Я не знаю, сколько раз смотрела на вид, открывающийся из окна, но он никогда мне не надоедает. Округлые склоны пушистых сугробов, которые обрамляют дорогу, шапки белого снега на ветках деревьев, сияющие, как растаявший зефир, фонари. Алмазный блеск тротуара и снежинки, бесконечным потоком крохотных точек слетающие с небес.
Прекрасный вид. И волшебный. В особенности сейчас, когда приближается Рождество.
В окне отражается комната у меня за спиной — блестящие поверхности дубовых столов, обшитые деревом стены. В камине, над которым висят пять чулок с вышитыми серебряными нитками именами, пляшут ярко-оранжевые языки пламени. Повсюду развешена зеленая мишура и ветки омелы, а у стены стоит настоящая елка, украшенная гирляндами и сверкающими шариками. И наконец здесь есть Уолтер — чучело головы лося над камином, на рогах у которого я завязала бантики из красного бархата.
Сезон Рождества всегда был моим любимым временем года, но три дня до Сочельника в баре «Черный бриллиант» это… это совсем другой уровень праздничного настроения в стиле картинок Нормана Рокуэлла и старых фильмов со счастливым концом.
Не хватает только веселой рождественской музыки, которую мы с Хизер, моей соседкой и второй нашей официанткой, активнейшим образом продвигаем. Но на нее наложили вето, и потому из музыкального автомата в углу доносятся звуки «Love Song» группы Tesla. Но я не против — это хорошая песня.
Впрочем, пока играет гитарное соло, я более внимательно слушаю разговор за барной стойкой.
— Снежные гномы — настоящее зло.
— Что еще за снежные гномы?
— Такие маленькие ребята с острыми ушками и в красненьких колпачках. Стоят на газонах. Ну ты знаешь… снежные гномы.
Стоя в другом конце бара, я тайком наблюдаю за своим боссом.
Джейс Уинтерс.
Сердечки в глазах и мысленный обморок — ваш выход. От одной только мысли о нем у меня слабеют колени.
У него густые черные волосы, чувственный рот, ровные белые зубы и ямочка на щеке. Эта ямочка, которая появляется, когда он улыбается, доводит меня до безумия. Так и тянет лизнуть ее — и оттуда двинуться вниз.
А его руки… Их я обожаю больше всего. Я слежу за ними, пока он протирает барную стойку. Это сильные руки. Большие и загрубевшие. И умелые. Руки мужчины.
Я часто наблюдаю за Джейсом. Очень часто. Потому что днем я — Иви Сандерс, кроткая двадцатипятилетняя официантка, а во все оставшееся время — безнадежно влюбленная дурочка и почти сталкер.
В общем, жалкое существо.
Джейс, прищурившись, смотрит на Зака — тощего, жилистого парня в татуировках, который сидит напротив него.
— Ты об эльфах?
— Нет. Эльфы… они чисто выбриты, а у гномов есть борода — это общеизвестный факт. Жутковатые сволочи. Постоянно следуют за тобой взглядом. Словно вот-вот бросятся на тебя через двор, схватят своими толстыми, как сосиски, пальцами и вонзят тебе в горло свои острые зубы.
Зак — писатель. Очень талантливый, с буйным воображением и несколько странный. Весь год он живет в Лос-Анджелесе, а сюда приезжает зимой, чтобы в тишине и покое его творческое начало могло развернуться в полную силу.
Сюда — это в Алпайн, штат Колорадо, уютный крохотный городок, известный своими нетронутыми лесными тропами, впечатляющими горными склонами, маленькими магазинчиками и… уединенностью. Аспен — это место, куда стекаются богачи, чтобы повыпендриваться перед другими. А в Алпайн люди приезжают, чтобы покататься на лыжах, расслабиться и на время исчезнуть с радаров.
— Погоди… а это идея. — Зак задумчиво теребит металлический шарик пирсинга в своей нижней губе. — Эльфы против Снежных гномов: зимняя битва в Волшебной стране. Дай мне салфетку, я запишу.
Открывается дверь, и в бар врывается вихрь из снежинок — к нам заходит Чарли Баттерс, владелец местной снегоуборочной компании, а за ним по пятам спешит Чарли-младший, его шестилетний сын. Они снимают шапки и взбираются на барные табуреты.
— Ну и погода на улице, — говорит, вздохнув, Чарли-старший. — Словно деньги валятся с неба, но все равно… денек выдался тот еще, черт побери.
Минуту спустя Джейс ставит перед Чарли кофе по-ирландски, его обычный вечерний напиток.
Чарли-младший стаскивает зубами варежки.
