Современная мадонна

Глава десятая

В конце концов Эиджел сама пошла покупать подгузники, спасаясь в мягком, сером тумане утра, главным образом потому, что не хотела встречаться с Аланом Больером. Как знать, может быть, он оказался под дверью и слышал все, что происходило между Роури и ею. Ему даже не нужно было стоять под дверью: она кричала достаточно громко, чтобы ее услышала вся деревня.

Устроит ли Алан Больер выговор Роури за их непристойное поведение? Или, может, добавит несколько фунтов стерлингов в счет?

Но когда Энджел вернулась в отель, она увидела, что Роури и Алан сидят вместе за столиком. Роури пил кофе, а хозяин потягивал изысканный ирландский напиток. Лоркана пеленали на сиденье в углу бара.

Мужчины посмотрели на нее, когда она вошла с двумя огромными пакетами подгузников и несколькими упаковками детских влажных салфеток. В ее темных волосах, как бриллианты на черном бархате, сверкали крохотные капельки дождя. Встретившись глазами с Роури, Энджел почувствовала, что краснеет, она вспомнила, как он смотрел на нее немного раньше, когда…

Вынужденная соблюдать нейтральную вежливость в присутствии Алана Больера, Энджел чувствовала себя сейчас странно беспомощной. А Роури, казалось, ожил, его глаза блестели, в лице появилась краска. Впрочем, даже при всей своей неопытности, Энджел понимала, что мужчина, естественно, будет казаться другим, если он только что занимался с тобой любовью с такой сумасшедшей страстью.

Роури был одет в черное с ног до головы, но это не было похоже на траур. Такая одежда только подчеркивала его высокий рост и разворот широких плеч. Энджел подумала, что рядом с ним она кажется чем-то вроде муравья, и виновато поймала себя на мысли, что в постели они гораздо больше подходили друг другу.

— Будешь кофе, Энджел? — спросил он.

— Да, пожалуйста.

— Ты замерзла?

Она покачала головой, взяла у него чашку и села рядом с Лорканом, с улыбкой всматриваясь в его колыбельку.

— Не замерзла. Просто слегка промокла.

— Ох уж эти ирландские дожди! — с чувством проговорил Алан Больер. — Они придают женщинам отличный цвет лица!

Роури улыбнулся, соглашаясь. Сейчас на щеках Энджел словно цвели розы на фоне чистейшей сливочно-кремовой кожи. Но, похоже, пока ему не стоило произносить такие мысли вслух.

— Я готов ехать, если ты уже собралась, — сказал он вместо этого. — Мы должны быть на катамаране к час сорок пять.

— Я бы лучше отправилась на следующем, чтобы не пришлось слишком быстро ехать по мокрой дороге с ребенком, — с беспокойством проговорила Энджел.

Мужчины обменялись взглядами, и Алан Больер усмехнулся:

— Боюсь, с женщинами всегда так. Придется тебе с этом смириться!

Энджел сердито посмотрела на него.

— Это всего лишь здравый смысл, мистер Больер. Если бы у мужской половины человечества не было в нем недостатка, мир уже давно стал бы гораздо лучше, чем сейчас!

Мужчины захохотали, а Энджел торжествовала, удивляясь перемене, которая произошла с ней. Не в ее обычной манере было развлекать посетителей бара остроумными замечаниями. Раньше она бы только краснела, вспоминая о том, что было наверху, и старалась бы стушеваться.

Но перемена была налицо. Она ощущала нечто совершенно новое — собственную значительность. Как это случилось? Неужели секс способен раскрепостить человека таким чудесным образом?

Возможно, решила она. Возможно. Только — осенило ее — это полностью зависит от мужчины. Будь на месте Роури кто-то другой, он мог бы заставить ее чувствовать себя униженной и ничтожной после того, что произошло между ними сегодня. Роури вернул ей уверенность, предложив жениться на ней, если она будет носить его ребенка. Он дал ей возможность выбора и тем самым дал власть.

Она благодарно улыбнулась ему и с удовлетворением увидела мгновенное выражение растерянности и смущения на его лице.

— Так мы едем? — спросила она. — Уже почти одиннадцать.

— Как только ты будешь готова.

