Соучастница

- Что, Надя? Разве мы так договаривались? - строго спросила тетка Надю.

Та покорно поднялась, невнятно бросила Ирине "Извините" и пошла к двери, держа в руке дэзовскую бумажонку, за ней поспешила тетка. Ирина закрыла за ними дверь. "Как наваждение. Может, их и не было, а все расстроенные нервы, ну прямо, как у героев Достоевского?" Но на столе вторая чашка, надкусанное печенье. "Кто-то был, Надя, не Надя, неважно, но похоже их похмельные галлюцинации становятся моей явью. Только как же это бывает?" Ирина допила свой чай, вымыла Надину чашку, выкурила сигарету в каком-то полузабытьи, вернулась к рукописи:

" - ...что мне тебе сказать, что сделать. Я смерти боюсь... Я тебя ведь не знаю, но ты - папа и я тебя слушаюсь и... и люблю, - слезы уже у нее на глазах:

- Что мне нужно делать? И зачем мы на кладбище? Пойдем лучше к маме, пойдем, а? Все ты ей расскажешь. Наверное, так будет лучше, - слезы уже в три ручья.

И вот я тоже протягиваю руки:

- Можно и мне погреться, путнику? - смотрю на них сквозь уже запотевшие очки и вижу расплывчато, как сквозь слезы.

Но плачут они, плачут оба и значит, и меня видят нечетко, "как сквозь мутное стекло" - на этом месте Ирина поморщилась: слишком многие стали эксплуатировать - затерлось, потом решила, что Сашка писал это давно, да и плевать ему было, что затерлось, если на месте у него, кстати.

"Все мы в тумане друг для друга..."

- Грейтесь, грейтесь, - говорит Степан.

- Грейтесь, грейтесь, - повторяет Алена."

"И здесь какой-то надрыв, юродство", - подумала Ирина с некоторым неудовольствием, но желание понять, как Саша развяжет весь это узел пересилило и она вновь уткнулась в текст.

"Греюсь и думаю, чего же я хочу, зачем вмешиваюсь. Да, это неестественная ситуация, но они - свои, отец - дочь. Я? Посторонний. Покой юности уже нарушен - Алене сейчас никуда не убежать, а ему, кажется, не отказаться от своей идеи. Может быть, мне и хотелось бы убежать на станцию, забарабанить в окошко к придремавшей Аннушке, требуя билет до Москвы. Но и я, как и они оба, уже ничего (пока!) не могу изменить. Степан смотрит на меня выжидающе, скоро ли уйду, а он приступит. Как, собственно, он решил это осуществить? Ну, это пустое любопытство - в любом случае напугает девочку. А это - зло. Не хочу зла.

- Стоп, - говорю я им строго, протирая очки, - утрите слезы. Степан, ты хочешь смерти? Но ты же знаешь, что волен в ней один Бог, не смущай дочку. Ты, Аленушка, еще и не жила, неопытна. Вы сейчас слишком запутались, друг от друга вам не отойти, не разрешив задачу (Достоевского, мы с тобой, Степан, читали!), а я, посторонний, пригожусь, помогу. Я примету знаю или, пожалуй, точнее, способ, как развязать порочный узел. Если встать прямо под звездой, висящей над кладбищем, и взглянуть вправо от себя, то увидишь могилу без креста. Так вот, нужно до того, как погаснет звезда, сделать крест и поставить. Тогда отойдет страшное искушение! Путь станет виден. Втроем, думаю, одолеем, а если нет, то ты, Степан, что задумал, сделать успеешь, это-то от тебя не уйдет."

Ирина опять в задумчивости отложила рукопись - "Как Саша прорабатывал свои суицидальные комплексы и как странно в это замешан ребенок... В жизни был Витя, но это было в слабой форме. В текстах, кстати, и в моем "Витьке", и в его, ну назовем, "Балладе" ребенок - участник, обязательно находящийся в оппозиции. Дети не хотят ухода из жизни пусть и несостоятельных отцов. У самого Сашки тоже было не все благополучно с отцом, как сказано в умной книжке - "психопатический круг". Саша пытался введением этого "третьего" его разомкнуть. Скорее всего - ему это удастся, но дальше что? Видимо, Степан, а значит и сам Саша останутся при "своих". Не знал Саша ответа, хотя мужественно искал, этот "третий", "посторонний", всегда нам всем необходим, когда закручиваемся в истериках. Даже если это просто наш собственный голос разума или совести. Ура! - я понимаю Сашу, он мне все же свой. И он мне поможет". Ирина пробежалась по комнате, на минуту включила телефон, чтобы испытать судьбу, не вклинится ли кто в ее рассуждения. Телефон звонил, она сняла трубку.

- Здравствуйте, Ира, это Георгий, я решился вам позвонить, потому что скоро уезжаю, и все же хотел бы на прощание увидеться и кое-что вам рассказать. Можете? Хотите?

- Хочу. Могу. Я вас вспоминала... Перезвоните мне на днях, вы ведь еще не завтра уезжаете, правда? А просто, в принципе, уезжаете... Мы увидимся. Просто сейчас я мало способна принять какое-то решение или предложение читаю рукопись старого друга, теперь уже покойного.

- Конечно, Ирочка, на днях позвоню. Мне правда очень хочется вас увидеть...

Ирина повесила трубку и выключила телефон. Сама напросилась - как бы вызвала Георгия. Так тому и быть. Ну что ж. Ирина, вздохнув, вновь включилась в выдуманную Сашей историю.

" - Решайтесь, решайтесь, это никому из нас не навредит.

Только по наитию сказал я про могилу без креста, а вдруг бы кладбище оказалась таким ухоженным, что все могилы прибраны, всюду, где нужно, кресты. Тогда что? Но нашлась... И пошла работа. У Степана, как у человека бывалого, нож с собой. Нашли мы дерево подходящее, все спички перевели, пока высматривали, Алена костер поддерживала - мы подходили руки греть. Советовались, рядили так и сяк, пока придумали, как крест нам сладить. Удалось. Но гвоздик где взять, чтобы скрепить? Степан не долго думая из сапога выдрал, мал оказался. Второй. Так с двух сторон по гвоздику вбили держится! А тут ветер предрассветный поднялся, Алена замерзла, едва на ногах держится, но здесь и азарт, и любопытство, и жалость к нелепому отцу. Многое уже стерлось, забылось в этой ночной гонке. За чем? Кажется, за правом жить пока живется. Многое улетучилось, но кое-что и родилась. Степан имени моего не спросил, и Аленушка тоже - просто дело вместе делаем. Вот и последнее - роем ножом, руками снег, землю ледяную и водружаем крест. Пот льется, глаза застит, костер гаснет - не в силах уже девочка, за ним следить. Рассвет скоро. Звезда уходит, а мы стоим втроем и глядим друг на друга, молчим, но мы уже другие. Каждый вернется теперь к себе. Каким? Я не знаю. Я не знаю и каким будет следующий день января 1970 года. И вот втроем идем к станции, за нами цепочка следов. Ветер их быстро заметает. Скоро первая электричка, а в теплой комнатке уже сидит заспанная тетя Поля, кипит у нее чайник, а по радио передают новости. Я, затеявший эту игру, преспокойно откладываю карандаш, и от меня потихоньку начинают отъезжать вдаль эти, согласитесь, мирные картинки и подступает реальность. А она, согласитесь, совсем другого толку. Январь - февраль 1993 года, станция Котуар".

Ирина отложила листки. Вот ведь Саша тоже проговаривался: как и всем ему была нужна соучастница - Степан из дочки хотел такую сделать, но еще более ему, Саше, нужен был помощник - помощница, вот он и вводит этого третьего, то есть он и сам хотел бы в идеале быть "помощником". Все здесь, в этом тексте: и несбывшееся, и непроработанный эгоизм. Вновь через этот рассказ Саша стал ближе. Ирина чувствовала теперь, что ее история как Тонечки, конечно, подходит к концу, но еще осталось понять что-то важное, может быть, жестокое, болезненное. Вспомнился Игорь - все же только с ним пока не свела судьба, но он далеко - в своем Израиле, надо будет позвонить. Ирина собиралась было включить телефон, чтобы сообщить Ота Ираклиевичу о Наде, как позвонили в дверь, как-то очень робко. Ирина открыла, перед ней была дочка Васи, против воли Ирина опять обратила внимание на ее некрасивые ноздри.

- Здравствуйте. Меня мама прислала. К нам тут странные женщины заходили, говорили, что папа умер. Мама не поверила - с ним ведь уже столько раз всякое случалось. Женщины эти нам не понравились, мама потом сказала, что они не с добром к нам приходили и не просто, чтобы про папу сказать. К вам меня мама послала, потому что, она говорит, вы образованная и не злая. Она бы сама пришла, но у нее сейчас зубов нет - у нее одни выпали, а другие она сейчас вставляет. Неловко, говорит...

Ирина наконец прервала лепет девочки и предложила ей войти. Как и в прошлый раз девочка с любопытством осматривала комнату - книги и машинка на столе и в этот раз привлекли ее внимание. Девочка смотрела с интересом, но вопросов не задавала. Ирина усадила ее за стол.

- Хочешь какао? Давай-ка мы с тобой выпьем какао.

- Давайте, - улыбнулась доверчиво.

- Тебя ведь Дашей зовут?

- Да.

- Ну вот очень хорошо, что Даша, - почему-то в задумчивости сказала Ирина. В эту минуту она почему-то подумала о беззубой жене Васи, об их не сложившейся жизни.

Стало вдруг всех жалко и она потеряла нить общения с девочкой. Но, взглянув на нее, скромно сидящую возле стола, она повторила:

- Да, какао, я обещала какао.

Ирина наливала молоко, сыпала сахар и расспрашивала гостью:

- Даша, а как зовут твою маму?

- Надежда Викторовна.

Ирина с ложкой в руках быстро повернулась к Даше:

- Да-а?

- А что? - испугалась девочка.

- Просто очень люблю это имя, - выкрутилась Ирина, не дала молоку убежать и уже спокойнее разъяснила девочке:

- Всем необходима надежда, правда ведь? А те, кто носит это имя, дороги и близки многим, мне, например.

Даша кивнула головой. Ирина угощала девочку и думала: "А не может быть такого, что бедный Вася спутал время и в муке, обращается к прошлому, к жене, а не к этой несчастной "принцессе"? Теоретически может быть. Тогда, может быть, здесь есть какой-то выход. Я же вычитала у Саши, что дети не хотят гибели своих, пусть и "неудачных" отцов. В моем "Витьке" герой находит прибежище у бывшей жены. Может, это подсказки? И Вася как-то достойно будет устроен? Надо обдумать, посоветоваться с Галей. Но может и такое быть, что я притягиваю все это за уши и просто хочу "литературно", по-своему решить трудную житейскую ситуацию".

- Дашенька, а у вас есть телефон? Можно я запишу ваш номер? Я сегодня поеду в больницу, что-то буду знать, вам сообщу, раз мама беспокоится.

- Да, она беспокоится - ведь не чужой же.

Ирина подарила Даше журнал - когда-то в нем выходила ее рецензия на фильм о подростках и Даша довольная ушла. Ирина вымыла чашки и подошла к окну: "Странное утро! Я, кажется, и не сказала с порога Даше, что отец жив. Она сама поняла, иначе бы так спокойно не села пить какао... Надя. Нади... У обеих не хватает зубов. Что же мне сказать Ота Ираклиевичу? А так и скажу, если, конечно, он сам подойдет". Ирина набрала номер.

- Ота Ираклиевича будьте добры.

Гул в трубке, какие-то голоса. "Кажется, я позвонила в отделение", решила Ирина. "Ота Ираклиевич!, - позвали его, - Ота Ираклиевич! Вас к телефону.

"Мне повезло, он близко".

Через минуту Ота взял трубку:

- Слушаю.

- Здравствуйте. Это Ирина Викентьевна.

- Здравствуйте, очень рад вас слышать.

- Дело в том, что существует две Нади. С Надей "клептоманкой" я сегодня буквально столкнулась возле дома, и она готова помочь бедному Васе. А вторая - это его бывшая жена. Ко мне сегодня его дочка забегала. Так что выбирайте.

- Это нужно обдумать. А вы к вашему протеже не собираетесь, например, сегодня?

- Собираюсь. Хочу завести ему фруктов и сладкого.

- Очень хорошо. Аппетит у него есть, ему полезно. Я хотел бы вас попросить зайти ко мне, видите ли, мне хотелось бы вас поподробнее расспросить про обеих.

- Конечно, с удовольствием. Я и сама очень хочу понять, не поможет ли вторая Надя, то есть жена.

Ирина положила трубку, условившись с Ота о времени. Пора позвонить матери и все-таки вникнуть, что там у них, рассказать о Ритиных подарках.

- Але, мам, привет.

- Ну, Ира, наконец-то выкроила время, ты неуловима. Как ты себя чувствуешь? - Мать бодра, уверенна, голос свежий.

- Сносно. Просто очень много всего как-то наслучалось, да еще и Сашин рассказ читала, воспоминания, сомнения. Лучше скажи, как вы?

- Катерина, как ты знаешь, влюблена в Витю. Ты вообще следишь за временем? У нее же экзамены и потом каникулы на носу.

- Стараюсь следить. Вот это я как раз осознала. Завтра приеду к вам на целый день и все- все обсудим. Ну а ты, ты как себя чувствуешь?

- Хорошо. Все у меня в порядке: и давление и настроение, - мать на том конце провода тихонько засмеялась. - Так что приезжай завтра пораньше, чтоб без спешки все обговорить.

- Хорошо. И Катьке подарок от Кости привезу - приемничек модный.

- Приезжала Рита... Да ты говорила, что должна. Как Костя?

- Думаю, что хорошо. Во всяком случае, как я поняла, у них с Ритой все хорошо. А как с творчеством пока не знаю - кассету не могу посмотреть.

- Ну, хорошо, Ириш, я должна уже суп ставить, Катя скоро придет.

Ирина, повесив трубку, улыбнулась: - "Как хорошо, что там по-прежнему "нужно ставить суп". Очень захотелось к ним. "Ну ладно, завтра, и с ночевкой". Ирина созвонилась с актрисой Р. Ей уже давно заказал интервью знакомый редактор, договорилась заехать к ней в театр в пять, Времени должно хватить на все... Ирина собиралась и думала о Васе - кто мог знать, что ей придется ездить к нему в больницу, когда он в день ее переезда пришел с предложением помочь "повесить - прибить". Столько всего наслучалось уже и с того дня, когда Вася передал ей письмо Аллочки. Она возвращалась из Минска уже не той, что уехала, теперь же изменилась еще больше. "Диалог с умершим Сашей возобновился. Кажется, он меня куда-то ведет, что-то указывает. Как это Шура говорил: "связалась с маргиналом", цитируя случайную приятельницу Полину. Если Вася - маргинал, то я действительно "связалась", ибо моя история и поиски себя связались накрепко с небольшим количеством людей - Вася один из них. Ярко, болезненно все в нем, и его же зовет "несбывшееся", вон за границу хотел, любви высокой. Вот что. Я хочу, чтобы Васю забрала жена, чтобы он в ее доме болел и выздоравливал, а если уж нет... То чтоб все равно в ее доме. Как-то чувствую я, что Надя - та помощница. Он заслужил покой. Стыдно мне или нет, что я чужую беду хочу руками развести? Почему-то нет. Знаю, почему - я действительно верю, что есть чистые души. Вася - чистая душа". Успокоенная принятым решением, Ирина с чистым сердцем отправилась в Тушино, теперь это было уже знакомое место - там заинтересованный Ота "с серьезными намерениями", там Вася, чью судьбу, как ей казалось, они с Ота сегодня устроят наилучшим образом. Ирина совершенно забыла о том, что мнения Нади жены она даже и не знает, а просто сама решила уже и судьбу Васи, и его "помощниц". В больницу Ирина почти вбежала - назвала номер отделения, поднялась на этаж и придерживая разлетающийся халат, сунутый ей сердитой нянечкой, сказав, что ей назначил профессор Габуния, понеслась по коридору. Дверь в кабинет оказалась закрытой. Ирина потопталась растерянно. Мимо проходила сестра и подозрительно спросила, что она здесь делает. Ирина объяснила, что ее просил зайти Ота Ираклиевич по поводу больного.

