Стальная Нелл

9

Они плыли почти у самой поверхности океана и рассматривали серебряное дно. Они держались за руки, и вскоре Нелл с удивлением поняла, что двигаются они очень быстро.

Потом Том неожиданно ушел на глубину, проплыл под нею, а она вспомнила, что на ней совсем нет одежды, и от этого стало жарко, и страшно, и весело, и тогда она тоже ушла почти к самому дну, предварительно успев глотнуть на поверхности воздуха.

Он плавал вокруг Нелл и думал о том, что ничего нет красивее, чем обнаженная женщина в ночном океане. Не всякая, притом, женщина, а его Нелл. Золотая Нелл. Русалка Нелл.

Они одновременно пошли наверх, за воздухом, и в какой-то момент отказались совсем рядом — вытянувшиеся стрелой, обнаженные, гибкие, прекрасные. Наверху Том с тревогой заглянул в глаза Нелл, но в них отражалось только безумие серебра, и тогда он рискнул протянуть под водой руку и коснуться ее груди.

Нелл показалось, что мир вокруг взорвался в ослепительной вспышке ядерного катаклизма. Свет вспыхнул у нее в мозгу, яркий, слепящий свет, и тело стало совсем уж невесомым и чужим. Она выгнулась, скользнула всем телом по его замершей руке, потом медленно обогнула его по кругу и нырнула в спасительное безмолвие океана.

Том последовал за ней. Они стремительно скользили под водой, словно пара дельфинов, и с каждой секундой все смелее касались друг друга — плечами, бедрами, коленями, руками. Тело Нелл горело серебром, и он не мог насмотреться на нее, а когда отводил взгляд, то видел, что и она рассматривает его, жадно, ласкающе, соблазнительно — Том и не знал, что взгляд женщины может быть таким.

В какой-то момент их руки встретились, и это было началом конца, потому что ядерную реакцию нельзя прервать, можно только спровоцировать, и температура крови неуклонно поползла вверх, а сияние серебряных садов стало нестерпимым.

Когда жар их тел стал почти невыносимым, вода показалась им ледяной, и тогда они прижались друг к другу, чтобы согреться. В полном молчании, окутанные серебряным шлейфом, они кружились в созданном ими круговороте, и не могли оторваться друг от друга. Не объятия, нет. Это сплавились два тела, кожа стала единой, и кровь — общей, а стук сердец превратился в ровный гул, бьющийся в их разгоряченных головах.

Взял ли он ее? Отдалась ли она? Или все было наоборот, и женщина сама притянула мужчину к себе, и сама стала морем, и небом, и землей, и огнем? Они не знали. Их не было.

Века проносились над океаном, и не было нужды подниматься наверх за воздухом — они пили дыхание друг друга, не размыкая рук, не расплетая ног, не отрываясь от губ — губами и не задумываясь, что с ними происходит.

Потом — как-то неожиданно — они оказались на мелководье, и теперь их плечи и головы овевал ночной ветер, доносящий миллионы ароматов: цветущих диких роз, гниющих водорослей, соли и зелени, горячего песка и влажных птичьих перьев. Ничего этого для них не было, потому что они были всем — океаном, песком, водорослями, птицами, цветами, небом, тьмой и яркой вспышкой сверхновой звезды под стиснутыми веками.

А земля упорно тянула их на берег, звала вернуться, и в один из сотен тысяч мигов они вдруг стали неловкими и тяжелыми, ступили на землю и покатились по ней, не в силах устоять даже на коленях, и женщина счастливо вскрикнула, почувствовав на себе тяжесть тела мужчины, и земное притяжение еще сильнее связало их тела в единый пылающий факел страсти, нежности и нетерпения.

Губы Нелл на его груди… Прерывистое дыхание… непонятные, глупые, невнятные слова, клятвы, которых не исполнить, обещания, которым не нарушиться… Золотая кожа, золотые волосы… Тонкие пальцы впиваются в широкие бронзовые плечи, скользят по гладкой коже, и от каждого ее прикосновения в сердце Тома вспыхивает маленький костер. С частотой примерно тысяча вспышек — в секунду.

Руки Тома, тело Тома, запах Тома, карие горячие глаза, в них испуг, и восторг, и страсть, и нет больше десяти лет, нет высоких крепостных стен и сторожевых башен, есть только безграничное изумление, остывающее на искусанных и счастливо улыбающихся губах — где же ты был, мой мужчина?

И что с нами тогда сделалось? Как можно было по собственной воле разорвать эти объятия, разбежаться, отвернуться, заткнуть уши и самим обречь себя на пытку — не быть вместе?

И любить чужих, неправильных, неуместных и других… нет, не любить! Заставлять себя поверить, что любишь, а на самом деле закрывать в тоске глаза, стискивать сухие губы и представлять, что рядом — ты.