— Парень, а ты что сегодня закажешь? — Джейс скрещивает руки, и я любуюсь тем, как бугрятся его мускулы. — Имбирный эль или горячий шоколад?
— Горячий шоколад, Джейс. И лучше двойной. — Чарли-младший — копия своего папы — тоже вздыхает. — Денек выдался тот еще, черт побери.
Горячий шоколад в баре «Черный бриллиант» — это еще одна вещь, которой славится наш городок. Его создал и готовит лично владелец, используя настоящий растопленный шоколад и цельное молоко. Кружка густого, дымящегося блаженства увенчана горкой сливок, сбитых вручную и посыпанных какао-порошком, мятной крошкой и маршмеллоу, и подается с хрустящей вафелькой в шоколаде.
Пить его — словно вкушать рождественское чудо.
Джейс ставит кружку с шоколадным шедевром перед Чарли-младшим, и малыш утыкается в нее носом.
А потом Джейс поднимает лицо. И смотрит через весь бар… на меня. И взгляд его синих глаз пронзает меня, словно сосулька, до самого сердца.
В животе разливается неистовый трепет, и время будто растягивается, музыка тает и весь мир, включая снежинки на улице, замирает.
Потому что на меня смотрит Джейс Уинтерс.
Но тут с кухни доносится звяканье серебряного звонка.
— Заказ готов!
И к тому времени, как я моргаю, его подбородок уже опустился, и он опять протирает барную стойку. Мистер Спокойствие и Невозмутимость.
Я тоже умею казаться невозмутимой.
Но не настолько хорошо, как он. И потому вместо того, чтобы как нормальный человек пойти к кухне, я разворачиваюсь — слишком быстро, не глядя… и врезаюсь прямо в чертову елку.
От моего маневра она начинает заваливаться на бок, но я успеваю схватиться за ствол и дернуть елку обратно — и заодно уколоть веткой глаз.
О господи.
— Черт, — бормочет Джейс.
Зак соскакивает с табурета.
— Иви, ты как?
Они оба идут ко мне, а я одной рукой прикрываю лицо, а вторую вытягиваю, чтобы не подпустить их к себе. Потому что я уже горю от стыда — еще капля позора, и я начну жевать ветку омелы.
— Ничего страшного, все хорошо.
Но Джейс уже передо мной — так близко, что я ощущаю тепло его сильного тела и чистый, свежий запах его рубашки в красную клетку.
— Убери руку, Иви. Дай посмотреть на твой глаз. — Голос у него хриплый и низкий. Это приказ.
И это так горячо.
— Джейс, я же сказала, со мной все нормально.
В его тон просачивается капелька сердитого раздражения.
— Ивс, я не люблю повторять.
Вау, а так еще горячее.
Я опускаю руку и воинственно смотрю на него — и здоровым глазом, и сощуренным пострадавшим. Пока Джейс, стиснув челюсти, строго разглядывает меня, я подаюсь вперед, чтобы впитать исходящую от него мощь. Вблизи его плечи кажутся еще шире, рубашка обтягивает выступающие мускулы рук и груди.
Его большой палец медленно скользит по моей щеке, вытирая слезинку. И ощущение его ласки… о боже… я даже не знаю, как — каким немыслимым чудом — мне удается не застонать.
— Все хорошо, Иви. Глаз, кажется, не пострадал.
Теперь он произносит мое имя тихо. И мягко. Тоном, который я слышу в своих знойных, влажных мечтах.
Но через секунду я отступаю и заставляю себя улыбнуться. Потому что кое-какая гордость у меня все-таки есть.
По крайней мере, мне хочется в это верить.
— Я же говорила. Все в полном порядке.
Но я не в порядке.
Далеко не в порядке.
Потому что я влюблена в него.
Я. Влюблена. В него.
До беспамятства. По уши. Острая тяга к нему не покидает меня ни на миг.
Он идеален. Я не знала, что идеальные мужчины существуют на свете, но Джейс ровно такой.
Причем не только внешне — хотя, к слову о внешнем: он либо носит в кармане джинсов большой огурец, либо у него реально большой.
Но по-настоящему меня зацепило то, каков он внутри. То, как доброжелательно он общается с окружающими людьми — с работниками, друзьями и даже с теми, кого видит впервые. То, как любяще он обнимает сестру, когда та навещает его, и сажает на плечи свою хихикающую крошку-племяшку.
В нем есть внутренний стержень. Он трудолюбив и предан любимому делу. Джейс купил бар, когда тот был загибающейся дырой, и в одиночку превратил «Черный бриллиант» в настоящий. Ему присуще врожденное чувство чести, обаяние, нежная сила, стремление защищать. Он хороший, порядочный человек.