А профессор десять минут как уехал, его вызвали куда-то и уехал.

Ирина перевела дух, взяла себя в руки и, поняв, что все ее планы, расчеты жизнь корректирует мгновенно, кротко поинтересовалась, как ей передать продукты Василию М. и где она может поточнее узнать о его состоянии. Ирину (раз уж она оказалась в отделении) проводили в ординаторскую - там моложавая доброжелательная врач - Жанна Игоревна внимательно выслушала ее вопросы, сообщила, что у Васи пока особых улучшений нет - состояние сумеречное, но есть и проблески - аппетит и сон. Ирина подумала, не оставить ли ей записку Ота о "двух Надях" и спросила любезную Жанну Игоревну, как ей передать информацию профессору.

- Можете рассказать мне - это пациент и мой тоже, я в курсе всех связанных с ним проблем.

Ирина коротко рассказала, что знала, о своих планах на Васино водворение в семейство благоразумно умолчав. Оставив передачу и на всякий случай короткую записку с пожеланием выздоровления, Ирина вышла из отделения. Спускалась по лестнице она медленно, ее обогнали смеющиеся медсестры, нянечка с веником. Отдав халат выговаривающей ей за бесцеремонность нянечке, она вышла на гудящую, шумящую улицу. Медленно пошла к скверу, села на ту же лавочку. Всего несколько дней назад она сидела здесь - впереди еще была встреча с Шурой, Сашин рассказ. Теперь Шуры нет, как и не было, а Саша, как и Вася есть. Времени до встречи с актрисой было предостаточно... Ирина решила побродить по улицам. Почему-то страшновато было сегодня встречаться с Галей. Ирина понимала себя - ведь так всегда легко было с чуткой, доброжелательной, ясной Галей. Неужели, тогдашняя ее чуть более чем обычная реакция оставила след? "Я меняюсь, я как-то непонятно для себя меняюсь", - думала Ирина. Чужой район, но, как и везде, палатки, зонтики - пиво, мороженое. Вот мороженного ей и захотелось. Подойдя к ближайшему лотку, Ирина купила себе "Марс", уселась за столик под зонтиком, достала блокнот. Разрозненные записи последнего времени. "Еду поздно вечером на машине. Голосует ребенок, лет девяти. Рядом никого, это не детская шалость при контроле родителей. Ему нужно ехать. Удивляюсь. Водитель философски комментирует: "Время такое. Дети такие". Нет уж - не хочу".

"Хочу я или не хочу, а события-то происходят...... А может быть, я просто заполняю пустоту и сама, от скуки, притягиваю события? Вот уйти в подполье - никому не звонить, ни во что не влезать - не перечитывать Сашу, счесть, что это далекое прошлое и все, не искать Игоря. Работать, почаще навещать мать и Катю и вообще". Что "вообще" Ирина не знала... Она пошла по направлению к метро. Ее обогнала девчонка лет двенадцати в джинсах, маечке, обернулась, лукаво улыбнулась и вдруг замедлила бег.

- Ой, а вы не Катина мама?

- Катина, - изумилась Ирина.

- Ой, а вы меня не помните? Я раньше с Катей в одном классе училась, а потом мы сюда переехали - моя мама замуж вышла и мы переехали. А как Катя?

- Извини, не помню точно, как тебя зовут, Лена, кажется.

- Ну да, Алена, меня в классе вообще-то Аленой и звали... Ну ничего,что не помните, уж сколько времени прошло. А Катя чем занимается? Музыкой? Танцами? Чем?

- Ох, деточка... Чем? Читает она много.

- Читает? А что? Я вот и на танцах и на музыке... Мой отчим та-акой... требовательный. У него родная дочка дипломаткой будет - она уже четыре языка знает, она уже в институте.

Симпатичная светленькая девчонка болтала и болтала, а Ирина смотрела на нее и думала, почему же она выглядит моложе, чем Катя, ведь они, судя по ее словам, ровесницы... Катька как-то посдержаннее, более закрытая, осторожная. Эта непосредственней, легче. Милая.

- А вы Кате скажете, что меня видели?

- Конечно.

- А как вы думаете, она меня помнит? У нас здесь в классе девочки не такие хорошие... Но мой отчим сказал, что я на следующий год в другую школу пойду - в элитарную! А вы можете записать мой телефон? Может, Катя мне позвонит.

Ирина послушно достала блокнот. Алена продиктовала номер, посмотрела на часы и заторопилась.

- Извините, пожалуйста, но меня уже ждет учительница английского. Репетитор, нужно же к школе подготовиться.

- До свидания, - попрощалась Ирина.

Девочка убежала, Ирина пошла вслед за ней в сторону метро. Эта встреча почему-то придала мыслям Ирины другое направление - вот ведь только что я думала, что сама притягиваю события, но вот эта встреча - абсолютная случайность (хоть мне известно, что случайностей не бывает), я же ее не могла смоделировать, а раз так, значит и ко всему, что до этого дня наслучалось, я так и буду относиться, как к неслучайным случайностям, имеющим ко мне прямое отношение. Посмотрим, куда приведет этот клубок. Уж больно разноцветные нитки в дело идут... Ирина вошла в метро, к актрисе она успевала впритык. "Почему-то меня в последнее время ничуть не радуют профессиональные успехи, даже часто хочется как-нибудь ускользнуть от заданий редакционных, да лекцию куда-нибудь перенести. Все бы мне бродить, натыкаться на обстоятельства, да о них размышлять". Ирина подошла к служебному входу в театр. К счастью, вовремя. Достав зеркальце, Ирина причесалась, подкрасила губы, сосредоточилась на вопросах, которые уже давно приготовила. Прошло минут десять, актриса не показывалась. Ирина, поинтересовалась у дежурной, не передавала ли что-нибудь Р. Та ответила, что не уверена, что та вообще сегодня в театре. Ирина пожала плечами договаривались. Еще через десять минут Ирина подумала, что ждать нет смысла и придется еще раз созваниваться, переносить. Особого разочарования не было, как и не было, в общем, энтузиазма. Вдруг по служебной лестнице сбежал среднего роста плотный белозубый стриженый ежиком уже седеющим мужчина. Уверенно подойдя к Ирине, он сказал:

- Вы ведь Р. ждете, так вот, она поручила мне вас, пойдемте-пойдемте, побеседуем, - и он увлек удивленную Ирину за собой. - Меня зовут Виктор Морозов, мое имя вам ничего не говорит, но поверьте, я оч-чень интересный человек, именно я режиссер антрепризного спектакля, где Р. блестяще играет. "Стрекозы". Наверное, еще не слышали? Но мы вас обязательно пригласим, я вам сегодня дам пропуск, мы играем в ночь с воскресенья на понедельник в одном чудном месте. Увидите. Пьесу написал тоже я, то есть отчасти перевел одного забытого польского куртуазного драматурга начала прошлого (ох, не могу привыкнуть, что XX -это прошлый, вы, наверное, тоже) века.

Он болтал в лифте, поднимавшем их на пятый этаж, одновременно он щурился, рассматривал Ирину, улыбаясь, слегка скалил зубы, впрочем, ему почему-то это шло. Как ни странно, от него исходила доброта, тепло. Вот лифт остановился. Виктор Морозов, взяв осторожно Ирину под руку, повел ее в небольшую комнатку, там был сервирован стол, точнее на углу широкого подоконника была постлана салфетка, стояли крохотные рюмки, маленькая бутылка коньяка, в блюдечках были разложены конфеты и печенье.

- Вас зовут Ирина, это мне известно. Будем беседовать в непринужденной обстановке - должны же вы быть вознаграждены за ожидание.

Пока еще Ирине не удавалось вставить слово, да и что бы она могла сказать? Виктор усадил Ирину на банкетку, сам уселся на деревянный раскладной стул. Ирина оглядела комнату - афиши, фотографии, программки, на зеркале нарисованы смешные рожицы.

- Послушайте Ирина, а зачем вам это интервью, а? Денег больших, я думаю, вам не платят, на любопытную дамочку смакующую личную жизнь знаменитостей вы не похожи. Зачем?

Ирина пожала плечами - ответа у нее действительно не было, Морозов, похоже, и не ждал ответа, он размышлял вслух:

- Вот. Р. вы не знаете, она вам, в сущности, и не интересна. Кстати, сколько вам лет? - он взглянул пристально на Ирину. - Так, лет тридцать пять, но жизнь, наверное, была тяжелая; выглядите на тридцать девять. Угадал?

Ирина опять пожала плечами. Под эту его болтовню они выпили уже по две рюмки, Ирина почему-то вспомнила слова своего старинного поклонника, с которым когда-то, казалось, могла сложиться прекрасная жизнь - хорошо друг друга понимали, а не сложилось даже сносной, но осталась привычка пикироваться, переругиваться, значит как-то держать друг друга в поле зрения. Сейчас он был далеко и все последние Иринины испытания и приключения были ему неизвестны. Так вот он, наблюдая за ее жизнью годами, сказал: "Ты, мать, ведь каждый день с кем-нибудь что-нибудь "клюкаешь", а это опасно - и не потому что сопьешься - это тебе не грозит, а потому что через это чоканье да гляденье в глаза постоянно обмениваешься энергией. Может, много и тебе самой нужного зря отдаешь и неизвестно что взамен получишь. Вышла бы замуж за меня, со мной бы одним и обменивалась, если уж тебе это так нравится..." А Морозов продолжал вещать. Вот они уже и по третьей выпили.

- Вот "Стрекозы" мои, там Р. знаете какую монструозную особь играет? Там у меня некая притча о лесбийской любви. Вы же знаете, это и у поэтесс бывало... А они у меня такие гигантские стрекозы - одна - стерва, горячая, нервная. Это Р. Вот увидите. Так да... Интервью. Так спросите меня о чем-нибудь. Если мы уж выяснили, что ни на что это интервью не годится, вам с него проку нет, то какая разница о чьих пристрастиях и конфликтах слушать и писать. Вот у меня, например, был конфликт с директором циркового училища, где я учился. Он, понимаете, мне номер не давал делать, говорил, что я намекаю на что-то сексуальнее, а я не намекал, я прямо говорил.

Ирина стряхнула вдруг с себя наваждение, легко поднялась с банкетки, посмотрела сверху вниз на сидящего с рюмкой в руке Морозова, расхохоталась искренне и сказала:

- Это будет очерк, а может, портрет: "Режиссер Виктор Морозов", вы же мне много о себе рассказали. А потом я напишу рецензию на ваших "Стрекоз". Вот вы ставите, Р. - играет, а я пишу. А зачем мы все это делаем - никто не знает... Возможно, мы все не слишком счастливые, на обычный взгляд, и особенные, на наш собственный. Нам хочется что-то такое делать, дергает нас что-то, зудит. А пока делаем, жизнь как-то незаметнее проходит. А нам ведь только это и нужно.

Под этот ее монолог Морозов медленно поднимался со стула. Вот он допил свою рюмку, поставил ее, возвысился над Ириной, молча взял ее за подбородок и долго-долго своими ореховыми глазами смотрел в Иринины. Потом вздохнул, отпустил ее. Порылся в кармане, достал картонку, треугольник.

- Держи. К 11 вечера приходи в клуб "Уже", там адрес внизу мелко напечатан. Посмотришь. А писать? Лучше сказки для детей пиши. Ты ж девка добрая, хорошая...

Они вышли с Ириной из гримерки, молча подошли к лифту, он проводил ее до двери, поцеловал руку, и Ирина вышла на улицу. Почему-то поежилась. "Если б я была собакой, сейчас бы обязательно отряхнулась, как после купания. Ну что и это я сама себе устроила? - как будто с кем-то полемизируя воскликнула в сердцах Ирина. - И зачем только я ему эту ерунду про "зуд" и прочее несла. Вот уж действительно, набираюсь чужих флюидов, а потом похмелье после чужого пира". Ирина вдруг почувствовала опять здоровое нормальное желание поскорее попасть к Гале, нет худа без добра - последние встречи и события как-то очистили ее от сомнений по поводу их отношений, и она, искренне соскучившаяся, двинулась в сторону Галиного дома. Время еще было, и Ирина со вкусом выбирала гостинцы: она знала, что Галю порадует маленький букет сезонных цветов, крохотные "французские" пирожные. Ирина прошлась по Тверской - в Филипповской купила пирожные, возле перехода на Пушкинской - букетик. Настроение вдруг сделалось хорошим. "Странно, будто этот Морозов с меня какую-то тяжесть снял. Видимо, я ему в этот раз все свои сомнения отдала, а он добрый, терпимый". Ирина вспомнила его глаза правда добрые. Что ж это такое было? Что бы ни было, а почему-то на пользу. Галя вылезала из машины, когда Ирина подошла, к ее подъезду.

- Ира, - вскрикнула она радостно, - ой, как хорошо. А меня Федор Никитич подвез.

- Пойдем-пойдем, - Галя пошла к двери.

Ирина посмотрела вслед отъезжающей машине - что-то знакомое, кажется того самого юриста машина, да и шофера его так зовут... Ирина шла за Галей и уже знала, что у Гали перемены в личной жизни. Галя бросила сумку в кресло и покружилась по комнате:

- Мы с тобой будто сто лет не видались - столько всего наслучалось! И у тебя, да?

Ирина с ужасом вспомнила ту самую Полину, которая не перенесла появления в Ирининой жизни вновь мужчины (ну того самого, промежуточного, третьего мужа) и злобно покинула ее. В себе Ирина на секунду почувствовала намеки на подобное недовольство и мгновенно усилием воли подавило его "Стыдно!" - прикрикнула она на себя и спокойно ответила:

- Много наслучалось, но скорее не со мной, а вокруг.

- Нет, Ир, я знаю, что и с тобой, это проявится...

Гале несвойственно было говорить в таком стиле, но действительно, многое переменилось: теперь даже, может быть, они поменялись ролями. Ирина, наконец, вручила Гале цветы, пирожные, Галя была тронута. Букетик поставила в маленькую лиловую вазочку, пирожные выложила в вазу. Галя быстро собирала на стол:

- Сейчас, Ириш, у меня через секунду все будет готово. Ты голодная?

- Нет, Галочка, не торопись.

Ирина прохаживалась по комнате, в который раз разглядывала фотографии: хорошие, красивые лица - Гали, ее покойного мужа, дочки. Галя действительно очень быстро и как всегда красиво сервировала стол, усадила Ирину.

