Стражница

Если он сомневается, тогда действительно что-то идёт совершенно не так, как надо.

Я хотела ретироваться, но было уже поздно — мы стояли посередине сцены. На меня вопросительно и с подозрением смотрели тысячи людей. Знакомая паника подступила к горлу.

Доминик начал говорить, воспев хвалу о жертве Эванджелины во время Разрушительного потока.

Когда я его слушала, мой затылок стал горячим, и во мне проснулось отвращение. Она предала этих людей, стала предательницей, а не мученицей, защищавшей их дело.

Голос Доминика разносился по переполненной Аллеи, подчёркивая мудрость Эванджелины и её мужество, её самоотверженный поступок, совершённый для Дуг и их наследия. Он говорил с абсолютной, непоколебимой убеждённостью. Либо это был достойный Оскора спектакль, либо признак того, что я совершенно неправильно оценила его лояльность.

Люк, казалось, совсем не проявляет интереса. Его взгляд постоянно блуждал по толпе. Я попыталась увидеть то, что видит он, но была не в состояние игнорировать слова Доменика, и пока он говорил, я сердилась всё сильнее.

В конце концов Доминик проявил милосердие и закончил. Он спустился вниз по лестнице, так что плащ развивался позади него и вытянул руки над кристально-чистым прудом, образовав ладонями чашу. Мгновение спустя мою кожу начало покалывать, как будто замлела рука или нога. Я закрутила плечами, пытаясь избавиться от ощущения. Он открыл ладони, как будто высыпал что-то в воду, но в неё ничего не упало. Я услышала шипение, а потом с поверхности поднялись струйки дыма и развеялись на ветру.

Люк наклонился вперёд.

— Он почтил её память. Остальные последуют сейчас его примеру.

— Все?

Я посмотрела на толпу Дуг. Это была самая большая похоронная церемония в мире. Нам придётся застрять здесь надолго.

Он заговорил, не шевеля губами.

— Радуйся, что на тебе удобная обувь.

Но когда Доминик освободил место, и вперёд вышел Паскаль, чтобы в свою очередь отдать должное Эванджелине, магия снова поползла по моей коже. Я потёрла руки, и Люк прижался ко мне сильнее.

Орла заняла место перед бассейном, поверхность которого немного вспенилась. Я вздрогнула перед лицом нового всплеска магии и заметила, что Паскаль внимательно за мной наблюдает.

В одно мгновения я поняла, какая ошибка заключалась в этом плане.

— Слишком много магии, — прошептала я.

— Только капелька, — уверил меня Люк, но его голос звучал напряжённо. — Почти ничего.

— Да посмотри же. Посчитай их Люк. Сколько капелек?

Это было как в старой истории, в которой зёрнышко риса помещали на первую клетку шахматной доски, а потом два на вторую, четыре на третью… В последней клетке куча риса больше, чем гора Эверест. Эти капельки магии были как зёрнышки риса, и я упаду замертво ещё прежде, чем мы доберёмся до второй половины шахматной доски.

Доминик резко махнул головой, показывая, что мы следующие на очереди, но Люк остался стоять, где стоял и смотрел на своего отца с явным отвращением.

— Ваша очередь, сын мой, — сказал Доминик. Внешне слова прозвучали дружелюбно, но под ними чувствовалась властность. Толпа нетерпеливо всколыхнулась, и Доминик понизил голос до шипения. — Отдайте ей должное.

Стиснув зубы, Люк потянул меня к зеркальному бассейну.

— Держись, — сказал он, когда мы подошли ближе. — Всё будет в порядке, я клянусь.

Я не была уверенна в том, может ли он действительно пообещать это. У меня были спазмы в желудке, и я обхватила себя одной рукой за талию.

Бассейн был около трёх метров в длину, но меньше одного метра в ширину — узкий прямоугольник из чёрного, похожего на стекло камня, возможно обсидиан или оникс. Вода была такой неподвижной, что на поверхности, как в зеркале, было видно наше отражение: Люк кипел от злости, я была бледной и растерянной.

Я почти не узнала себя, а когда узнала, была в ужасе. В последние месяцы я слишком тяжело над этим работала и многое пережила, чтобы быть той испуганной девочкой в воде. Потребовалось некоторое усилие, чтобы оторвать от отражения взгляд и вместо этого посмотреть на толпу. Люди начинали роптать, а их лица потемнели от недоверия.

Констанция стояла в нескольких метрах от первого ряда, серебреный капюшон едва прикрывал голову. Она пыталась делать вид, что скучает, и выпятила верхнюю губу, но её глаза округлились, и она внимательно за всем следила. Стоящая рядом с ней Ниобе выглядела раздражённой и, как будто не удивлялась, что из-за меня произошла задержка.

Несгибаемым, резким движением Люк вытянул вперёд руки, ожидая, что я повторю за ним. Когда я не сдвинулась с места, он толкнул меня, думая, что я последую его примеру.

Я не могла.

Меня удерживали не страх и не гнев из-за слов Доминика. Я не могла встать перед этими людьми и сделать вид, будто горюю по Эванджелине. Я не могла отдать должное женщине, которая убила мою лучшую подругу, ни по-настоящему, ни символически. И никакие благоразумные причины, аргументы и мрачные взгляды Доминика не могли заставить меня передумать.

Ропот толпы стал громче.

— Мышонок, что тебя останавливает? — Люк говорил, не двигая губами. — Ты сможешь.

— Я не могу.

Он замер, разглядывая моё лицо; его собственное отражало тревогу.

