнее время Ирина себя чувствовала зажатой, издерганной. Конечно, с благодарностью принимала моменты передышки, да так хорошо, как вчера с Таней и сейчас с музыкой ей все же не было. Через некоторое время, когда часы показали половину пятого, Ирина забеспокоилась - пора собираться, надо в Дом Жур еще заскочить с рюкзаком. "Где же Таня? Неужели опять к своему "нетрезвому гению" полетела? Вряд ли: Хотела же вроде передохнуть". Неприятные подозрения все же закрались в душу, настроение начало портиться. Ирина выключила радио - в раздерганном состоянии слушать - это профанация. "Настроилась ведь с Таней. Без нее затея теряет смысл. Одной там будет совсем невесело. Но это, конечно, эгоизм думать о Тане как о компаньонке и только. У нее же свои обстоятельства. В конце концов, не пойду и дело с концом. Сяду писать", урезонивала себя Ирина. В начале шестого позвонила Таня. Сдавленным шепотом сказала.

- Ир, я пойду с тобой - говори - где, восколько.

Ирина обрадовано сказала.

- В семь у входа ЦДЛ.

Таня отключилась, а Ирина завертелась по комнате, вытянула из шкафа редко надеваемое нарядное, привезенное когда-то Галиной дочкой платьице, накрасилась, покидала в сумку косметику, книжку в дорогу почитать, принялась укладывать рюкзак в пакет, тут зазвонил телефон.

- Мам, тебя не застать.

- Ой, Кексик, привет, как ты?

- Я в порядке. Тебе бабушка вчера, передала наше с Витей мнение?

- Да, конечно, но она сказала, что у вас ко мне вопросы?

- Да. И важные. Уж слишком этот Мякшев неприятный, холодный, он ведь Тоню не любит, а только ей приказывает! Я бы не хотела, чтобы ко мне так относились. Вот Витя...

Ирина засмеялась.

- Катюш, я рада, что ты защищаешь Тоню, но ей ведь и самой голову на плечах надо было иметь!

- Да, но она любила.

- Кексик, к сожалению, я сейчас убегаю. Меня ждет Таня. Мы идем сегодня к той Милице, которой ты однажды давала телефон к вам, помнишь?

- Не помню. Если придешь не очень поздно - позвони.

- Постараюсь, но если не сегодня, то завтра точно. Бабушка как себя чувствует?

- По-моему, очень неплохо.

- Целую, Катюш.

- Да, мам, джинсы отпад, все девчонки обалдели.

Ирина положила трубку, подхватила сумку и пакет и побежала к метро времени оставалось впритык. Книжку она так и не раскрыла, обдумывая Катино - "я не хотела бы, чтобы ко мне так относились" и "А вот Витя"... Вот уже Катюша выстраивает себе схему, отличную от пройденной Ириной жизни. "Мне как второстепенному персонажу этой истории только и остается обдумывать и комментировать. Вот пока и хорошо. Дай Бог, чтобы..." Ирина одернула себя, не позволила себе начинать судить и рядить, как надо бы, чтобы дал Бог.

Вчерашний бармен взял у нее из рук пакет с рюкзаком, выслушал благодарности, кто-то из-за столика окликнул ее, кто-то сказал комплимент, она помахала рукой и убежала. По Никитской она шла быстрым шагом и к ЦДЛу пришла раньше Тани, но та не опоздала, подбежав к Ирине, она чмокнула ее.

- Прости, не смогла к тебе заехать, сейчас отдам ключ, чтоб потом не забыть.

Ирина взяла ключ из рук Тани, немного удивленно, ведь та вела себя необычно - не начала сразу же шумно рассказывать, как ее не выпускал мерзкий Павел. "Но она не переоделась, значит, дома не была. Была где-то. Опять загадка, как тогда - с исчезновением из-за кустов... Скрытность скорее, добродетель, чем порок", - глубокомысленно изрекла, про себя Ирина.

Они с Татьяной уже стояли у зеркала, причесывались. Ирина почувствовала чей-то взгляд - на нее смотрел Петр. Он стоял у столика дежурной. В светлом костюме, по-прежнему стройный, он выглядел тем не менее, старо - глубокие морщины, полуопущенные веки. Ирина повернулась к нему, показала, что заметила его. Он не торопясь подошел к ним.

- Здравствуй, Ирина.

- Здравствуй, Петр. Это Таня, ты, может быть, ее плохо помнишь, но она тебя помнит хорошо, - проговорила Ирина давно заготовленную фразу. Петр равнодушно кивнул.

- Идемте, мама уж дожидается...

Петр двинулся в зал ресторана, за ним Ирина с Таней, причем Таня взяла Ирину под руку. К ним навстречу поднялась из-за стола элегантная Милица.

- Ирочка! Я вам очень рада, а где милая дочка?

- Она занята - свидание - мило дернула плечиком Ирина.

- Зато я привела вам Таню, она - Ирина понизила голос и Милица невольно пододвинулась к ней поближе, - из близко знавших, очень поможет.

- Конечно, конечно.

Вернулся Петр с отцом и двумя дамами - одна из них, молоденькая, выглядела смущенной, неуверенной, вторая - вальяжная - была под стать Милице.

- Кого-то еще ждем? - поинтересовался Милицин муж - " Да, дорогой, должна подойти еще одна Петенькина жена.

- И кузина с мужем еще должны подъехать - сообщила Милица и молоденькой невесте, и ее блистательной мамаше.

Таня сидела в полоборота к фортепьяно и наигрывала какую-то песенку. Кроме их компании в зале никого больше не было. И, видимо, не предполагалось. Милица задала очень свободный тон - все перемещались по залу, знакомились самостоятельно; к Тане подошел Петр и склонился с каким-то вопросом, Татьяна подняла голову и, грустно улыбнувшись, покачала головой. Возле Ирины с требованием поцеловать ручку возник бывший свекр, опять в его глазах сверкал блудливый огонек, но Ирина мило улыбнулась, ручку поцеловать позволила и переместилась поближе к Милице, которая вела переговоры с метром. В это время в зал вошла еще одна пара - пожилой импозантный мужчина и чуть располневшая ухоженная дама, в ней Ирина узнала "кузину". Мужчина сразу же кинулся к Милице, с нескрываемым обожанием уставился на нее, Ирина оглянулась невольно на свекра, он иронически на все это взирал, поймав Иринин взгляд, заговорщицки ей улыбнулся. Ирине стало неловко, она покраснела - не любила двусмысленностей, а тут явно дала аванс. Последней вбежала чуть растрепанная, заполошная, но явно милая женщина. Милица оглядела публику, оказалось, что все вполне сочетаемы, приятны, она удовлетворенно улыбнулась.

