Стихия страха

Глава 11. Хризокола

Выждав немного, я открыла глаза и раздраженно ткнула красавчика локтем в бок, но он даже не пошевелился, уткнувшись носом в подушку. Демон! Я закипела от злости. Как он смеет дрыхнуть, когда я с ним в одной кровати! Для чего я притворялась целый день, для чего устроила весь этот цирк, если он даже не поцеловал меня? Я обиженно надулась и села на кровати, скрестив руки на груди. Понимала, что сама виновата – нельзя было его так изматывать, но… Я не могла иначе. Я не умела притворяться, оставаясь собой… После пробуждения мне вновь стало шесть лет, и лишь крохотная часть меня помнила обо всем. Она спала в закутке сознания, как дремает опасный зверь в ожидании добычи. Я не хотела просыпаться, не хотела взрослеть, не хотела заново вспоминать пережитое. Но желание соблазнить инквизитора оказалось сильнее…

Меня затошнило от сладкого. Я громко всхлипнула и со злости пнула красавчика еще раз. Но он только пробормотал что-то под нос и повернулся на бок. Я просунула руку под подушку, вытащила дневник профессора и стала его бегло просматривать. Состав отвара меня заинтересовал, но читать дальше не хотелось. Поэтому я пролистала страницы, запоминая их, а потом раздраженно зашвырнула дневник в угол комнаты. И пусть этот засранец утром помучается, разыскивая его! Конечно, можно было растолкать любимого дядю Кыса, но в лучшем случае я добьюсь лишь того, что он меня выставит. Нет, никуда я отсюда не уйду. Завтра обвиню его во всех смертных грехах, скажу, что снасильничал меня. Вряд ли он мне поверит, но… Если устроить скандал, то поверят остальные.

Я выдернула из-под его головы подушку, взбила ее и легла, отвернувшись к окну. В непроглядной темени ливня за окном сверкали молнии, на мгновение так ясно освещая комнату, что каждый раз я недовольно жмурилась. Кысей у меня за спиной пошевелился и потянул на себя одеяло. Я со злости дернула его край на себя, укутываясь и лягая инквизитора пяткой. Но он вдруг возмущенно засопел и привлек меня к себе вместе с одеялом. Дыхание сбилось, и сердце зашлось в сумасшедшем ритме, потому что я на секунду поверила, что он… Но он крепко спал, обняв меня и уткнувшись носом в мои волосы. Нет, это просто какое-то изощренное издевательство. Никто и никогда еще не использовал меня в качестве постельной грелки! Я зашипела и попыталась выбраться из объятий красавчика, но он недовольно всхрапнул и подтянул меня еще ближе, подгребая под себя. Я оказалась придавленной весом его тела, словно плюшевая игрушка спящим ребенком. У меня началась истерика. Я давилась хохотом, зарывшись лицом в подушку, ощущая его теплое дыхание у себя на шее, слыша мерное биение его сердца, чувствуя тяжесть его тела. Быть с ним в одной постели и не получить желаемое, что может быть смешнее!..

Но смех быстро оборвался, захлебнувшись в жалобном всхлипе. Я упрямо стиснула зубы. Ничего, я подожду. До рассвета. До того серого часа, когда солнце еще не встало, но тьма ночи идет на убыль. До того предрассветного времени, когда разум еще в плену сновидений. До той неразличимой серости суток, когда грань реальности и сна истончается… Я подожду, чтобы предпринять еще одну попытку. Подожду, чтобы добиться своего.

Мысли невольно вернулись к недавним событиям. Думать про них не хотелось совершенно, но уснуть мне было никак нельзя. Почему дневник профессора все еще у красавчика? И что случилось после того, как мое сознание померкло? Повезло ли профессору ощутить всю прелесть страстной любви своего преданного пса? Последнее, что я помнила, был Кысей, увещавший охранника остановиться. А дальше сплошной туман… Впрочем, с помощью стражников и Эмиля инквизитор наверняка их арестовал. А вот с Алексом получилось плохо. Оставалось лишь надеяться, что он не уйдет с маяка, не дождавшись меня, и завтра я уже покончу с этим делом. Я самодовольно улыбнулась, выпростав руку из-под одеяла и погладив кулак красавчика. Дневник профессора оказался воистину сокровищем. Один рецепт отвара чего стоит, не говоря уже про сведения о пациентах. Но потом я вспомнила запись на последних страницах и нахмурилась. Неужели Источник действительно существует? В любом случае надо будет заполучить книгу профессора Грано. Даже если для этого придется наведаться в Академию еще раз. Я передернула плечами, ощутив могильный холод при мысли о Зеленом зале. Отвратительный рисунок в камне должен быть уничтожен. Мгновенный ужас от нереальности увиденного опять вернулся и заставил меня поежиться. Я прижалась к Кысею, отчаянно цепляясь за тепло живого человека, который просто не может быть выдумкой моего безумного разума. Или может?.. Если инквизитора вовсе не существует? Вдруг я его придумала? Так же, как придумала рисунок Тени с фигурой возле котла, церковь из костей… Как такое может быть? Если бы я только могла помнить себя во время приступов…