— Что ж, я должен сделать это. Прости, — он набрал в лёгкие воздуха и вызвал магию.

Мир, казалось, обрёл высокое разрешение, моё зрение стало чересчур резким и ясным, а слова Люка звучали, как будто он говорит в моей голове, когда магия с треском приземлилась на воду под нами. Я почувствовала, как сила пронеслась через нашу связь, а также, как её поглотила цепь, вместо того, чтобы ударить в меня. Это наша связь защитила меня, как всегда, когда Люк творил заклинание.

Я почувствовала себя несокрушимой, голова закружилась от облегчения. Если мы уйдём, прежде чем возле зеркального бассейна наступит очередь других Дуг, то я буду в безопасности. А потом в толпе кто-то выкрикнул:

— Плоская не почтила её памяти.

— Чёрт возьми, — пробормотал Люк, и я была полностью с ним согласна.

Ропот и негодование толпы усилились, раздалось ещё больше криков, некоторые так далеко позади толпы, что слова невозможно было понять. Однако их тон был предельно ясным — тлеющий гнев, теперь вскипевший. Протест разрастался: я была непрошеной гостьей, которая неправомерно ступила на освящённую землю, и теперь выставила похороны Эванджелины на всеобщее посмешище.

Без предупреждения над головами толпы раздался взрыв, который отдавался эхом, словно выстрел. На противоположной стороне сцены появилась закутанная в плащ фигура, небесно-голубой капюшон был натянут на голову, скрывая лицо.

Толпа внезапно замолчала. Плавный и чарующий голос мужчины вознёсся над тишиной.

— Плоская принесла нам несчастья, — выкрикнул он. — Она та, кто испортил нашу магию и наших лидеров. Пусть она заплатит за это.

Я чувствовала, что его окружала магия, невидимый, удивительно сильный поток. Другие должно быть тоже его почувствовали, в противном случае не допустили бы такого нарушения.

На одну долю секунды Доминик скривился, как ребёнок, у которого забрали его любимую игрушку. Потом взял себя в руки и мастерски задействовал свой шарм. Он пересёк сцену, за ним следовали Орла и Паскаль. Прямо как обиженный аристократ, он выкрикнул зычным голосом:

— Мы собрались здесь, чтобы отдать должное нашей покойной основоположнице.

Ты позоришь её и свой Дом, если ведёшь такие разговоры! Когда Верити Грей была при смерти, она перенесла важнейшую часть своего существа на эту девушку. Благодаря крови и жертве, Плоская стала Сосудом. Она заслуживает благодарности, а без помощи Эванджелины мы, возможно, никогда бы этого не выяснили. Кто ты такой, что осмеливаешься прийти сюда, выдвинуть дикие обвинения и осквернить эту церемонию?

Говорящий откинул капюшон и оказался совершенно обычным мужчиной средних лет. У него была ничего не говорящая внешность, красивый, как типичный диктор новостей местной радиостанции. Гладкие, зачёсанные назад, каштановые волосы, угловатые черты. Только расчётливый огонёк в его взгляде заставлял присмотреться к нему поближе.

— Антон Ренард. И это не я выставил церемонию на всеобщее посмешище, — его голос был лихорадочным из-за самодовольства, когда он обратился к толпе. — Посмотрите, насколько они беспомощны? Какие слабые? Они создали союз с Плоской. Они настолько некомпетентны, что не видят больше никаких других способов, кроме как отдать наше будущее в руки этой девчонки. Посмотрите на магию, вред, который она понесла под их опекой! Их время истекло.

— А что мы должны по-твоему сделать?

Голос Доминика звучал в одно и тоже время энергично и спокойно, но я чувствовала, как сильно он напряжён. Краем глаза я видела, как Паскаль и Орла пытаются подражать его манере держаться и поняла почему — они не могут позволить себе казаться слабыми или напуганными, только не на глазах множества Дуг.

Почему они просто не избавятся от этого человека? Они ведь определённо могли загнать его в Межпространство!

— Откажитесь от союза. Позвольте магии вернуться в её естественное состояние.

Оно поспособствует тому, чтобы мы Дуги, вернули наше прежнее величие и освободит от диктатуры Кварторов.

— Эти слава очень сильно похожи на измену, не так ли? — спросил Доминик, этот вопрос завис в пространстве без ответа. Толпа, перед лицом обвинения, стояла, как громом поражённая.

— Быть преданным магии — это не измена.

— Ты из Дома Эванджелины, не так ли? — спросила Орла. — Ты мог бы подняться до Квартора. Дело всё в этом? Мне кажется немного невежливым, протягивать руку к месту Эванджелины ещё прежде, чем закончились её похороны.

Люк склонил голову ко мне.

— Этот человек хочет больше, чем просто место Эванджелины. Он принадлежит к Серафимам. Будет лучше, если мы уведём тебя отсюда.

Антон издевательски рассмеялся над словами Орлы и позволил зрителям увидеть своё презрение. Они зачарованно наблюдали за зрелищем.

— Вы действительно думаете, что я стремлюсь к этому, стать одним из вас? Что Дома что-то для меня значат? Они ещё один из этих реликтов.

Он отвёл вытянутую руку в сторону и что-то выкрикнул на языке магии.

В тридцати сантиметрах от меня взорвался зеркальный бассейн. Вода вылилась на землю. Толпа ахнула, когда каждая Дуга на Аллее отпрянула назад.

Рядом со мной Люк распахнул глаза и оттолкнул меня от зазубренных кусков камня.