День выдался очень холодным. Свет, казалось, уже затухал в небе, хотя даже полдень еще не наступил. Тяжелый густой туман окутал горы, так что их слабые очертания едва угадывались. Дорога вилась перед ними, как змея.

Путешествие до Рослэра заняло около двух часов. Роури заранее купил два взрослых билета и место для машины на катамаране. Лоркана им предстояло держать на руках.

Энджел удивленно приподняла брови, когда он протянул ей билеты.

— А если бы я не согласилась ехать с тобой?

Роури улыбнулся.

— Тогда бы билет пропал, Энджел. Только и всего.

Она подумала, допускал ли он вообще мысль, что его желание может не осуществиться. Скорее, нет.

Энджел заняла свое место рядом с Роури и с интересом огляделась. Многое изменилось с тех пор, как она впервые совершила такое же путешествие в двадцать лет. Хотя тогда она выбрала паром, а не катамаран, потому что это было дешевле. Правда, и медленнее. На катамаране все путешествие занимало 99 минут.

Несмотря на некурортный сезон, на борту собралось порядочно народу. Здесь были американцы, которые искали свои корни в их старой стране, пешне туристы, собиравшиеся бродить по Европе. Попадались мужчины среднего возраста, которые направлялись на заработки в Англию и пили джин из жестяных банок. Но сейчас таких было немного. Нужда в работе за границей отпала. В Ирландии бурно развивался экономический проект «Кельтский тигр».

Они прибыли в Фишгард в три тридцать. Уж если в Ирландии день был пасмурным, здесь все цвета, казалось, поглощались зимним небом. Дороги, омытые дождем, влажно чернели, уличные огни мерцали, отражаясь в лужах.

Энджел откинулась назад на сиденье автомобиля. Она доверилась умению Роури водить машину и позволила себе расслабиться. Его брат любил порисоваться за рулем и еще — подрезать другие машины. Роури вел себя по-другому…

Энджел мысленно оборвала себя. Она не собирается сравнивать двух братьев… особенно сейчас.

Роури заметил, что она вся напряжена, и осторожно спросил:

— Это странно, снова оказаться в Англии?

Она думала об этом.

— Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я была здесь последний раз. Это совсем другая жизнь. — Она повернулась на сиденье, чтобы посмотреть на его профиль, который в свете уличного фонаря показался ей жестким. — А как живешь ты, Роури, здесь, в Англии?

Он ответил не сразу:

— Основное ты знаешь. У меня достаточно престижная работа в суде, я государственный адвокат…

— Значит, ты помогаешь людям, которые не могут позволить себе нанять адвоката?

— По сути, да.

— И ты не поддался искушению заняться частной практикой?

Роури покачал головой. Он остался таким же идеалистом, каким был в двадцать лет.

— Нет, — ответил он с улыбкой. — У меня отличные апартаменты в Уимблдоне, и к тому же человек все равно может есть только три раза в день…

— Я знаю. И надевать только одну пару брюк зараз, — добавила Энджел и улыбнулась.

— Именно! Я много работаю, но эта работа мне нравится. Еще я люблю читать, иногда играть в теннис или хожу в театр, особенно на пьесы Артура Миллера. — Его лицо скрылось в тени, потому что они проехали очередной фонарь. — Ты удовлетворена?

Энджел улыбнулась в темноте. Почему мужчины всегда перечисляют факты, которые ни о чем не говорят?

— Не совсем. А твои друзья?

— У меня есть друзья.

— А подруги?

Роури вздохнул.

— Ну почему женщины всегда хотят знать о других женщинах?

— О, это у нас врожденное, — мило проворковала она. — Так есть у тебя подруги?

— Много, — пробормотал он.

— Не сомневаюсь, но я не это имела в виду.

— Ты говоришь о любовницах, Энджел?

При одной мысли о его любовницах она чуть не заскрежетала зубами от ревности, но он не должен был узнать об этом.

— Да, пожалуй.

— Ты хочешь знать, есть ли кто-то, кто мне особенно дорог?

— Я думаю, должен же кто-то быть, — с усилием выдохнула Энджел. Ее горло внезапно сжалось, словно там застряла рыбная кость. — В конце концов, тебе тридцать четыре года, а англичане обычно обзаводятся семьями раньше, чем ирландцы.

— Может быть, поэтому там и разводов меньше, — задумчиво проговорил Роури.