Узкая полоска на горизонте прочертила небосвод, заливая комнату тусклым серым светом. Пора. Я аккуратно освободилась из тяжелых объятий красавчика и повернулась к нему лицом. Не удержавшись от соблазна, все-таки провела рукой по его щеке и чувственным губам. Слишком красив, слишком наивен, слишком целомудрен для служителя Святого Престола… А еще он слишком быстро учится, и скоро будет совсем нелегко им манипулировать. Я прижалась к нему и поцеловала, стараясь не задеть прокушенную губу, затем скользнула рукой ниже, забираясь в брюки. Главное – не торопиться, чтобы не дать ему понять, что зыбкая граница сна уже нарушена…

Легкая тень пробежала по его лицу, и Кысей открыл глаза. Я затаила дыхание, но ни губ, ни рук не разомкнула, продолжая ласкать его. Он на секунду отстранился от меня, сонно вглядываясь в мое лицо, а потом вдруг шумно вдохнул и сам прижал меня к кровати, навалившись сверху. Его губы жадно впились в мои, а я застыла от нереальности происходящего. Как такое возможно? Я сплю и грежу его страстью? Или же он еще сам не очнулся ото сна?

– Зачем ты опять пришла?.. – неожиданно прошептал он, целуя меня в шею и вызывая сначала дикую вспышку ревности, а потом… Потом я поняла, что он тоже грезит обо мне… Значит, мой образ снился ему раньше, изводя его греховными желаниями. Я довольно улыбнулась, высвободила руку и обвила его шею, чувствуя каменную тяжесть его возбуждения. Теперь мне было плевать, сон это или явь, пусть даже меня и не существует вовсе, пусть даже я всего лишь его ночная фантазия…

Я прогнулась, стараясь расстегнуть на нем брюки и освободить нескромное сокровище, за которым слишком долго охотилась. То ли от моего прикосновения к горячей плоти, то ли от неловко задетой прокушенной губы, но Кысей вдруг дернулся, и сонный туман в его глазах рассеялся. Он перехватил мою руку и прижал ее к постели, нависая надо мной и пристально вглядываясь в глаза.

– Это не сон, – ошеломленно пробормотал он.

Однако я не собиралась так просто сдаваться и попыталась удержать добычу, сжав его бедра ногами и норовя опрокинуть на спину. Кысей отпрянул, выпутываясь из моих объятий и садясь на кровати.

– Ты пришла… вы… Вы пришли в себя? – его голос дрожал, а глаза были темнее ночи.

Я уже понимала, что он опять ускользнул из ловушки, но желание затмевало голос разума.

– Вернитесь в постель, – хрипло прорычала я и стукнула кулаком по подушке. – Сколько уже можно издеваться надо мной?

– Что?!? – задохнулся он, пытаясь застегнуть брюки. – Так это я издеваюсь? Как давно вы все вспомнили?

Он вгляделся в меня и побледнел.

– Господи! Да вы же притворялись все это время! Пока я с ума сходил от волнения за вас, вы… вы потешались, устраивая жестокие выходки…

В глазах потемнело от злости, я рванула к нему и схватила его за рубашку, пытаясь повалить на кровать. Он легко оттолкнул меня, и я упала обратно.

– Я бросил дознание, нянчась с вами… Смешно было, да? Господи, да вы же чуть не сделали из меня детского растлителя!..

Я оторопела настолько, что потеряла дар речи.

– Когда я лгал и осквернял святыню, чтобы защитить вас… Даже тогда я не чувствовал себя гаже, чем вчера, обуреваемый порочной похотью… – у него дрожали пальцы, он не мог застегнуть ремень на брюках, которые морщились предательским бугром. Кысей поднял на меня взгляд и тяжело сглотнул. – Похотью к ребенку, как я думал…

Я обнажила себе плечо и склонила голову набок.

– Что за глупости вы несете? Я не ребенок. Почему вы противитесь желанию? – я выразительно кивнула на его оттопыренные брюки и облизнула губы. – Идите ко мне, хватит уже мучить нас обоих…

Кысей прикрыл глаза и что-то прошептал. Я соскользнула с кровати, подошла к нему и упрямо потянула за пряжку ремня.

– Какая же вы дрянь. Убирайтесь отсюда! – он перехватил мою руку, заломил ее за спину и потащил меня к двери.

– А дневник был занятным…

Кысей замер, потом резко развернул меня к себе. Я широко ухмыльнулась ему в ответ.

– Забавно, что вы оставили его у себя. Тайком перечитывали, да? Я вот думаю, может, вас одолевали порочные желания вовсе не из-за меня? Может, вы тоскуете по суровой мужской ласке профессора? Вас заводят описания его любовных похождений?..

– Заткнитесь! – его глаза потемнели от злости, он замахнулся.

– Ударьте, если вам так хочется. Так будет даже лучше. Больше поверят, когда я обвиню вас в изнасиловании!

Я вырвалась из его рук и начала раздирать на себе рубашку. Он стоял, опустив руки и сжав их в кулаки. Желваки перекатывались на его скулах.

– Господи, да вы просто дрянной ребенок, жестокий и глупый. Ребенок, который даже не понимает, что причиняет боль другим…

– Красивый ребенок, которого вы вожделеете? – уточнила я, царапая себя.

– Нет, уродливый. Вы уродливое и мерзкое чудовище…

Я прижалась к нему, повиснув у него на шее.