- Дамы и господа! Дорогие гости, прошу садиться! Рассаживайтесь как вам угодно, чувствуйте себя непринужденно.

Рядом с Ириной занял место (она в этом и не сомневалась) бывший свекр. Петр сел возле Тани, спутник кузины возле Милицы - все это произошло в одну минуту, прочие дамы огляделись и заняли свободные места - и у каждой из них оказалось сбоку по кавалеру, только занятому другой. Но все сложилось удачно - ни одна из них не была в претензии, ибо у всех присутствующих здесь был абсолютно свой расчет и абсолютно свои причины находиться здесь, у большинства вполне циничные. Еще до первого тоста, пока все только разбирали с блюд нежнейшие тарталетки и канапе и накладывали диковинные закуски, Ирина почувствовала на своей коленке легкую руку неугомонного донжуана. Ирина решила пока что проигнорировать это - он же воспитанный человек привык пользоваться ножом и вилкой, значит, это вскоре прекратится - станет же он не только пить, но и закусывать. Некоторое время сосед обходился только бутербродами, Ирине пришлось довольно глубоко всадить ему ногти в холеную кожу. Рука уползла, но заигрывания продолжились. Ирина решила вчувствоваться в свои истинные ощущения волнует ее хоть сколько-нибудь эротическое внимание к ее персоне. Волнует, но отвлеченно... Пусть бы это было безлично, как в прочитанном когда-то произведении В.Брюсова - у него там город, по которому гуляли моряки, кажется, был напоен "запахом женщин", в произведении какой-то московской писательницы начала 80-ых, кажется. "Город женщин", наоборот, женщины попадали в город, где существовал безличный мужской эротизм, причем, каждая получала, чего желала. Ирина поймала себя на мысли, что сама готова унестись в такой город. Не на шутку распалившийся свекр только подливал масла в огонь, но сам нисколечко не интересовал Ирину. Стряхнув чары, грезы, она поднялась и, сделав вид, что ей срочно нужно позвонить, на время покинула общество. Минут на двадцать Ирина вообще покинула ЦДЛ. Моросил мелкий теплый дождичек, было тихо на улице, Ирина дошла до Большого Bознесения, постояла немного возле и вернулась к компании. Угар прошел вовсе, но свою готовность к эротическим переживаниям Ирина решила обдумать позже, дома, а сейчас досмотреть до конца комедию, поставленную Милицей. Таня и Петр не на шутку были, казалось, увлечены друг другом. Таня исчезновения Ирины даже и не заметила. Ирина подсела к Милице, кавалер в этот момент ее на время покинул. Ирина с облегчением отметила, что внимание навязчивого ухажера теперь занято молодой гостьей - предполагаемой новой невесткой.

- Ну, как, Ирочка, вы себя чувствуете? Не скучаете?

- Нет, что вы. Вы так хорошо умеете принять - все чувствуют себя свободно, комфортно!

- Да, вон и ваша спутница тоже, - Милица подбородком указала на Таню, - я, правда, что-то те ее не припомню среди Петиных пассий, но вам, как жене, виднее.

- Я надеюсь, все получилось, как вы хотели? Невеста удостоверилась, что ее избранник адекватен?

- Думаю, да. Скорее, ее убедило, что все в этой компании адекватны. Скажите честно, Ира, как вам мой муж, не правда ли он чувствует, что женщине надо?

Милица с невинным видом взглянула Ирине в глаза.

- Да, Милица Федоровна, прекрасно чувствует, угадывает, он очень эротиченю.

Милица взгляда не отвела, но сменила тему.

- Петя в него. У него все будет нормально. Конечно же, лучше, что он берет женщину много моложе, сверстницы его уж слишком опытные, слишком искушенные, они уж пусть лучше достанутся кому-нибудь постарше.

Закончив, таким образом, беседу с Ириной, Милица извинилась и пересела к матери невесты, и о чем-то вполголоса заговорила с ней, кидая взгляды на Петра. Вернулся Милицин кавалер, и казалось, минуту поколебался в выборе: "кузина" или Ирина. Все же подошел к сидевшей одиноко попивающей вино Ирине.

- Я про вас много слышал. Говорят, вы неплохо пишете, да и вообще интересны.

Ирина пожала плечами - что на это скажешь?

- Можно я с вами за компанию выпью?

Не дождавшись ответа, он налил себе коньяку и предложил Ирине тост.

- 3а мужчин и женщин! Мы рождаемся уже все определенного пола и умираем теми же. Все может измениться - характер, материальное положение, роль в социуме, а пол (ну я не беру, конечно, извращенцев) сохраняется. Так за то, что вы - женщина, а я мужчина! Этот тост требует обязательного, поцелуя!

Глотнув своего коньяка, он смачно поцеловал Ирину в губы. Милица всем корпусом развернулась к ним, веселый кавалер помахал ей рукой.

- Не беспокойся, Милочка, это мой любимый тост, ну ты знаешь...

- А-а, за мужчин и женщин... На здоровье.

И она опять повернулась к собеседнице. Ирина посмотрела на часы половина десятого. Нестерпимо потянуло домой. Захотелось побыть одной и быть одной - долго - долго... Кто-то на нее пристально смотрел, Ирина подняла голову - Таня. Поймав Иринин взгляд, она ей мигнула, показав на дверь. "Ага, выйдем. Понятно. Выйдем", - Ирина беззаботной походкой, помахивая сумочкой, двинулась к двери. Все же ее у выхода перехватил неутомимый ловелас свекр.

- Деточка, ты все же не забывай, что я от тебя без ума. И может быть еще раз... Когда-нибудь... - он погладил ее рукой, похожей на ласту.

Ирина вышила за дверь, скрылась в туалете, там ее догнала разгоряченная Таня.

- Что сын, что отец. Маньяки какие-то... - первое, что сказала она подкрашивающей губы Ирине, а потом добавила.

- Хуже Павла, хуже. Эти пеплом присыпанные, прикосновения у них скользкие. Тьфу. Ты, конечно, подумала, что я к Павлу сбежала и там застряла?

Ирина неопределенно пожала плечами.