И десять лет убегать, убегать до тех пор, пока не кончится земля под ногами, а уж тогда, наверное, верная смерть. Где ты был? Почему ты была не со мной?

Океан смоет с твоей кожи прикосновения чужих рук и глаз. Горячий песок примет в себя твои слезы. Ночной ветер сорвет с твоих плеч десять прожитых в муке лет и унесет их в темноту.

И тогда на пустом берегу огромного звездного неба останутся лежать двое, мужчина и женщина.

Том и Нелл.

Аминь.

А потом над океаном показалось солнце. Это было так прекрасно и невозможно, что Нелл неожиданно для себя расплакалась, а Том перепугался и принялся целовать ее мокрые щеки и просить прощения. Она прижималась к нему и скулила от счастья и ужаса одновременно, краем глаза кося на золотой диск, становящийся все шире и шире. Всем известно — ночные дела днем не делаются. Солнце развеет чары, расставит все по своим местам, и не увидишь в глазах того, кто обнимал тебя ночью, ничего, кроме скуки и нетерпения: скорей бы уйти.

Она взглянула в глаза Тома и увидела в них такое море любви, такую бездну обожания, такой восторг, такое умиротворенное выражение счастья, что сердцу мгновенно стало горячо и спокойно, слезы высохли, и все страхи исчезли без следа. Нелл рассмеялась и прижалась к груди Тома, скользнула ладонью по гладкому жесткому бедру, выгнулась в его руках, и он наклонился, возвращая ей поцелуи, лаская и гладя, прихватывая и пощипывая, трогая, прикасаясь, притягивая к себе.

Они занимались любовью при свете встающего солнца, вот ужас-то! И Нелл впервые смотрела на абсолютно обнаженного мужчину, не отводя глаз и не прячась в спасительной темноте.

А Том не мог насытиться собственным счастьем. Пил ее запах, трогал горячую кожу, ужасаясь, целовал припухшие губы и не мог остановиться. Он тоже боялся, что сказка закончится с рассветом, но это оказалось ерундой. Никакие силы на свете не могут разлучить его и Золотую Нелл, а десяти лет не было. Не было — и все. И сын у нее от него. Не важно, что она родила через два года после их расставания, все равно его. Ведь он сын Нелл, а значит — одним словом, сын и все тут.

— Он мой.

— Ты что?

— Я говорю, он будет мой сын. Пожалуйста, Нелл! Если ты сейчас скажешь, что не любишь меня, то, во-первых, я умру, а во-вторых, это неправда.

— Том, ты заговариваешься. Я не могу такого сказать, потому что, во-первых, я тебя люблю, а во-вторых, я тебя люблю.

— Скажи еще разочек?

— Я тебя люблю.

— О Боже, спасибо за счастье, которое ты мне дал. Нелл, он будет мой сын, ладно?

Она немного помолчала, а потом вкрадчиво начала:

— Том, это довольно серьезно, и мне не хотелось бы говорить об этом вот так.

— Нелл, я не могу ждать. Я шел к тебе десять лет, я боялся, что ничего не выйдет, сегодня ночью я летал в космосе без скафандра, и мне совершенно наплевать, кто у тебя там был еще, если, конечно, этот кто-то никогда около тебя не появится. Нелл, давай, это будет мой сын. Старшенький. Ричард Томас Хэккет.

— Ричард Торп Куинс.

— И Хэккет. Ну, пожалуйста!

Она спрятала лицо у него на груди. Щеки горели. Все было слишком хорошо, так не бывает. Но странно, тревоги не было. Только тихая беспричинная радость и блаженная усталость во всем теле, только первые лучи солнца на обнаженной коже. В это время они с Мел бежали купаться голышом.

— О Господи!

Она села и в тревоге огляделась. Том лениво повернул голову и вопросительно посмотрел на нее.

— Ты что, Нелл?

— Не поверишь, я ищу куда ты закинул наши тряпки?

— Сюда. Ну, может, поправее. Или полевее. Сейчас пойдем и найдем.

— Голые?

— Нелл, будь последовательной. Мы не можем пойти одетыми, потому что идем искать одежду. Одежду, которую мы сняли, чтобы оказаться раздетыми. А раздетыми мы оказались, чтобы…

— Молчи, развратник!

— Нелл Куинс! К твоему сведению, многое из того, что ты вытворяла ночью, оказалось для меня впервые. Я еще выясню, где ты этому научилась.

Она засмеялась и бросила в него пучком водорослей. Том в ответ сгреб ее в охапку и утащил в воду. Через полчаса, наплававшись и нацеловавшись, они отправились на поиски одежды.

Видимо, Том недобросил. Никакого купальника и никаких плавок на пляже не обнаружилось. Они прошли вдоль береговой линии почти до самых границ лагеря, а там у них вышла бурная дискуссия.