– Сейчас я позову на помощь, и сбегутся ваши друзья… – зашептала я ему. – Что они подумают, застав меня в разорванной рубашке и в вашей постели? Кто же из нас окажется мерзким чудовищем, насильником, растлителем?..

Я провела ладонью по его щеке, он тяжело дышал, крылья его носа трепетали от гнева. Мне так хотелось получить его…

– Я же чувствую ваше желание… Не упрямьтесь, ну пожалуйста, – я почти умоляла. – Обещаю, что буду с вами ласкова…

Кысей почему-то вздрогнул от моих слов, прикрыл глаза и прошептал горько:

– Да простит мне Единый, – а потом схватил меня за волосы и повалил на кровать лицом вниз, крепко к ней прижав.

Не веря в удачу, я даже не сопротивлялась, лишь пробормотала растерянно:

– Однако… Не думала, что порочные фантазии профессора вас так вдохновят…

Он задрал на мне рубашку, и я услышала, как он расстегивает ремень на брюках.

– Осмелюсь заметить, что поза сзади не слишком удачна для первого раза… Вашего первого раза…

Кысей в ответ лишь засопел, а в следующую секунду я вскрикнула от боли, едва сдерживая злые слезы. Он наклонился ко мне и сказал:

– Если ведете себя, как ребенок, то не удивляйтесь, что с вами поступают, как с ребенком! Дрянным нашкодившим ребенком!..

Боль от ремня опять ожгла мне задницу. Я дернулась, но он придавил меня коленом.

– Не смейте!.. – я захлебнулась от обиды и унижения. – Вы не смеете!

– Если родители вас не пороли, то всегда можно наверстать упущенное, – зло выдохнул он, обрушивая очередной удар ремня.

Я закусила губу, чувствуя, как злость и боль затмевают разум.

– Бабка порола меня так часто, что мне не привыкать. Вам до нее далеко! – выкрикнула я.

– Заткнитесь! – еще один удар отозвался болью.

– Вам технику еще оттачивать и оттачивать! Ничего не умеете!

И снова удар. Я стиснула кулаки, ногти впились в кожу. Он не дождется моей слабости.

– А может, вам просто нравится?.. – не унималась я. – Некоторые возбуждаются, причиняя боль… Это ваша тайная фантазия? Так не останавливайтесь, вперед!

Кысей вдруг всхлипнул и застыл, а я затаила дыхание. Он опустил руку с ремнем, ее прикосновение к голой коже вдруг показалось в стократ больнее ударов. Как же невыносимо его глупое упрямство… Я осторожно выдохнула и прошептала:

– Попробуйте отшлепать рукой… Говорят, так больше возбуждает…

– Вы отвратительны, – бессильно выговорил он. – Убирайтесь вон!

Кысей вздернул меня за шиворот и потащил к двери. Но я не собиралась сдаваться.

– Дядя Кыс, я больше не буду, – захныкала я детским голосом, цепляясь за него. – Честное слово, я буду послушной девочкой! Ой, а что это у вас из кармана брюк выпирает?

Он зарычал от гнева, выталкивая меня за дверь, потом потащил вниз по лестнице. Я начала верещать. На шум выскочила экономка и удивленно застыла.

– Что же здесь?.. Господи, да что происходит?

Кысей ничего не ответил, волоча меня к выходу. Неужели он выставит меня на улицу в одном исподнем? Я завизжала еще отчаянней и вцепилась в косяк двери. Тогда он действительно шлепнул меня по исполосованной заднице. От неожиданности я охнула, а он воспользовался секундным замешательством, отцепил пальцы от косяка и вытолкнул меня за дверь, захлопнув ее прямо перед моим носом. Я бросилась обратно и забарабанила в нее кулаками, вне себя от ярости выкрикивая проклятия. Дверь неожиданно открылась, я отпрянула.

– Вон отсюда! – Кысей швырнул мне в лицо одежду и куклу. Дверь захлопнулась.

Я застыла, не в силах отвести взгляда от лица куклы, по которому змеилась трещина. Лилит слетела по ступенькам и осталась беспомощно лежать на земле, ее золотые локоны колыхались в грязной луже, а синие глаза смотрели в неумытое небо. Ярость и гнев затуманили сознание, на мгновение окружающий мир дрогнул, поглощаемый разрушительной волной. Реальность поплыла… Исчезли дома, оставляя за собой жалкие руины. Застыл напротив румяный молочник, превращаясь в обглоданного рыбами скелета. Умерли деревья в саду, прорастая отвратительными липкими водорослями. В мертвом безмолвии плавала Лилит. Тусклые локоны колыхались в мутной толще воды, платье заросло ракушками, а глаз не было вовсе, остался лишь немой укор в пустых глазницах.

Я всхлипнула и медленно вытянула вперед руку, другой зажимая себе рот, чтобы не разрыдаться. Закрыла глаза, когда мои пальцы коснулись склизкой ткани платья. Соленый привкус оказался на языке, потом легкие обожгло горькой морской водой. Я закашлялась и упала на колени, прижимая к себе куклу.