— Что случилось?

— Этот камень пропитан магией. Он несокрушимый.

— Больше нет, — сказала я.

Антон скользил взглядом по морю плащей, наслаждаясь страхом и невольным уважением, читавшимся в глазах толпы.

— Я предлагаю новый мир, — сказал он, — Построенный на развалинах старого, возглавляемый Серафимами. Мы устраним Кварторов и Сосуд вместе с ними. Присутствие этой девушки здесь оскорбительно, но не самое худшее её преступление.

Он энергично хлопнул в ладоши, а потом резко вытянул их, направив ладони в нашу сторону. Сила удара отбросила нас друг от друга. Люк повалился головой вниз в разбитые камни. Я качнулась вперёд и упала на колени у подножия лестницы.

Тяжёлый плащ мешал мне двигаться. Антон, дёрнув, поставил меня на ноги, собрал ткань в кулак и скрутил её так, что пряжка сдавила мне трахею. Я судорожно дёргала за неё, пока шёлк наконец не порвался и не освободил меня.

— У тебя нет права носить нашу одежду, — прошипел он.

В нескольких шагах от нас встал Люк. Кровь текла у него по лбу. Прежде чем я смогла подбежать к нему, Антон схватил меня за руку, толкнул в толпу и выкрикнул:

— Сама девчонка доказательство предательства Кварторов!

Я уже знала, что он скажет, когда увидела странный, злобный блеск в его глазах.

Я испуганно пыталась вырваться, в то время как он объявил:

— Она убийца. Наш матриарх умерла не из-за Разрушительного потока, её погубила она. Плоская использовала нашу магию, чтобы убить Эванджелину Марайс.

Гл

ава 37

Реакция последовала незамедлительно — разразился неистовый шум, и толпа перед нами пришла в движение. Так же быстро Люк запрыгнул по лестнице наверх, обнажив меч, он целился прямо в горло Антона.

— Отпусти её, не то я пущу прямо здесь твою кровь.

— Видите? — крикнул Антон. — Наследник предпочёл её своему народу. Даже он позволил себя обмануть, — по крайней мере он отпустил меня. — Теперь вы все видите, что я хотел сказать, — объяснил он, когда Люк взял меня за руку.

Мы обошли Антона стороной, но Люк всё ещё был начеку.

— Спускайся вниз, — сказал он, указывая на заднюю лестницу помоста.

Я последовала за ним, мои колени дрожали.

Кварторы вышли нам навстречу.

— Уведи её в безопасное место, — сказал Доминик Люку. — Здесь я сам всё улажу.

Он прошёл к передней части сцены. По сравнению с его огромной фигурой Антон выглядел крошечным, да и держался Доминик гораздо более властнее. Когда он поднял руку, опустилась тишина, как будто он заставил толпу замолчать магическим способом. Люк согнал меня с лестницы, но я всё же услышала слова Доминика, объявлявшие, что церемония прерывается. Он насмехался над Серафимами, которые осквернили похороны Эванджелины, и всё снова перевернул. Однако мне было всё равно, я только хотела уйти.

Мы спешили вдоль усыпанной ракушками дорожки, стараясь уйти как можно дальше от скорбящей публики. Когда мы остановились, я устало опустилась на землю.

— Что ж, — сказала я. — Это было не совсем то, что я ожидала.

Люк сел рядом со мной.

— Ты не единственная.

Я прижалась к нему, и стук его сердца успокоил меня.

— Ты говорил, что Аллея нейтральная территория и что там никто не может использовать магию против другого человека. Почему Антон смог напасть на нас?

Он вытер грязное пятно на моей щеке, а потом помог подняться.

— Нейтралитет — это принцип, правило, которое было создано в древности и предназначалось для поддержания мира между Домами. Похоже, Антон не особо дружит со старыми правилами.

— Он хотел кое-что продемонстрировать, — сказала Орла.

Она и Паскаль направлялись к нам, они медленно шли вдоль тропинки, чтобы Маргарет от них не отставала.

— Серафимы считают, что они выше правил нашего мира.

— Рад слышать, что ты признаёшь, что они существуют на самом деле, — сказал Люк.

— Я ошибалась, — она выглядела так, будто эта мысль ей неприятна. — Они существуют, и ещё хуже, они опасны. Люди прислушиваются к ним. Они встревожены, и каким бы смешным не было объяснение Антона, оно даёт им козла отпущения. Исправить магию стало теперь ещё более актуальным вопросом, чем когда-либо прежде. Немедленно. Прежде чем Антон и его люди предпримут следующий шаг.

— Это не подходящий момент, — сказал Люк.

— Обстоятельства не идеальны, — согласился Паскаль и поправил очки, — но у нас, возможно, не будет шанса получше. Магия меняется и во время церемонии реагировала на Мауру. Я не могу предсказать, что произойдёт дальше.

— Зато я могу, — объяснил Доминик, шагая в нашу сторону. — Антон исчез, но он так натравил толпу, что она требует твоей крови. Единственное, что их остановит и не даст организовать на тебя охоту — это восстановление магии. Если ты докажешь, что он неправ, то они перестанут верить и его словам насчёт Эванджелины.

Паскаль и Орла кивнули в знак согласия. Люк смотрел в землю, и страдание отчётливо читалось на его лице.

Доминик продолжил:

— Маргарет предсказала, что наступит новая эра, и именно это случилось сегодня. Теперь пришла пора внести и тебе свою лепту.

— Вы точно этого не знаете, — в отчаяние сказала я.