И такой сексуальный, что я хочу скакать на нем, как на своем личном быке. А также почитать и обожать отныне и навсегда, во веки веков.
Потому что я влюблена в него. Я люблю Джейса Уинтерса.
Ну вот, я сказала эти слова… пусть и всего лишь у себя в голове. Я не помню времен, когда была не влюблена в него.
И эта любовь превращает меня в настоящую идиотку.
Спустя пять минут, когда мое зрение прояснилось, я стою на кухне и укладываю на тарелки с гамбургерами гарнир, а Райан, наш повар, ведет со мной разговор. Имя Райана написано на одном из чулков, что висят под Уолтером на камине. Они приготовлены для каждого, кто работает здесь — для меня, Джейса, Райана, Хизер и Кевина, помощника на кухне и в баре, который придет сюда позже. Мы одна большая семья.
— Ты поедешь на Рождество на восток?
На восток — это в Нью-Джерси, к родителям. Не скажу, что мы очень близки, но у нас хорошие отношения. Я единственный ребенок в семье, однако мои родители спокойно относятся к детям — я появилась случайно, — и потому не сильно расстроились, когда четыре года назад их птенец улетел из гнезда и перебрался жить в Колорадо. Но я знаю, что в их доме всегда будет комната для меня.
Я качаю головой.
— В этом году не получится. Нет денег на перелет — я наконец-то накопила на машину, которую видела в салоне у Дуни. Она будет моим подарок себе на Рождество.
— Здорово. — Райан ерошит свои короткие светлые волосы и закусывает губу. — Слушай, у нас на следующий день после Рождества будет концерт… не хочешь прийти? Будет весело. А потом можно сходить вместе поужинать.
Райан родился и вырос в Алпайне. Он мой ровесник и гитарист в довольно-таки неплохой местной группе. По средам Джейс разрешает им выступать у нас в баре. Хизер сохнет по Райану уже целую вечность — почти так же долго, как я одержима Джейсом.
Но я в любом случае ни с кем не встречаюсь. Может, жеребец за барной стойкой и не подозревает, что ему принадлежат ключи от моего сердца, но я-то знаю об этом. Обнадеживать другого мужчину, заранее зная, что у нас ничего не получится, просто неправильно.
Прежде чем я успеваю ответить, в дверях кухни появляется вышеупомянутый жеребец — со скрещенными руками и строгостью на лице.
— Иви, ты собираешься относить заказ или как? — Джейс дергает подбородком в сторону зала. — Посетители ждут.
Я киваю.
— Иду.
Потом подхватываю тарелки и по пути к двери улыбаюсь Райану.
— Спасибо за приглашение, но я не смогу.
Не сейчас. С ним — никогда.
Угу… я жалкое существо.
— Вам повторить? — спрашиваю я у молодой модной пары, доставив им бургеры и показав на почти пустые кружки темного «гиннеса».
Они кивают, и я иду к бару.
Девушка своими густыми волнистыми волосами и карими глазами чем-то напоминает меня. Ту меня, которой я была четыре года назад, когда еще встречалась с парнями.
Именно из-за своего последнего парня я и попала сюда.
Его звали Дилан Маккафри, и он не был ни Тем Самым Мужчиной, ни даже Вроде-тем-самым, а скорее Мужчиной Чтобы-не-было-скучно. И когда он предложил путешествие по стране, двадцатиоднолетняя я уволилась из стоматологической клиники, где работала на ресепшене, опустошила свой банковский счет и пустилась в дорогу, чтобы получить старый добрый жизненный опыт.
Первые несколько дней путешествия прошли хорошо, но через полмесяца, к моменту нашей остановки в Алпайне, мы ссорились, как люди, которые осточертели друг другу.
Потому что мы и были осточертевшими друг другу людьми.
Последней каплей стал мой поход в ванную, когда я израсходовала весь трехминутный запас горячей воды, которая предлагалась в мотеле.
После чего Дилан бросил меня и вместе с машиной исчез.
Я планировала поесть где-нибудь, переночевать в мотеле, а наутро вернуться в Нью-Джерси. Но когда я вошла в бар «Черный бриллиант», за стойкой был Джейс, а мой столик обслуживала Хизер, поэтому к концу вечера я обзавелась и новой соседкой, и новой работой. И совсем новой жизнью.
Забавно. Иногда жизнь похожа на лабиринт из книжек с детскими головоломками. Ты выбираешь длинную, кружную дорогу, но она-то и приводит тебя в нужное место.