— Я думаю, что там сильнее влияние церкви, — ответила Энджел. — Так что ты хотел сказать?

Он улыбнулся ее настойчивости.

— Я дважды влюблялся, когда мне не было еще и двадцати пяти, но у меня хватило ума понять, что ни одна из этих женщин не подходит мне в качестве спутницы жизни.

— Понимаю, — медленно проговорила Энджел, думая, как холодно, как расчетливо прозвучали эти слова! — А потом?

— Потом была только одна женщина, которая что-то значила для меня. Ее звали Сара, ты ее видела однажды, очень давно.

Энджел постаралась восстановить в памяти облик женщины, которая пришла вместе с Роури в зал регистрации, чтобы засвидетельствовать их брак с Чадом.

— Она блондинка? Стройная? И работает вместе с тобой?

— Да, да и да.

— Но ты говоришь так, словно она уже в прошлом.

— Так оно и есть.

— Это как-то связано с Лорканом?

— Какая ты проницательная. Да, отчасти и с Лорканом. — Он чувствовал ее напряженное ожидание и знал, что должен все объяснить. И почему Энджел не была из тех женщин, которые легко удовлетворяются самыми расплывчатыми ответами?

— Как же именно? — спросила она, понизив голос.

— Ну, мы встречались около трех лет…

— Но не жили вместе?

— Нет. Это как-то казалось ненужным. — Он увидел, как от удивления приоткрылся рот Энджел, и понял, что надо объяснить подробнее. — У нас обоих была очень напряженная работа, и у каждого — своя независимая жизнь. Когда эти жизни пересекались, было очень хорошо, но, ты знаешь, говорят, что если что-то не сломано, то зачем склеивать?

— Действительно так говорят? — недоверчиво спросила Энджел. — И что же случилось?

— Когда… — слова застревали у него в горле, — когда Лоркан осиротел, Сара решила, что его лучше всего отдать в приют для усыновления.

В его голосе звучала неприкрытая горечь, она не могла ошибиться.

— Но ты не согласился?

— Как я мог бросить его? Я, единственный, кто остался от его семьи!

— Немало людей сказали бы, что ты не в состоянии дать ему ту семью, какая ему нужна, — безжалостно проговорила Энджел. — Сказали бы, что в настоящей дружной семье ребенку было бы лучше.

— Ты действительно так думаешь? — с сомнением спросил Роури.

Энджел покачала головой.

— Нет, — просто сказала она, — я так не думаю. Но и ты не должен думать о Саре как о чудовище. Она предложила то, что большинство людей сочли бы разумным и даже наилучшим решением.

Он натянуто засмеялся.

— Ребенок вовсе не был первым среди жизненных ценностей Сары, да это и понятно.

Если она на самом деле любила Роури, она бы полюбила и его приемного сына, подумала про себя Энджел, но промолчала.

— Когда Сара поняла, что я твердо намерен оставить Лоркана у себя, она предложила переехать ко мне и заботиться о нем.

— И выйти за тебя замуж?

— Думаю, это была основная идея.

— Но ты не хотел.

— Нет.

— Может, это упростило бы тебе жизнь?

— Только не мне. Если бы я хотел жить с Сарой, я бы это давно сделал. И не Лоркану. Я не хотел, чтобы она была рядом с ним, — резко выговорил он с внезапной безжалостной прямотой.

— Потому что?.. — шепотом спросила она.

— Потому что у нее не было абсолютно никаких чувств к нему. Для Сары Лоркан был бы неизбежной обузой — не более того.

— Но большинство женщин вначале так относится к детям, Роури, даже к своим собственным детям. А потом любовь просыпается в них. Это нормально. Просто мысль о том, чтобы быть постоянно связанной заботами о детях, может пугать, но обычно это быстро проходит.

— Нет! — Роури нажал на газ, и машина рванулась вперед. — Если бы мои чувства к Саре были достаточно сильны, я бы справился, помог бы ей пройти через это, но, как ни тяжело это признавать, правда заключается в том, что я поддерживал наши отношения, потому что это было удобно и легко и не требовало особых усилий с моей стороны.

— И вы расстались?

— Не надо делать из меня маркиза де Сада.

— Хочешь сказать, это было «дружеское прощание»?