— Конечно же мы знаем. И знали уже всё это время.

Со стороны Аллеи раздался крик. Вдоль тропинки бежала Констанция, а за ней следовала Ниобе.

— Ты её убила? Ты действительно убила Эванджелину? Ты утверждала, что пыталась ей помочь, ты лгунья!

— Констанция… он сказал не…

Она не понизила голоса, когда оказалась возле нас.

— Неправду? Зачем кому-то утверждать нечто подобное, если это не так?

— Всё сложно.

— Да или нет. Ты убила её?

— Она была очень злым человеком, — сказала я. — Ты не знаешь…

— Ты …! — завопила она, набросилась на меня и толкнула, так что я повалилась на землю.

Прежде чем Констанция успела меня ударить, Люк стащил её с меня и толкнул к Ниобе.

— Пойди прочь, малявка. Мышонок, ты в порядке?

— Да, — я медленно села, вытаскивая травинки из волос.

Мой светло-голубой свитер был покрыт зелёными пятнами от травы и брызгами грязи.

Паскаль молча протянул мне платок, в то время, как Ниобе удерживала Констанцию.

— Успокойся, в противном случае твоим следующим уроком будет колдовать путы, — резко сказала она.

— Ты должна поверить мне, — сказала я. — Эванджелина действительно была плохой. Эта группировка, которая нарушила похороны, называет себя Серафимами…

— Я знаю, кто они.

Лицо Констанции было бледным, но её глаза сверкали тёмно-голубым цветом от гнева и слёз, а волосы хлестали вокруг лица. В основание моего черепа начала пульсировать боль.

Люк нахмурился.

— Твои силы только что проявились, но ты уже знаешь о Серафимах? Как такое возможно?

— Они целенаправленно выбрали её, — сказала Ниобе. — Новенькая. Наивная. Легко поддаётся влиянию.

Конатанция резко развернулась, и поднялся свежей ветерок.

— Я не наивная! Они мои друзья!

— У меня была подруга, — тихо сказала я. — Серафимы убили её.

Еванджелина была одной из них.

— Я тебе не верю.

Ненависть прямо-таки кипела в ней, так что мне казалось, будто я вижу её в форме чёрных, потрескивающих линий, когда магия начала расти.

— Но тебе стоит поверить, — сказал Люк смертельно спокойным голосом. — Верити приехала в Новый Орлеан, чтобы провести лето у Эванджелины, научиться правильно использовать свои силы и исполнить пророчество о Разрушительном потоке. Эванджелина попыталась завербовать её, точно так же, как сделали с тобой. Только твоя сестра была умной и не повелась на их удочку. Поэтому её прикончили.

Констанция начала плакать.

— Вы всё врёте.

— Что касается этого вопроса, нет, — сказала я, сдерживая желание лечь на землю и свернуться в калачик.

Конастанция должна это понять. Если я смогу всё ей объяснить, то возможно она успокоиться.

— Они выжидали, пока она вернётся домой, там, где не было рядом Люка и других Дуг, защищавших её.

— Вы врёте, — всхлипывая, повторила она, из её носа текли сопли.

— Как только Эванджелина выяснила, что я могу закончить задание Верити, она использовала меня, чтобы вызвать Разрушительный поток. Её план не сработал, и она умерла.

— Но это был несчастный случай, ведь так? Ты сделала это не намеренно. Ты не убила её.

Я прикусила губу. Я всё сделала правильно. Но если не в состояние признать, что убила, то возможно всё-таки сама в это полностью не верю.

— Она убила Верити, — сказала я. — Она это заслужила.

— Я ненавижу тебя! Ненавижу! Они правы насчёт тебя. Ты всё разрушила! — выкрикнула она, и магия захлестала в воздухе, повалив меня на землю.

— Ниобе! — выпалил Люк. — Забери её с собой!

Ниобе кивнула, схватила Констанцию за руку и взяла с собой в Межпространство. Давление магии спало, но только совсем чуть-чуть. Нельзя было отменить то, что уже произошло.

— Линии не могут сдерживать магию, — сказал Паскаль. — Девчонка что-то активировала. Нужно действовать быстро.

Люк присел на корточки рядом со мной.

— Время пришло.

— Я боюсь, — прошептала я.

Он обхватил моё лицо руками.

— Я тоже.

Доминик крикнул:

— Сейчас Маура!

Он, Паскаль и Орла встали вокруг нас, образовав треугольник.

— Не сопротивляйся. С тобой ничего не случиться, если не будешь сопротивляться.

Люк взял меня за руку так же, как во время связывающей церемонии, а другую вытянул, в то время как с его языка слетали слова на языке Дуг, и голоса Кварторов присоединились к нему.

Вокруг нас начал шипеть и трещать воздух, когда Линии проявились и внезапно стали для меня видимыми, трещины в воздухе и земле, зубчатые скважины, из которых вытекала магия. Они быстро поднялись вокруг нас, пересекая воздух. Моё сердце пульсировало в такт магии, и с каждым ударом она входили в меня всё глубже: из больших, круглых артерий в более маленькие, тонкие капилляры, чтобы потом через стенки клеток пройти и заполнить мои лёгкие. Я чувствовала магию в позвоночнике, из которого она распространилась в каждый нерв.

Она жаждала соединится с сетью Линий вокруг меня. Я напряглась и протянула руку, и мир исчез: магия угрожала выйти из-под контроля. Рука Люка обхватила мою, и наша связь вспыхнула. Моё зрение сразу прояснилось.

