Просыпаюсь с первыми красками рассвета по привычке, и взгляд упирается в темно-бордовый балдахин той самой чужой постели, в которой я уснула вчера после долгих разговоров с Вириан.
В воздухе еще витает аромат белых роз, а на тумбочке возле кровати лежат местные вестники, которые я попросила принести, чтобы не казаться уж слишком подозрительной в своих вопросах. А их было у меня много.
Чего только стоило сдержаться, когда Вириан назвала генерала драконом. Сначала я, конечно, решила, что это образное выражение. Мать моя тоже иногда Аркашу крокодилом называла, но чем дольше слушала я Вириан, тем четче понимала, что никакой образности в ее словах нет.
Вот и засыпала с мыслями о том, что мир магический, и муж у меня нынче, тоже почти бывший, дракон. Хотя чего удивляться после того, как меня в этот дом перенесли через какую-то арку?
Однако я все еще надеялась, что проснусь в своей постели, раздам на орехи тем, кто заслужил, позвоню той, по кому искренне скучаю, но нет. Орехи раздать получится, видимо, местным. А скучать придется и дальше.
Расспрашивать Вириан о том, как устроен мир, я сильно не стала, это было бы слишком подозрительно. Сколько раз я видела людей с амнезией. Они не помнят, кто они, но не удивятся при виде автомобиля.
Вот и мне пришлось делать вид, что слово «дракон» — для меня вполне привычная вещь, а недостаток информации пыталась возместить прессой. Полезно, но дыры в понимании остались.
Так же, как и вопросы касательно жизни Оливии.
— Такие высокопочтенные господа, как лорд Кайрон, обычно выбирают в жены самых юных и красивых. Вы тоже красивы, моя госпожа. Но вам было уже двадцать пять, когда из всех претенденток, он остановил выбор именно на вас, — так мне сказала Вириан.
Еще и добавила, что к двадцати семи Оливия считалась бы старой девой.
Почему все случилось именно так, Вириан не знала, а я не стала сильно расспрашивать. Может, полюбил, а потом «состарилась» и новой крови захотелось, новой страсти. Кто знает? Может, дело было лишь в наследниках.
Но то, что Оливия красива, я оспорить не могла и не хотела. Темные пышные волосы, милое бледное личико. Карие большие глаза, вот только в их глубинах уже успела поселиться знакомая мне усталость. Та самая, когда стараешься, а этого то ли не видят, то ли видеть не хотят. Не ценят…
— Ох, госпожа, сколько вы всего делали, чтобы понести. Сначала, конечно, ждали. Да и хозяин часто в разъездах был. Служба у него больно важная. Но на третий год вы совсем пригорюнились, — рассказывала мне Вириан.
— И тогда пошла на обряды? — предположила я.
— Нет. Сначала травы, настойки. Ваш отец толковым лекарем был, — сказала она, и я обрадовалась и огорчилась.
Лекарь ведь значит доктор, а это мне знакомо, и мир уже не кажется чужим. Но «был», означало, что отца уже нет. А мать Оливии умерла, когда та была еще малышкой.
— Как он скончался, вы совсем отчаялись. Правда, хозяин нашел для вас жрецов, все организовал, но даже это не помогло. А теперь вот… — Вириан притихла, чтобы не сказать «вы списаны со счетов».
Значит, мне тридцать два. Возраст в самом деле, немаленький, и если дело только в деторождение, то я, может быть, и смогла бы понять зацикленного лишь на себе самом генерала. Но он сказал: «ты стареешь».
Он будто просто прикрылся законом для того, чтобы отдать место жены другой. Судить не хочу — мир не мой. Но и соглашаться с положением, особенно после того, что Вириан мне рассказала, не буду.
— Низложенная жена — как тень. Ни живая, ни мертвая. Для общества ее почти нет. Так, потеха. Повод для насмешек. А для домашних она существует. Для супруга — обслуга в ночи, коль соскучится. Для новой хозяйки — по праву никто. Нельзя ее трогать, согласно закону. Но чаще бывает, изводят, — говорила Вириан. — Кому понравится, что бывшая жена мозолит глаза? Вот и шпыняют, чтоб сгинула. То ли бояться. То ли просто злые.
Злые, не злые — не знаю. Но факт один вынести могу: ничего в жизни не меняется. Ни в одном из миров.
Кроме меню на завтрак.
— Что желаете, госпожа? — спрашивает Вириан, придя ко мне в девятом часу и сильно удивившись, что будить меня не нужно.
Но вот с одеждой от помощи не откажусь. И кто придумал, столько юбок и корсеты?
— Давай что-нибудь питательное, но нежирное, — отвечаю я, ибо дел предстоит еще много. За один день разобраться в происходящем нельзя.
— И свежую прессу… То есть вестники принеси, — прошу и тут же исправляюсь я.
Вириан возвращается быстро, принеся и местные газеты, и целый поднос с едой.
— Ох, госпожа, как же грустно, что теперь вы вынуждены завтракать и обедать тут, — вздыхает она, а меня вполне все сейчас устраивает.
Еда есть. Время, чтобы разобраться, тоже есть. «Вот бы еще не трогали», — думаю я.
Но, как говорила бабушка: «Не сглазь».
Громкий стук раздается в двери ближе к полудню, и в покои разжалованной жены входит не только новая хозяйка дома, но и шесть слуг вместе с ней…