— Не совсем. Я всегда подозревал, что это неправильное выражение. Прощание не может быть дружеским, если один любит больше, чем другой. Но если прекращение отношений воспринимается всего лишь как неудобство, значит, эти отношения и вообще были не нужны.

Его слова прозвучали для Энджел как откровение. Роури словно внезапно освободил ее от той ноши, которую она несла, сама того не замечая. Она вдруг поняла, что никогда не любила Чада и он не любил ее. Их брак был ошибкой. Чад ранил ее гордость, но не ее сердце.

— Значит, ты расстался с Сарой и отправился в Ирландию, чтобы просить меня взять на себя заботу о Лоркане, — медленно произнесла Энджел.

— Верно.

— Но, Роури, почему? Почему я? Просто потому, что я уже была няней?

— Просто поэтому. — Его голос звучал растерянно и возмущенно одновременно. Не в его правилах было поступать инстинктивно. — Я не знаю! Я должен был позвонить тебе, чтобы сообщить о несчастье, а пока я говорил с тобой, все вдруг встало на свои места.

— Это потому, что я была замужем за Чадом? Ты почувствовал, что я буду любить его ребенка…

— Так сильно, как ты любила Чада?

Энджел покачала головой. Ей было важно знать правду, но она боялась разозлить его, потому что правда была, в сущности, в том, что они совершили предательство.

— Я никогда не любила Чада, — с болью выговорила она. — Я только сейчас поняла это.

— Возможно, так оно и было, — сказал Роури почти отсутствующим тоном, словно он был за много миль от нее, словно это для него вообще ничего не значило, и Энджел испытала странное, ноющее чувство разочарования.

Должно быть, в конце концов она задремала, потому что, очнувшись, ощутила сухость во рту, лоб был в испарине, а шея болела. Вероятно, ее разбудило хныканье Лоркана.

Роури взглянул на нее. В полутьме салона ее лицо казалось неестественно бледным. Однажды его знакомая рассказала ему про совсем новую теорию, будто некоторые женщины обладают мистической способностью мгновенно реагировать на малейшие изменения в своем теле. Могла ли Энджел забеременеть? Вдруг она уже носит его ребенка?

Сердце упало в его груди при мысли о том, что он сделал.

— Может, нам остановиться где-нибудь? Мы могли бы выпить чаю и перекусить, если хочешь.

— Я бы с удовольствием, — зевнула Энджел. — Я поменяю ему подгузники, пока ты будешь возиться с машиной!

Роури засмеялся. Положительно он не мог вспомнить ни одной женщины, которая бы так терпеливо выдержала долгое путешествие в такую унылую погоду, да еще с ребенком на руках.

Было уже около восьми вечера, когда они наконец приехали к дому, где на втором этаже современного модного здания располагались апартаменты Роури.

Энджел плохо знала Уимблдон. Ей было только известно, что там проходят каждый год знаменитые теннисные турниры и что там на каждом шагу можно найти бары и гостиницы. Большую часть ее жизни в Лондоне она работала няней в районе Найтс-бридж, а во время короткого брака с Чадом они снимали квартирку за Кингс-роуд.

Как только они вошли в апартаменты Роури, сердце Энджел сжалось.

Он щелкнул выключателем, и мгновенно вспыхнуло множество скрытых лампочек. Подсветка снизу и сверху, крошечные лампочки в потолке, разменом чуть больше виноградины. Большая лампа из обработанного железа ярко горела на низком стеклянном столе. Освещение, очевидно, было сделано профессионалом. Удачно выступали из темноты картины на стенах, притягивало взгляд белое пианино в углу на белом половом покрытии. Энджел с сомнением оглядела комнату, похожую на обложку модного журнала.

Роури поставил колыбельку и позвал ее:

— Пойдем, я покажу тебе остальное.

Покорно Энджел последовала за ним в кухню, которая выглядела словно центр управления космическим полетом. Сверкающее оборудование было похоже на рекламную иллюстрацию в каталоге моделей следующего года.

Роури остановился, включил чайник и облокотился на сверкающую поверхность стола из нержавеющей стали, более уместную где-нибудь в хирургическом отделении.

— Ну, что ты думаешь? — спросил он, наблюдая за Энджел сквозь полуопущенные ресницы.