— Нелл, они спят без задних ног. Собаки будут молчать. Пробежим, как молнии.

— Я не побегу.

— Да что с тобой будет?

— Ты не понимаешь! Такое мое счастье. Как только я окажусь на самом открытом месте, Джои и Сэму приспичит проснуться.

— Ну и что? Ты быстро промчишься.

— Никуда я не промчусь с голой задницей! И потом: все будут знать, что мы с тобой…

— Ой, держите меня! А сейчас они думают, что ты мне зачитываешь метеосводку на неделю. Или я тебе декламирую Шекспира.

— Пока мы с тобой в голом виде не появимся в лагере, они могут догадываться. Когда появимся — будут уверены.

— Хорошо. Компромисс. Я иду один, беру у тебя в домике одежду и несу сюда.

— Сначала зайдешь к себе и оденешься.

— Ага. Понимаю. Ты, голая, всю ночь читала метеосводку мне, одетому. Здорово придумано.

— Перестань ржать.

— Пошли лесом.

— Ни за что! Там всякие звери и мухи.

— Ох, Нелл Куинс, нелегко с тобой в походе. Ладно, жди меня здесь.

Он как раз взялся за ручку двери бунгало Нелл, когда сзади послышался медовый голосок Мелани Саунд:

— Я вот как раз так и подумала. Так — подумала я — быстро плавает наш Том, что наверняка выскочил из плавок.

— Мел, я…

— Тогда наш Том — подумала я дальше — заплыл подальше и от стыда спрятался в воде. В свою очередь Нелл Куинс, наша начальница, прекрасный специалист и замечательная женщина, увидела, что Тома нет на берегу, а потом океан выбросил к ее ногам Томовы плавки. Нелл закричала от горя и начала срывать с себя остатки одежды. О, я была несправедлива к нему — кричала Нелл. Когда одежды на ней не осталось, из воды показался смущенный Том. Чего ты веселишься, дурачок?

— Мел, у тебя не язык, а гнездо ос. Но очень веселых ос.

— Иди, куда шел. Ее чистая одежда в сумке под кроватью. Знаешь что?

— Что?

— Ты ее не торопи. Даже когда у тебя кончится терпение — не торопи ее. Она должна отвыкнуть быть главной в доме.

С этими словами Мел еще раз обдала Тома с ног до головы откровенно восхищенным взглядом и ушла. Том перевел дыхание. Честно говоря, единственное, что помогало ему не смущаться в присутствии Мел, так это то, что она врач по профессии.

Нелл стояла у самой воды и смотрела на небо. Том притормозил и залюбовался возлюбленной. Золотые волосы высохли и пышным облаком лежали на загорелых плечах, тонкая рука прикрывает глаза от палящего солнца, длинные ноги утопают по щиколотку в песке. Она была прекрасна, его Нелл, и у Тома сладко щемило сердце при мысли о том, что теперь они больше не расстанутся ни за что на свете.

Нелл вздрогнула, когда он тронул ее за плечо, но улыбку не вернула. Лицо у нее было сосредоточенное и немного суровое.

— Надо поторопиться. У нас не так много времени.

— Что случилось, Нелл?

Она указала рукой куда-то в абсолютно безоблачное небо. Том с недоумением рассматривал бирюзовый шатер, а потом поинтересовался:

— Тебе не нравится цвет — или оттенок? И на что у нас нет времени? На еще один поцелуй?

— Очень смешно! Смотри, неужели не видишь?

— Небо. Солнце. Возможно, вон та черная козявка — альбатрос, но я бы не рисковал…

— Том! Смотри левее.

— Смотрю. Там ни намека на альбатроса. Даже самой завалящей…

— Тучку видишь?

— Нет.

— Разуй глазки.

— Ты имеешь в виду вон ту белую закорючку размером с мой нос?

— Именно.

— Нелл, не бойся, я нарву лопушков и прикрою тебя от ливня, который выльется из этой тучки.

— Сам ты лопушок, Том Хэккет. Это моя любимая тучка. Вестник. Я ее так назвала. Когда-нибудь я напишу диссертацию об этой малышке.

— А чем она так знаменита?

— Тем, что аккуратно через два-три часа здесь разразится буря с грозой.

— Может, поспорим?

— Знаешь, Том, а это мысль. Не буду я писать диссертацию. Лучше буду ездить по всему миру и заключать пари на мою тучку. Огребу бешеные деньги, точно.

— Нелл?

— Да?

— Мы так и не договорили.

— Том, я не шучу. У нас от силы два часа на то, чтобы подготовиться к сильнейшему шторму, грозе и урагану. Пошли к ребятам. Мы поговорим, обещаю. У меня есть… Одним словом, кое-что тебе следует знать.

— Нелл?

— Что?

— Я люблю тебя.

— А я — тебя.