- Расскажи, Галочка. Я вижу, ты сияешь...

- Сияю, но все так сложно... Ты видишь, что у меня без изменений ребенка я не взяла... Знаешь, почему? - Ирина покачала головой. - А потому что своего рожу! - Галя засмеялась, Ирина поняла, улыбнулась, кивнула:

- Вот и молодец.

- Молодец-то молодец - это пока что решение, да и не только мое, да ты, наверное, поняла? - Ирина опять кивнула. - Понимаешь, Ир, я даже представить себе не могла, что так вот может все вспыхнуть и главное, что это вовсе необидно, для его, - она кивнула на фотографию мужа, - памяти, я уж себя проверяла. Это теперь уже другое, это же после того, как я долго была одна, после того как ребенка хотела взять и не получилось... Теперь мне можно, уже такой, второй раз. А у него (ну ты знаешь), у него же ни жены, ни детей не было. Представляешь. И мы оба хотим! Попробуем... Мы женимся, Ир. Скоро.

- Я рада, Галочка. Хороший поворот событий. Все к лучшему.

- А теперь ты рассказывай и все подробно.

Ирина рассказывала Гале и про Катю с Витей, и про Васю, и про Георгия и Ота, и про похабный вечер у Милицы. Набегали слезы, становилось вдруг то жалко себя, то стыдно за себя. Галю очень заинтересовал Сашин рассказ и приезд Риты.

Ирочка, то, что ты ведешь с Сашей беседу и опять его понимаешь, это, по-моему, хороший знак, мне кажется, совсем скоро ты со всем этим разберешься и действительно этот клубок, как в сказке, тебя куда-то выведет. К кому-то.

- Галя, а почему все же правильно, если выводит к нему, к мужчине? Это что значит, что без них все же жизнь неполноценна?

- Не знаю, Ириш, что мудрствовать - тебе хочется еще любить кого-то и чтоб тебя любили, ну не убивать же это, значит, ты и будешь стремиться, искать, пока не встретитесь.

- А почему ты думаешь, что встретимся?

- А потому что я тебя люблю, ценю, понимаю и конечно хочу для тебя лучшего. Я крепко тебе желаю, а это помогает, - Галя говорила на редкость серьезно. Ее милое лицо было сейчас строгим и как-то по-новому привлекательным. Ирина не удержалась, вскочила с места и порывисто ее поцеловала, потом, смутившись, села за стол и сказала обычное:

- Твоими устами мед бы пить.

Галю еще очень обрадовало, что Костя надеется, что Ирина с Катей приедут к нему летом

- Костя твой такая тебе подмога. Это же счастье, Ириш.

Вот о ком она не смогла рассказать ничего внятного, так это о матери. Как-то за всеми последними событиями она утеряла нить, перестала понимать, как на самом деле у нее дела и как надо относиться к Катиным подозрениям, что в бабушку кто-то влюбился.

- Мне, Галочка, начало казаться, что это в моей голове все смешалось влюбиться хочу я, а мерещится мне, что влюбляются все вокруг: Катя, бабушка, еще там кто-то. Но теперь здесь у тебя я вижу, что я что-то не то говорю про себя. Я вовсе не точно знаю, что хочу влюбиться...

- Ира, это просто полоса у тебя такая - полоса сумбура... А как с работой у тебя?

Ирина задумалась, ведь об этом в последнее время она меньше всего думала...

- Не знаю... Вот сейчас вроде бы интервью брала. Должна была у Р., ну знаешь, актрисы, а получилось, у некого Виктора Морозова, режиссера. Кстати, не хочешь с кем-нибудь... - Галя при этих словах еле заметно нахмурилась, сходить в клуб на спектакль вроде бы, модная штучка. Клуб "Еще" или "Уже"?

- Не знаю, Ириш, спасибо. Как-то не знаю, что тебе сказать... Когда?

- В ночь на понедельник... Я сама не пойду, потому что приглашена Ота Ираклиевичем на концерт.

- Ота Ираклиевичем, а-а, да - врачом. Кстати, Ириш, врачи, профессора - медики, - они другие - не как писатели - актеры - режиссеры. У них амбиции другие и на многое они смотрят иначе.

- Наверное...- Я вот сегодня хотела с ним обсудить мою идею - Васю попробовать вернуть в семью. У него жена Надя и пассия романтическая, неудачная - Надя... Хотела и не застала его...

- Ничего, он тебе, конечно же, позвонит. Уладится.

Ирина смотрела на Галю и вспоминала свое недолгое общение с Борисом, юристом, предполагаемым Галиным супругом будущим... Несколько лет назад она готовила материал о нашумевшем фильме, нужно было дать мнения различных слоев общества. Как-то отозвался директор элитной гимназии, иначе владелец палатки возле Юго-Западной и этак студентка. Кто-то познакомил ее с Борисом, он специализировался на "семейных" и "детских" проблемах. Он за Ириной поухаживал. Вяло. Она позволила поухаживать. Вяло. На его примере она тогда еще точнее поняла, что "не безусловное" попадание ее не устраивает, только раздражает, усиливает тоску. Вспомнила Ирина и другое, как много лет назад, когда она уже давно разошлась с Петром одна ее подружка поведала ей о своей интрижке с Петром, случившейся в тот период, когда они уже расходились, но были еще болезненно привязаны друг к другую... Она его пожалела, Петра, захотела утешить... А Ирине она рассказывала это, когда Ирина в период своего не очень долгого и не очень уж несчастливого, скорее нелепого третьего брака сидела у себя на кухне бледная и хворая после аборта... Подруга заехала проведать... Ирина потом долго ломала голову, почему именно такой момент подруга выбрала для этого, в общем, уже и неважного признания... Все это пронеслось в голове у Ирины мгновенно, Галя только и успела подлить Ирине кофе погорячее. Слушали музыку, курили. В общем, вечер удался. Все же их и сейчас связывало что-то; впереди, конечно же, замаячили уже другие отношения, но пока мягко определялась степень потери общего и возможность потом, в будущем, общаться с новообразуемой семьей. Уехала Ирина не очень поздно, полдвенадцатого она была уже дома. Телефон надрывался - звонил Ота Ираклиевич, конечно же, с извинениями. К тому же он, оказывается, волновался, что Ирины в позднее время нет дома. Ирина коротко, теперь уже без эмоций, повыветрившихся за день, рассказала ему "о двух Надях". Он поблагодарил за информацию, серьезно отнесся к сказанному и пообещал подумать. Главный же вопрос был, где Ирине удобнее встретиться с ним перед концертом и очень ли она занята, может ли он рассчитывать на прогулку с ней и кофе после концерта. Ирина подтвердила свое согласие провести в его обществе вечер и с облегчением положила трубку. Какой-то чересчур церемонный разговор! Настроение все же было другим... Ирина набрала материн номер, рискнула, вдруг не спит. Трубку сняли сразу -Катя.

- Кексик, ты не спишь?

Голос Кати был мрачным.

- Нет!

- Что-то случилось? - мгновенно встревожилась Ирина.

- Не знаю... Витина мама вернулась, почему-то хочет, чтобы он летел с ней в Америку, хочет, чтобы он там учился... И по-моему она не очень довольна нашей дружбой.

- Подожди, Кекс, недовольство ее может быть тебе только показалось. А что Витя? Он сам-то хочет туда?

- А вот это я как раз понять не могу! Он так взахлеб пересказывает мамины впечатления от этого колледжа, что противно делается. Я ему уже как будто и не интересна! А я вот "Над пропастью во ржи" прочитала. Классная вещь. И есть о чем подумать.

Ирина вдруг вспомнила об Алене. Как кстати, это возможно ее развлечет?

- Катюш, представляешь, сегодня меня узнала и окликнула твоя бывшая одноклассница - Алена, светленькая, такая, невысокая. Помнишь?

- Аленка Бирюкова? Конечно. Ее вредный отчим из нашей - школы забрал... Она девочка хорошая, незлая.

Ирина отметила это "вредный отчим" - похоже, у Кати все разлуки сейчас связаны с "злобным" старшим поколением, лучше пока не комментировать...

- Да, Катюш, я завтра к вам на целый день приеду и с ночевкой наговоримся и приемничек тебе привезу, Костин подарок. У нас с тобой теперь еще видик есть, только Вася ведь в больнице, кто подключит? А так хочется кассету с Костиным спектаклем посмотреть...

- Витя и подключит. Он ведь все умеет. Давай тогда так - мы с утра к тебе с ним приедем, он все сделает, кассету посмотрим, а потом к обеду сюда, к нам. Давай?

- Ну, гениально! Но Витя то еще не знает, что ты на него такие планы имеешь...

- А я ему сейчас позвоню на мобильник... Не волнуйся... А как ты думаешь, может, он еще и не поедет в эту Америку? Может, он меня выберет?

- Все может быть... Просто пока ему эта идея кажется новой и завлекательной. Он же умный. Обдумает.

- Я тоже так думаю, - голосок у дочки повеселел.

- Катюш, а бабуля спит уже?

- Ба-бу-ля... - протянула удивленно Катя, - А она же в кино...

Тут Ирина как-то нервно хихикнула.

- Ты что, мам? Что странного?

- Да ничего, конечно, - расспрашивать Катю было бы сейчас странно. Ирина помолчала.

- Мам, ты чего замолчала? Я же тебе говорила про врача... Кстати, ты же о Косте мне совсем ничего не рассказала. Что Рита говорит?

- Катюш, давай обо всем завтра, ты же утром приедешь, а сейчас я что-то растерялась - впечатлений много. Да и ты не засиживайся, время уж первый час.

- Вите позвоню и лягу. Ужин бабушке я оставила.

Ирина положила трубку. И главное, никакого ехидства у Кати в голосе действительно, оставила ужин возвращающейся со свидания бабушке. Ирина стояла под душем, когда опять зазвонил телефон. Вот, живу без мобильника и кто-то дозванивался до меня весь вечер, а я бродила себе по разным местам. Ирина не подошла. Кто-то настойчивый долго надеялся на лучшее. Ирина уже лежала в постели, когда опять зазвонил телефон. Ну что ж, узнаем, кому я так нужна. Как ни странно, ей позвонила Полина, та самая взревновавшая подруга из прошлого. "Сегодня только ее вспоминала", -отметила не особенно даже удивившаяся Ирина.

- Извини, Ира, что так поздно, но я пыталась дозвониться весь день. Вечером даже тебе к родителям звонила, но и там никого не было. Уж не знала, что думать.

- А что случилось, Поля?

- Да в общем, ничего особенного. Просто я случайно узнала, что ты виделась с Шурой и еще узнала, что умер Саша... Это все твои друзья молодости, я-то их знала позднее... Хотя, возможно, и ближе...

Ирина про себя хмыкнула: - "В своем репертуаре".

- И что же, пока в толк не возьму...

- Ну, видишь ли, ты же будешь книгу Сашину издавать, у меня ведь тоже один-два его набросочка есть и даже фотография... Так вот, я бы хотела, чтобы ты не забыла меня упомянуть.

Ирина выдержала паузу, затем ответила.

- Хорошо, Полина, я учту твои пожелания. Оставь, пожалуйста, все что сочтешь нужным, на мое имя в Дом-журе у дежурной. Я заберу, просмотрю и через некоторое время сообщу вписывается или нет сохраненное тобой в концепцию сборника.

- Очень хорошо. Ира. Так я тебе через некоторое время перезвоню. Очень надеюсь на положительный ответ.

Ирина положила трубку и искренне громко сказала.

- Какая чушь! Пошлая чушь! Ей не было стыдно, что она зло подшутила над тщеславной Полиной, просто было как-то грустно, что о Сашке теперь где-то, кто-то чуть ли не как о культовой фигуре распускает слухи, собирает сплетни. И, главное, считают, что можно, попав в его тень, прославиться! Ерунда. Сашка был интересен, конечно, в своем узком кружке он был фигура значительная. Но уверена, такой посмертный сборник он бы высмеял. Вот издать книжку при жизни, может, и не отказался бы, чтоб дарить и чтоб был повод, завязка для новых сюжетов. Читал бы новым встречным-поперечным. Все подступы - к роману... А его не написал. Интересная особа эта Полина. Вот ведь неленивая! Вкус к жизни, жажда жизни! Многие (и я в том числе) по сравнению с ней амебы! Ей всерьез чего-то хочется. Вот ведь - быть увековеченной в книге. Из архива П. Кривцовой. Здорово!. Ирина разволновалась, захотелось курить, Она прошлась босиком по комнате, выкурила сигарету и в сердцах выдернула шнур из розетки. Спала она крепко, но недолго. Очень рано проснулась - утро было чудесное. Вовсю пели птицы, уже сейчас чувствовалось, что будет жарко. Ирина лежала на спине, слушала птиц и думала. "У Кати на этой неделе кончаются занятия. Экзамены, и надо уже определиться, что будет с ее каникулами. Раньше, когда еще существовали "родители", все решалось просто - они переселялись на дачу, а Ирина наезжала, то есть ритм был такой же отлаженный, как и зимой в Москве. Иногда им с Катей удавалось вдвоем куда-то выскочить, как-то на юг с ними поехал и Костя. В этом году неизвестно, как летом решит распорядиться бабушка - свободная интересная дама. Да и Катя за последнее время очень повзрослела. Витя... Еще неизвестно, что там будет у Вити, это теперь придется учитывать. Ирина вздохнула. Чего же от всего хочу лично я? Почему опять вспомнилось, что из всех, связанных с Сашей, она так и не созвонилась с Гариком, хотя вроде бы и собиралась. Решив сегодня же ему позвонить, Ирина встала. Почему Игорь как-то связался у нее с сугубо домашними делами, непонятно, но все это так и осталось в ней клубком утренних размышлений. Как и несколько дней назад Ирина отправилась за йогуртом в ближайший гастроном "24 часа". Опять вспомнился бедный Вася. "Завтра, возможно, в разговоре с Ота определится его судьба". Ирина посмотрела по сторонам никого из "гаражной" публики не было видно. "В этот час они как раз, наверное, спят",- решила она и ошиблась. В соседнем доме хлопнула дверь и из подъезда выкатился один из тех, что ломился тогда в Васину квартиру. Тот, что поздоровее. Он быстрым шагом двинулся к метро. Ирина не спеша шла по дорожке через детскую площадку - она шла коротким путем к магазину, но медленно. Он шел длинным путем, но быстро. Когда Ирина, пройдя площадку, вышла к углу магазина, он почти подбежал к ней, чуть не наткнулся на нее. Ирина увидела опухшее простецкое лицо, мутноватые глаза. Кажется, он ее не узнал, но все равно на лице отразилось неудовольствие - вот еще, на пути. Ирина отвела взгляд - по опыту уже знала - поймает взгляд - заговорит. А зачем это нужно. Но кажется, поздно. Он затормозил возле и так получилось, что теперь ей уже нужно было обходить его. Мужик откашлялся. Противный похмельный кашель. "Это кстати, одно из немногих качеств, которые раздражали в Васе" - подумала Ирина. "Эт-та, вы не знаете, сколько времени?" Ирина ответила.

- Около шести.

- Метро-то открыто?

- Конечно. Оно же с половины шестого.