- А вот и нет. Я после урока своего, получив деньги, отправилась шляться. Так хорошо мы с тобой вчера посидели, и выспалась я отлично, и на душе как-то все спокойнее стало. Вот и захотелось мне просто одной побыть, побродить спокойно, подумать. Я поехала в Сокольники, дождичек накрапывал, я по дорожкам ходила, на лавочках сидела. Может быть, даже я и смогу пожить одна - без страстей, без Павла и друга, Андрюша пусть будет, впрочем. Он другое. А так смогу. И бродила я, бродила, устала, перекусила, а потом, знаешь, взяла и на кладбище поехала. К своим. А там нарыдалась. Я давно не была... Вот так и день прошел. А потом тебе позвонила.

- Напрасно, Таня, я тебя ввергла в эту пошлость и муть. Что-то вдруг показалось, что это будет забавно. А что - забавно? Да и зачем мне эти "забавы"? Опять меня куда-то совсем не туда занесло... И тебя в соблазн ввела - зачем тебе Петр с его папашей?

- Перестань казниться, я сама, как былинка на ветру - от всего гнусь, качаюсь. Все это уже прошло. Пойдем? Безумно хочу к себе домой, к Гришке, пить с ним чай, расспрашивать об институте. Безумно хочу домой.

- Знаешь, и я.

И они почти побежали к метро. Расстались легко, как-то по-родственному поцеловались на прощанье. Ирина ехала домой и подгоняла поезд - быстрее, быстрее. Наконец, и "Преображенка"! Ирина неслась домой, нервно теребила ручку сумки, еще не дойдя до подъезда, вынула ключи. У подъезда ее перехватил психиатр.

- А к нашему Васе следователь в больницу наведывался.

Ирина застыла, нехорошо заныло сердце.

- Расскажите: - только и могла сказать она. Психиатр (Ирина только теперь заметила, что он с собакой), отстегнул поводок, и овчарка умчалась. Ирина смотрела на него выжидающе.

- Давайте посидим покурим - предложил он.

Сели на любимую их с Васей лавочку.

- Так вот. Я думаю, что Вася наш что-то знал про убийство тех бедолаг бутылочников, он же со всей местной братией пил, хотя не со всей знался. Чистый он человек. А потом еще эта бабка... На нее мента кто-то специально навел, чтобы припугнуть - она ведь вредная была, вездесущая. Да еще, говорят, у кого-то с кем-то на нее, то есть на ее жилье виды были. Ходила все к ней тут одна - доброхотка. Любовница одного здешнего из гаражей. Помните, как он распереживался, когда она бросилась? Скорее всего, никто ничего не узнает. Следователь приходить-то приходил, да к Васе его не пустили - плох Вася, не в себе, и, говорят, все Надю какую-то зовет. Все зовет и зовет.

- Что-нибудь конкретное достать, принести надо, врач велел? Я завтра поеду.

- Нет, ничего не говорили. По мозгам его видно сильно долбануло... Они его как-то поддерживают. Вот еды надо, сладкого побольше хорошо бы.

- Да-да, я завтра отвезу. Бедный Вася! Еще и детективная какая-то история.

- Не детективная, а обычная - алкогольная. Кто-то с кем-то пил, кто-то кого-то обнес, объегорил - мораль-то низкая... Тьфу. А Васю жалко до соплей. Да и старуху. Продукты отхода.

Ирину покоробили, было, столь физиологические сравнения психиатра, потом она себя одернула - чистоплюйство некстати, он искренне переживает за Васю. Не ей судить. Докурив, Ирина поднялась, в нерешительности постояла возле сидящего в задумчивости психиатра, к нему подошла его собака, положила морду на колени. Так их Ирина и оставила, потихоньку побрела к лифту. В квартиру она вошла притихшая, совсем уже не было задора, куража и нервного возбуждения. Все притихло в ней, ослабло. Ирина сбросила туфли, расстегнула платье. Уже включила, было, воду, как зазвонил телефон. И это был Ота Ираклиевич, лечащий Васин врач.

- Ирина Викентьевна! Неужели это вы? Мне не везло - не мог до вас дозвониться. У меня к вам два вопроса.

- Слушаю вас, Ота Ираклиевич.

Все в ней насторожилось.

- Что там с Васей?

- Ваш протеже, с ним не все благополучно. То пойло, которое его к нам привело, было с жуткими присадками - бьет по центральной нервной системе, это еще и галлюциноген. В общем, букет неприятный. К тому же пациент наш уже не первый раз попадает в такие истории. Кроме того, как сообщил нам господин следователь, было нервное потрясение, связанное с каким-то убийством. Так вот, я хочу вас спросить, не знаете ли вы, голубушка, кто такая Надя, и что с ней связано у нашего героя?

- Надя, насколько я знаю, романтическая пассия, мечта об Эльдорадо. Вася мечтал уехать куда-нибудь за границу с ней, пожить эмигрантом, встать на ноги... Но вроде бы она оказалась клептоманкой... Пришло разочарование. Больше он о загранице не мечтает.

- Да уж. А вот о Наде этой мечтает, кажется. Если бы ее найти... Не поможете, Ирина Викентьевна?

- Не обещаю. Но конечно, подумаю, что тут можно сделать.

- Да, а второй вопрос личный. Дело в том, что вы мне очень понравились. Я понимаю, что мы уже не дети, и так вот с бухты-барахты вы мне не поверите, да и странно было бы, если бы всерьез восприняли мои "серьезные намерения" (а они у меня именно такие). В этом вы убедитесь! Просто я прошу разрешения вам позванивать, куда-нибудь приглашать. Разрешаете?

Ирина засмеялась.

- Что с вами делать...

- Прекрасно. Тогда приглашаю вас в воскресенье в Консерваторию. Дирижирует Плетнев. Вы любите?

- Да. С удовольствием принимаю ваше приглашение. Только нам придется созвониться накануне - я не всегда себе принадлежу.

- Да-да, понимаю, обязанности перед близкими, никоим образом не хочу вам осложнять жизнь. Обязательно перезвоню. А если что-то будет по нашему делу, не сочтите за труд, позвоните в отделение, если меня не будет, передайте, пожалуйста, информацию, может быть, это нам поможет привести его в сознание.

