Спасения не будет

Глава 3

Честность — лучшая политика,

если, конечно, вам не дарован талант убедительно лгать.

Джером Джером

Мрачная, пропитанная смрадом действительность, обрушилась на мою голову. Узники сыпали вопросами, чередуя их с фривольными шуточками и утробным смехом. Хотя, уж лучше так, чем молчаливые горцы, пожирающие меня голодными взглядами так, словно перед свирепыми хищниками, которых держат на одной бобовой похлебке, вдруг повесили кусок свежего сочного мяса. «Кусок мяса» мечтал, чтобы про него все забыли. Большую часть дня «он» провел сидя на скамье, не двигаясь и не раскрывая рта, лишь изредка поднимал голову и с ужасом поглядывал на ведро, оставленное «ему» в углу.

Узники все же потеряли ко мне интерес, но не успела я порадоваться тишине, как была жестоко атакована мыслями. Навязчивые голоса шептали мне ужасное, заставляя изнывать от чувства обреченности, неотвратимости страшного конца. Сознание вновь и вновь транслировало картину моего поражения, рисуя изуродованное Советом мертвое тело, мое тело, застывшее лицо с гримасой боли, мое лицо, мою вскрытую грудь и оттянутую крючками кожу, мое небьющееся сердце…

От жутких видений отвлек голод. Я и не заметила, как стемнело. Нетронутая с обеда миска с полбенной кашей осталась мне и на ужин. Пришлось давиться недоваренными, еще и плохо обшелушенными зернами.

Ночная прохлада сочилась через толстенные прутья решетки. Незаметная глазу, но ощутимая нежному телу она забирала тепло и смиряла дух заключенных. В попытке немного согреться, я стала мерить тесную клетку шагами. Вскинув голову, я всмотрелась в прорезанные металлом очертания луны, отбрасывающей вилы теней на каменный пол.

Мы были вдвоем, только я и луна, одетая в неподвластную мне маску спокойствия.

Кто я такая? Девчонка без имени и рода.

Что заставило моих родителей отречься от меня? Маленький сверток, оставленный в кромешной тьме на берегу реки, был обречен на гибель. Волею небес я выжила. Ребенок с иным даром — про́клятое дитя…

— Как же здесь холодно… — тихий шепот сорвался с замерзших губ, в то время как голова закипала. Как мне скрыть свой дар от менталиста? Как обмануть человека, чей жизненный опыт превосходит мой, а сила позволяет просматривать картины чужого прошлого?

Ответом мне вновь стала неизвестность, что сквозняками гуляла по камере, обнимая мои плечи и пробирая до костей.

Я услышала приближающиеся по коридору гулкие шаги. Из темноты вынырнул огненный сгусток и осветил испещренное морщинами лицо сутуловатого смотрителя, проходящего мимо моей камеры. Я проследила за игрой света, который заставил отвергнутые тени решетки вскинуться подобно волшебным веерам и растаять на моем полу. Смотритель обернулся и взмахом руки отбросил огненный сгусток. Тот прыгнул за решетку, замер возле моего лица, заставляя сощуриться от обилия света и тепла.

— Мать честная, это что еще за подкидыш? — в явном замешательстве произнес вновь заступивший на смену. — Ты чего здесь забыла?

— Я бы охотно покинула это место… — простучала зубами я.

— Охотно верю! — оборвал он. — Вот только всевидящим виднее кому и где находиться.

Я открыла рот, но не найдя что сказать, просто его захлопнула. Мы так и стояли, сверля друг друга взглядами, пока он не ушел.

Однако смотритель вскоре вернулся. Постоял немного, помялся, словно раздумывая над чем-то, а после кинул мне какой-то сверток.

— Кожа у тебя, как у щипаного цыпленка, — вымолвил он, наконец. — Держи. Мне пока без надобности…

— Спасибо, — поблагодарила я и проводила взглядом резкий темный силуэт в ореоле мягкого света.

Одной мысли о тепле хватило, чтобы на тело накатила сонливая усталость. Не раздумывая, я расправила удлиненную мужскую куртку, немало повидавшую на своем веку: большая часть застежек по центру была утеряна в темных коридорах замка, подкладку доедала моль, а пояс вышоркался, но сохранил былую прочность. Сказать, что куртка была просто старой — сделать ей незаслуженный комплимент, но мне выбирать не приходилось. Укутавшись в подачку с головой, я улеглась и закрыла глаза, стараясь ни о чем больше не думать.

Я и не заметила, как провалилась в сон.

В ожидании встречи с менталистом я провела в камере чуть меньше суток.