- Эта... А у вас пяти рублей не будет, мне вон пива бы... В метро меня так пускают...- откровенничал мужик.

Ирина молча протянула ему монету.

- Спасибо, мадам, спасибо - вдруг закокетничал он, - А я вас сразу и не признал, думал молоденькая вроде, а вы Васькина соседка. Это нам известно - образованная.

Он взял деньги, Ирина вроде бы двинулась к двери магазина, думая, что беседовать-то, в общем, не о чем.

- Подождите. А Ваську правда что ли, отравили? Или все же сам обожрался?

Отравили - это слово очень не понравилось Ирине, но мужику она ответила спокойно:

- Насколько я знаю, Вася уже чувствует себя лучше, вот выйдет из больницы сами у него спросите.

Теперь Ирина уже уверенно толкнула дверь и вошла в магазин - сразу же пошла к холодильнику с йогуртами, соблазнилась еще и глазированными сырками - со сгущенкой. Больше она по сторонам не смотрела, от неприятного собеседника оторвалась, отключилась. Когда она вышла из магазина, он поджидал ее, потягивая "Жигулевское", сидя на ступеньках. Ирина корила себя - "все любопытство, нечего было по сторонам глядеть. Значит, притягиваю неприятные события сама!". На душе стало тошно. Мужик поднялся.

- Вы не бойтесь, я только сказать хочу - тут бабы такие есть у нас, прошмандовки. Всякие тут дела из-за них. Ну посуди сама (он незаметно перешел на "ты"), пили мы себе, я, там, Васька, Фигаро (это Федька из второго корпуса), еще Сеня - гаражный, психиатр, ну ты знаешь, иногда. Никого не трогали! Тихо было, ну разве там между своими, мелкие неувязки, а тут эта. - Мужик очень точно жестами и гримасами изобразил неопрятную бабенку, наперсницу несчастной "сумасшедшей вдовы". - Лбами начала сталкивать, воду мутить. А что в ней? Прости Господи, ни кожи ни рожи. Все, правда, как-то подпали... А Васька вот с другой накололся - с тощей. Один хрен, - он потерянно махнул рукой.

После пива его как-то развезло и он, сидя на ступеньке, продолжал что-то бормотать, вроде бы уже забыв, что шел к метро. Ирина же быстро двинулась в сторону дома. Ощущение неумытости, несвежести возникло у нее. Бросив покупки в холодильник, она первым делом встала под душ, с наслаждением вымыла голову. Включила телефон, сварила кофе и решила позвонить в Израиль. Ирина достала старую записную книжку - вот Гариков телефон. Давно не виделись - лет пятнадцать, нет меньше, тетку ведь Ирина навещала в Израиле, лет значит девять. Тогда он был веселый, загорелый. Жена красотка, детки... Ирина набрала номер. Автоответчик на иврите, английском и русском сообщил, что никого нет дома, попросил оставить сообщение. Ирина оставила. Сначала пришло ощущение удовлетворения осуществила, потом - разочарование: не поговорила. "Ну, может, перезвонит", - утешила себя Ирина. Взгляд опять упал на Сашины бумаги надо бы разобрать. "Какая все же эта Полина! А она, интересно, кто? Неужели тоже соучастница? Тогда я тем более не хочу!" Ирина определенно отрекалась от своей условной "дружбы" с Полиной и ей было неприятно вспоминать, как они созванивались каждый день, делились буквально всеми переживаниями, вот уж, но было бесконечное: кто что сказал, кто где стоял и что я при этом испытала. "Нет уж - запоздало огорчилась Ирина, - в тысячу раз лучше одной пережидать и переживать периоды пустоты и междубрачья, чем вот так расхристанно, неопрятно себя выворачивать перед подружкой и слушать взахлеб такие же ее откровения. Ни одного общения ни с одной женщиной я не стыжусь, а вот с Полиной..." Ирина села на пол перед Сашиными бумагами. Вот еще рассказик - явно что-то из последнего - почерк внятный, бумага не пожелтела. "Страсть" - молодец, сам озаглавил. Ирина решила до Катиного или звонка или прихода ничем больше не заниматься - только читать Сашу, уже ведь ясно, что там опять всплывут многие волнующие ее сейчас вопросы. Ирина отметила, что у нее есть некоторая зависимость от этих "сверяний" с Сашей, но сейчас ей вовсе не хотелось от этой зависимости избавляться.

"Я буду звать тебя Жабетта,- заявил он мне в день знакомства 17 декабря 1993 года. Тогда я еще не читала Флоренского, его книжку "Имена" и не могла, конечно, оценить его намека, а намекал он на Сюзетту."

Ирина пожала плечами - вот ведь любит Саша от лица женщины высказываться, а я ведь часто свои рассказики пишу от "мужского" лица - так нам, видимо, легче выразить себя. Ишь придумал - Жабетта...

"Может быть, конечно, он был прав и я тогда действительно казалась "хорошенькой шалуньей". А еще, я это сразу поняла, он имел в виду то "болото", где он меня обрел... Наша компания разваливалась. К тому времени у всех были счеты друг к другу. Ревность. Всеми владела страсть и не самой высшей пробы. Тут он и появился - протянул ко мне руку или пустил стрелу это уж как угодно, и я оказалась с ним. Кто-то вздохнул с облегчением, кто-то пожалел, а в общем, было уже наплевать. Болото в прошлом. Мы вошли в его дом, и я стала хозяйкой... Жанной он меня никогда не называл"... Пока Жанетта - вот ведь совпадение - я про себя только так ее и называл рассказывала мне о своем горьком романе, я пытался раздвинуть доски забора и получить доступ на дачу. Мы искали ночлег, и я притащил ее в Переделкино. В доме все спали, калитка была крепко-накрепко закрыта, но я знал эту дачу, этих хозяев и представлял, в каком состоянии может быть у них забор".

Ирина перенеслась вслед за Сашиными персонажами в любимое ею Переделкино - года два назад она поехала туда навестить старую знакомую, в электричке встретила бывшую свою аспирантку - немку, она везла троих молодых ребят показать музей Пастернака и дом Окуджавы. Ребятки оказались интересными - все трое мальчиков, оказывается, здесь проходили альтернативную военную службу! Возились с нашими "мемориальными" стариками - жертвами репрессий. Один по-русски говорил прекрасно, остальные неплохо. Решили объединиться и день провести вместе. Ирина привела их на дачу к своей знакомой - немолодой уже переводчице. Ели, пили, болтали... Матиас - хорошо говорящий немец - у Пастернака на даче нашел два подберезовика - так потом их с собой и носил. Уезжали улетали поздно вечером - на двух машинах - до Москвы подвезли возвращающиеся с дачи полузнакомые поэты. Очень много хохотали. Еще бы: уйдя с дачи переводчицы и набродившись по всему Переделкину и Мичуринцу в придачу - решили еще перекусить -нашли при дороге какое-то кафе, где сто лет варили пельмени, так что Ирина поинтересовалась, уж не вручную ли их лепят и не костер ли разводят, чтобы их сварить. Хозяева были безмятежны, музыка из магнитофона неслась самая дебильная, в общем, разговаривать с ними было бестолку нужно было ждать. Зато сортир посреди всего этого маразма был отменный деревянный, свежеструганный, удобно устроенный, чистый и с рулоном. А еще там был дезодорант - "Фиалка". Ирина тогда хохотала. Немцы не поняли вежливо улыбались... Зато не понимали и другого, почему так долго не несут заказ... Это Ирина, к сожалению, понимала... Поездка была веселая, люди симпатичные. Интересно, с кем же в начале девяностых там общался Сашка? С натуры ведь пишет!

"Собаки здесь давно нет, а сарайчик со старым тряпьем расположен удобно - в самом углу заросшего сада. Иногда я им пользовался в былые времена. Доски подались, и в щель смогли протиснуться мы оба. Она, к счастью, длинная и худая. Я предварительно приложил палец к губам, напоминая, что нужно соблюдать конспирацию. Она кивнула. В кармане у меня плескалась недопитая четвертинка, у нее в сумке были бутерброды. Мы познакомились вчера вечером у полусумасшедшего нищего скульптора. Жанна уже неделю лежала у него больная, а я после неудачной попытки помириться с Верой носился по знакомым - пил, горланил песни, в общем выматывал себя, чтоб наконец отупеть. К Ваньке я забрел случайно, я не любил ни его самого, ни его дома, ни его работ и откровенно сказать, боялся заразиться его безумием. Но несся мимо и... В общем, налетел на Жанну. Она, видимо, к тому моменту, как я возник на пороге чуть-чуть пришла в себя, во всяком случае была причесана, подкрашена и трезва.

"Ну-ну, Сашенька, все же от своего мужского имени ведешь рассказ. Что же с тобой тогда случилось? К кому-то горел ты действительно страстью... И вот такая Жанна на пути. Неужели очередная "Тонечка"?

"И поэтому-то ей заплеванная нора Ивана, наверное, начала казаться незаслуженным адом, и я думаю, она уже была готова сбежать... Сбежали вместе, сварив Ивану картошки, оставив хлеба и немного денег. Сразу мы с ней стали подельниками, попутчиками".

"Я же говорила - соучастница очередная!" - обрадовалась своей догадливости Ирина, закурила сигарету, поудобнее устроилась и продолжила изучение Сашиной "подноготной".

"Она ничуть не пленила меня, но в метро, когда поезд слишком уж разогнался, я обнял ее за плечи и так, покачиваясь, мы простояли весь длинный перегон. Потом я убрал руку, а она слегка передернула плечами. Так было час - полтора назад, а теперь мы стоим перед дверью сарайчика и, кажется, перед необходимостью отогреться в объятьях другу друга. Жанна вошла первая, удивительно быстро сориентировавшись, она уселась на сложенные брезентовые чехлы и начала причесываться. Волосы свои длинные и прямые она расчесывала по сто раз на дню. Ее это, видимо, успокаивало. Я вошел следом, прикрыл дверь, щелкнул зажигалкой. Высветилось ее лицо узкое, большеротое с морщинками у губ.

- Садись, - шепнула она и похлопала рукой по брезенту. Я убрал зажигалку, уселся рядом и достал водку, она молча протянула мне кусок хлеба. Сделали по глотку, разломили хлеб пополам. У нее оживление прошло, рассказывать о себе, видимо, больше не хотелось. Я по себе знаю, что наступает такое, что любое слово, какое ни произнеси, будет звучать фальшиво. Тогда замыкаешься. Со мной так бывает. В последнее время все чаще и чаще. Но сейчас нам ведь лучше вместе, значит, я должен ей помочь, отомкнуть".

"Не об этом ли я писала, когда выдумала свою Марину? Именно для этого, чтобы ее "отомкнуть" я "послала" к ней Митю. Все же и у меня, и у Саши была (а у меня наверное, и есть) потребность в друге - не любовнике. Это память о юношеском нашем "соучастии" что ли? Почему мы в текстах всегда отыгрываем такие ситуации. "А по дороге дружбы туда не дойти" - говорил моей героине ее спутник. А у Саши? Интересно, куда они дойдут по дороге сочувствия?

" -Жанетта, Жанетта, выпей еще глоточек и положи мне голову на плечо, дай погладить твои чудные волосы. Она послушно выпила и, вздохнув, положила мне голову на плечо. От прикосновения моей руки она как-то передернулась и я почувствовал, что что-то в ней смягчилось. Я стал тихо-тихо гладить ее по голове и тихонько шептать ей на ухо: "Сейчас уснем. Сладко-сладко. Отдохнем. Согреемся. Нам будет хорошо, уютно". Вдруг она громко, как будто проснувшись, сказала.

- Ты - солнышко!

Ирина почему-то засмеялась. Представила себе удивленную Сашкину морду. В это время зазвонил телефон: "Все, Москва проснулась" - почему-то весело подумала Ирина, беря трубку. Она была уверена, что это Катя. Но это была Галя.

- Ирочка, - голос у Гали был какой-то странный, - ты не помнишь, когда ты у меня вчера была, я не брала в руки, не перекладывала как-нибудь большой крафтовский пакет?

- Нет, Галочка, не помню. То есть помню, что я этого не видела. А что случилось? Ты расстроена?

- Да, понимаешь... Боря... Он почему-то уверен, что, когда он меня подвозил, этот пакет как-то остался у меня... И вот теперь нервничает. Какое-то непонимание... Раздражение.

Ирина вздохнула и подумала про себя: "Ну, очередной "думский" с ботинками.

- Подожди, Галочка, успокойся. Вспомни, как по-твоему все было. Давал он тебе этот пакет или нет?

- Да нет... Я не помню, чтобы давал, да и зачем.

- Вот видишь. Значит, к тебе это отношения не имеет. Ты можешь только посочувствовать ему, утешить.

- А вдруг, я путаю...

- Галочка, но ты одна из самых "трезвых" женщин, кого я вообще знаю! Ты аб-со-лютно не рассеянна. И потом ты ответственна.

- Ира! Перестань мне льстить!

- С каких это пор холодная констатация фактов называется лестью. Да и потом, мы сейчас проводим расследование обстоятельств - здесь важна беспристрастность и даже если нужно, нелицеприятность.

- Ира, но что же мне делать? Он сердится...

Ирине очень захотелось сказать: "А послать его к черту!", но она, конечно сказала другое.

- Галочка, ты же ведь его понимаешь - он сейчас неадекватно все воспринимает, в пакете, видимо, что-то крайне важное, потом, ты же знаешь, у мужчин это бывает - детское желание переложить что-то на другого, взрослого. Ты получаешься старше, мудрее. Скорее всего, он через очень короткое время обнаружит свой пакет в немыслимом месте, вздохнет с облегчением и кинется перед тобой извиняться. Вот и все.

- Да, но я не подозревала, что он может говорить так отрывисто, даже зло...

Ирина почему-то удивилась, она не догадывалась, что ее милая подруга все же такая наивная. Хорошо ли это?

- Галя, сама знаешь, в людях, в нас всех, много всего, отчего же не быть и раздражительности? А потом, это же он не на тебя - на ситуацию сердится.

- Да, но мой покойный муж... Он никогда не позволял себе... Неужели я должна теперь позволить...? - в Галиных словах была обида, боль, чувствовалось, что она еле сдерживает слезы.

- Галочка! Да конечно, не должна! Ты должна поступать только, как чувствуешь. У тебя есть свой мир, в нем свои законы - ты долго и счастливо жила в браке. Ты знаешь, что это такое. Конечно, это знание нужно беречь и охранять. Но скорее всего, все-таки утрясется. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива!

- Спасибо, Ириш, извини, что глупостями этими тебя потревожила. Ты позвони мне сегодня вечерком, ладно? Проведай.

- Конечно. Целую.

Ирина повесила трубку. Стало грустно - до чего все хрупко: и мы сами хрупкие, и наши радости хрупкие, и чувства, а о них и вообще говорить не приходится - тончайшие ледяные цветы - горючая слеза капнет на стебель или лепесток, и все - композиция разрушена. С одной стороны, мы уже взрослые и опытные и из-за пустяков ссориться с понравившимся мужчиной не будем - не то что в юности. С другой стороны, мы из-за той же опытности мгновенно видим структуру и нанесенную нам обиду можем увидеть как часть чужого и, возможно, опасного мира. Мира, скорее всего, по этом причине и нежеланного. Как тут быть? Галю ведь поманила надежда, у нее же возникла потребность изменить свою жизнь. Ирина тоже хотела бы надеяться на лучшее, что у Гали все утрясется, но... Она все же была немного знакома с объектом и подозревала, что не слишком-то он тонок и альтруистичен, хотя юрист, конечно, толковый и в том деле, которое поначалу и затеяла Галя, мог бы ей помочь. Ирина сварила себе еще кофе, открыла пошире окно - становилось душновато и продолжила чтение. Итак, она сказала:

- Ты - солнышко!