Ота Ираклиевич продиктовал ей служебные телефоны и попрощался, выразив надежду на скорую встречу. "Приличный поклонник" - как сказала бы какая-нибудь добрая подруга и посоветовала не упускать. Ирина все же напустила воду, сделала пену, с наслаждением легла в ванну. "Вода смоет весь этот морок. Все уйдет. Надо побольше оставаться с самой собой". Эротический заряд, полученный вечером в Милициной компании прошел, осталась определенная тоска по нежности, появилась опять грусть. "Александр Иванович Грин, Александр Грин! "Несбывшееся" зовет меня". Ирина с закрытыми глазами лежала в ванной, телефон она предусмотрительно выключила". Эгоистка, я не желаю сейчас никаких вестей - ни хороших, ни дурных. Все же как-то не так я устроена", - еще раз укорила себя Ирина, - вот зачем пошла к Милице? Чего там искала? Значит, есть во мне что-то, чего я сама не знаю... Что тянет меня на сомнительные "приключения". Тогда, почему не милый Георгий? Или вот Ота Ираклиевич, к примеру, если я все равно (в тайне от себя!) мечтаю о ... О чем же? О физической, но одухотворенной близости. Вот! Ирина похвалила себя за то, что все-таки хоть что-то честно сформулировала и, почувствовав, наконец, что ее клонит в сон, вылезла из ванны, выпила любимого пустырника и легла в свежую постель. "Вечная свежесть одинокого ложа", - всплыла в памяти чья-то строчка стихов. Ирина спала крепко, не слышала, что на лестничной клетке возле Васиной двери проходило ночное совещание. Странные фигуры сошлись вдруг на этой площадке: неряха из сберкассы, пресловутая Надя и парочка "гаражных " друзей..."

- Эх, Надюха, упустила ты птичку. Расписалась бы с ним, квартира бы тебе досталась.

Худая, с узкими глазами, бледная Надя, молча гладила обшарпанную дверь и, казалось, не слушала "неряху", друзья сидели на ступеньках и, молча, через глоток, передавали друг другу водку. Допив последнее, один из них, поднялся, смачно сплюнул в пролет и произнес неожиданно низким густым голосом.

- Слишком густо. Надо разлепиться. Так еще и загремишь куда-нибудь. Этих, которые с белой горячкой, кто-то убрал с дороги, старуху, Тома, - он ткнул пальцем в бок неопрятную тетку, - зря напугала. Вася вообще ханурик...

- Да-а, а ты же мне сам говорил, - захныкала вдруг Надя, - можно, можно и "тайну" ему рассказать - на всех же действует, если "принцесса", и на него тоже.

- Ну, подействовало, так что ж ты тогда у него из дома, в котором жить нацелилась, тащишь, что приглянулось? - укорила Тома.

- Привычка, - равнодушно пожала плечами Надя.

- Ладно, пойдемте-ка отсюда, что нам здесь медом что ли помазано, -проговори второй мужик до этого, вроде бы даже дремлющий на ступеньке.

- А то еще выйдет эта его соседка полудурочная, крик поднимет.

Возражать никто не стал, первая начала спускаться Тома, за ней потянулись остальные. От ночного совещания осталась пустая бутылка из-под дешевой водки и окурки "Примы" и "Явы", валяющиеся возле Васиной двери. Ирина рано утром проснулась в боевом настроении - она укрепилась в мысли все же попробовать сократить дистанцию с Георгием и начать роман с Ота Ираклиевичем, причем одновременно. "Так проще для меня, уже закомплексованной", - решила она и вышла за хлебом и йогуртом. Было очень очень рано. Перед Ириной медленно шла какая-то старушка - она то и дело останавливалась - крошила хлеб голубям, воробьям, кинула что-то подбежавшей собаке. Ирина остановилась - "Вот ведь, напоминает как погибшую "сумасшедшую вдову", хотя и не похожа - беднее одета, сгорблена. Напоминает и весь тот день - смуту, бедного Васю...". Ирина пошла быстрее, обогнала старушонку, заглянула ей в лицо - огромные темно-карие глаза, глазища, сморщенные щеки, волоски на подбородке. Древность. Воплощение древности", подумала почему-то поежившись Ирина. Ускорив шаг, она двинулась к магазину "24" часа". Этот день Ирина решила провести тихо дома, пора, наконец разобрать Сашины бумаги, а вечером встретиться с Галей. О Гале Ирина подумала почему-то с некоторым страхом - вдруг показалось, что так давно не виделись, мажет быть, даже и отчуждение возникло, показалось, что потерялись и это серьезно... "Нужно быть осторожнее сегодня, внимательнее. Меня несет, я совершаю глупости, ошибки, вокруг происходят неясные неприятные события. Галя - одна из немногих, в ком я всегда чувствовала безусловную порядочность, тонкость, четкость. Почему я так неуверенно себя чувствую? Слишком многое делала не так?" Ирина купила продукты и медленно, наслаждаясь теплым солнечным утром двинулась к дому. Возле подъезда она застала спорящих о чем-то двух женщин - ту самую, неопрятную и вторую худую со странными глазами. Спорили они тихо, но яростно. Ирине послышалось, что к худой обращены были слова - "Надюха, не строй из себя..." Ирина прошла мимо, сделав вид, что вовсе ими не интересуется, но не обманула их бдительности. Неряха, бросив собеседницу, побежала за, ней.

- Подождите, подождите!

Ирина остановилась.

- Да? что случилось?

- Вы меня помните? Я еще вашей соседке помогала тут, Царство Небесное. Так вот, с вами вот тут женщина поговорить хочет. Надя.

На ловца и зверь бежит, -подумала Ирина - хоть и не обещала Ота Ираклиевкчу, а, кажется, смогу помочь, значит и Васе несчастному.

- Можно? - заискивающе спросила та.

- Пожалуйста, - пожала плечами Ирина. Тетка махнула Наде коротенькой толстой рукой. Надя, опустив глаза, подошла и остановилась перед Ириной в какой-то нелепой позе - одна нога слегка согнута, плечи опущены, и голова свесилась набок. Ирина ждала, тетка ткнула Надю в бок и та послушно заговорила.

- Мне бы Васю повидать. Тут все говорят, вы знаете в какой он больнице. Мне бы надо.

- Хорошо, Надя, я узнаю у врачей, как это можно устроить. Скажите, где вас можно найти, я дам знать.

Надя вопросительно посмотрела на тетку, мол, что делать, что отвечать. А та вместо Нади вступила в беседу.

- А, возле гаража найдете или через Федю, он всегда там. Федя - муж мой, а Надя с нами все время. Вы только уж не поленитесь, подойдите, а то больно скучает Надя. По Васе.

Ирина скрыла усмешку, сделав вид, что проверяет на месте ли ключи.

- Хорошо, я найду вас, Надя, - сказала Ирина заторможенной худой женщине и пошла к лифту. За спиной продолжали шушукаться. "Позвоню чуть попозже Ота Ираклиевичу - обрадую". Ирина посмотрела на часы, сварила себе кофе и включила телефон. В семь тридцать она позвонила Кате.