Наутро нам огласили список. Я понимала, что благодаря снисходительному отношению темного, мое имя в нем стояло первым, но чувства признательности за оказанную услугу не было. Пусть лучше я буду измучена голодом и выжата гаданием о своей дальнейшей судьбе, чем вот так спросонья идти «в бой». Да я по утрам еле встаю — голова ватная, в глазах туман и этот сумеречный свет… он меня просто вырубает.

В сопровождении двух смотрителей я спустилась на первый этаж и вошла в комнату без окон. Единственным источником света здесь был врезанный в пол слепящий обруч, в центре которого внушительными болтами были ввинчены в каменную кладку два стула. Я наскоро подправила свою иллюзию, высветив маску Роиль голубоватым металлическим сиянием. Я не знаю, почему сотканная мной иллюзия не способна была следовать игре света и тени. Разбираться в этом сейчас у меня не хватит ни ума, ни сил.

— Утро… доброе, — как можно доброжелательнее поприветствовала я.

— Ваше имя? — спросил менталист и указал мне на стул.

— Роиль Чансе.

Смотритель закрепил мои браслеты, прижав их выемками к специальным креплениям в локотниках. Два отчетливых щелчка дали понять, что с места мне не сдвинуться.

— Тебе известно, кто я и почему ты здесь?

Я сосредоточилась и выдала не совсем чистое, но сердечное признание:

— А мне скрывать нечего. Они сами виноваты. Я их по-хорошему просила оставить меня в покое. Я их терпела. Долго терпела. Думала угомонятся, а они донимали меня изо дня в день, замечания делали: то я волосы не так заплела, то кровать не так заправила, то не с тем парнем дружбу завела… Все им не так было!

Менталист спокойно выслушал мою тираду и уселся напротив. Стоит заметить, что кроме двух стульев в комнате ничего не было. Какое-то время мы просто рассматривали друг друга. Высокий, весьма крепкого для его возраста сложения, и не очень интересный в штатской одежде, менталист показался мне человеком жестким, привыкшим находить правду, как бы тщательно ее не скрывали. Он вызывал страх, желание согнуться и накрыть голову руками, но руки были обездвижены. А еще казалось, что незаметно и тонко он срезает все маски, за которыми я пытаюсь скрыть истинное положение вещей, проникает в глубины сознания, отбрасывая ненужное. Но я не могла позволить себе сдаться, даже не начав боя. Я закрыла глаза и взмолилась небесным старцам, прося тех поскорее покончить со всем этим недоразумением. Хотя нет, поскорее они могут отправить меня только в ящик, пусть лучше не вмешиваются и позволят мне самой явить менталисту ту «истину», которая подарит мне желанную свободу.

— Мое имя Цонс Пицио, верноподданный Лариусского королевства, состоящий на службе у верховного магистра Мора Мисери-Цорсе. Уполномочен на расследование дел особого характера… — он прочистил горло и неожиданно выдал:

— Ох уж эти «призрачные дела»… Эти призраки как болезнь, многим искалечили жизнь.

Округлив глаза, я едва сдержала себя, чтобы не согласиться с ним.

— Должно быть, вы хорошо разозлили призраков, раз вынуждены сидеть передо мной в этой убогой кладовке? — заметил Цонс Пицио.

— Да уж, проявила прыть там, где не следует. А хуже всего то, что из-за меня пострадал мой парень, — призналась я и воспользовалась моментом: — Знать бы, что с ним теперь?

Вопрос остался без ответа.

— Роиль, я вижу, что вы напряжены и взволнованы, хотя стараетесь этого не показать. Будьте благоразумны. Если у вас действительно есть магическая вещица, способная влиять на жителей тонкого мира, сознайтесь.

Я поджала губы и опустила взгляд на браслеты, схватившие мои запястья в свой металлический плен.

— Роиль, посмотрите на меня, — он чуть подался вперед. — Я на вашей стороне. Иногда мы все совершаем ошибки… Признайтесь мне. Отдайте запретную вещицу. В моей власти сделать так, чтобы это место осталось лишь в вашем воспоминании.

На миг мне показалось, что передо мной сидит самый обычный человек, уставший от жизненных тягот, но я запретила себе верить его подкупающей искренности, в которой, к слову, так и не смогла разглядеть тайного умысла.

— Я не хочу, чтобы вы лезли в мою голову, — прошептала я.

— А я не хочу крушить ваше сопротивление своей волей, — серьезно ответил он.

Я вымученно улыбнулась.

— Поверните руки ладонями вверх. Физический контакт откроет мне путь к вашему прошлому.

— Я боюсь боли.

