Спорим, моя?

Глава 36

Дорога домой сейчас оказывается через чур медленной. Да, так всегда бывает, когда нужно очень-очень быстро, но бесит это знание не меньше киевских пробок. Четыре часа дня, куда они все несутся?! Макар едет быстро настолько, насколько это возможно по дышащей жизнью столице. Весна пришла и людей на улицах стало больше. Они медленнее идут по пешеходному переходу, чаще бесстрашно перебегают дорогу и этим сильнее меня раздражают! Меня сейчас всё раздражает: и мысли в голове, и люди, и улицы. Я очень переживаю. Мама показалась мне слишком взволнованной. Хоть бы все были живы и здоровы. Владик! А если с ним что-то случилось? Какая же я истеричка в такие моменты, ну! Аж тошно становится.

Ветров молчит, сильно сжимая длинными пальцами руль. И я благодарна ему за это. Мне сейчас не нужны вопросы, на которые я не сумею дать ответ, или бессмысленные успокоения, только будоражащие сильнее, потому что я не догадываюсь о причине родительского звонка.

Все, чего я сейчас желаю — это скорее оказаться дома и желание мое исполняется спустя час и пятьдесят минут в дороге. И это Макару удалось пару пробок объехать! Сумасшедший трафик!

Я выпрыгиваю из машины, едва Ветров бьет по тормозам. И ахаю. По-другому просто не скажешь! Калитка, ворота… всё залито краской!

— Мам, ты как?! — подбегаю, когда вижу её, выходящую со двора.

— Нормально, милая. Всё хорошо, — она дарит мне такие нужные для нас обеих объятия, — Макар, добрый день. Спасибо, что привезли мою дочь.

— Здравствуйте, Кристина. Не за что. Только действительно ли так добр сегодняшний день? — последнее предложение звучит в пустоту, потому что Ветров проходит мимо нас к калитке, — камера что-то показала?

— Только вашу утреннюю встречу, — серьезно произносит появившийся отец, — её сбили камнем. Она одна. Мы не навешивали их как гирлянды, не думали, что стоит.

Папа явно не доволен. Не только краской, но и мной, но протянутую Макаром руку все же пожимает. Мама, видимо, уже провела беседу о моем возрасте. А вот Ветров не смущен. Он ведет себя, как обычно, но хмурится, когда оглядывает засохшие разводы. Понятно, что он сопоставляет это с угрозами, которые я получала.

— Я уже вызвал полицию. Скоро приедут и напишут заявление.

— Записка? Может, камень был завернут в лист?

— Ты что, Арина, детективов пересмотрела? Открытку тоже не прислали, — хмыкает папа.

Я знаю, что он на взводе, но все-равно неприятно. Учитывая, что открытками с угрозами меня и в реальности порадовать успели. Но он-то не знает, насколько реально звучит мой вопрос.

Стражи порядка являются, когда мы уже вошли в дом, чтобы не лицезреть картину на воротах. Приятного мало. Папа идет открывать лично, они входят в дом, присаживаются и опрашивают присутствующих. В смысле, нас.

«Кто бы это мог быть, как Вы думаете?»

«Не было ли ничего необычного в последнее время?»

«Вы не замечали, как кто-то бродил вокруг вашего дома?»

«Возможно, вы с кем-то ссорились? По работе, бизнесу, может быть, клиенты остались особенно недовольны?»

Над последним вопросом папа задумался. Не знаю почему. У них же все в порядке на работе, да? Отец ответил отрицательно. Люди в форме поблагодарили за содействие и попросили позвонить в случае нашего прозрения. Он говорил не так, конечно, но пересказываю ведь я. Как Аринке Тумановой хочется, так словечки в предложениьца и складываются. Простите, это нервы…

Провожая полицию, папа задержался — я в окно видела — он долго стоял у ворот, а мужчина даже блокнот достал, записывая. Посмотрев на маму, поняла, что та тоже ничего не знает. Интересно. Не только у меня есть секреты, да?

Дверь хлопает, предупреждая, что вернулся отец. Уставший, глаза красные — эта ситуация здорово заставила его понервничать. И неизвестно теперь смогут ли найти злоумышленника. Мама, чтобы занять себя хоть чем-то проходит к плите, чтобы вскипятить чайник.

— Вы поужинаете с нами, Макар?

— Нет, благодарю Вас, Кристина. Думаю, сейчас вам лучше побыть с семьей. Я ничем не могу помочь, извините, но, если понадобится адвокат или охрана я не знаю, скажите. Я обращусь к отцу.

Он даже плечами пожимает. Вижу, как ему неловко от того, что сам он ничего не может сделать, не может защитить. Нежность заполняет меня. И гордость. Так вообще бывает? Интересно, мама чувствовала то же, когда встретила отца?

— Перестань, ты делаешь очень много. Спасибо за помощь и поддержку. Это важно для нашей семьи. Заезжай завтра на ужин. Сегодня и правда лучше передохнуть и стереть это безобразие с ворот, а завтра мы тебя ждем, — неожиданно выдает отец, опередив маму.

Я во все глаза смотрю на папу и, наверное, очень не кстати ко всему случившемуся улыбаюсь во все тридцать два. Попрощавшись, я вызываюсь проводить Ветрова и крепко-крепко обнимаю за шею, когда мы выходим за двор и оказываемся за пределами видимости родителей.