- Кекс, привет, как настроение?

- Мама! Все в порядке. Ты поздно вчера пришла, я тебе звонила...

- Поздно... Бабуля как?

- Да странно чуть - чуть. Мам, а может быть такое, что в нее влюбились, а?

Ирина засмеялась.

- Да все может быть. Во всех и всегда кто-то может влюбиться... А что?

- Понимаешь, доктор... Ну, из поликлиники... Он ей вчера рецепт какой-то занес и цветы. Ее дома не было - мне передал, седой, полный, но симпатичный, на какого-то актера, похожий. Бабушка пришла, я ей все отдала, она цветы спокойно в вазу поставила, а рецепт, улыбнувшись, в шкатулку положила. Интересно... А ты?

- Что я?

- Ты не влюбилась?

Ирина на секунду отвела трубку от уха, вытянула шею, бросила взгляд в зеркало - осунувшееся лицо, тревожные глаза.

- Нет, Катюш.

- Жалко. А я, мам, в Витю влюбилась. Вот спасибо тебе, спасибо, что он ко мне тогда приехал, а так бы я и не знала, что такой мальчик есть! Ты извини, мамуль, но мне ведь в школу...

- Да-да, беги. Бабушке привет передай, я позвоню сегодня еще.

Ирина повесила трубку. Влюбленностями и нелепостью как-то пропитано все вокруг. Что же с собой делать? Опять побежали мысли по кругу. Ирина доварила кофе, вяло съела йогурт и подошла к коробке с рукописями. Первыми попались под руку залитые вином листы, скрепка давно проржавела. Листков десять, посыпались какие-то листочки вроде закладок, Ирина с трудом разобрала стершийся карандаш. "А-а, выписки из текстов, номера страниц, это он использовал для работы, теперь уже не ценно, а текст попробую разобрать".

Ирина сварила себе еще кофе и начала разбирать Сашин почерк. "Давно не держала в руках его записи, когда-то разбирала легко. Посмотрим, посмотрим". Это был рассказ.

"На занесенной снегом скамейке две вмятины. Кто-то недавно (снегопад кончился с час назад) здесь отдыхал. В деревне тихо, безлюдно. Кто-то, видимо, шел от станции - там приветливо, горят огоньки. И шел к лесу. Вот и следы - большие и маленькие. Мужчина и женщина зачем-то отправились в лес. А на станции... Представим себе уют хорошо протопленной комнатки, там обитают две кассирши, по очереди продают они билеты редким сейчас, зимой, пассажирам. Анечка и тетя Поля. Живут они через линию в пристанционных домишках и через день ходят на работу. Сегодня дежурит Аня - полная круглолицая и еще вполне молодая - ровные крупные зубы и румянец делают ее очень и очень приглядной. В комнатке аккуратные домашние предметы: вязаный тетей Полей из ношеных чулок половичок, цветастая клеенка, чайник, чашки и еловая ветка в банке. Перед Аней открытая книжка, но сама она то ли дремлет, то ли грезит. А музыка, как снег, заметает потихоньку пространство - никто не шевельнется под покровом. Нежная и пьянящая музыка к кинофильмам, знакомая, всегда желанная, всегда волнующая. И только тревожное "та-та -та -тататата... та-та-та-тататата..." Аня смахивает что-то с ресниц и оживляется. Конечно, она не спала - виденья и грезы кружились возле нее и задевали то щеку, то завиток волос, то мочку уха, а в ней все отзывалось уханьем сердца и сладкой истомой..."

Ирина с недоумением отложила рукопись. "Какое старомодное, сентиментальное письмо. Сашкино ли? Скорее, женское рукоделье. Не мистификация ли? И чья? Вряд ли Шуры. Может, Саша кого-то пародировал или выполнял самим себе заданный урок. Странно, во всяком случае". Ирина закурила и продолжила чтение.

"Но вот музыка к фильму "Мужчина и женщина сделала свое дело - Аня по-настоящему затосковала. Что-то несбывшееся..."

Ирина глубже затянулась и вздохнула: "Грина и я вчера вспоминала".

"...а теперь уже и надежды нет, что сбудется, потянуло ее к двери взглянуть на рельсы, на снег. Вздохнуть глубоко, замерзнуть. А музыка вертела Аниным настроением как хотела - "та-та-та - тататата.." В коротком платье, вязаной кофте и валенках стоит Аня, приоткрыв дверь. Свет из-за ее плеча упал, залил кусочек платформы, следы видны четко: кто-то здесь был. "Приехали какие-то" - отметила Аня вскользь - "Мужчина и женщина". Померзла чуть-чуть и вернулась. По радио уже передавали новости. Наваждение прошло. Выключив приемник, Аня уселась пить чай - с морозцу хорошо. В деревне вроде бы ни души, ни звука. Но нет - приглядитесь-ка: сквозь плотно завешенные окна мелькает свет - здесь голубоватый, там - молочно-белый, а тут розовый. Всюду свое - телевизор глядят с широкой, покрытой лоскутным одеялом кровати, позевывая, вполглаза. Старушка перед лампадкой последний поклон кладет - да и на покой... А здесь еще вечер в разгаре - настольная лампа освещает стол - карты пасьянсные маленькие - аккуратно выкладывает старческая сухая рука. Сюда бы нам заглянуть..."

"А может, и Сашино", - думала уже слегка заинтригованная Ирина, - ведь любил он домысливать, конструировать ситуации. Здесь, кажется, именно тот случай. А потом, он все же мечтал написать роман, изучал типажи, пробовал, моделировал"

"...полюбопытствовать, но некогда - наше воображение уже занято - ведь кто-то прошел по деревне в лес, кто-то вечером зимой приехал сюда на электричке. Надо, согласитесь, узнать все. Следы приведут к месту. Не нужно только лениться. Звезды близко-близко. Небо черное, глубокое... Простор... Воздух холодный... Стог вдали чернеет. Но любопытство гонит вперед. Ну что ж, надо идти, проваливаясь в сугробы, к опушке леса, к разгадке. Следов уже не видно, но есть уверенность - кто-то час назад шел этим путем. Там, в городе, 8 часов вечера - вполне уютное и спокойнее время. Огни и огонечки. В дверях магазинов клубится пар - морозный воздух и духота насыщенного всеми гастрономическими запахами помещения. Улицы расчищены и черный асфальт аккуратной полосой проведен между белейших высоких сугробов".

Ирина опять отложила рукопись: "Вкусно написал про снег, вечер. Прямо потянуло зимой и захотелось куда-то в зиму тех наших - общих молодых - лет. Вкусно...".