— Спасибо.

Он кивнул, в то время, как у него на лбу образовались капли пота.

Вокруг меня три из четырёх элементов слились друг с другом, когда Кварторы вызвали магию. Если все четыре элемента сосредоточатся на одной точке, то у нас появится узловой центр, доступ к грубой магии. В последний раз я использовала колонны Связывающего храма, но храм был разрушен. Я не знала, существует ли ещё такое место, где встречались бы все четыре формы элементарной магии.

Только мне вовсе не нужны все четыре, не так ли? Линии определяют элемент, но неразбавленная сила в них, стремящаяся к освобождению — это грубая магия. Мы всё так усложнили, но всё, что мне нужно сделать, это проникнуть в Линию, мимо элементарного барьера, которые я создала, дотянуться до силы внутри них.

В нескольких шагах от Люка одна Линия разбухла и вздулась, ещё несколько секунд и она лопнет. Если я попаду туда раньше, то смогу последовать за ней к источнику. Если не успею, и Линия взорвётся, я умру.

— Отпусти меня.

— Что?

Его пальцы нащупали мои, но я вырвалась и протянула руку.

Я содрогнулась от силы потока. Линия была на ощупь холодный, гладкой и гибкой, как мускулатура. Я должна сделать это, прежде чем Люк вмешается. Я с трудом вдохнула, встала, широко расставив ноги, и воткнула пальцы в Линию, поверхность уступила, и грубая магия нахлынула на меня.

Это было похоже на прорыв платины. Только что это был ещё ручеёк, но в следующий момент я почти тонула, подхваченная силой грубой магии. Я знала достаточно, чтобы не сопротивляться натиску хаоса и энергии, и когда моё тело привыкло к нему, остальной мир померк.

Теперь моей единственной связью с внешним миром была серебреная нить вокруг запястья. Знакомое, пьянящее ощущение всемогущества было сильным, но я отвернулась от него. Оно меня больше не привлекало.

Я сама искала ответы, и вместо мира, нашла только мучения, раздирающие душу.

Я выяснила столько правды, что её хватит для целой или даже для трёх жизней.

Казалось магия сдерживается, ждёт указаний. Перед моим внутренним взором я увидела Линии — красивые, извивающиеся и сильные, переплетённые между собой, как коса. Мои пальцы формировали грубую магию, скручивали и поворачивали. Направляемые инстинктом, они создавали новые Линии. Когда магия начала снова свободно течь, я с облегчением вздохнула, собираясь вернуться в себя, оставив Линии.

Но потом что-то пошло не так.

Поток магии, текущей через меня, стал медленнее, развернулся в другую сторону и с новой силой обрушился на меня. Так же, как это произошло на поля для гольфа.

В этот раз никто не остановил его.

Грубая магия начала соединяться с моими костями, мышцами и кровью. И почему-то боль обжигала всё сильнее. В последний раз такого не было. Казалось, будто кто-то выворачивает наизнанку каждую отдельную клетку моего тела. Перед глазами всё потемнело, как будто я вижу ночное небо без звёзд. Магия выжигала меня, как пламя, и спасения не было.

Я не смогу спастись, если Люк не поможет. В последний раз ему удалось вытащить меня. Связь между нами стала спасающей соломинкой. Теперь она была моим единственным путём вернуться домой.

Я вслепую нащупала светящуюся нить, соединяющую нас.

— Где ты? — заплакала я, но всплеска магии не последовало, и я не почувствовала, чтобы он схватил меня.

— Люк! — крикнула я. — Пожалуйста!

Магия была ненасытной. Я потеряла саму себя, боролась, хотя там никого не было, пыталась вырваться, но была слишком слаба, чтобы справиться в одиночку.

А потом меня схватил Люк и с криком вырвал.

Что-то порвалось — как внутри меня, так и непосредственно где-то рядом, и это было мучительнее, чем всё, что я ощущала раньше. Я выпала из сети Линий в объятья Люка и опрокинула нас обоих.

Люк смягчил падение, приземлившись на спину, а я, словно у меня нет костей, соскользнула с него. Он склонился надо мной и что-то выкрикнул.

Я не услышала его из-за шума в голове. Его глаза были самыми зелёными, что я когда-либо видела, как листья крокуса, возвышающиеся над снегом, в то время, как всё остальное бледнеет в зернистый, чёрно-белый цвет немого фильма. Глаза Люка тоже побледнели, и в конце я вообще больше ничего не видела.

Глава 38

В груди трепетала паника, как пойманная птица. Когда я открыла глаза, я увидела расстеленный передо мной белоснежный лён, а под ним мраморный стол со стаканом воды. Через окно была расплывчато видна праздничная атмосфера ночного Французского квартала.

А потом я внезапно осознала, что на мне покоиться тяжёлая рука, пальцы крепко прижаты к рёбрам, всего лишь в нескольких сантиметрах от деликатного участка. Тело Люка обнимало моё. Наши колени и ноги переплелись. Мой волосы шевелились от его дыхания, ласкающего моё плечо, однако Люк продолжал спать дальше. Его грудь, прижатая к моей спине, поднималась медленно и равномерно, в отличие от моего спотыкающегося сердцебиения.

Тонкий фасад моего самообладания начал трескаться, он в любой момент рухнет. За ним находилась бездна желания и понимание того, что я больше никогда не буду чувствовать под ногами твёрдой почвы, если брошусь в неё. В попытке немного отстраниться, я заёрзала, выбираясь из-под тяжести его руки.