— Спасибо тебе, — шепчу куда-то в шею, — спасибо-спасибо-спасибо, Макар!

— Риша моя… — теплым дыханием обдает мое ушко и когда я смотрю в его глаза что-то происходит. Между нами.

То же, что и всегда, только сильнее. Электрический ток проходит по венам, перекликаясь с сердцем и разумом и они все, все поддерживают мою душу в том, что Макар — тот самый. Я знаю, вижу по глазам, чувствую: с ним происходит то же самое. Он смотрит на меня ничего не утаивая.

Никакой лжи, никаких недомолвок. Ничего, что могло бы разрушить Нас.

Утро следующего дня встречает меня тревожностью. Я еще толком и проснуться не успела, а дурное предчувствие уже закралось где-то на подкорке.

Проверив телефон, немного улыбнулась — Макар прислал милое сообщение:

«С добрым утром, моя Риша. Еду за тобой.»

Это превращается в приятную традицию, люблю его заботу… Так и привыкнуть недолго!

Собираюсь сегодня довольно быстро, сказывается стресс вчерашнего вечера и сегодня уход за собой не приносит такого удовольствия и не помогает отвлечься.

За ужином только и было разговоров, что о полиции, залитых краской воротах и «мелком уголовнике», который это сделал. Почему он именно мелкий я не знала, ровно и почему непременно уголовник. Возможно, будущий?

Глупыми не сопоставлениями в отцовской речи я пыталась себя отвлечь. Ситуация, на деле, довольно жуткая и сказать, что я не испугалась — значило соврать, а вранье я не люблю. Учитывая, что знаю я много больше родителей. Сначала сообщения, после записка, теперь краска. Далеко ли от краски на заборе до кислоты в лицо? В детективах нет, а в реале? А где вообще достают кислоту?

Нельзя же прийти в аптеку и сказать: «Дайте кислоту пожалуйста. Мне надо девушке одной в лицо брызнуть.»

И в ответ: «Вот, пожалуйста. Одну секунду, подождите чек. Денег не надо, мы сегодня просто так раздаем.».

— Я отвезу тебя лично, — звучит по-отцовски строго, как только я делаю шаг на кухню.

— Э… Доброе утро. Спасибо, папуль, но за мной уже едет Макар, — не к месту взмахиваю рукой. Мне немного неудобно. Получается, что я якобы выбираю между папой и Ветровым, хотя это совсем не так и вообще мысль глупая! Говорю же, со вчера сама не своя.

— А, Макар? Хорошо, — кивает он и вновь берется на чашку с черным напитком.

— Мама еще спит? — спрашиваю, тыкая на кнопку кофемашины и становлюсь рядом в ожидании.

— Собирается, сейчас придет, — коротко отвечает и снова молчит. Я понимаю, что он в своих мыслях. Не нужно заниматься эзотерикой, чтобы догадаться в каких.

Мама входит через несколько минут. Она тоже взвинчена, а это только утро. Да уж…

Вчера я не пыталась узнать, о чем папа говорил с полицейскими наедине, не к месту это было, ждала сегодня, и тоже мимо. Любопытство точит свои зубы, а я засовываю его поглубже. Никому не будет лучше от этих вопросов сейчас.

Не знаю, порывался ли приехать Владик, но папа абсолютно точно ему звонил. Разговор длился не больше семи минут, из кабинета отец вышел непроницаемым. Не проронив ни слова, он сел за стол и взялся за приборы. Мама не задавала вопросов, я тоже. Влад не появился и большего знать я не хотела. Поступки говорят много больше слов. Если не посчитал нужным приехать, какая разница, что он сказал?

Макар подъезжает, когда мне нестерпимо хочется выйти из дома. Ужасная, накаляющая атмосфера молчания давит и забирает слишком много сил. Виски начинают пульсировать, и я незаметно для семьи, когда они выходят из кухни, беру с собой нурофен. Не хочу их волновать. Выпью по дороге в машине, а то весь день проведу в прострации.

Я выхожу, пожелав хорошего дня маме, и только поворачиваюсь к отцу, однако тот выходит меня провожать. Складывается абсолютное ощущение, что происходит что-то очень большое и серьезное, а я как болванчик — соглашаюсь не ясно с чем. Ладно.

— Как дела, прекрасная моя? — спрашивает Макар нарочито веселым голосом, когда приветствия, напутствия и прощания между папой и Ветровым соблюдены и мы отъезжаем от двора.

— Странно, — признаюсь охотно. Потому что я устала молчать. Молчание мне в принципе не свойственно, — родители как в воду опущенные и я между ними. Стараюсь не ляпнуть лишнего, держать дистанцию и узнать побольше.

На последней фразе Ветров ухмыляется, явно указывая на мою болтливость. Вот ведь! Да ладно, чего уж там, если это правда.

— Думаю, им нужно самим во всем разобраться сначала. Сложно быть в неведении самому, еще и разъяснять другим.

— Наверное, ты прав, — соглашаюсь, но легче не становится.

Предчувствие не отпускает, мысли мешаются. Лезу в сумку за пластинкой.

— Макар, есть вода?

— Ага, возьми в бардачке, — не отрывая от дороги взгляда говорит он.

Следую указке и удивляюсь только пачке презервативов, но значения не придаю. У него ведь и до меня была жизнь. Запиваю таблетку и устремляю взгляд в окно. Разговаривать не хочется. Хочется под одеялко.