Ирина хмыкнула: "Ладно".

- Что? - как-то оторопел я.

- Солнышко! Мое солнышко.

Ну уж не знаю, какое я - зрелый усталый мужчина, измученный неудачами - солнышко. Ну, если ей так лучше, пусть. Вскоре мы легли. Она как-то ловко, быстро из всех этих мешков и тряпок соорудила нам вполне сносное ложе. Я обнял ее и... сразу же заснул, как-то блаженно, легко. Мне снилась Вера, мне снилась наша с ней нескончаемая любовная ночь, и я наслаждался всем богатством ощущений, изысканностью прикосновений. Веру я любил всегда. Не было ни секунды, когда бы я не радовался, что она касается меня или я прикасаюсь к ней. Как провела ночь Жанна я не знаю, потому что, проснувшись, застал ее сидящей у порога и расчесывающей волосы. Я подумал о том, что ей было одиноко со мной, тоскливо, одолевали мысли о потерянном возлюбленном и это мучило ее, терзало. Может быть, она плакала. А я? Я спал.

- Доброе утро, девочка. Как ты?

- Все хорошо. Мне пора. Выведи меня, пожалуйста, отсюда.

- Поедем вместе. Мне тоже нужно в город пораньше

Я подумал, что застану Веру до ухода на работу и попробую все же достучаться, докричаться до нее. Впрочем, что, что я хочу ей сказать? На душе стало опять тошно.

- Пойдем, - я поднялся и подошел к Жанне. Она сидела, глядя в одну точку. Я протянул руку, она легко вскочила, и мы вышли в сад. Было еще очень рано, все спали, и мы спокойно покинули дачу. Доски я поставил на место. "Бог милует", - тихо сказал я, Жанна кивнула. До электрички было еще минут сорок и мы сходили к пруду - умылись, почистились.

- Ты теперь куда?" -спросил я.

- Домой.

Я не знал ее обстоятельств. Кроме неясных сведений о каком-то длительном романе, который недавно безнадежно оборвался, я не имел ни малейшего представления о ее жизни. Ей, видимо, около тридцати - тридцати двух, чем-то она занимается, где-то живет. Понятно, что личные нелады погнали ее из дома по городу, подальше от мест, где все связано с мучительными событиями, понятно, что от нервного напряжения она свалилась больная. Вон какая худая и астеничная. Ну, что к Ваньке занесло, это тоже понятно - там водочка всегда и полный распад. - там легче всего самоуничтожаться, если этого ищешь. Я, впрочем, не этого искал и все же к нему попал. "Вот и встретились два одиночества",- пели в пору моей молодости.

Я крепче как-то, здоровей. Но это сейчас, в эту, минуту, да и то по сравнению с ней. А что было, когда Вера холодно глядя на меня, сказала... Вот именно, что же она сказала, что же она сказала? Что не любит? Это она и раньше говорила, но... любила. А вот именно, что ничего не сказала. Не сказала, а я услышал. И тогда я надел ей ведро на голову и стал по нему барабанить. И топать ногами, и вопить, вопить, вопить. Я оскорблял ее, я унижал ее, я колотил по ведру и скакал. А она стояла. В том-то и дело. Она стояла, а я видел, чувствовал, знал, что она убегает от меня, улетает, ее под руки подхватывают гигантские птицы и уносят, уносят за моря. Я бесновался, а она стояла. Потом упала. У нее был обморок, и я пришел в себя. Я же шел мириться! Мирится, а не убивать. А она упала. Молча. Потом я привел ее в чувство - я целовал ее лицо, руки, глаза, в них были слезы.

Ирина отложила рассказ.

- Пожалуй, достает, дергает. Вечную нашу дихотомию Саша хорошо улавливает, во всех рассказах у него об этом. Кажется, он не читал Барта, Джона Барта, я увлеклась им позже, мы уже не виделись. Кто у кого в объятьях? И где истинная Елена. И вечное "Почему?". "Почему она выбрала его из всех или он ее - из прочих. И что это за ответ: "Любовь". Я не понимаю и не пойму этого. Мне бы, как хорошей героине русской классической литературы Одинцовой (умный роман "Отцы и дети") выйти замуж за хорошего человека и дожиться (или дожить?) с ним до любви... Что-то Катя не звонит, пора бы уж". Ирина посмотрела на часы - половина одиннадцатого. В эту минуту и зазвонил телефон, но это была не Катя.

- Ирина Викентьевна? Извините за беспокойство, это Надежда, бывшая жена вашего соседа Васи. Я знаю, вы в нем участие принимаете, он уважает вас очень. Я вот почему звоню, мне вот только что из больницы позвонили и сказали, что Васю переводят в какой-то интернат и спросили, я буду его навещать, привозить там что-нибудь или не имею возможности? Я сказала, что не отказываюсь. Только вот я мало что поняла, мы ведь давно не жили с ним... Мне бы с вами посоветоваться...

- Конечно, Надежда. Давайте я сегодня тоже в больницу позвоню, в крайнем случае завтра вечером буду что-то знать и вам, как все узнаю позвоню. Можно я запишу телефон?

Надежда продиктовала и положила трубку. Ирина вспомнила, что телефон-то уже записывала! Махнула рукой - невнимательная какая! Потом задумалась - кажется, события там развиваются очень быстро. Что это за интернат? Почему Ота с ней любезничает, а про главное, про Васю, ничего ей не сообщил, или в его представлении все это пребывает в разных сферах? Нужно все выяснить. Во всяком случае, интернат - это совсем не то, что она для него намечтала. Ирина позвонила в отделение, спросила Ота Ираклиевича. Его не оказалось, тогда она попросила дежурного, врача. Подошла знакомая ей врач и успокоила Ирину - Ота Ираклиевич в курсе, он обдумал все переданное Ириной. Интернат этот профильный - именно для таких больных. Подробности в понедельник у Ота Ираклиевича. Вася себя на данный момент чувствует удовлетворительно. Это все, чего смогла добиться Ирина. Ну, все же пора звонить Кате. Все ли там в порядке? Подошла мать.

- Здравствуй, Ира. Ты к нам сегодня собиралась вроде?

- Да, но с утра хотела заехать Катя. С Витей, чтобы "видик" наладить, а потом уж вместе к вам. Только что-то ее нет, спит еще? Вчера поздно легла.

- Нет, она в восемь часов уже ушла - у нее встреча с Витей. Важная. Что-то между ними там произошло, вроде бы размолвка. Ты знаешь, она похудела за последние дни, нервничает.

- Да, она мне говорила. Витю мать хочет отправить учиться в Штаты, Катюша наша, конечно, не хочет расставаться.

- Понятно теперь. Но они еще такие маленькие, неужели все может быть так серьезно?

- Я не знаю, мам, серьезно, конечно же, может быть в любом возрасте. Я просто не знаю, как это у них. Если Катя скажет, что серьезно, ей нужно будет верить.

- Так что, Ира передать Кате, если они с Витей придут сюда?

- Ну, пусть перезвонит мне. Что же еще?

Ирина положила трубку очень расстроенная - Катя, похоже, не на шутку страдает. Скорее бы позвонила или пришла, до чего же трудно в неведении! Ирина вновь взяла в руки рассказ: "В них были слезы..." "Еще бы", прокомментировала Ирина.

- А потом я убежал. Я заплакал, заревел уже в подъезде. Я ничего не понимал. Ничего! Кроме одного - страсть душит, мутит мое сознание. Я хочу трясти ее за плечи и требовать. Чего? Ведь все у нас когда-то было: ночи, нежность. Такая радость. Я не знал ничего и носился, носился по городу... Так в чем же я сильнее, крепче ее, этой случайной попутчицы Жанны? Жанетты... Хм, Жабетты. Надо же, выдумал ее обожатель имечко. Из одного болота перенес в другое и утопил. В электричке Жанна сказала.

- Я не знаю, почему со мной случилось то, что случилось. Я не знаю, почему со мной не случилось того, чего я хотела, к чему готовилась. Я хотела с ним жить долго...

Я продолжил.

- И счастливо.

- Да. Именно так. Мне на роду было написано, да видимо стерлось как-то или выцвело.

- Он бросил тебя?

- Не знаю. Не знаю, как это назвать. Он, кажется, переадресовал меня.

- Как это? Не понял.

- Ну, как газету. На другого человека оформил Я вся ему принадлежала, а он взял и некому своему двойнику меня отдал.

С некоторым трудом (я был почему-то на редкость нынче туп) я понял, что она имеет ввиду отвратительную сущность ее милого, проявившуюся, заявившую о себе. Ну, как у меня история. Моя сущность, "Переадресовал",вот словечко нашла.

- И что же теперь? Ты к нему?

- Нет. Лучше сгореть. Я бы пошла к нему, если б могла - я ведь хочу. Но я не могу. Не могу! Сгореть, сгореть...

У нее задрожали губы. Я опять погладил ее по голове. У нее поднималась температура. Глаза блестели. Слез в них не было

- Ты ведь больна. Тебе надо в нормальную постель, чаю, меда.

-А тебе?

-Мне? Веру.

Электричка подошла к станции. Я неожиданно вскочил, побежал к дверям, успел выскочить. В окно я прокричал ей.

- Я на кладбище. У меня тут друг. Друзья. Посоветоваться. А ты держись!

Электричка тронулась. Я видел, что она посмотрела на меня безучастно. Что же. Нам не согреть, не излечить друг друга. Страсть гонит ее, гонит меня. Как будет дальше - не знаю. Но придется идти вперед, вперед, вперед. Сейчас надо подойти к могиле Димы, потом в церковь Михайловскую, потом к подруге доброй попить чаю, а уж затем в редакцию к компьютеру и за работу, за работу. Придется терпеть... Другого выхода у меня нет. Терпеть-терпеть-терпеть-терпеть! Вот так. До бесконечности. Сколько Бог велит. Теперь-то хуже уже некуда. Да и Жанетте одной носиться, сжав зубы терпеть. Что же еще остается?".

"A мне нравится, - подумала Ирина, выглядывая в окно, - Нравится, как это все Сашка рассказал. Ишь ты - Жабетта. Все мы отчасти Жабетты и я, и Таня и, даже может быть, Галя". В окно залетела бабочка, покружилась, на секунду присела на пестрый платок. Будто поймав Иринин пристальный взгляд, почистила лапки и улетела. "Катя, Катя позвони, Катя, Катя позвони", начала наколдовывать Ирина, меряя шагами комнату: "Раз, два, три, четыре, пять". Нервы не выдержали - уже час, а от нее ни слуху ни духу! Ирина опять набрала материн номер: "Не звонила?".

- Нет. Мы вот здесь с Михаилом Федоровичем совет держим.

- С Михаилом Федоровичем?

- Ой, Ириша, вы ведь еще не знакомы, как раз сегодня хотела вас представить друг другу. Это мой врач, очень достойный человек. Справедливый. Его мнению я доверяю.

Ирине некогда сейчас было изумляться, вспоминать Катины высказывания о бабушкиной личной жизни, историю с рецептом, некогда, не до того.

- Хорошо, мам. Я еще перезвоню.

Ирина бросила трубку.

"Тане что ли, позвонить - давно не разговаривали что-то. Она, конечно, занята - ребенка от армии "откосить" не шутка, но она-то эксперт в любви Катька-то влюбилась! Четырнадцати нет. Ну ладно" - Ирина запретила себе причитать и набрала Танин "обычный", номер. Никто не снял трубку. Мобильный. Оттуда понеслось "Абонент не отвечает". Ирина в сердцах положила трубку - терпеть она уже не могла этот кукольный голос, сообщающий неприятное. "Я и так не понимаю и никогда не понимала, как эти телефоны вообще работают - откуда голос в трубке, а уж эти мобильники вообще темный лес. Но связь мне нужна, очень нужна связь...". Зазвонил телефон, это опять была Галя.

- Ирочка, со мной что-то не то. Я уже и по магазинам прошлась - обычно я отвлекаюсь и дочке позвонила о тряпках поболтала - психотерапия. А тут... Я почему-то очень расстроилась и растерялась... Ты знаешь, я почему-то даже не уверена, что он мне вообще позвонит и мы объяснимся... Как ты думаешь, позвонит?

Ирина кое-как утешила растерянную и грустную Галю, даже чуть-чуть ее рассмешила, рассказав какую-то Танину байку. Но сама Ирина была абсолютно ни в чем не уверена - как-то так странно складывались обстоятельства у всех вокруг, что Ирине чудился какой-то смысл во всем, виделся ей смутно общий рисунок, где все только лишь фрагменты. Это - пазл. Нас надо подогнать друг к другу, мы должны попасть в пазы и тогда постепенно станет вырисовываться гора или зеленый луг, или лошадь. На часах два - Кати нет. Под окном прохаживается психиатр с собакой. Вот, взглянул на ее окно. Ирина помахала ему. Он улыбнулся и жестами спросил разрешения подняться к ней. Ирина кивнула и указала на собаку, пожав плечами. Психиатр несколько раз переспросил - с собакой ли ему приходить. Ирина крикнула ему, что приглашает с собакой. Позвонили - Ирина открыла дверь - первой вошла овчарка, прошла в комнату и вежливо села в сторонке, за ней с пучком щавеля в руке психиатр.

- Вот, вам, привез вчера с дачи. Жену навещал. Хворает.

Ирине нравился телеграфный стиль психиатра.

- Что ж, чайку попьем, - предложила Ирина.

Психиатр и собака, кажется, оба были рады, что их пригласили в гости во всяком случае, они держались доброжелательно, ненавязчиво и с достоинством. Ирина заварила чай, психиатр, как это свойственно интеллигентным гостям, разглядывал Иринину библиотеку.

- Скажите пожалуйста, у вас Монтень есть? Мне бы надо уточнить кое-что, а то мой у жены остался.

- Есть, я вам дам.

Ирина отметила, что жену психиатр упоминает довольно часто, но всегда в контексте расхода, разлада, несовместности. "У него, конечно же, тоже семейная драма. Но о ней, конечно, он говорить не станет".

- Можно угостить собаку?, - спросила Ирина, когда они с психиатром устроились с чашками в руках возле ее стола, заваленного Сашиными рукописями.

- Если хотите.

Ирина встала, взяла со стола печенье, подошла к собаке, подбросила вверх. Собака задрала морду, схватила и опять скромно села. Ирина достала остатки колбасы и угостила ею собаку.

- Люблю смотреть, когда собака ест, когда лошадь с руки берет морковку или черный хлеб с солью.

Что-что, а именно эти моменты Ирина хранила в памяти: из жизни с Петром собственно, только это и осталось в памяти - запах запаренного овса, губы лошади на ладони, собачье взлаивание во сне. Психиатр понимающе кивнул.

- Чай у вас вкусный.