Она привыкла к большим деревенским кухням. Где в углу валяются грязные ботинки, где собаки дремлют около плиты. Кухням, в которых постоянно что-то готовилось: булькало, выкипало или скворчало, наполняя ее умопомрачительными запахами.

— Не представляю, чтобы здесь кто-нибудь пек хлеб, — упавшим голосом пробормотала Энджел, беспокойно поглядывая на сияющую никелированными деталями плиту.

— А зачем? На углу есть прекрасный магазин. — Роури вышел, предоставив ей следовать за ним. — Спальни с этой стороны.

Энджел вся сжалась.

Его спальня выглядела так, словно ее перенесли в дом из плохого фильма восьмидесятых годов. Кровать в ней была огромна до непристойности.

— Специально для настоящих мачо, — проговорила Энджел. Она нервничала и с трудом сдерживала смех.

— У меня просто руки не дошли заменить ее, — буркнул Роури, не понимая, почему ему все время приходится оправдываться. По правде говоря, он и сам ненавидел эту кровать, но никак не мог выбрать время, чтобы полистать каталоги декораторов. Кровать — это просто место, где спят, в конце-то концов. Но сейчас, видя холодное неодобрительное выражение на лице Энджел, он понимал, что, возможно, был не прав, откладывая домашние дела в долгий ящик. — Энджел? — обернулся он к ней.

Уже по его тону она поняла, о чем он собирался говорить. Но, в конце концов, Роури был здесь у себя дома. И, по правде говоря, он имел полное право спросить ее.

— Да, Роури? — ответила она, стараясь, чтобы ее голос звучал по возможности спокойно.

— Что, если?.. — Удивительно, он как будто никак не мог подобрать слова, он, лучший адвокат в Лондоне! Хотя и обстоятельства, конечно, были необычные, убеждал он себя. — Мы не можем делать вид, что ничего не случилось. Что, если ты беременна?

— Проблемы надо решать по мере их поступления, — автоматически ответила Энджел и в ужасе зажала рот ладонью. — Боже мой! Поверить не могу, что я так сказала!

Он не мог не рассмеяться, такое комическое выражение было на ее лице.

— А почему нет?

— Это одна из тех фраз, какие могла бы сказать моя мама! — Она покраснела, увидев, что он думает о том же, о чем она. Что, если она уже готовится стать мамой?

Но Роури, который привык к логическому, упорядоченному мышлению, настойчиво стремился внести хоть какую-нибудь ясность в их отношения.

— Ты знаешь, нам просто необходимо обсудить…

— Нет! — сказала Энджел так горячо, что это испугало их обоих. Если все, что произошло в отеле «Блэк-Больер», и имело какие-нибудь последствия, Энджел убедилась: главным из них было то, что никогда уже она не будет чувствовать себя ниже Роури, в чем бы то ни было. — Какой смысл обсуждать это? Если я не беременна, тогда разговоры об этом будут пустой тратой времени, а если беременна, тогда все, что мы скажем сейчас, тоже будет бесполезно: мы ведь не знаем, что мы тогда будем чувствовать. — Она посмотрела на него своими чистыми и очень искренними зелеными глазами. — Согласись, Роури, что это так!

Проклятие! Да, она была права!

— Похоже на то, — вздохнул он и двинулся в направлении других спален. По крайней мере, на один вопрос он получил ответ, даже не спрашивая. Судя по выражению ее лица, когда она смотрела на гигантское ложе, не было никакой надежды, что она захочет делить его с ним.

Остальные комнаты были отделаны в голубом, красном и изумрудном тонах.

— Какая комната предназначается для Лоркана? — спросила Энджел.

— Он спал в моей комнате.

— А своей у него нет? — Она старалась представить одну из этих комнат яркой, нарядной, со множеством летающих, звенящих и мягких игрушек. Это было довольно трудно. В этой квартире все комнаты напоминали кубики разноцветного льда.

— Пока нет.

Энджел понравилась только ванная: и сама глубокая ванна размером с маленький бассейн, и множество стеклянных флаконов, выстроившихся в ряд с педантичной аккуратностью. Похоже, уборкой здесь тоже ведали профессионалы.

— Нравится? — улыбнулся Роури, когда они вернулись в гостиную.

Можно было, конечно, стиснуть зубы и соврать, но она уже была готова к бою.

— Если честно, то не очень.

Роури как-то сник. Он не привык к возражениям.