"Все, кажется, устроено на радость. Тут и там продают мороженое. Ледянее, твердое - пожалуйста, тащи, тащи домой и там позволь ему потихоньку оттаивать в тарелке, пока снимаешь шубу, ставишь чайник. Ох, и славные эти вечера в Москве, особенно, если ты молод или еще лучше - юн и за тобой такая привычная карусель бабушек, дедов, родителей. Расти и радуй. Но и постарше неплохо... Тогда уже манит любовь... Да, хорош вечер зимы 69 -70-го года".

"Ого, куда забрался, - с восхищением подумала Ирина, - это тебе не Игорь Порев с зимой 79 -80-го, я бы не рискнула. Интересно, в каком году все же писано. Ладно, едем дальше".

"Любите вы это время, не знаю...".

"Да у нас престо диалог получается!" - изумилась Ирина, - наконец получилось с Сашкой нормально поболтать!".

"А я люблю и помню. Кто я, предложивший вам эту игру, знающий ее правила?"

...Ирина уселась поудобнее, сосредоточилась...

"Ну и вы, я уверен, их знаете, нужно только сосредоточиться..."

Ирина кивнула

"...и вспомнить себя в те годы или книжки, которые тогда читали, музыку, которую слушали и начнем... Мы будем вместе... Я один из вас, москвичей, родившихся в середине столетия... А вы? Ну что, отправились?"

Зазвонил телефон, Ирина даже обрадовалась передышке - на часах девять. Кто бы это так рано?

- Привет, Ириш.

- Галка, как хорошо! - завопила Ирина в трубку.

Галя рассмеялась.

- А я боялась, что разбужу, просто позже мне не поговорить - встреча за встречей. Мы вроде бы сегодня хотели увидеться?

- Конечно! Просто необходимо, я так по тебе соскучилась.

- Ира, все в порядке, ты здорова, с мамой как?

- Да все в порядке, я, правда, тебе так рада. Извини, если я слишком эмоциональна.

- Что ты, я тоже соскучилась, очень хочется повидаться.

- Так, где и когда?

- Давай у меня часов в восемь, а сейчас ни о чем не будем, ладно?

- Давай не будем, чтоб не расплескать. Целую.

Ирина почти счастливая повесила трубку, - какая Галя умница и как вовремя, ну что там дальше у Саши?

"Итак, зима 69/70. Снежно, холодно, и мы опять на краю пустого поля вон лес и во-он деревня, черные домики, дым только из одной трубы - вдруг поднялся сизым столбом. Кажется, здесь была лыжня. В оттепель развезло, потом покрылась коркой, теперь замело. Что же за обстоятельства погнали их в лес? Непредсказуемые... Аня в своей комнатке, накинув крючок, сидит запершись, слушает радиопостановку и вяжет. Пьеса какая-то французская, и страсти, бушующие в семействе этих далеких французов не совсем близки ей. Но по доброте своей и отзывчивости Анечка сразу берет сторону одной из героинь, а именно престарелой бабушки, которой каждый, из своих соображений, лжет. Все герои - это немолодые уже дети и взрослые внуки. Аня качает головой сочувственно. Жизнь что-то не ладится у всех, а бабушка вроде вполне устроена, в богатстве живет и покое, но тех что-то не жаль: у них впереди жизнь, а бабушку жаль - у той смерть. Аня много и часто думала о смерти, хотя и других хлопот у нее достаточно - муж, уехавший толи на поиски денег, толи на поиски счастья лет десять назад. Ох, и веселый муж студент-физкультурник. И ни кто-нибудь, а гимнаст... Познакомились в Москве. Аня тогда пробовала поискать себе что-нибудь поинтереснее, чем жизнь в подмосковном поселке. Что-нибудь такое, чтобы руки были заняты работой полезной, красивой, а голова мечтами... Очень Аня любила мечтать. Анечка училась росписи по дереву, и из-под ее рук выпрыгивали птицы с золотыми хвостами, рогатые коровки с коричневыми глазами, петухи с нахально заломленными гребнями..."

"Ну, прямо шукшинские чудики какие-то", - подумала заинтригованная Ирина.

"Мирок этот вполне соответствовал миру сказок, которые так любила читать простодушная Аня, подпершись рукой и, заложив за щеку карамельку... "Жили-были...". Да, жила-была у прижимистой тетки девушка, как падчерица не заласканная, но пригожая и добрая. И где-то в пути уже добрый молодец на лихом коне, где-то впереди пир горой, мед и пиво рекой... И явился - по водосточной трубе с цветком в зубах. Гибкий, колесом по комнатке теткиной прошелся - ничего не сдвинул, слоники только головками качнули, и кот со шкафа злобно мяукнул, мол разбудил, - и на шпагат уселся. - Здрасте. Вот принц так принц! Цветок Аня из рук вежливо приняла, в вазочку поставила, села на диван смирно и руки на коленях сложила, глядит спокойно, Что, мол, скажете? А виделись - то всего до этого один раз - у подружки, на праздниках. Ну, станцевали несколько раз, Эдит Пиаф пела, и кружил он ее, в глаза глядел, не отрываясь "Падам - падам - падам" - вот и все. А тут как в сказке... Тетку дождались Варвару Тимофеевну, брюзгу и все по правилам. Благословите нас, мол, Анну и Степана. Тетка платок оренбургский в приданое дала, перекрестила по старинке и, не скрывая радости, двери перед ними распахнула... Совет да любовь. И вот на пороге застыли парочкой - ветер задувает, листья осенние сыпятся, дождь моросит мелкий-мелкий, а они обнялись и раскачиваются: вправо-влево, вправо-влево... И головы кружатся. И идти им вроде некуда... Да вся жизнь впереди... Стали жить да добра наживать... В Москве у Степана друзья, у Ани - подружки. Не пропасть... И кружились они по домам под Эдит Пиаф до весны. А весной... А весной пришлась ехать в домик на маленькой станции. Сложены тетрадки с картинками и лекциями, аккуратно записанными, уложены краски и кисточки. Закончилось Анино московское безмятежное житье и работа красивая и полезная. В прошлое отъехали цветные бычки да курочки - впереди зеленый луг, белая коза, да черный от всех снегов и дождей домишка. Так и возникли они на пороге скучного Аниного дома - отец вполпьяна, мать горемычная...".

"Ну, Саша, совсем реализм, неореализм, соцреализм - не разберешь... Аж слезы подступают. Как из этого выйдет?" - скептически размышляла Ирина, перевертывая страницу.