— Если ты продолжишь так дрыгаться, то я могу ещё подумать, что ты заинтересована в кое-чём ещё, кроме сна.

Я замерла.

— Ты не спишь.

Он задвигался, и его тело прижалось к моему. Колибри в моей груди запорхали быстрее и лишь немногие из них были испуганны.

— Я ждал тебя. Постепенно у меня начинает хорошо это получаться, — он осторожно поцеловал меня в затылок. — Ты нормально себя чувствуешь?

«Нормально» было не тем словом, которое выбрала бы я, особенно сейчас.

Я попыталась повернуться, но его нога удерживала меня, а ладонь с растопыренными пальцами лежала на моей груди, прямо над сердцем.

— Что случилось? — спросила я.

— Ты пережила это, — сказал он и прижался ко мне ещё сильнее.

Как я поняла, его подстёгивало не только желание — хотя желание у Люка всегда играет роль — но также и облегчение.

Он уткнулся лицом в изгиб между моей шеей и плечом. Так как я не могла видеть крошечные изменения, по которым научилась читать его лицо — движение уголков губ, направление взгляда, наморщенный лоб — только его прикосновения и медленное, неровное дыхание говорили, насколько всё должно быть было ужасно.

— У нас ничего не получилось.

Это был совсем не вопрос. Что мне действительно было интересно, так это какой был нанесён ущерб. И я ещё не была готова услышать ответ.

— Как долго я была без сознания?

— Некоторое время. Сейчас полночь. Кварторы скоро будут здесь.

Он вздохнул и отпустил меня. Я повернулась и ужаснулась его бледности.

Обычно его кожа имела коричневато-золотистый цвет, но теперь она была серой, а глаза тусклыми.

— Ты исцелил меня, — сказала я.

— Я не буду за это извиняться, — ответил он.

— Нет. Я рада. Спасибо.

Он провёл пальцем по моему лбу и скулам, а большим погладил губы. Печаль, читающаяся на его лице, противоречила нежности жеста. Он что-то недоговаривал — что-то ужасное.

— Зачем Квартором приходить сюда?

Он выскользнул из кровати и потянул меня за собой.

— Полагаю, чтобы разработать стратегию. Я не совсем уверен.

Я, сощурившись, посмотрела на него.

— Ты всегда знаешь, что делают Кварторы. Можно сказать, что ты почётный член.

— Они сплотились против меня, — сказал он и посмотрел в пол, как будто ему было стыдно признаваться в этом. — Я вырвал тебя оттуда. Когда магия начала одерживать верх, я почувствовал, как ты пытаешься выбраться. Почувствовал, как сильно ты боишься, и я не смог… я не смог оставить тебя там.

— Ты спас меня. Разве это не хорошо?

— Я думал, что хорошо, — ответил он. — Но они, скорее всего, смотрят на это иначе.

В дверь постучали. Слишком поздно я спохватилась, принявшись поправлять пальцами волосы, чтобы не выглядеть так, будто ещё пять минут назад спала с Люком в кровати. Когда Кварторы друг за дружкой вошли в гостиную Люка, презрение на лице Орлы свидетельствовало о том, что всё было напрасно.

Мы молча стояли, Доминик и остальные с одной стороны комнаты, я с другой, а Люк посередине между нами.

Орла заговорила первая.

— Думаю, мы все согласимся с тем, что сегодняшние события стали для нас неожиданностью.

Взгляд Доминика прожигал во мне дырки.

— Магия изменила направление, — сказала я, стремясь защитить себя от их молчаливых обвинений, — я посмотрела на Паскаля. — Как в последний раз.

Паскаль закашлял.

— Мы же уже обговаривали, что магия, возможно, стабилизируется, если ты объединишься с ней. Всё шло, как планировалось. Почему ты прервала процесс.

— Это было слишком, — я сглотнула, вспомнив какое было чувство, когда магия пыталась вытеснить меня из моего собственного тела. — Она бы меня убила.

— Потому что ты не захотела отдать себя ей, — сказала Орла. — Если бы ты выдержала…

— Тогда я была бы сейчас мертва. Мы решили, что я должна попытаться сформировать новые Линии, вы уже забыли? Если бы я слилась с магией, тогда… от меня бы… ничего не осталось.

— Ты Сосуд, — сказал Доминик, и тепло, которое он всегда проявлял ко мне, исчезло. — Если магия опустошит тебя и понесёт как рак-отшельник раковину, значит пусть так и будет. Ты поклялась. И ты тоже, — обратился он к Люку.

— Мы так не договаривались!

— Как договаривались? — спросила я.

— Она бы умерла, — сказал Люк, сжав зубы.

— Ты знал, что она должна сделать. Что должно было случиться, и это всё ещё актуально. Что ты выиграл, подставив нас? — Доминик скривил губы от отвращения. — Несколько часов? — Он сделал резкое движение головой в сторону спальни, за дверью которой хорошо было видно помятое постельное бельё. — Надеюсь, она того стоила.

— Люк?

Я отступила и врезалась в небольшой столик. Фонарь, стоящий на нём, упал на пол, но я единственная вздрогнула от звона.

Люк медленно повернулся ко мне с умоляющим выражением лица.

— Речь никогда не шла о создание новых Линий, я права? Вы с самого начала планировали, чтобы я слилась с магией. Поэтому… — у меня сорвался голос. — Поэтому я не могла тебя найти. Они приказали тебе оставить меня там, и ты это сделал.