Редкие утренние прохожие пугливо оборачивались на меня, бредущую босиком по городу в одной рубашке. Я не смогла выбросить куклу и тащила ее за собой, упрямо вцепившись в липкие волосы. Мостовая под ногами иногда становилась скользкой от водорослей, а двигаться и дышать делалось сложно. Но я дошла. Распахнула дверь пекарни. Не обращая внимания на испуганные перешептывания ранних покупателей, поднялась по лестнице.

– Господи, Хриз, что случилось? – встретил меня Антон, обнял и повел в комнату.

Я вырвалась.

– Что у меня в руках?

Брат застыл, в его взгляде мелькнуло отчаяние.

– Кукла.

– Опиши ее.

– Лицо разбито. Светлые волосы, розовое платье, золотые туфельки.

– Глаза на месте?

– Да, они синие, – кивнул Антон.

Я удовлетворенно вздохнула, и тут меня наконец догнала тьма.

Я пришла в себя уже в собственной спальне. Надо мной склонилась встревоженная Пиона, которая тут же отпрянула и позвала Антона:

– Господин, она очнулась!

Брат подошел к моей кровати, я попыталась перевернуться на бок, лежать на спине было невыносимо. Я успела забыть, как больно бывает после порки.

– Пиона, выйди, пожалуйста, – попросил он девушку, потом присел на край постели и горько вздохнул. – Зря я тебя не отговорил. Ведь глупо же было ломать перед инквизитором комедию с потерей памяти. Он догадался и… Он очень злился?

– Этот болван… – я зашипела от злости и боли, пытаясь сесть. – Этот болван за все заплатит. Я ему такое устрою, что… Демон!

Я ухитрилась встать, поддерживаемая под руку Антоном.

– Как же стыдно теперь перед ним, – покаянно сказал мальчик. – Ненавижу, когда ты заставляешь меня врать.

– Тебе стыдно? – возмутилась я, задирая подол рубашки. – Стыдно ему! Полюбуйся! Этот мерзавец посмел поднять на меня руку…

Антон отшатнулся, а потом вдруг рассмеялся. Я оторопела.

– Прости, Хриз, – выдавил он, давясь от смеха под моим бешенным взглядом. – Прости, но ты… Это ж как надо было довести этого святошу, чтобы он… Прости, прости…

Я скрипнула зубами:

– Ты точно мой брат? Ничего не перепутал?

– Я же сказал, прости. Честное слово, прости.

– Где кукла? – спросила я, и его веселье мигом исчезло.

– Зачем она тебе? У нее лицо разбито, я собирался выбросить…

– Не смей. Где она?

– Да вон же, – указал он на пол. – Я скажу Пионе, пусть приготовит припарки для твоей… твоих эмм… для результатов твоих похождений…

– Заткнись! – предупредила я очередной его смешок. – Я не собираюсь отлеживаться и страдать. Не дождетесь. Ни ты, ни он. Пионе скажешь, чтобы приготовила для меня корзину со съестным. В дорогу.

Я подняла куклу и провела пальцем по ее лицу, потом волосам.

– Зачем? – нахмурился Антон. – Для кого еда?

Демон дернул меня проверить и лизнуть пальцы, они были соленые.

– Иди сюда. Лизни ее волосы. Они соленые?

– Господи, Хриз, у тебя опять… видения? Что на этот раз?

Мальчик подошел и с подозрением принюхался к кукле, потом осторожно потрогал мокрые локоны, лизнул и сморщился.

– Да, соленые.

Звуки застыли, словно погребенные под водной толщей.

– Для колдуна, – ответила я и не услышала собственных слов.

– Бульк? – Антон выдохнул пузырек воздуха.

– Еда для колдуна. Мне надо наведаться к старому маяку. Отправь посыльного к Отшельнику. Пусть придет вечером с отчетом.

Бульк- бульк- бульк… Двигаясь в оглушающей тишине, я выпроводила возмущенно булькающего брата за дверь и стала переодеваться.

Серое небо на горизонте сливалось с таким же серым морем. Даже полоска песчаного берега казалась бесцветной. Мир померк и оглох. Сидеть на камнях было невыносимо больно, но только благодаря этой боли я сохраняла хрупкую связь с реальностью. Я перевела взгляд на Алекса, чья голова покоилась у меня на коленях. Его светлые вихры тоже были тусклыми и выцветшими. Мальчишка меня дождался. Он мгновенно умял всю принесенную снедь, а я смотрела на него, сжимая в руке кинжал, который вдруг стал неподъемно тяжелым. Я медлила, а потом Алекс попросил меня спеть. Голос плохо слушался после ночных подвигов в Зеленом зале, но я послушно запела, оттягивая жестокую необходимость убить мальчишку. Мелодия старинной баллады разрушила давящее безмолвие, стали слышны звуки прибоя и жалобные крики чаек.

Алекс пробовал подпевать, тонко подвывая и не попадая в ритм. Он сам доверчиво сел рядом и положил голову мне на колени, словно догадываясь о моих намерениях. Я гладила его по спутанным волосам, с отчаянием понимая, что не могу его убить. Хотя это так легко. Полоснуть кинжалом по горлу, или просто свернуть ему тонкую шею, или схватить за волосы да стукнуть виском о камень… Но мой разум словно обернули плотной ватой. Я должна убить колдуна. Неважно, почему он им стал, важно то, что сам он остановиться не сможет… Мои пальцы сомкнулись на его светлых космах, крепко, до боли, натянув кожу на голове.