"Но молодость, молодость. И яблони цветут, и пчелы жужжат. Степан "мостик" на лугу делает, Аня кошку по нему пускает, балуясь. Хохочут, хохочут, бегают друг за другом. И за печкой, за занавеской по ночам шушукаются, звезда им в окно светит - ничего не нужно. Все есть. Но время вперед летит - и луг зеленый отошел в прошлое, и опять осень, и опять ветер рвет листья, и на руках у Ани дочка - щеки от ветра розовые, глаза прикрыты... И Степан в теплой куртке, волосы под ветрам разлетаются. Куда нам теперь, куда нам теперь, куда нам теперь - отстукивают колеса мимо несущихся поездов. Они будто и ответ знают...".

Платонов - не Платонов, может, Солоухин? Не разберешь тебя, Саша. Начитанный мальчик", - ворчала Ирина, прикуривая следующую сигарету.

"Уехать - остаться, уехать-остаться... И все же? У-е-хать! Вот и оставлен унылый дом, с оклеенной яркими картинками печкой. Иван-дурак, да Марья-царевна, Царь Горох, да Золотой Петушок, занавеска красная в белую крапинку, Аня румяная, статная. Степан с дочкой на руках, рюкзак за плечами. - До свидания, до свидания... Или прощайте? Сколько лет назад это было? 15 вроде бы... Да, пятнадцать... 15 лет, а домик все тот же, да только Аня там теперь хозяйкой, да и живет одна. А где же дочка? Ладно, муж - он за счастьем, за Жар-птицей, а девочка куда же?

Москва, зима. Девочка, Аленушка учиться решила, чтобы работа была хорошая красивая, чтобы руки быстро-быстро что-то делали, а душа в мечтах, как в гамаке качалась. Закончив семь классов, сложила книжки и платьица в сумку и отправилась... к той же самой тетке. Крепкая старуха Варвара Тимофеевна, какая-то Змея-Гориныча. Все те же слоники и кот какой-то на высоком шкафу. Мир здесь сонный, густой, тетка костистая, без единого седого волоска, только вот клюка появилась, да руки чуть трясутся. А лет ей много - в прошлом веке еще родилась..."

"В XIX, значит, - задумчиво подумала Ирина, - как это странно звучит. А Сашка, когда писал, чувствовал естественность этого. Вот так и тянет прошлым, почему-то туда, к этой тетке хочется..."

"Аленушка учится шить - бумага тонкая, карандаш, булавки в сердечке бархатном с разноцветными головками, сантиметр змеей на клеенке дремлет, лоскутки яркие, и кукла сидит на валике дивана, как принцесса нарядная. Аленушка в коротком платье, ноги голые, еще оцарапанные, летом дома по заборам лазила, с велосипеда падала. Недавно она в Москве, с осени. Жарко в теткиной комнате - батареи, как огонь. А легко ли Аня ее отпустила? А что ей было делать? Аня - человек легкий, заедать чужую жизнь ей, по счастью, не приходилось. Сама она в трудном положении оказывалась не раз, да только всегда скидывала тяжелую руку и шла прочь. Одного только боялась - смерти".

"Все же интересно, когда, в какой свой период жизни писал, в чьем доме? К Шуре же все сносил. Ну уж, наверное, не у Аллочки...", - думала Ирина, заваривая себе еще кофе.

"Аленушку отпустила, поцеловала крепко и перекрестила, как ее саму когда-то тетка. Робко перекрестила. Осталась одна... Это была первая абсолютно одинокая зима Ани. С дочкой, как вернулась тогда из чужих краев, где разнесло их в разные стороны со Степаном, жила дружно, легко, наверное, даже счастливо. Сказки читали, музыку слушали по радио, песни любили одни и те же, в куклы играли, шили на них. А другого ничего и не было. Ничего не было. Коза на зеленом лугу, пчелы. А родители один за другим убрались на тот свет. Отец так и ушел в полпьяна, за ним и мать горемычная. Но это была не смерть. Это - как крошки со стола смахнули, ничего Аня не почувствовала... Ничего Анюта не чувствовала, возвращаясь с далекого кладбища из-за леса в черном платке, ничего не чувствовала, собирая поминки с водкой, винегретом и пирогами. Ничего... Бог ей судья. А боялась, что умрет где-то там Степан, вдали без нее. Сны про него видела - то машина задевает его, идущего по обочине, то лошадь бьет копытом в сердце. И все ждала она и боялась дождаться злой телеграммы и не любила почтальона. Или казалось ей, что ее саму унесут за лес и положат в землю, а Степан не узнает и будет где-то там ходить по чужим городам - пить - есть, будто ничего не случилось. А так нельзя - нужно им еще постоять, взявшись за руки, поглядеть на звезду. И пусть опять небо черное и птицы спят на черных ветках и ветер, конечно, ветер... Об этом мечтала. Только крепится Аня, на замке эти свои грезы держит, знает, иначе разорвут они ее в клочья и будет она выть под этим черным небом, выть не переставая и сгинет однажды: наденет черный платок и растворится, сольется с черной ночью. Это Аня решила оставить на крайний случай, а пока ходит исправно на работу, девочке деньги шлет, подарки, раз в две недели ездит навещать... Итак, там, у тетки пока все мирно. У Ани? Как уж есть... Пора, наконец, дойти до какого-нибудь дерева, прислониться, закурить, вглядеться... Вот и огонек впереди, кажется, костер. А у костра копошатся двое. А что это за ними? Да это же кресты, кресты, кресты. Кладбище. Вот, оказывается, куда привело меня любопытство. К логическому концу. А доброе или дурное привело этих двоих сюда? Все же кто они такие? Сейчас бы бинокль... Но нет, пусть все идет своим чередом, я не подсматриваю - я наблюдаю. Придется приблизиться, погреть руки над их костром, может быть, заговорить... В сумерки одного из первых дней нового года постучали в дверь Варвары Тимофеевны.

- Да-да, войдите, - звонко откликнулась Алена.

Тетка дремала на диване, в ногах лежал кот. Алена с сантиметром на шее, подняла голову. Перед ней высокий человек с рюкзаком.

- Не узнаешь? - шагнул к ней, Алена смущенно протянула руки.

- Ты, отец?

- Да уж, я - отец. А ты - дочка. Ишь, взрослая, красивая, на мать похожа.

- Входи же, входи, сейчас чаю.

И рванулась на кухню, чтобы румянец с щек согнать - смутилась сильно. Угощенье поставить, принять по-человечески. Варвара Тимофеевна глаза приоткрыла, глядит с подушки строго.