— Ты серьезно?

— Абсолютно.

— И почему же?

Энджел прошла через всю комнату к большому живописному окну, которое выходило на незастроенный участок общественной земли, и приподняла одну из портьер, держа ее двумя пальцами. Это был тонкий шелк цвета топленых сливок, отделанный более плотной тканью нежного розовато-серого цвета.

— Посмотри на это!

Роури нахмурился.

— Они тебе не нравятся?

Энджел тоже нахмурилась в ответ.

— Дело не в том, нравятся они мне или нет, они выглядят чудесно! Но они словно сошли со страниц модных журналов. Это хорошо для холостяка, который будет чистить их раз в несколько месяцев.

— И что?

— То, что ты больше не холостяк! У тебя в доме маленький ребенок. Неужели ты не понимаешь, что это значит? Что будет, когда он начнет ползать? И размазывать шоколад по всему этому нежному светлому шелку?

На лице Роури появилось выражение ужаса.

— Лоркан не будет есть шоколад, пока не пойдет в школу, — упрямо возразил он.

Ну, скорее всего, будет, но Энджел не хотела спорить об этом сейчас.

— Не шоколад, так джем.

— Тоже.

Энджел открыла рот, но Роури заговорил раньше, чем она успела ответить.

— Лоркан вообще не будет есть, ползая по квартире. Он будет есть только за столом. Так же, как это делаю я.

Энджел не стала возражать. Она знала все о молодых родителях и их теориях. Роури сам скоро убедится, что воспитание ребенка — это путь, вымощенный компромиссами!

— Ты согласна? — Он требовал ответа.

— Теоретически. — Ее глаза сверкнули, она двинулась к эксклюзивной вазе синего стекла, которая стояла на каминной полке, а в ней — несколько колючих, с шипами веточек. — А как насчет этого? Думаешь, это подходит для ребенка?

— Не беспокойся, я передвину ее.

— А телевизор?

Он помрачнел.

— Тоже.

— Отлично, — кивнула Энджел. — Но нам нужно еще очень хорошо подумать и обо всем остальном.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, мы не сможем позволить себе славную большую старомодную детскую коляску, чтобы можно было оставить его на улице на солнышке. Ее будет тяжело таскать вверх-вниз по всем этим ступенькам, да и твои чопорные соседи будут не в восторге от того, что коляска загромоздит их шикарный вестибюль. И какую бы коляску мы ни купили, все равно кто-то из нас должен будет смотреть за ним все время, потому что это общий сад, а мы ведь не хотим, чтобы Лоркана украли, правда?

Наступило недолгое, но выразительное молчание.

— И что ты предлагаешь сделать? — спросил он тяжело. — У тебя есть идеи?

— Конечно, есть! — радостно улыбнулась она, убежденная, что ее идея — просто блестящая и к тому же отвлечет их от вопроса, который висел над ними. — Мы пойдем искать новый дом! И чем скорее, тем лучше.

Агент по недвижимости переводил взгляд с Энджел на Роури с легким недоумением.

— Э-э, разрешите уточнить… — Он бегло пролистал наполовину заполненную форму, лежавшую перед ним, и теперь смотрел на них со своей вкрадчивой профессиональной улыбкой. — Итак, вы не хотите дом в современном стиле и не хотите квартиру, верно?

— Верно, — упрямо кивнула Энджел, не обращая внимания на мрачные взгляды, которые Роури время от времени бросал на нее.

— Вы хотите отдельный дом, с окнами на юг, около реки. Четыре или пять спален, три гостиные…

— С садом! — добавила Энджел.

— С садом, — покорно откликнулся агент и снова посмотрел сначала на Роури, потом на Энджел. — Какие-нибудь еще пожелания?

— Хорошо бы поближе к парку, — произнесла Энджел задумчиво.

— Близко к парку. — Он записал и это. — И вас зовут… — Агент не сказал «мистер и миссис». В наши дни… даже если клиенты с ребенком… Но он работал двадцать лет, и ни одна пара еще не казалась ему более женатой, чем эта. Хотя сейчас, кажется, вообще не принято жениться.

— Роури и Энджел Мандельсон, — хмуро ответил Роури.

Агент просиял.

— О, понимаю! Так вы женаты?

— Нет! — быстро вставила Энджел.

Агент казался ошеломленным.