– Море… скоро… – вдруг прошептал он, – заберет… боль…

Я дернула его за голову, заглядывая ему в глаза.

– Ты о чем?

Он молчал, а воздух вокруг меня стал горячим.

– Ты о чем? – повторила я и встряхнула его, потом приставила к горлу лезвие.

– Ты… замерзла… – прошептал он. – Тепло?..

Дыхание перехватило от полыхнувшего в лицо жара. Рукоять кинжала обожгла ладонь.

– Мне жарко, – сказала я. – Прекрати.

А в следующий миг ледяной порыв ветра чуть не сбил меня с ног. Алекс безмятежно смотрел на меня ярчайшей голубизной неба, так выделявшейся среди поблекшего мира.

– Я буду… петь… морю… И тебе… Боль уйдет…

Он развернулся и побрел обратно к развалинам маяка. Я стояла и бессильно смотрела ему вслед, выронив бесполезный кинжал. Я не смогла его убить… Злые слезы навернулись на глаза.

– Почему, демон, почему?!? Почему я не могу?!?

Но равнодушное море молчало в ответ.

По дороге домой я успокоилась и решила подождать с убийством Алекса. В конце концов, старый маяк – безлюдное место, и мальчишка никому не сможет причинить вреда. Конечно, это глупо, потому что рано или поздно туда забредет какой-нибудь несчастный, за что и поплатится жизнью. Но выдать Алекса инквизитору я тоже не могла, потому что не была уверена, что он с ним справится. Сила мальчишки была запредельной, он призывал стихии, даже не соизмеряя их мощь с действительностью. Да и не станет Кысей, чистоплюй клятый, пачкать руки и убивать колдуна. Ему же торжество справедливости подавай! При мысли о красавчике я скрипнула зубами от злости. Он горько пожалеет о том, что в очередной раз отверг меня. Хотя нет, не в очередной, а в последний раз. План мести созрел мгновенно, я даже потерла руки в злорадном предвкушении. А если и это не сработает, то остается еще замечательный рецепт профессора. Интересно, каким инквизитор был в детстве? Я нахмурилась, припоминая, что он там лепетал про родителей. Последние страхи в разуме Луки определенно были воспоминаниями Кысея. Значит, его родителей убили у него на глазах. Интересно, поэтому его так выворачивает каждый раз, как он видит мертвое тело? Надо будет разузнать подробнее, чтобы поковыряться и в этой ране…

Отшельник уже ждал меня в гостиной. Его лицо против обыкновения было слегка встревоженным. Я кивнула ему следовать за мной в кабинет, подальше от любопытных домочадцев.

– Есть новости? – сразу перешла я к делу, указывая на кресло и садясь за стол. Демон, как же больно!..

– Сегодня утром убили вояга Наварро, – Отшельник выдал известие и уставился на меня бесцветными глазами.

– Вот как?.. – протянула я, морщась от боли. – Что ж, бывает…

– Вы… уже знаете? – ревниво уточнил Отшельник. – Тогда я…

– Я даже знаю почти наверняка, кого обвиняют, – улыбнулась я его детской обиде. – Серого Ангела, правда?

Отшельник недовольно поджал губы, а я выругала себя за несдержанность.

– Прости меня, Отшельник. Я догадывалась, что это произойдет, но о том, что это уже свершилось, узнала от тебя. Ты принес хорошую новость, спасибо.

Он чуть склонил голову, показывая, что принимает мои извинения.

– Серого Ангела объявили в розыск, его портреты развешены по всему…

– Обожди, – перебила я. – Какие еще портреты? Известно, кто это?

Отшельник прищурился и кивнул.

– Известно. Хотя вы ведь догадались? Нет? Это Фарид.

– А вот это уже действительно интересно… Он на свободе?

– Да. Его ищут, обвиняя в колдовстве и убийстве вояга.

– Демон, а церковников не смущает, что Фарида даже в городе не было, когда объявился Серый Ангел?

Отшельник молчал, привычно игнорируя вопросы, требующие от него строить предположения.

– А что с профессором Камилли? Ему предъявили обвинения в колдовстве? Мне интересно, как церковь будет тут выкручиваться…

– Профессор повесился в камере. Еще вчера.

– Да что ж такое! Что ж они мрут все, как мухи! А главное, как удобно-то мрут! Он точно мертв?

Отшельник кивнул.

– Мой человек из стражников сам сжигал тело по приказу капитана.

Я задумалась. Церковникам был нужен живой профессор вместе с отваром забвения…

– Фарид действительно сбежал? Или это уловка церковников?

– Знаю, что его действительно ищут. Еще Дылда доложил, что ваш подопечный приказал ему поджечь дом профессора Камилли.

– Хм… И? Он поджег?

– Да.

– Ну поджег, так поджег. Что еще?

– Прибыл мой человек из Вышня, – Отшельник положил на стол пухлый бумажный сверток. – Тут все по госпоже Улицкой.

Я кивнула рассеянно, подходя к окну.

– Будут еще заказы, госпожа?

– Подожди немного. Мне надо подумать.