Ирина пожала плечами, улыбнулась. Незаметно бросила взгляд на часы половина третьего. Где же Катя! "Кексик, ну позвони же!" - опять взмолилась она. На лице ее, наверное, отразилось волнение, нетерпение. Психиатр поднялся, свистнул собаке, она подошла.

- Благодари! - скомандовал он ей. Собака села и подала Ирине лапу. Ирина вежливо подержала тяжелую лапу псины в своей руке и отпустила. Психиатр поклонился и сказал.

- Большое спасибо за компанию!.

- И вам спасибо.

Ирина проводила их до лестницы - лифтом они не пользовались. Ирина механически сполоснула чашки, взяла сигарету. "Позвонить Аллочке - вот что надо сделать. Как я раньше-то не додумалась". Ирина листала записную книжку, шепотом бранила себя за безалаберность и тут позвонили в дверь. "Кексик!" - заорала уже вконец издергавшаяся Ирина. Катя вошла, бросила сумку в угол и уселась на пол рядом с ней. В белых джинсах, темно синей маечке с распущенными волосами она выглядела очень хорошенькой, но абсолютно потерянной. Ирина закрыла дверь и села с ней рядом.

- Ну что?

- Она требует, чтобы Витя уехал. Она утверждает, что там перспективы. Она...

- Погоди, Кексик, но ведь "Она", это его мама, у нее же есть право видеть его жизнь, будущее по-своему. Он же не взрослый еще.

- И я - не взрослая. Ты что, хочешь сказать, что и ты могла бы моей жизнью, как захочешь распорядиться?

Ирина промолчала - говорить Кате, что, конечно, некоторые вопросы решала бы единолично без обсуждения, было бы сейчас ни к чему - не поймет, о чем вообще речь, только обидится. Поэтому по обыкновению лишь пожала плечами. Катя запальчиво продолжила.

- Она не хочет, чтобы мы с Витей виделись. Мама! Но у нас ведь серьезно! Он мечтал о близком человеке, я тоже. Мы встретились. Знаешь, насколько нам лучше стало?

Ирина слушала Катю с болью в душе: "Ей было одиноко. При всем том, что мы все любили ее - и я и бабушка с дедом, все равно. Вот издержки моей неправильно идущей жизни. И Витя... Там тоже Аллочка, дедушка, домработница, а все же... Встретились. И все благодаря Саше. Я-то рада. Но у Аллочки свои планы и возможно, она вообще смотрит на эту ситуацию по-другому. Да - и о чем тут говорить - не жениться же им!". Катя сидела молча, крутила в руках большую заколку для волос, смотрела куда-то вбок. Ирина же разглядывала дочку.

- Мама! Я не хочу, чтобы Витя уезжал!

- Катюша, но что делать, у его мамы есть свое "хочу".

- Ты же с ней знакома, пойди объясни ей, что так нельзя.

- Подожди Кексик, ты мне скажи пожалуйста, а где сейчас Витя, вы же "видик" хотели мне сделать.

- А мы поссорились! Я сказала, что пусть выбирает либо я, либо его мама.

Ирина ужаснулась - вот ведь накаркала "страсть", "серьезное что-то". В лице Кати была такая решимость отстаивать свое, что Ирина растерялась. Примерять на себя, как бы она поступила в таких же обстоятельствах не было смысла, а главное - не было времени - нужно было как-то привести в себя Катю, как-то правильно поступить.

- Кекс! Ты хочешь, чтобы я пошла к Аллочке и попыталась найти с ней обший язык?

- Нет!, - почти истерически закричала вскочившая на ноги Катя, - Я хочу, чтобы она просто больше не хотела, чтобы Витя уезжал, а дальше пусть все будет как и должно быть - будет лето, мы куда-нибудь поедем, осенью пойдем в школы: он в свою, а я, может, и в другую. И будем себе расти. Вместе. Мама, пойми ты не надо нас разлучать!

Такое горе в Катиных глазах, такая боль. Ирина обняла, ее, посадила к себе на колени.

- Кексик! Ну, я попробую. Только зачем же ты с Витей-то поссорилась. Где тут логика - ты же именно с ним не хочешь расставаться, а его обижаешь, отталкиваешь?

Катя непонимающе смотрела на мать, потом вдруг вскочила, зарыдала, забегала по комнате.

- Я дура. Тупая. Он же на меня обиделся. Вот теперь возьмет и от обиды нарочно сам уедет. И он мне больше не позвони-ит!

Ирина подумала, что второй раз за день ей приходится уговаривать близких людей, успокаивать и клятвенно заверять, что "он" позвонит. Ирина утихомирила Катю, а про себя подумала, что нет худа без добра - теперь Катя мучится чувством вины - обидела любимого Витю и на время забыла об опасности - его отъезде. Сейчас главное - немедленно помириться, чтобы опять стало все хорошо между ними. "Как это знакомо. Сколько же раз это у меня было - мучительная пустота после ссоры и безумно острое желание немедленно сделать так, чтобы опять была близость и вернулось доверие. Чаще всего этого не случалось - они покидали навсегда. Но иногда... И слаще этого - полного примирения мало что бывает". Ирина утерла Кате, слезы налила чаю, отрезала кусок торта, купленного специально к их с Витей приходу и предложила позвонить Вите и все же позвать его делать "видик", а к вопросу об отъезде пока вообще больше не возвращаться, будто и нет этого вопроса, а там время покажет. Катя поковыряла торт, отщипнула кусочек, нехотя сделала два-три глотка.

- Мам, так позвонить?

Она стеснялась, робела.

- Давай попробуем, Катюш. Может быть, он будет рад, что ты образумилась и не мучаешь его больше своими "или-или". Вот у Чехова в "Даме с собачкой" друг друга любили два слабых человека. - Анна Сергеевна и Гуров. Но ведь любили же! Не всем же быть сильными. Звони, Катюш.

- А это сила или слабость?

- В дачном случае умная слабость - ты же без него не можешь

Катя решительно набрала номер. Трубку там не взяли - схватили. Ирина, стоя рядом, услыхала, как там заорали.

- Катька! Ты где?

- У мамы. Приедешь делать видик?

- Сейчас еду.

Катя сияла, Ирина вздохнула с облегчением, но на всякий случай осторожно еще раз напомнила.

- Только, пожалуйста, Катюш, не говори с ним о неприятном. Забудь. Радуйся, что вы вместе. Сейчас вместе.

Я с ней обсуждаю такие вещи, до которых сама-то недавно с трудом доползла, додумалась. У моих подруг - сверстниц те же проблемы. А тут четырнадцатилетняя без двух недель. Да, но что делать, если у нее все всерьез? Не терять же ей близкого человека и не гадить же красивое чувство из-за ошибки, из-за гордыни". Ирина так рассуждала и разбирала стол. Сашины бумаги опять укладывала в коробку. Катя умывалась в ванной. Вышла.

- Мам, а что это?

- Да архив покойного Саши.

- Витиного папы?

- Ну да. - Ирина как-то всегда забывала, что да, действительно, Витя Сашин сын. Ей искренне казалось, что это она выдумала, что так только в ее рассказе.

- Он так много написал...

На пол упал обрывок белого листка, Катя подняла и медленно прочитала вслух: "Ты снова тащить в старом ранце к ней ворох пестрых новостей. Вокзал отстал и скоро станция. И снова холод до костей".

- Мам, не очень понятно, почему "холод до костей", а "старый ранец с новостями" - мне нравится - мне Витька тоже каждый день все свои новости выкладывает. Да и я ему. А как же...

Ирина сама не знала, что она чувствует - щемило сердце, хотелось плакать, всех любила - всех было жаль: Катю, Сашу, Витю и Аллочку, мать, Галю и себя, и, себя, конечно. Всем же одного и того же хочется - позарез нужно, чтобы было кому тащить, чтобы был кто-то, кто ждет. Неожиданно для себя Ирина сказала.

- А мне, Катюш, сейчас и рассказать все некому. И никого я не пойду встречать со старым зонтиком на станцию - я знаю эти Сашины стихи - там дальше про то, как женщина ждет его, героя, на станции под дождем со старым зонтиком и они вместе, прижавшись друг к другу, идут под ветром на дачу. Мне некого встречать. И ко мне никто не едет...

Катя застыла. Что-то промелькнуло у нее в лице.

- Мама! Да у тебя еще будет все хорошо. Вот увидишь, да иначе и быть не может!

Ирина вдруг с облегчением засмеялась.

- Бог с ним. Будет - не будет, неизвестно. А вот ведь и ее сегодня утешили...

- Катюш! Мы бабушке забыли позвонить, а она ведь тоже волнуется.

- Давай ты, ладно? - Ирина поняла - слишком было велико напряжение ожидания, не могла от себя отрываться. Ирина набрала материн номер. Та сразу сняла трубку.

- Наконец-то. Ира, что там у вас? Катя у тебя?

- Да

- Слава Богу. Вы во сколько приедете, чтобы я успела с обедом - теперь уж будет поздний обед?

- Пока не знаю. Вот "видик" сделаем... Мы позвоним

- Нет, Ира. Я сейчас хочу выйти на некоторое время, я сидела ждала звонка. Рассчитывайте так, что обед в семь, а приезжайте, конечно, раньше, когда захотите, просто сейчас меня часа два не будет дома.

- Хорошо, я все поняла. До встречи.

Катя время от времени взглядывала на мать, ластилась к ней - задело, огорчило признание мамы, что и ей одиноко, а казалось, что она вполне жизнерадостна, бодра, находит выход из всех ситуаций... Одновременно раздались звонки - телефонный и в дверь - Ирина схватила трубку, Катя кинулась открывать. Позвонила Таня.

- Наконец-то, я уже волновалась, - сказала Тане обрадовавшаяся звонку Ирина.

- Да у меня тут что ни день, то сказка. Потерялись тут нужные бумажки, документы Гришины кое-какие. Сутки напролет искали - весь дом по ниточке перебрали. Нашли естественно, в немыслимом месте. Сколько крику, сколько слез, сама, представляешь - ведь без этих бумажек вся наша затея была бы впустую. Потом... Помнишь, я тебе рассказывала про деток Павла моего безумного. Я опять тут с ними виделась. На этот раз в "Макдональдсе".

Ирина слушала Таню и наблюдала за тем, что происходит в комнате. Катя за руку подвела Витю к телевизору. Он еще с порога поклонился Ирине, чуть покраснев, она ему любезно кивнула, теперь они стояли у телевизора, Катя что-то ему шептала, видимо нежное, заглаживала вину, Витя разглядывал пульт и кнопки.

- Да так в "Макдональдсе'' -переспросила она Таню.

- Ты не слушаешь? - хотела обидеться Таня.

- Слушаю, конечно, просто тут Катя с Витей...

- Понятно, - смягчилась Таня, - Так вот , он их повез в "Макдональдс", а меня вызвал срочно, видите ли у него эротическая фантазия меня в "Макдональдсе" накормить мороженым, а потом невинно в измазанные шоколадом губки поцеловать. Что тут скажешь дураку? Он же сейчас очередной трактат пишет "Неизжитая детскость как условие гарантии замедленного угасания сексуальных эмоций". Я у него вроде подопытного кролика - все он во мне эту пресловутую "детскость" находит. Ну, поехала. Вроде на радостях: - Гришкины бумаги нашлись, куда надо их отдали. Приезжаю, встречаемся у входа. Он вполпьяна, но еще держится, с детками, в руках папка. Сразу мне свои гениальные творения сует, я его прошу сначала с детьми за стол сесть, их угостить, все остальное потом. Дети, я тебе говорила в прошлый раз, милые, вежливые. Их опять шофер на полтора часа привез. Зачем только их мать отпускает? Но, может, иначе нельзя, не знаю, может, у нее с этим дураком таковы условия контракта. Не мое дело. Короче говоря, он деткам все там берет, чего они хотят - игрушки, картошку, и мне, как и было задумано, мороженое, Папку мне дает - читай, угощайся, мол, и за детками пригляди, а я сейчас. И был таков. Так вот - все полтора час я деток развлекала, вполглаза его дефиниции читала и, конечно, себя ругала, что опять поддалась. Но на этот раз все можно сказать бескровно - детки поели, со мной наболтались - я им и стихи и песенки, и на английском и на русском. Слава Богу, знаю немало. Что уж они матери своей "о тете Тане" расскажут, не знаю. Они уехали, а я сижу с его папкой, как дура, а потому что знаю, он где-то рядом и сейчас явится. Но я ведь с некоторых пор, сама знаешь, все это особенно близко к сердцу не принимаю, поэтому и жду более или менее спокойно и читаю его творения спокойно - если рациональное зерно нахожу, то и хвалю, если все бред - так и говорю. А ему такая игра тоже почему-то сейчас нравится. Написано у него вот что - мужчине, оказывается, для гармоничного контакта с любимой женщиной, нужно мысленно пройти с ней вместе весь путь, начиная с подросткового периода, через все ее связи, влюбленности ни на шаг от нее не отступая. Тогда, по его наблюдениям, в зрелом возрасте, получишь уникально подходящую спутницу жизни. Вот так. Со мной он теперь, проводит этот эксперимент. Но меня он, по-моему, шоколадом измазанную, отправил вообще в далекое детство. Я по-моему, его вообще должна теперь воспринимать как доброго дедушку. Но когда пришел, он действительно меня невинно чмокнул, что-то деловито в блокнот записал, к себе не потащил, усадил в такси и домой отправил. Вот я теперь в недоумении - что это за новый этап?

- Да, Таня. Как-то вроде поутихли страсти. В этот раз история пресная даже какая-то. Слабеет на глазах твой герой. А мобильник у тебя отключен?

- Он у него теперь. Мой мобильник. Тоже эксперимент - выборка моих звонков. Включает раз в час на десять минут - выясняет, как часто и кто мне звонит. - Таня хмыкнула.

Ирина засмеялась

- Я видишь, в этот час не попала. Ну, раз чудит, значит еще не совсем ослаб. Держись, Таня. Я тебя очень рада слышать. У меня тоже новостей уйма, но к сожалению, сейчас поболтать не могу - нужно здесь кое-что закончить и ехать к матери, на Юго-Запад. Я там сегодня ночую, если смогу вечером попозже позвоню.

Положила трубку и повернулась к ребятам. Витя уже налаживал видеоплеер, Катя вертела в руках кассету.

- Ура, Витя! Посмотрим сейчас на Костю с Ритой.

Поставили кассету и вот перед ними трое незнакомых ребят - один длинноволосый в очках с гитарой и две девочки - с длинными светлыми волосами и коротко стриженная. Со скрипкой и дудочкой. Ребята идут по летней дороге, что-то наигрывают, приплясывают, завидя машину, поднимают руки - голосуют. Вот одна остановилась, а теперь на экране Костя загорелый в темных очках.

- Ириш, это наши новые приятели: Юра, Света и Даша, они, как и мы путешествуют автостопом. Хорошие музыканты - и ирландскую музыку играют и сербскую. Здесь собираются ноты добыть, кое-что заработать, кое-что записать. Мы с ними запланировали одно - два совместных выступления в Черногории.

Костя исчез, появилась Рита, быстро пробежала по дороге к остановившейся машине, оттуда вышел Ахмет. протянул ей какую-то большую круглую коробку. Голос Кости за кадром прокомментировал.