— Брат и сестра? — спросил он, стараясь не смотреть на ребенка.

Энджел только посмеивалась, когда они вышли из офиса и направились к городскому парку.

— Что он должен был подумать? — Гордость Роури была серьезно задета тем, как поспешно Энджел опровергла предположение, что они муж и жена. И это все еще не давало ему покоя. — Хотя… меня это нисколько не интересует, — буркнул он в заключение.

— А почему ты сердишься?

— Я не сержусь.

— Конечно, сердишься!

Роури засмеялся, удивляясь, как легко он может отбросить все свои заботы, когда с ним Энджел.

— Хорошо, значит, так оно и есть.

— Ровно настолько, насколько ты осознаешь это!

Роури немного отстал и посмотрел, как она идет чуть впереди него. На Энджел были черный жакет и джинсы. Обыкновенные джинсы, но они так уютно облегали ее каждый раз, когда она выносила ногу вперед. Роури сглотнул и ускорил шаги.

— Ты не хочешь узнать, почему? — спросил он. Энджел взглянула на него из-под полей зеленой вельветовой шляпы, которая необыкновенно шла к ее глазам. Они вышли, чтобы купить одежду для Лоркана, но шляпа словно специально ждала ее, и Роури настоял на том, чтобы купить эту шляпу. Энджел получила огромное удовольствие, позволив это ему.

— Почему что? — спросила она, нахмурившись.

— Почему я сердился.

Вздернув носик, она повторила его слова.

— Меня это нисколько не интересует!

Роури улыбнулся и склонился над коляской, глядя на спящего Лоркана.

— Может, погуляем еще немного?

— С удовольствием. — Энджел наклонилась и поправила Лоркану голубой чепчик.

— Мы сможем купить большую коляску, когда у нас будет новый дом, — заметил он задумчиво. — И поставить ее на солнышке, как ты хотела.

В этот момент Энджел хотелось обнять его крепко-крепко, но она вовремя одумалась.

Ей нравилось, как все обстояло в данный момент. Она была довольна жизнью. Пожалуй, даже очень довольна, хотя и не старалась точно определить, чем именно.

Прошло две недели с тех пор, как они приехали в Лондон в ту холодную беззвездную ночь. Две недели, в течение которых она поняла, что любит маленького Лоркана все сильнее и сильнее с каждым днем. И еще она поняла, что очень трудно не разрешать себе такое же сильное чувство по отношению к его дяде…

Холодный ветер трепал их волосы, пока они шагали к Уимблдонскому скверу. Роури бросал взгляды на Энджел, размышляя о том, что жизнь имеет странное свойство идти совсем не так, как ты ожидал. А потом он подумал о Чаде и вздрогнул.

Как глупы и бессмысленны все рассуждения, решения оставить что-то на завтра. Ведь все знают, что завтра может так и не наступить.

Машина остановилась, пропуская их, и Энджел выкатила коляску на переход. Роури следовал за ней.

— Можно я задам тебе один вопрос? — спросил он вдруг, и Энджел отвернулась, понимая, что за этим последует.

Сжав ручку коляски, она ответила:

— Задавай.

Для человека, который всю свою жизнь только и делал, что задавал вопросы, этот вопрос оказалось очень трудно выговорить.

— Энджел, мне очень непросто…

Она остановилась и посмотрела ему прямо в глаза. Ему трудно! Она каждое утро просыпалась, думая, наступил ли тот день. Каждое неясное ощущение в желудке заставляло ее думать, что цикл начался раньше. И когда оказывалось, что тревога была ложной, она испытывала безотчетную радость.

— Это непросто и для меня, Роури, — тихо сказала Энджел.

Он затаил дыхание. Как ему хотелось, чтобы никогда не было смерти Чада и того всплеска страсти — ничего, совсем ничего. Кроме Лоркана. Дети — это невероятно трудная работа, но больше он не сможет жить без этого крошечного человечка. Никогда.

Роури просто хотелось, чтобы они с Энджел встретились в какое-то другое время и он мог бы свободно целовать эти полные, как розовые бутоны, губы. Целовать без горького ноющего чувства вины и горя. Он грустно улыбнулся ей:

— Так, когда это должно быть?

— Скоро. Очень скоро.

— Прекрати, Энджел, это не ответ.