Небо было необычайно чистым, сливаясь на горизонте с морем. Солнце заливало улицу запоздалым теплом бабьего лета. Город за окном шумел и радовался последним жарким денькам… Последним… Я задумчиво очертила священный символ на стекле. Почему у меня такое дурное предчувствие, что хочется выть? Ладно, поиграем по собственным правилам.

– Слушай внимательно. Ты должен распустить два слуха. Первый. Профессор жив. Заставь всех сомневаться. Пусть в городе шепчутся, что тело было слишком изуродованным и не похожим на него, что церковники темнят и прикрываются его смертью, чтобы скрыть его связь с Серым Ангелом… И второй слух. Инквизитор Тиффано предпочитает мальчиков. Надежное свидетельство из… да, из заведения госпожи Розмари, где его видели неоднократно. Ее я сама предупрежу.

Отшельник позволил себе удивленно приподнятые брови.

– Я могу уточнить? Инквизитор потерял вашу благосклонность? Мне отозвать охрану?

– Ни в коем случае, – хищно улыбнулась я. – Хотя угроза со стороны вояга уже устранена, но… Наоборот, усиль охрану красавчика. Мне потребуется все твое искусство, Отшельник. Нужно не просто пустить эти два слуха, а сделать это так умело, чтобы они породили третий. Профессор жив, и церковники это скрывают. А заинтересован в этом тот, кто воспылал к несчастному профессору противоестественной страстью… Понимаешь, о чем я?

Отшельник без всякого выражения смотрел на меня, потом кивнул.

– Это будет нелегко. Слишком неправдоподобно…

– Чем чудовищней ложь, тем охотнее в нее верят, сам же знаешь. И мне нужна привязка по времени и месту. Иначе будет сложно… Скажем, к приему у помчика Овьедо, где он собирается объявить о помолвке своего сына. Да, именно так, – я давно так широко не улыбалась. – В слухах свяжи воедино Серого Ангела, которого ищут за убийство вояга, с помчиком Овьедо, которому выгодно это убийство… И напомни про инквизитора, который… Который заодно с помчиком… Который прикрывается борьбой с опиумом, а на деле преследует корыстные мотивы… Который похитил профессора, чтобы удовлетворить свою порочную страсть… Который удерживает его… Где же он его удерживает?..

Я задумчиво забарабанила пальцами по столу. Отшельник смотрел на меня со странным выражением.

– Да не важно, где именно… А хотя бы у помчика в поместье! И дай намек, что инквизитор будет на приеме. Не один. А до этого охрана пусть открыто таскается за ним. Человек шесть, не меньше.

– Вы же понимаете, – начал осторожно Отшельник, – что это… бред? Вы уверены?..

– А ты еще не понял? – я вгляделась ему в глаза, и он посерел. – Да, я безумна. И это мой безумный бред, который ты… ты сделаешь явью. Реальность вокруг нас не более, чем выдумка, выдумка тех, кто умеет лгать изощренней других. Кстати, на прием приглашен Колокольчик.

– Что? – Отшельник тяжело сглотнул. – Тот самый?..

– Именно. Хрустальный голос княжества. Я достану для тебя пригласительный. Лично от вояга… ах да, пока еще помчика Овьедо… Так что, ты уж постарайся. На приеме будет очень весело, обещаю…

Отшельник потрясенно кивнул и встал. Я проводила его взглядом и против воли потянулась за куклой. Провела пальцами по уродливой трещине на лице, закусила губу. Игрушка была дорогой и очень красивой. «Такая же красивая, как ты…» Вспомнив его слова, я горько усмехнулась. Представляю, какой у меня тогда был вид. Но как же была приятна эта ложь… Я зажмурилась, прижимая к себе куклу. Меня неумолимо затягивало в детство, так хотелось все бросить и… После памятного пятого дня рождения бабка больше не дарила мне кукол. Мне вообще больше ничего не дарили. Мое детство закончилось, даже не начавшись… Так что глупо даже пытаться… Ту куклу я разбила, а теперь и эта… Почему все вокруг меня ломается?.. Я встряхнула головой и открыла глаза. На кукле обязательно должна быть метка мастера, который ее изготовил. Я отогнула подол шелкового платья и нащупала на нижней кружевной юбке вышивку. «М. Норберт» От удивления я даже присвистнула. Однако! Откуда у Кысея деньги на куклу самого мастера? Надо будет послать Антона в лавку разузнать…

Отложив куклу в сторону, я развязала сверток и принялась за бумаги.

Антон и Пиона сидели напротив меня. Девушка нервно ерзала, а мальчишка смотрел на меня с тревогой, слишком хорошо зная мои привычки. Я повертела в руках копию завещания и торжественно объявила им:

– Вам придется пожениться. Как можно быстрей. Придется ускорить подготовку…

– Что? – прошептала Пиона.

– Что еще за глупость? – вскочил на ноги Антон.

– Сядь обратно! – стукнула я ладонью по столу. – Я не спрашиваю вас, а ставлю в известность. Вы поженитесь, и точка.

– Но, госпожа, я люблю Мартена!..

Антон молчал, упрямо задрав подбородок и до боли напомнив мне Мари.

– Условия завещания таковы, что ты, Пиона, получишь наследство, очень большое наследство, между прочим, только в том случае, если выйдешь замуж за знатного и богатого. Твой Мартен, увы, ни тот, ни другой. А я не собираюсь упускать такой куш.