- Вот Ахмет привез реквизит, у нас сегодня выступление прямо здесь, на полянке. Неподалеку что-то вроде кемпинга, а мы своим лагерем встали. В общем, у нас все хорошо.

Костя опять на экране.

- Мы работаем, здоровы, мотаемся по миру. А сейчас для Кати - детский праздник в одном из городков Сербии.

Весело кружатся, пляшут дети, музыка заводная, в сторонке сидят загорелые мужчины что-то пьют. Костя в завершение передал привет бабушке с дедом, сказал, что обязательно летом куда-нибудь Ирину с Катей вытащит. Витя выключил телевизор.

- Есть еще вторая кассета же, - напомнила Катя. Ирина взяла ее в руки, на ней было написано "строго для Ириши".

- Ладно, ребятки, посмотрю ее как-нибудь сама. Витя, ты мне покажи, пожалуйста как, что, куда нажимать.

Пока они возились, Катя отошла в сторону, подумав, подошла к телефону, набрала номер, выражение ее лица было упрямое.

- Попросите, пожалуйста, Федора.

Ирина заметила, что Витя напрягся, Ирина про себя сказала Кате: "Ну и зря!". А Катя болтала с мальчиком, что-то спрашивала про сочинение, уточняла дату зачета и хихикала. Витя быстренько свернул обучение Ирины и заторопился домой, Катя тут же попрощалась, положила трубку и подбежала к нему.

- Как же домой, нас ведь бабушки моя ждет к обеду.

Говорила она вроде бы капризно, а глаза тревожные-тревожные. "Ну, не на шутку влюблена!" - с тревогой подумала Ирина - А ведь скорее всего уедет. Предстоит разлука. Вот ведь Кексику испытание". Но пока надо было как-то скоротать время до поездки на Юго-Запад, Витя вроде бы согласился ехать с ними, Катя что-то успела ему, видимо, доброе прошептать на ухо.

- А давайте в карты сыграем. В "бур козла". Мам, помнишь, как мы тут, когда тебя не было, с твоим соседом Васей играли... Он еще напугал меня тогда. Какая я еще была тогда маленькая! - совершенно искренне сказала Катя.

"Маленькая... - с грустью подумала Ирина. - Всего-то несколько месяцев прошло, а и правда, как целая жизнь, наверное, в эти месяцы концентрированно у большого количества знакомых мне людей наслучались важные-преважные события, а потом, когда эта волна схлынет, может, у всех будут тихие и вполне однообразные годы. А почему бы и нет?

Засели в "бур козла". Игроки оказались все азартные. Ирина была теперь довольна, что не ерепенилась, когда ее еще в его подростковом возрасте научил Костя - вот теперь пригодилось. Играли в эту игру в ее отрочестве или нет, Ирина не помнила, кажется, были какие-то другие игры, что-то вроде "секи" или "сики", все мальчики дворовые играли

Было особым шиком у девочек из "приличных семей" тоже играть с ними. Позвонила мать и сказала, что они могут, если хотят, уже ехать - у нее все готово она управилась раньше. "Ну, сегодня, похоже, две пары будут решать свою судьбу. Что-то готовится. Да, вот уж действительно, "утки все парами, только я одна". Почему-то, прежде чем покидать дом, захотелось еще раз набрать телефон Игоря в Израиле, отчетливо именно с ним захотелось обсудить Сашину писанину, может быть, даже о чем-то спросить. О чем, ей самой было не очень и ясно... И опять был включен автоответчик. Иврит, английский. Ирина, как и просили, оставила сообщение - свой номер телефона и просьбу позвонить. Ребят она отправила вперед, наказав зайти в магазин и купить торт понаряднее. Почему-то ей показалось, что сегодня это будет уместно. Сама же переоделась, подкрасилась, кинула в сумку недописанное интервью, записную книжку, прочие мелочи и пошла к метро. Впереди шла "неприятная неопрятная", Ирина ее обогнала, обернулась почему-то, та смотрела на нее очень недоброжелательно. "Вот уж, случайно нарушила покой мирных контрабандистов". И опять вспомнился Вася, его хорошие глаза и некрасивый нос, его дочка. Что там дальше будет? А завтра, встреча с Ота... Все-таки любопытно". Ирина встретилась с Катей и Витей у метро, они ели мороженое, болтали, выглядели счастливым. Витя протянул мороженое и ей.

- Ирина Викентьевна, вы "Лакомку" любите?

- Люблю. Угадал.

Ели мороженое, щурились на солнце, о чем-то пустом болтали. Выбросили обертки, вытерли руки платками и вошли в метро, Витя нес торт, Катя сунула руки в карманы джинсов, Ирина шла помахивая сумкой. Турникеты, поезд. И вот в вагоне Ирина вспомнила, что именно завтра с утра к ней сюда, домой ее любезный аспирант подвезет на прочтение отрывок из своей диссертации. Ирина покрылась холодным потом - во время спохватилась, его телефон остался у нее дома, в рабочей тетрадке, - нужно только ему позвонить, а на Юго-Запад ему и ехать ближе. Вот был бы ужас, если б милый воспитанный человек приехал к закрытым дверям. Ирина вскочила, сказала Кате, чтобы они ехали, садились за стол - ее не ждали, а она, растяпа, сейчас сбегает за нужной бумажкой и будет вскоре вслед за ними. Витя, кажется, неодобрительно взглянул на нее заполошная какая-то у Кати мама. Но Катя дернула его за рукав и отвлекла от этих мыслей. Ирина выскочила в "Сокольниках" и вернулась к себе на "Преображенку". Прошло-то всего минут семь, как раз к этому времени к метро и доползла видимо с кем-то поболтавшая по пути неприятная, скверно причесанная тетка. Уставившись на Ирину подозрительно, она вдруг решила к ней обратиться.

- Извиняюсь, вы случайно по-соседски не знаете, кто теперь в Василия квартире жить будет? Не жена ли бывшая с дочкой? А то у нас в ДЭЗЕ сведений нет.

Ирина ответила, что ничего сказать не может, не в курсе дела, про себя же подумала возмущенно: "Вот наглость! Ходит, собирает информацию, и главное, искренне надеется, что ей ее предоставят". Отвязавшись от тетки, Ирина побежала к дому. Звонил телефон. Ирина с разбегу схватила трубку Здравствуйте. Вы меня, наверное, не помните. То есть вы меня точно не помните и даже не знаете - мы не знакомы, то есть я вам не представлен...

Ира нервно рассмеялась.

- Простите. Представлюсь. Меня зовут Валентин, можно просто Валя, я еще не очень старый - пятьдесят три. Хотя, говорят, выгляжу старше, но это потому что я несчастлив в личной жизни, а как только все уладится... Мы споем!

"Сумасшедший?" - предположила Ирина и захотела вставить хоть слово, чтобы понять, чем она обязана, но тут он разъяснил все сам.

- Я увидел вас в брачном агентстве, ну вы сами знаете в каком - он хихикнул, - я узнал, что вас нет в картотеке, что вы там по другим делам, но мне -то понравились Вы! Что мне за дело, что вас там почему-то нет. Мне именно вы надобны, Ирина Викентьевна, Ирочка, позвольте вас именно так называть - вы ведь моложе - и значительно, по нашим временам.

Причем здесь "по нашим временам", почему-то именно эта мелочь возмутила Ирину, и опять она сделала попытку что-то сказать, просто так бросить трубку все же не могла, нельзя ведь и сумасшедшего обижать. А он несся вперед, будто чувствуя, что его хотят прервать, твердил отрепетированное!

- Я долго к этому шел. Я подкупил секретаршу, она списала с определителя, подкараулив ваш звонок хозяйке, номер. Секретаршу я очень долго уламывал, но, кажется, она поверила, что я вас беззаветно люблю, посочувствовала, прониклась. Я ей заплатил, но не деньги, конечно, такое сочувствие не имеет эквивалента в денежных единицах - я ей заплатил своей верной дружбой, я этим не разбрасываюсь, как и любовью. У меня нет друзей! Теперь вот появилась - единственная подруга, кстати, если вы не знаете, она моя тезка - Валечка. Имеет право от меня требовать любых подвигов, но только по остаточному "принципу - то, что останется невостребованным моей любовью - то есть вами, тобой, Ирочка!

Наконец он замолчал. Видимо, после этой тирады запланировано было дать ей слово. А Ирина, будто язык проглотила, все слова куда-то делись, она попыталась что-то сказать и почувствовала спазм в горле. Когда-то давно, в период расхода с Петром, у нее это было на нервной почве, но сейчас-то что нервничать? Просто позвонил какой-то ненормальный. Из трубки донеслось.

- Я экстрасенс - я знаю, у вас от волнения перехватило дыхание, проведите рукой мягко по горлышку справа налево - все пройдет.

Ирине стало совсем не по себе, но она почему-то так и поступила и почувствовала, что спазм прошел.

- Ну, говорите, радость моя, - голос вдруг стал у него мягче, спокойнее, интонации другие.

"Оборотень какой-то", - подумала Ирина.

- Почти, но не совсем. Но все это от любви. К тебе.

Ирина собралась с мыслями:

- Валентин, это, конечно, трогательно, но я, видите ли, на данный момент совсем не чувствую потребности в союзе с мужчиной, я как-то охотно живу в одиночестве. В отличие от вас в брачное агентство меня привело не желание найти спутника жизни, а желание повидаться с подругой, что вам кстати, известно.

Ирина говорила и чувствовала, как бесцветна, скучна ее речь, как неубедительно, плоско звучит все, что она говорит. "Как нарочно растеряла красноречие" - сердилась она на себя, но надо же как-нибудь закончить этот разговор!"

- А мы сейчас его и, закончим, только договоримся о свидании. Уверен, все будет иначе, как только мы встретимся. Все должно пройти через руки. Ты должна почувствовать мои руки.

"Этого только не хватало!" - возмущенно подумала Ирина.

- Так когда? - настойчиво спросил "жених".

- Я, я не знаю - опять почти "заблеяла", проклиная себя Ирина

- Тогда прямо сейчас - через пятнадцать минут я буду ждать вас - тебя! У подъезда!

Ирина повесила трубку измочаленная, даже не было сил проклинать себя за рассеянность, мол, если б не забыла про аспиранта, не вернулась бы, не налетела бы на звонок. Налила себе сваренного еще вчера для Кати с Витей компота, закурила сигарету. "Так. Надо взять себя в руки. Ничего же пока не случилось. Надо взять тетрадь. Нет лучше просто списать телефон - незачем лишнее с собой таскать, ведь завтра на концерт. Теперь завтрашняя встреча с Ота почему-то казалась вообще нереальной и даже сегодняшняя поездка на Юго-Запад тоже представлялась гадательной. Ирина посмотрелась в зеркало как ни странно, выглядит просто чудесно - черты заострились, а ей это идет. "Ну ладно. Вперед. Навстречу с безумцем экстрасенсом. Господи благослови". Ирина бросила взгляд на бабушкину икону. Вышла. По счастью на лавочке сидел психиатр с собакой, кивнула, хотела было уже, не заметив никого подозрительного, двинуться, облегченно вздохнув, к метро, как из-за кустов ее окликнули: "Ирочка!" Оттуда вышел со связкой воздушных шаров худощавый, но крепкий довольно высокий брюнет с проседью в очках - хамелеонах. Психиатр и его собака и интересом наблюдали сцену. Ирина сгорала со стыда, потом сама же себя одернула: "А почему, собственно? Сейчас побеседуем и все растащится, встанет на свои места".

- Пойдемте, Валя, вы меня проводите к метро. Я вам не сказала? Я очень тороплюсь. Меня ждут родители и дочь.

Ирина говорила нарочито занудливым голосом, нарочито подробно перечисляя свои обстоятельства: обед, знакомство с предполагаемым отчимом, работу и прочее. Валентин слушал ее с непроницаемым видом, потом молча взял под руку и повел ее, не успевшую запротестовать, совсем в другую сторону от метро. Отведя ее на двести метров и подведя к обычной дворовой скамейке, он усадил ее, расстелил яркую какую-то косынку, привязал к спинке свои шары и достал из карманов серебряную фляжку, две серебряные стопочки, шоколад, лимон, персик.

- Все - сказал он и улыбнулся, кстати, очень открыто, доброжелательно. - Ведь не страшно, а?

Ирина помотала головой, действительно, страшно не было, стало занятно. Вдруг Ирину осенило - все происходящее напомнило ей один ее сон, часто повторяющийся. Там тоже был человек, воздушные шарики, лето, только там был человек, которого она любила. Она это точно помнит, что любила, хотя лица не помнит, кажется, оно и видно было не слишком четко. Но тут-то любви никакой нет... Ирина вздохнула.

- Не захочешь - не полюбишь. Что ж. Во всяком случае, жаром моим обожженная, скорее нужного человека узнаешь. А я что? Я же ничего, не настаиваю, а только предлагаю. Руку твою я узнал - это моя рука, мне предназначенная, но так ведь бывает: ты - мне, а тебе - иной, которому, кстати, ты тоже подходишь, но не безусловно, а мне - безусловно. По крайней мере мы сейчас выпьем коньяку за встречу сначала, а потом за расставание". Он разлил коньяк по стопочкам, маленьким изящным ножом порезал лимон, разделил на две половинки персик. У Ирины на душе почему-то была тоска, будто и правда расстается - с когда-то где-то любимым человеком, причем искрение и глубоко любимым. Было больно, на глазах были слезы. Он погладил ее по голове: "За встречу". Чокнулись, Ирина почувствовала, что коньяк прекрасный и будто бы тоже вспомнила, что именно такой она когда-то пила с тем, кого любила. "Наваждение какое-то", - опять подумала она.

- "Не объясняй себе ничего - не сможешь" - посоветовал Валентин.

"Выдумала же я когда-то Марину, какое-то длящееся время, лабиринты, играла же я всегда в "несбывшееся", вот и материализуется".

Валентин смотрел на нее сквозь свои очки спокойно, добро и понимающе.

- Ну не страшно - еще раз спросил он Ирину.

- Нет, - ответила она грустно, - только чего-то очень жаль.

- Ничего. Мне тоже. Могло бы... Но не будет. Теперь прощаемся, видишь же, что не в сумасшествии дело. Это было бы так просто.

Он потчевал Ирину заботливо, нежно.

- Почему я, - вдруг неожиданно робко спросила Ирина.

- На мир смотришь удивленно. Душа пока еще пластичная. Да и многое другое - об этом пускай тебе в ночи шепчет тот, кого ты полюбишь, а не я, который тебя любит. Я тебе и так много сказал. Пойдем.

Он протянул Ирине руку. Шляпку, стопки и ножик он убрал, все остальное он оставил на лавочке, Ирина поняла: нечаянный праздник для кого-то. Валентин проводил ее до метро, поцеловал руку, развернулся и быстрыми шагами удалился. Ирина смахнула слезу, вздохнула - сначала тяжело, с грустью, а потом вдруг с облегчением. "Что-то где-то изменилось. Что-то где-то вдруг изменилось в мою пользу! Есть надежда!" О чем она, собственно, подумала Ирина не смогла бы себе толком объяснить, но только что случившееся она радостно воспринимала теперь, как подарок и не о чем больше знать не хотела. К черту анализ! И никому не рассказывать! Принятое решение ей понравилось. Ирина на Юго-Западе тоже купила шары и цветы и оживленная, но не нервная, не вздернутая позвонила в дверь родительской квартиры. Ей открыла нарядно одетая, стильно постриженная мать, но лицо у нее было заплаканное.