Пребывание в этом мрачном месте тянуло из меня силы. Хотелось сбежать, но я вынуждена была сидеть на стуле подобно деревянному идолу. Цонс Пицио, верноподданный Лариусского королевства, состоящий на службе у какой-то там верховной шишки, накрыл мои ладони, при этом его указательный и средний пальцы легли на запястья, прощупывая пульс, и сосредоточенно посмотрел мне в глаза. Одержимая страхом разоблачения, я не сразу поняла, что происходит вокруг. Не тронув нас, сидящих в центре светового обруча, растворились стены изолятора, оставляя вместо себя пустоту, из которой медленно, словно неохотно начали выныривать образы. Вскоре мы с менталистом увидели Роиль в обеденной зале. Она задумчиво ковыряла вилкой рыбный пирог с румяной хрустящей корочкой.

Столовая была забита адептами, и я порадовалась, что их броские, яркие одежды «забирают» внимание на себя, отвлекая взгляд от гигантских картин в костяных оправах. Конечно, я знала, что это не просто картины, а зеркала, которые остаются «слепы» ко всему, что происходит вокруг. Они ничего не отражают. Сейчас менталист на все смотрел моими глазами, и эта странность могла заинтересовать его, поэтому я быстренько «разукрасила» пустые зеркала всеми известными картинами. И каково было мое удивление, когда иллюзия удалась. Я в очередной раз убедилась: их хваленые браслеты блокировали все что угодно, но только не мой дар.

На этом экскурсия в столовую закончилась. Мы спустились в подвал и уже через мгновение стали свидетелями «призрачных посиделок». Господа тонкого мира развлекались игрой в карты, делились грехами своей далекой-далекой бурной молодости. Их губы шевелились, менялась мимика, но речи мы не слышали, чему я была невероятно рада.

К тому моменту, когда призраки дружно обернулись и уставились на Роиль, я уже была готова выложиться без остатка и подменить не только действующих лиц, но и всю сцену целиком.

Я пригнула голову, словно перед прыжком, и когда Роиль крикнула беззвучное «стой» и метнулась к окну, я дернулась, словно пытаясь освободить руки. Браслеты впились в запястья, сдирая кожу, но боль того стоила. Всего на мгновение менталист переключил внимание на меня, но этого мгновения мне хватило, чтобы…

— Потерпи немного, — пожалел меня менталист и продолжил просмотр, вот только перед его взором разворачивалась уже совсем другая картина.

Состряпанная на ходу идея, помноженная на понимание того, что изменить или переиграть сценарий будет невозможно, далась мне нелегко. Но когда я поняла, что сцену с плавящимися призраками могу подменить сценой, в которой Роиль показывает свое умение подчинять воду, обман дался на раз-два. Я просто использовала способности Роиль, что было логично.

Первым делом я избавилась от камня. «Роиль» запустила его в разгневанного призрака, и, вздевая вверх ладони, призвала на помощь воду. Из приоткрытого окна тонкими нитями потянулись к ней прозрачные струйки дождевой воды, собираясь и сворачиваясь в клубок. Роиль раскинула руки в разные стороны, разрывая водяные связи, и резким взмахом разбросала искристые капли, заполнив ими тела призраков.

Призрачная дама с ужасом смотрела на своих собратьев, тела которых покрылись мелкими волдырями. Она поднесла к вороту сюртука руки и застыла, не отводя взгляда от своих пальцев, на которых «выросло» множество водяных пузырей. Неожиданно резко она засучила рукава и тут же попыталась стряхнуть с себя заразу. Из ее груди вырвался беззвучный стон. Мертвецки-бледное лицо исказилось судорогой, и дамочка, словно безумная, заметалась по комнате. Все попытки призраков остановить и успокоить ее были тщетными. Курильщик схватил ее за руку, но она отшвырнула его в сторону стола. Беспрепятственно пролетев сквозь стол, он исчез за стеной. Когда он вернулся, аристократ и старик уже скрутили рыдающую от отчаяния даму, метнули на Роиль злые взгляды и исчезли. Курильщик сплюнул, угрожающе ткнул в Роиль своей тростью, собираясь что-то сказать, но промолчал. Жестом отсечения головы, он провел тростью по своему горлу, давая понять зарвавшейся адептке, что ей крышка.

Картинка медленно растворилась. Думаю, после всего, что увидел Цонс Пицио, он поверит мне, и у него не останется сомнений, что уникальная вещица, способная влиять на жителей тонкого мира, не существует; что благородная дама, которая в прошлой жизни, видимо, скончалась в мучениях от лихорадки, не выдержала «повторения»; что конфликт между мной и призраками, усиленно раздутый с двух сторон, зашел слишком далеко, и сейчас я просто расплачиваюсь за свою глупую выходку. Однако менталист молча продолжал изучать уже пустующую стену, а во мне медленно росло беспокойство от мысли, что интуиция поможет ему распознать обман.

— Вот и все, — неуверенно подытожил Цонс, поднялся и распахнул дверь, словно ему не хватало воздуха.