– Я не женюсь на ней, – раздельно выговорил Антон и уставился мне в глаза. – Ты можешь заставить ее, но не меня.

– Вот как?.. – задумчиво протянула я. – Как знаешь. Но даже половина наследства лучше, чем его отсутствие, верно? Эх, придется договариваться с Улицким…

Пиона мгновенно побледнела и задрожала.

– Госпожа, пожалуйста! Умоляю вас, не надо!

– Что не надо, Пиона? Что прикажешь мне делать, если мой братец не хочет жениться…

– Прекрати, Хриз, ты так не поступишь. Ты не настолько жестока…

– Мартену мне сообщить, или ты сама? – обратилась я к всхлипывающей Пионе. – Да прекрати уже сопли развозить. Ничего страшного я от вас не требую. Поженитесь, получишь наследство, отпишешь его мне и разведешься. Подождет твой Мартен, никуда не денется. Вы же так любите друг друга… Испытания только закаляют влюбленных?

Девушка громко всхлипнула и выбежала из комнаты.

– Хриз, мы не твои игрушки, чтобы так с нами поступать.

– На, почитай, – я подвинула ему копию завещания.

Антон к бумаге даже не прикоснулся, лишь укоризненно покачал головой.

– Ты же знаешь, что я… что мне сложно читать.

– Так я тебе расскажу. Завещание составлено очень хитрым образом. Маменька Пионы была очень ушлой дамочкой. И умной. Как только такая дурында у нее получилась? Госпожа Улицкая перевела все состояние в драгоценности и положила их в гарлегский банк, назначив управителя. Пожизненного управителя. Это значит, что завещание не имеет срока давности, понимаешь? Даже если Пиона выйдет замуж через двадцать лет, выполнив условия завещания, она сможет получить наследство.

Антон нахмурился.

– Я не понимаю, какая разница…

– А я тебе объясню. Даже выйдя замуж за Мартена, Пиона не теряет право наследования. Чтобы поживиться за ее счет, господину Улицкому достаточно будет устранить препятствие в виде мужа и выдать ее замуж снова, выполнив условия, понимаешь? Пока Пиона сама не получит наследство, над ней постоянно будет висеть угроза принудительного брака.

– Подожди, Хриз. Можно же что-то придумать? Отказаться от наследства?

– Вот еще, – фыркнула я. – Невозможно отказаться от того, чего не имеешь. Иди, Антон, успокой свою невесту.

– Но Улицкий и его головорезы арестованы. Можно просить господина инквизитора, чтобы он…

– Не смей при мне упоминать этого мерзавца! Совсем скоро он лишится сана, уж я постараюсь…

– Господи, Хриз, тебе не надоело? Зачем ты делаешь только хуже? Ты же не такая…

– Я именно такая, Антон. Даже если Улицкого сошлют на каторгу, на его месте может появиться другой охотник за сокровищами.

– Но ты же можешь что-нибудь придумать! Тебе же всегда нравилось рисковать и обходить закон! Почему в этот раз ты не хочешь? Пожалуйста, я не хочу жениться. Ты хоть понимаешь, что рушишь мир в этом доме? Как ты посмотришь в глаза Мартену? Мне? Пионе?

– Прости, Антон, но сейчас у меня слишком много других забот, чтобы еще здесь ломать голову. Мне правда жаль. Не такой жены я тебе хотела. Но выбирать не приходится…

– Ты меня тоже прости, Хриз, но я не женюсь на Пионе, – твердо сказал Антон, вставая. – Я знаю, что ты не настолько жестока, чтобы отдать ее Улицкому. Ты что-нибудь придумаешь, когда разберешься с остальными делами.

– Антон, не заставляй меня… – начала я, но брат меня перебил.

– Я только жалею, что инквизитор тебе мало всыпал. Глядишь, может хоть немного бы дури поубавилось, – он распахнул дверь, но мои слова догнали его на пороге.

– Ты правда думаешь, что бабка меня мало порола?

Антон обернулся и нахмурился.

– Вояжну? Пороли?

– Еще как, – усмехнулась я, глядя на его удивленное лицо. – И в отличие от инквизитора, она в порке знала толк. Иди, Антон, готовься к свадьбе.

Я открыла ключом нижний ящик стола и вытащила старые рисунки Тени. Нашла среди них нужный, расправила его на поверхности стола и уставилась на изображение. В первый же приступ в этом городе Тень оказалась рядом и нарисовала мое безумие… Неужели я действительно видела в бреду этот котел душ и фигуру без лица, так до дрожи похожие на изображение в камне?.. Приоткрытое Единым или демоном видение будущего? Или прошлого? Должно же это что-то значить? Изображение вызывало неясную тревогу и беспричинный гнев. Я скомкала рисунок в руке и убрала его обратно в ящик. Магистр Солмир выдвинул гипотезу, что материя может сохранять мысль. Иногда мне казалось, что он прав. Камень в Зеленом зале определенно был искусственно созданным, не важно, чудом или колдовством. Не знаю, что он успел накопить, но я должна его уничтожить. Да, именно так, сегодня ночью. Прямо сейчас и отправлюсь. У меня еще осталось немного воровского порошка. Если заложить его в трещину, то святыня рухнет… Интересно, церковники додумались выставить там охрану? Сердце забилось быстрее от предвкушения опасного приключения. Заодно проникну в библиотеку Академии и заберу оттуда книгу профессора Грано. А завтра закажу у контрабандистов опиум, корень вознесения и вытяжку морского колючника. И обязательно загляну к госпоже Розмари, она до сих пор не расплатилась за корсеты для ее девочек. Ну и про мальчиков поболтаем…