- Что случилось?, - входя со своими теперь уже и, кажется, неуместными шарами и цветами, в коридор, спросила шепотом Ирина.. Сердце уже ныло - все здесь, видно, плохо.

- Катя в истерике. Я в таком состоянии ее за все четырнадцать почти лет не видела. Еле ее чуть-чуть привела в себя. Что ты так долго?.

Ирине было уже и стыдно, неловко, что она позволила этому чудному Валентину втянуть себя в загул... Мать ответа и не ждала, прошла в комнату, присела возле накрытого нетронутого стола. Ирина бросив шары на диван, цветы поставив в первую же попавшуюся вазу, села рядом.

- Как здесь все произошло?

- Они поссорились еще в метро, видимо, где-то уже на "Университете" или на "Вернадского". Как я поняла из Катиных сквозь рыдания криков, что он ее спросил о звонке какому-то мальчику, она ему что-то едкое ответила и что-то опять прибавила про его маму и отъезд, а он ее обозвал "глупой селедкой" - это она несколько раз повторила...

Из детской выскочила растрепанная и опухшая от слез Катя.

- Не "глупой", не "глупой", я же сто раз говорила! - орала она, почти с ненавистью глядя на бабушку, - а "придурочной"! - это в сто раз оскорбительней! Я его теперь и знать не желаю! Пусть катится в свою Америку!

Она опять убежала в детскую, хлопнув дверью. Донеслись приглушенные рыдания. Ирина вздохнула: "Не удержалась бедная Катюша, наговорила парню лишнего. Но, может быть, все и к лучшему - кажется, разлука была неизбежна. Без ссоры, на лирической ноте, возможно, ей было бы еще труднее".

Ирина вошла к Кате, села рядом с ней.

- Кексик...

Та повернула к ней несчастное измученное лицо.

- Вот ты не поехала с нами...

Катя вроде и не упрекала а так тоскливо стало на душе - череда случайностей закономерна.

- Катюш...

-Мам, ну что теперь делать? Он мне теперь не позвонит? Никогда? Никогда?

У Ирины сердце разрывалось

- Позвонит... Ну, не знаю, надеюсь.

- Я что, правда "придурочная селедка" только потому, что не хочу, ну вот очень не хочу, чтобы он уезжал?.. Я его люблю...

Катя опять зашлась в крике. Открылась дверь, вошла бабушка, принесла валерьянку.

- Выпей! - сказала строго. Катя, подняв на нее глаза, утихнув, взяла из ее руки рюмочку, судорожно всхлипнув, глотнула.

- Спасибо.

Обернувшись к Ирине, сказала.

- Ты иди туда, к бабушке, я еще поплачу... А ты все-таки можешь позвонить его маме? Ну пожалуйста.

Ирина кивнула, погладила Катю по голове, поцеловала. Конечно же она, раз так это нужно Кате, позвонит Аллочке. Мать была на кухне, стояла возле окна и курила. "Давненько такого не было", - подумала Ирина и тоже взяла сигарету.

- Вот видишь, ждали гостей, а они не пришли, - повернувшись к Ирине проговорила мать. Ирина кивнула.

- А с доктором что случилось? - рискнула она спросить.

- Михаил Федорович в последний момент вдруг засмущался, сказал, что не готов еще к встрече с тобой, моей дочерью. У него, знаешь ли, свои комплексы, проблемы. Он плохо расстался в свое время с женой - много лет не виделся с дочерью - выросла чужой, ну и конечно, сейчас нет общего языка, а ему больно. Хотя и все понятно...

- Ну ничего, это-то поправимо... Когда-нибудь, сложится - повидаемся. Видимо, лучше экспромт. А вот с Катькой как быть? Хочет, чтобы я позвонила Аллочке, его маме Что это может изменить?

- Позвони. Что ж...

Докурили, вернулись в комнату, в детской было тихо. Ирина бесшумно подошла к двери, приоткрыла. Катя заснула. Лицо уже было спокойное, хотя еще не высохли слезы. Ирина вернулась в столу. Мать внимательно посмотрела на нее.

- А давай, Ириш, мы пообедаем с тобой до всех дел: звонков, и того сего.

- А давай, мам, - махнула рукой Ирина.

Мать разогрела суп, перелила в супницу (что делала в последнее время не часто) подала на стол "И пирожки... - радостно отметила Ирина - ну прямо как в детстве". Несмотря на все передряги, беды сейчас она опять себя почувствовала уютно. "Родительский дом... Как там в Германии отец интересно?" - и будто отзываясь, зазвонил телефон, мать мгновенно оказалась у аппарата, сдернула трубку. Растерянно повернулась к сидящей перед пустой тарелкой Ирине - "разъединилось". Опять зазвонил телефон, теперь трубка была снята осторожно.

- Алло? Ирину? Пожалуйста, - скрывая разочарование, мать вернулась к столу, а Ирина подошла к телефону.

- Как видите, и этот телефон у меня имеется... Я же сказал, не пошутил, что вы (или все же лучше ты) мне необходима! Что скажешь?

Ирина не знала, что сказать - когда-то - сто лет назад - бывали навязчивые поклонники, но это уже забылось, да и манеры этого Валентина были уж слишком экстравагантные.

- Знаете, мне вовсе все это ненужно, - очень спокойно сказала Ирина. Всего доброго, - добавила она и положила трубку.

Мать вопросительно смотрела на нее.

- Ненормальный какой-то - как-то у Гали в агентстве (не через нее, конечно) добыл мой телефон, интриговал меня... В общем, ерунда. Надеюсь, больше не позвонит.

Но Ирина ошиблась - телефон опять зазвонил. Мать уже раздраженно пожала плечами, мол, этого еще не хватало. Ирина сняла трубку - там молчали, дышали. Положила трубку, выдернула провод из розетки.

- Ира! - возмущенно сказала мать, - но ведь могут звонить мне!

- Извини, - кротко ответила Ирина и включила телефон.

Звонков не было. Ирина вернулась к своей тарелке, мать огорченно смотрела на остывший суп.

- Сейчас погрею, - Ирина убежала с супницей на кухню, отыскала маленькую кастрюльку, перелила, поставила на огонь. Пока суп грелся, Ирина нетерпеливо притоптывала, постукивала каблучками.

Наконец она опять наполнила супницу, торжественно внесла, разлила по тарелкам. Ели молча. Ирина, взяв пирожок, хотела уж было похвалить его, как заметила, что мать глубоко ушла в себя. "Ей не до меня. Что же со всем случившимся делать?.. Хоть бы кто развеял тоску, позвонил кто-нибудь с добром, внес что-нибудь положительное". Но в квартире стояла абсолютно тишина. Ирина поежилась. Доев суп, она поднялась и нарочито громко сказала.

- Спасибо.

Мать подняла голову, посмотрела сквозь Ирину и тихо ответила.

- На здоровье.

Ирине стала не по себе - ведь еще не стерся из памяти ее недавний припадок или психоз? А вдруг... Вдруг она очень и очень понадеялась на этого доктора... Ирине стало страшно: "Дочь в истерике, с мамой не все благополучно, у самой смятение в голове и душе - как бы не насовершать ошибок..." Ирина тихонько вышла на кухню и оттуда уже бодрым голосом сказала.

- Ну что ж, теперь чайку попьем или, может, ты кофе хочешь?, почему-то казалось, что сейчас лучше не смотреть на мать, не встречаться с матерью глазами. "Сгинь, наваждение, сгинь",- шептала она, заклиная. Мать ответила спокойно.

- Мне лучше кофе. И не волнуйся, Ира, со мной все в порядке.

Ирина застыла с джезвой в руке. "В порядке.. Вот и хорошо", - переводя дух подумала она.

Через две минуты они уже пили кофе и обсуждали звонок Аллочке. Ирина покурила, собралась с духом, отыскала ее номер и позвонила. Долго никто не подходил. Сняла трубку домработница.

- Будьте добры Аллу.

- А они еще с Витей из театра не вернулись. А кто ее спрашивает, что передать?

- Это Ирина. Я перезвоню позднее.

Мать с сыном отправились в театр, а ее Катя спит, уйдя от ранящей действительности... Взрослая ситуация. Обычная: мужская - женская. Но это ведь уже касается Кати! Дочки. В голове не укладывается... Зазвонил телефон. Ирина переглянулась с матерью - они обе стали уже бояться этого аппарата, несущего сегодня только хаос да отрицательные эмоции.

- Мне подойти? - все же решилась спросить Ирина. Мать кивнула. Ирина сняла трубку. Это была Таня, невеселая Таня.

- Ириш, есть минутка?

- Именно минутка, - показалось, что сейчас неуместно будет, заводить с Таней длинный разговор.

- У нас тут час от часу не легче... Паша мой расчудесный в больнице, без сознания. Представляешь, мне позвонили, потому что в его записной книжке мой телефон под номером один. Понятно - именно мне и звонить при несчастном случае.

- Так что случилось?

- Его подобрали, кстати, несильно пьяного, с разбитой головой. Деньги и мобильник, ну по которому он меня контролировал, исчезли, а записная книжка вот осталась... Минут десять назад позвонили. Сейчас поеду, там лекарства кое-какие надо подвезти. Гришку "отмазали", теперь вот эта беда. "Ни дня без строчки" - как говорится.

- Сочувствую тебе. Вернешься из больницы - позвони, я тогда твоего звонка подожду, к тому времени освобожусь, смогу с тобой наговорить. Держись.

- Спасибо. - Таня повесила трубку.

Ирина вспомнила о злополучном телефоне своего аспиранта и, быстренько позвонив ему, передоговорилась. Это было самое простое за сегодняшний день. Мать в это время заглянула к Кате.

- Ириш, она проснулась, что-то пишет, от меня отмахнулась, мол, не мешай

- Ну и не будем пока.

"Или стихи или письмо Вите, - подумала Ирина, - дай Бог, чтобы это перешло в сферу творчества, отрефлексирует, все будет ощущаться иначе". Опять зазвонил телефон. На это раз Ирина взяла трубку почему-то без боязни. Это оказался отец.

- О, очень рад тебя здесь застать, - голос у него бодрый, интонации доброжелательные.

"Совсем не сухой" -отметила Ирина.

- А я знаешь, почему звоню? Потому что именно в этот день сорок пять лет назад мы с твоей мамой по-же-ни-лись. Уж не знаю, помнит ли она об этом. А я помню. Всегда с благодарностью вспоминаю то время...

- Как ты там живешь? Как себя чувствуешь? - дождавшись паузы, спросила Ирина.

- А хорошо. Как и предполагал. Все мои здоровы, бодры. Мы много читаем, на концерты ходим. На велосипедах катаемся... Вот скоро я вас всех приглашу, все сама увидишь... Как мама? Дети?

- Дети нормально, а маму я сейчас тебе дам. Целую.

Мать уже стояла рядом, протянула руку, взяла трубку.

- Рада тебя слышать...

Ирина, чтобы не мешать и не смущать вышла на кухню и прикрыла за собой дверь. Все же доносилось приглушенное материно.

- Да-да, помню. Пятнадцатого... Я точно помню... Ну, хорошо - не будем спорить...

Ирина думала о том, что вызвонить Игоря пока не получается, а ведь именно этого в последнее время хочется больше всего, еще думала о походе завтрашнем с Ота на концерт, о Георгии, что все же вот никак не найдется ему место и время.. Ирина углубилась в мысли и вздрогнула от открывшейся двери - это была Катя.

- Кексик! - Ирина поднялась и поцеловала ее, Катя потерлась о ее щеку носом.

- Не надо, мам, им звонить. Я все поняла. Если это серьезно - мы и так встретимся, а если нет... Ну зачем им навязываться. Америке этой... "Америка", - как бы передразнивая кого-то, шутовски проговорила Катя. - Мы с тобой вот лучше к Косте и к деду поедем, правда?

- Конечно, - Ирина и рада была и все же что-то подозрительно быстро успокоилась Катя - у этой болезни бывают рецидивы. Надо быть начеку. Но пока она погрела Кате суп, почему-то теперь уже свободно передвигаясь по комнате, как бы почувствовав, что "личный" момент уже позади и теперь беседа уже идет об общих материях-паспортах, визах, приглашениях. Катя захотела есть на кухне. Она включила маленький телевизор, забралась с ногами на стул и уставилась на экран. Кажется, разговаривать ей больше не хотелось. Ирина послонялась по дому. Общее напряжение вроде бы спало... Уже половина одиннадцатого - все как-то сбилось. Вспомнив Катькино детское, сказанное когда-то кстати по поводу какой-то ситуации: "Не найдя чем заняться, Чук и Гек легли спать". "Спать. Именно спать!" - обрадовавшись пришедшей в голову мысли - скомандовала себе Ирина.

- Мам, мне где ложиться? - спросила уже закончившую разговор мать, Мне еще, может быть, Таня позвонит поздно, чтобы не побеспокоить.

- Ложись сегодня у Кати, забирай телефон, она здесь пусть уж на этот раз. Ну что, успокоилась чуть-чуть?, - понизив голос, поинтересовалась она.

- Чуть-чуть, - ответила ни в чем все равно не уверенная Ирина.

Навалилась вдруг жуткая усталость, как-то вдруг ни на что не осталось сил. Ирина, взяв из шкафа свой халат, ушла в ванную. "Здесь мне все же всегда хорошо. Но как же я сегодня вымоталась... Нет ни на кого сил. Сейчас уже ни на маму ни на Катю. А такое состояние я не люблю. Но все же спать...". После душа Ирина босиком забежала к Кате на кухню, попросила ее заглянуть к ней перед тем, как будет ложиться. Сказала всем "Спокойной ночи" и скрылась в детской. Катькина постель показалась ей блаженным местом покоя, отдыха и сейчас она не в состоянии была остро и горько осознать, что еще совсем недавно здесь рыдала ее дочка. Навалился сон. Ирина проснулась от телефонного звонка. В первые секунды она вообще не могла осознать, где она - так глубок был сон без сновидений. Потом поняв, сняла трубку.

- Таня?

- Это не Таня, - передразнил ее неприятный мужской голос. Ирина опустила трубку на рычаг, прикрутила колесико громкости. "Так. Что же такое случилось? Чем я навлекла на себя это преследование? Пила с ним коньяк? Виновата. Слабохарактерность и легкомыслие. Что-то неизжитое. Какой-то хвост "соучастницы" торчит у меня из-под юбки - вот за ним и волочатся. Не хочу!". Опять зазвонил телефон. Ирина трубку не сняла. Отвернулась к стенке. Водила пальцем по обоям. Сквозь занавеску чуть-чуть проникал свет фонаря. "Не хочу!" Телефон замолк. Сна больше не было - было ощущение грусти. "Как Катюша все же справится со случившимся? И действительно ли уедет Витя. Все ведь может неожиданно поменяться. И мать... Очень ведь огорчилась, что не пришел и не позвонил доктор..." Опять зазвонил телефон, Ирина рискнула снять трубку - это была Таня.

- Только что вошла.

- А сколько, Тань, времени?

- Да два уже. Я поздно? Извини.

- Нет-нет, не в этом дело. Просто мне тут один ненормальный названивает.