- Здравствуй, тетка Варя, - поклонился вежливо.

- Здравствуй, залетный. Что пожаловал?

- Надо мне Алену от тебя ненадолго забрать, необходимость такая появилась.

- Мать знает?

- Не знает. И знать ей пока не следует.

Степан теперь чуть седоват, складки у губ резкие и не подумаешь, что он штуки всякие делать станет, а он возьми да и подмигни строгой тетке, скинул рюкзак, да и прошелся на руках, к ней подошел руку в карман сунул и яблоко достал, ей протянул.

- Вот уважил, - тетка протянула сухую в крапинку руку и взяла. К Степану она все же благоволила.

Вернулась Аленушка, застала отца сидящим в ногах у тетки с котом на коленях, улыбнулась ласково, чай пригласила пить. На столе халва, варенье, конфеты. Алена весело щебетала и про учебу и про подружек, не дичилась. Тетка помалкивала, но вроде бы доброжелательно. Но вот уже шесть часов. Степан поднялся:

- Поедем-ка мы сейчас с тобой, дочка, туда к матери на станцию, дело у меня одно есть. Только оденься теплее.

Алена встала из-за стола, не зная как поступить. Вопросительно посмотрела на тетку, можно ли? Та рукой махнула, мол, как знаешь, отец все же, не мне, старой, судить. На отца глянула тоже с вопросом. Но тот молчал. Пошла одеваться - шубка, сапожки, платок, рукавички. Тетка не перекрестила, отвернулась к стене - дремлет. Отец куртку надел, рюкзак за спину. Отправились. Вот и вокзал: касса, билеты. Жесткие сиденья, холод из тамбура и колеса стучат. А за окном темень, только огоньки фонарей на станциях, да в окошках редких домов. Холодно. Пар изо рта. Говорить вроде бы не о чем ведь один знает все, другая - ничего... А как посвятить во что-то, чему, кажется, слов нет. Но что же задумал этот человек? Странное, а может, преступное? Но мне не влезть в его душу, я же не скитался с ним по стране, не раздирала мне душу тоска по такой милой, славной и понятной Ане. Не мне приходилось вместо пера жар-птицы постоянно видеть холодные казенные общаги и низкие потолки бытовок. Видно, был свой задор. А откуда у такого вроде бы простака быстроглазого веселого циркача Степана неизбывная тоска? И этого я не знаю, вижу только, что привез он дочку на станцию и имеет что-то на душе, вроде бы все на карту поставил. Кажется, в своих скитаниях хотел дойти до какой-то черты - верхней или низшей. До чего-то, кажется, дошел... Ничего за свои 35 лет не нажил, так и бродит с пустым рюкзаком. А к Ане нельзя. Не велено. Ну, нельзя же о любви вслух... Вот на руки бы взял, покачал, как ребенка, но как заколдовал кто - мотайся по свету и мотайся. Ну, прямо как Вечный Жид. А как Ане - жене такое объяснишь? Вот и нельзя к ней. Но ведь можно остановиться. Умереть. Не нужно ее бояться - смерть так смерть! А зачем дочка, а, Степан? На этот вопрос, мне, постороннему, он, конечно, не ответит. Но я догадываюсь - проститься, поговорить... "Надо же поговорить, - как писал Георгий Иванов, - перед тем, как умереть". Но ведь это жестоко. Не надо бы втягивать девочку. Жестоко, да. Но жестокость в Степане была и есть, но и боль есть. Там, где он был, пел один бродяга: "Бог засеял три поля - тоскою, страхом, любовью - все взошли болью". Итак, действие происходит на кладбище, как в балладе. Я подхожу ближе.

- И решил я, Аленушка, что не хочу жить больше, не желаю, - кажется, доносятся до меня эти слова. - Ты уж прости меня. Росла ты без меня, а пришел к тебе. Знаешь, очень нехорош я был все эти годы. Как былинка на ветру - куда качнет, туда и гнулся... Намаялись бы вы со мной... Аннушку теперь тебе беречь. Она - душа... И музыка в ней. Береги, Алена.

Аленушка девочка послушная, смирная, простая. Никто никогда с ней так не говорил. И что же ей делать? Я стою уже совсем близко, они меня еще не видят, греют руки. И говорит Алена отцу.

- Я не знаю...

Настойчиво позвонили в дверь, Ирина вздрогнула - как-то вдруг захватила эта незамысловатая история, чем-то зацепил Саша.

- Кто там?

- Это из ДЭЗа, откройте.

Ирина открыла дверь нехотя - не любила всех этих теток из жэков, контор.

- У вас долг за квартиру, распишитесь, что обязуетесь заплатить проценты, - протягивает какую-то бумажку с печатью.

Ирина смотрит на нее во все глаза, кажется, это Васина Надя, но почему она так странно себя ведет, будто и не разговаривала с ней, Ириной, о личном, неужели так меняет человека ощущение, что он "при исполнении", а может, это и не Надя, просто тоже такое испитое, странное лицо совсем у другой женщины. Ирина автоматически расписалась, все думая о странной посетительнице, а та вдруг улыбнулась (у нее не хватало, оказывается, двух зубов) и спросила застенчиво.

- А вы меня что же, не узнали? Я ведь Надя. Вот к вам в ДЭЗ устроилась. С сегодняшнего дня. Я думала, чаем угостите, как знакомую, я от Васи слышала, что вы добрая, - и опять улыбнулась как-то криво и болезненно.

Ирина отступила, показала рукой, проходите, мол, но стало ей не по себе: "Достоевщина какая-то, дурновкусие...". Надя цепко оглядела комнату.

- А небогато у вас.

Ирина пожала плечами, включила чайник, бросила пакетик в чашку, подумала - и во вторую (чтоб не обидеть гордостью), выложила в вазочку печенье.

- Садитесь, Надя.

Та села, вытянула длинные красивые ноги. "На Гурченко чем-то похожа", - вскользь подумала Ирина, разлила кипяток по чашкам, придвинула к Наде поближе сахарницу. Повисло молчание. Надя молча болтала ложечкой в чашке, Ирина молча прихлебывала горячий чай маленькими глотками. Опять позвонили в дверь. Ирина пошла открывать - за дверью стояла та, толстая неопрятная "гаражная" тетка.

- Извините, не у вас ли задержалась наша сотрудница? - почти оттеснив Ирину, она проникла в комнату.

"Что они все что ли спьяну в этот ДЭЗ устроились? - подумала уныло Ирина, - и я-то им зачем?"