Проходя мимо старой церкви, я решила несколько изменить планы. Откинув с головы капюшон и сняв плащ, я запихнула его в сумку и привела волосы в порядок. Отец Георг наверняка еще здесь. Внутри было пусто, последний послушник уже давно видел пятый сон. Я миновала ряды каменных скамей и скромный алтарь, свернула в боковой неф и спустилась вниз. В кабинет я зашла без стука.

– Доброй ночи, святой отец, – поздоровалась я со стариком.

Он вздрогнул, отрываясь от книги, закрыл ее и неохотно предложил сесть. Я отказалась.

– Странно видеть вас здесь, госпожа Хризштайн.

– О, не волнуйтесь, – отмахнулась я легкомысленно. – Я не собираюсь становиться ревностной прихожанкой. Я только хочу знать, когда уже Святой Престол в своем бесконечном могуществе изыщет средства для восстановления сиротского приюта и избавит мой дом от этих вечно вопящих созданий?

Отец Георг поднялся на ноги, тяжело опираясь на палку, и горестно вздохнул.

– Мы делаем все возможное, но здание сгорело полностью. Слишком мало пожертвований, чтобы отстроить его заново.

– И сколько же вам нужно? – поинтересовалась я. – Возможно, я сделаю пожертвование…

Отец Георг помолчал немного, подслеповато вглядываясь в меня. Слабый свет нескольких свечей создавал в кабинете удобный полумрак, не позволяя разглядеть мой наряд. И все же я почувствовала себя неуютно под пристальным взглядом старого пса.

– Мы с радостью примем вашу помощь. Вот только бескорыстную ли?..

Я довольно улыбнулась.

– Конечно, нет.

– Я так и знал… – опять вздохнул старик. – И что же вы хотите взамен, госпожа Хризштайн?

– О, самую малость. Информацию. О том, что случилось с родителями Кысея.

Отец Георг продолжал на меня смотреть, его лицо даже не дрогнуло.

– Мне жаль вас разочаровывать, но… – начал он, и я уже приготовилась услышать отказ. – Но их больше нет. Они погибли, когда Кысею было пять.

– Я знаю эту слезливую историю. О том, как он попал в приют, как вы его утешали, как вернули к жизни. Но меня интересует другое. Их ведь убили у него на глазах? Кто? Убийц нашли?

Священник приблизился ко мне и покачал головой.

– Какой вы все-таки странный человек, госпожа Хризштайн. Почему вы везде ищете плохое? Родители Кысея были обычными людьми. Я дружил с его отцом, который был талантливым ученым, очень достойным и честным человеком. Мне до сих пор больно осознавать, что их жизнь оборвалась по вине… Из-за подлых грабителей, залезших к ним в дом. Я прошу вас, не донимайте Кысея прошлым.

– Грабителей нашли?

– Да. Преступники были казнены. Вы еще хотите что-то узнать?

– Конечно. Например, что искали грабители?

Старик недоуменно нахмурился и пожал плечами.

– Я не знаю. Почему вы решили, что они что-то искали?

– Потому что вор не полезет в дом просто так, тем более, зная, что его обитатели внутри. Обычный воришка предпочтет более легкую и безопасную добычу. А вот грабитель, которому что-то позарез нужно, не испугается запачкать руки кровью. Ведь родители Кысея не были богаты? И благородным происхождением не могли похвастаться? Так что же искать грабителям в доме ученого?

Отец Георг долго молчал, продолжая внимательно смотреть на меня. Мне надоело первой. Кроме того, я торопилась покончить со святыней до рассвета.

– Или вы действительно не знаете, или же не хотите говорить. Всего хорошего. Завтра с Тенью пришлю пожертвование, не волнуйтесь.

Я направилась к двери, но грустный голос старика догнал меня уже на пороге.

– Удивительно, как верно о вас сказал Кысей…

Я замерла, борясь с любопытством. Старый лицемер намеренно замолчал, испытывая мое терпение.

– И что же он сказал? – не выдержала я.

– Что греховность человека определяется его деяниями, а не мотивами. Обычно хорошие люди из лучших побуждений творят зло, часто даже не осознавая этого, а вы же… совсем наоборот. Когда другие бахвалятся, выставляя напоказ добрые поступки, вы их… стесняетесь?.. Мне кажется, или чужая благодарность вас тяготит?

Я вздрогнула и мысленно выругалась. Старик улыбнулся.

– Так и знал. Не волнуйтесь, я не буду благодарить вас за пожертвования. Однако вы не можете запретить мне помолиться за вас.

Я ответила зло:

– Помолитесь лучше за упокой душ родителей Кысея.

Прежде чем выйти, я успела заметить, как старик побледнел. На улице я глубоко вдохнула теплый ночной воздух, накинула капюшон и направилась в сторону Академии.