— Мышонок…

— Ничего не говори. Ты все-равно только соврёшь, — я повернулась к Паскалю.

Из них всех ему я доверяла больше всего. Не то что бы я верила в то, что он защитит меня! Но он ответит на мои вопросы. Учёный в нём не сможет противостоять.

— Что случилось после того, как я потеряла сознание?

Он с клинической трезвостью представил факты:

— Представь себе Линии, как систему кровообращения, где магия течёт вместо крови. Мы надеялись, что как только ты сольёшься с источником магии, то будешь служить сердцем и в предсказуемой мере направлять силу в Линии. Из-за того, что ваше объединение завершилось не полностью, произошёл разрыв, очень близко к источнику магии, как дыра в аорте. Теперь магия вытекает из системы.

Я держалась за диван, чтобы сохранить равновесие.

— Я вызвала второй Разрушительный поток?

— На самом деле всё наоборот. Разрушительный поток был смертельным, потому что прорыв грубой магии уничтожил бы слабых Дуг. Однако в этом случае магия растекается по миру, всё больше распределяясь. Линии не могут наполняться новой силой, а без Линий, которые они могут использовать, большинство Дуг бессильны.

— Большинство, но не все?

— Дуги с самым сильным талантом, чтобы творить заклинания, могут использовать даже самые крошечные Линии и скорее всего также в силах извлечь пользу из маленького количества свободной магии вокруг них. Но более слабые Дуги потеряют свои способности.

С опечаленным выражением лица вмешалась Орла:

— Им придётся либо жить среди Плоских, либо зависеть от щедрости более могущественных Дуг.

— Результат один и тот же, — вставил Доминик. — Останутся только самые сильные. Именно этого и хотели достичь Серафимы, чтобы создать новую расу Дуг и господствовать над другими.

— Ты преподнесла Антону победу на серебренном блюдечке, — сказала Орла.

Я помогла людям, которые убили Верити; именно это они только что рассказали мне. Всё моё тело как будто онемело. Она умерла при попытке остановить Серафимов, а я подарила им как раз то, чего они хотели. Обещание, которое я дала ей, ничего не стоило.

Доминик схватил меня за руку и встряхнул. Люк повернулся к нам спиной и не реагировал.

— Ты вообще слушаешь? Ты заключила союз. Ты поклялась исправить магию, а всё, что сделала — это ещё больше усугубила ситуацию. Ты должна вернуться.

Я задавалась вопросом, как вообще могла когда-либо считать его приятным.

— Должен быть другой путь.

— Другого нет. Магия иссякает. Нам остались ещё один или два дня, пока она не исчезнет полностью. Либо ты сдержишь свою часть соглашения и восстановишь её, либо твоя жизнь потеряна. А ты, — продолжил Доминик, уставившись на спину Люка. — Не забывай кто ты.

Когда они выходили, Паскаль посмотрел на меня с извинением во взгляде, и остановился рядом с Люком, чтобы обменяться с ним несколькими словами. А потом Люк и я снова оказались наедине, а мир перевернулся с ног на голову.

Лёгкий ветерок задул в комнату, принеся с собой сладкий аромат османтуса.

— Я не мог этого сделать, — сказал он. — Поэтому Доминик так рассердился. Я не мог оставить тебя там, независимо от того, какую цену придётся заплатить.

Несмотря на тёплую луизианскую ночь я замёрзла до мозга костей.

— Однако ты собирался.

— Но не сделал. Это хорошо показывает то, куда тебя ведут попытки обмануть судьбу. Всё закончилось катастрофой. Я пошёл против пророчества, так, как ты от меня требовала, а теперь всё рушиться.

— Ты сделал бы так снова? Спас меня и уничтожил магию?

— Не спрашивай меня об этом, — его глаза наполнились слезами. — Я воистину делаю всё возможное, чтобы найти приемлемый путь. Ты и я — мы связаны, но ведь речь идёт здесь о всём моем мире. Как же я могу сделать выбор?

— Ты не можешь, — сказала я и почувствовала, как моё сердце разлетелось на кусочки.

В этот момент я поняла, что что-то между нами окончательно сломалось. Я выпрямилась.

— Отведи меня домой.

Глава 39

Колин послал мне по смс адрес и номер комнаты. Люк перенёс нас через Межпростраснтво на автостоянку отеля. Земля была мокрой от ледяного дождя. Я согнулась пополам, борясь с тошнотой.

Люк схватил меня за локоть, когда я уже хотела пересечь стоянку. У него на лице было написано, что он убит горем.

— Дай мне всё объяснить.

Я вырвалась, но у меня так кружилась голова, что я приземлилась на четвереньки на выложенную камнями мостовую, и гравий расцарапал мне кожу.

— Не прикасайся ко мне. Больше никогда.

— Мышонок, пожалуйста.

Он сделал шаг в мою сторону, а я поползла назад, глубоко вдыхая холодный воздух, чтобы успокоиться. Только когда мои пальцы онемели от холода, я встала и прислонилась к бетонному фундаменту фонарного столба.

— Что пожалуйста? Я должна проигнорировать тот факт, что ты предал меня? — я покачала головой. — Вам не обязательно было использовать Констанцию. Не нужно было заключить никакого договора. Магия убивает меня, и это единственная мотивация, которая мне нужна. Но вы не сказали мне об этом. Ты преследовал меня, манипулировал, заставил собой увлечься… И всё это было лишь ложью.

— Нет! — сказал он. — По крайней мере то, что было между нами — это не ложь.