— Но если я назову точную дату, наша жизнь станет похожа на обратный отсчет, как перед стартом или перед взрывом! — Энджел постаралась улыбнуться ему. — Каждый раз, направляясь в ванную, в твоих глазах я буду читать невысказанный вопрос. Ты, пожалуй, начнешь разыскивать полупустой пакет с тампонами!

Роури громко вздохнул и рассмеялся. Она была неподражаема!

— Если бы кто-нибудь другой сказал мне это, я был бы просто шокирован!

— Я сама шокирована! — задумчиво призналась Энджел. — Я никогда не говорила никому ничего подобного.

— Так что же изменилось? — вслух подумал он. Ведь дело было не в его страстном эгоистичном желании. Он чувствовал ответственность.

Энджел слегка пожала плечами, но сердцем она знала ответ.

— Думаю, это случилось, когда умер Чад.

Ревность острой болью отозвалась в его сердце.

— Значит, ты поняла, что любила его, несмотря на все, что произошло?

Она покачала головой, и прядь черных волос выбилась из-под зеленой шляпки.

— Нет, Роури, — тихо ответила Энджел. — Как раз наоборот.

— Объясни.

Она старалась как можно тщательнее подбирать слова:

— Думаю, тогда я просто еще не знала, что такое любовь. Мне внушили с детства, что моя девственность, как особый дар, достанется человеку, который станет моим мужем. И мне было так одиноко в Лондоне! Когда появился Чад, все стало гораздо проще. Но никто не заставлял меня выходить замуж за него, это был мой выбор, — с горечью добавила Энджел. — Когда Чад сбежал, я чувствовала злобу и пустоту. О, я не сразу сдалась. Я попыталась жить независимой жизнью в Лондоне, поддерживать отношения с нашими общими друзьями, но мое сердце было не с ними. Да они никогда и не были моими друзьями. Без Чада я в их глазах не была полноценным человеком, личностью, и в какой-то степени они были правы. Чад не был хорошим кукловодом, но он исчез, не перерезав нити, которые связывали меня с ним. Тогда я уехала обратно в Ирландию, хотя и не собиралась оставаться там навсегда…

— Но все же осталась!

— Да, осталась. Потому что так было легче: боль притуплялась. Словно все свои чувства я оставила в Лондоне. И когда… когда ты сообщил мне ужасную новость, это стало как бы пробуждением. Было очень больно, но по крайней мере я почувствовала, что я-то еще жива! Я поняла, что бесплодно растрачиваю свою жизнь, и вдруг сразу повзрослела. Вот тогда-то я и решила, что никогда больше не буду обманывать себя.

Роури слушал ее и с тревогой думал, что, вероятно, ошибался, принимая Энджел за прежнюю застенчивую и робкую ирландскую девочку. Она стала прекрасной и чувственной женщиной.

Но и ответственность за нее он нес как за женщину.

— Значит, я могу разрушить твою жизнь… — с трудом выговорил он. — Если ты носишь моего ребенка.

Сердце Энджел дрогнуло от радости, когда она услышала слова «мой ребенок», произнесенные хрипловатым, словно севшим голосом.

— «Разрушить мою жизнь» — уж очень драматично это звучит, Роури!

Ее тон начинал выводить его из себя. Хотелось схватить ее и потрясти хорошенько. Но, возможно, он сам себя убеждал, что ему хотелось этого.

— Знаешь, ты относишься ко всему слишком легко! — раздраженно заметил Роури.

— А как еще я могу относиться? Что было, то было! Мы ничего не можем с этим поделать. И, пожалуйста, перестань вести себя так, словно ты страшный волк, а я невинная овечка.

— Но именно так я себя чувствую!

— Это ни к чему! Я знала, что делала. И ты тоже.

— Но я обычно не…

— А я никогда! — вспылила она. — Однако в какой-то момент мы оба повели себя так, как не повели бы в нормальной ситуации. Ну и что? Люди иногда поступают безрассудно! И знаешь, Роури, это одна из тех вещей, которые и делают нас людьми. Не смотри, пожалуйста, так мрачно! Пойдем лучше куда-нибудь поедим, хорошо?

И, как уже не раз случалось с ним с тех пор, как Энджел вошла в его квартиру и в его жизнь, Роури на мгновение лишился дара речи.