— Правда? Ты серьёзно? Ты клянёшься в этом, Люк? Положа руку на сердце?

Даже я слышала, насколько негодующими были мои слова. Я пыталась убедить себя в том, что спасая меня сегодня, он встал против своей семьи, своего народа и всех традиций, с которыми вырос.

Возможно, он точно так же, как и я, попал в ловушку, запутавшись в Линиях магии, судьбе, долге и любви, не оставляющих ему никакой свободы действий. Мне почти было его жаль.

Потом я вспомнила кое-что, что он однажды сказал мне: не играет никакой роли, что ты об этом думаешь, кого любишь, чего боишься — если ты и можешь кому доверять в этом мире, так это тому, кто с тобой связан. Моё сострадание усохло и улетело прочь, как мёртвая листва.

— Пророчество говорит, что с тобой ничего не случиться. Я верил в него. Я думал, что как только ты исправишь магию, с тобой всё будет в порядке.

Его голос разнёсся по стоянке, расстроенный и потерянный.

Я медленно повернулась. Дождь шёл теперь сильнее, скатываясь с кожи его куртки. Капли горели на моих щеках, и я покачала головой.

— Ты думаешь, магия определяет меня так же, как ты позволяешь ей определять себя. Но я больше, чем просто пророчество. Я не только Сосуд, хочешь ты это признать или нет. Поэтому я сделаю то, что должна, а потом вернусь в свой мир. Тебе никогда больше не придётся выбирать между нами, Люк. Это даже не будет обсуждаться.

— Мышонок…

Я не хотела слышать его ответ.

Я, дрожа от холода, постучала в дверь, дождь стекал у меня по шеи. Я услышала шаги Колина по полу, шорох цепи, а потом дверь открылась. Я сделала шаг в тепло и свет, покидая холод. Колин втянул меня во внутрь, захлопнул дверь ногой, оставляя Люка снаружи.

— Привет, — глуповато сказала я.

— Привет, — он довёл меня до лампы и начал разглядывать в желтоватом свете. — Ты вернулась.

Я протиснулась мимо него, оставляя позади куртку, шарф и перчатки, как след из хлебных крошек. На буфете стояла знакомая зелёная бутылка Джеймсона, а толстый стакан мотеля всё ещё примерно на сантиметр был наполнен виски.

— Мо?

Я негнущимися руками добавила ещё примерно два. Прежде чем Колин успел пересечь комнату и отобрать мою добычу, я осушила половину и почувствовала, как огонь пронёсся по горлу и груди.

— Что, чёрт возьми, случилось?

Он вырвал у меня стакан.

— Ничего. Всё. Я облажалась.

У меня потекли слёзы. Было сложно сказать из-за чего, из-за виски или из-за признания, но это и не имело значения.

— Отдай мне мой напиток.

— Вообще-то, но был мой.

— Не важно.

Я развернулась и схватила другой стакан.

— Расслабься, — очень осторожно он забрал у меня бутылку и поставил на стол. — Ты ранена?

Я плюхнулась на стул за письменным столом.

— Больше нет.

— Люк тебя вылечил.

Он вылечил меня и опять сокрушил сверху донизу. Я задавалась вопросом, можно ли человека излечивать только какое-то ограниченное число раз? Что в какой-то момент он достигает пункта, когда состоит скорее из трещин и осколков, чем из целого куска, и что тогда с ним произойдёт?

— Я в порядке.

— Конечно. Ты хочешь об этом поговорить?

— Нисколечко.

Он отпил глоток виски.

— Всё закончилось? Ты с ними разобралась?

— Я никогда с ними не разберусь. Если наступит третья мировая война, единственное, что останется на этой планете, это тараканы и твинки — и Дуги, говорящие мне, что я должна спасти чёртов мир!

Его глаза потемнели, наполнившись тревогой, но он позволил мне продолжать.

— А как тебе это удаётся? — спросила я. — Как ты можешь выносить тот факт, что проведёшь всю свою жизнь, привязанный к чему-то… к кому-то, даже если совсем этого не хочешь? Разве тебя это не бесит? И ты никогда не захочешь иметь собственную жизнь?

— Это моя жизнь. Я принял решение, которое привело меня сюда. Теперь делаю лучшее из того, что у меня есть. Однако это не мешает мне иногда хотеть большего, — он поворачивал стакан в руке, разглядывая янтарную жидкость, как будто она знала ответ. — Значит Дуги не отпускают тебя?

— Я нужна им. А у них в руках все преимущества.

Понимание промелькнуло, словно тень, на его лице. Без слов он протянул мне стакан.

— Итак, — сказала я, после того, как виски ударил в кровь и придал мне мужества. — У нас был уговор.

— Неужели?

Он сел на край кровати, упёршись локтями в колени, и для случайного наблюдателя выглядел расслабленным.

— Я пообещала тебе вернуться. И вот, — я встала и энергично покружилась, как будто представляя саму себя, — я здесь.

Уголки его губ дёрнулись.

— Понимаю.

И он действительно понимал. У него был этот неторопливый, голодный взгляд, который смёл более основательно все мои секреты и защитные валы, чем алкоголь. Я медленно прошла через комнату и села на кровать напротив него.

— Пришло время платить по счетам.

— Ты ведь вовсе не хочешь оставаться здесь, — сказал он. — Ты уже целую вечность собираешься уехать в Нью-Йорк.

— А если я останусь, — настаивала я, — что тогда случиться?

— Зависит от того, — он прикоснулся к краю моего пуловера.

— От чего?

— От того, будешь ли ты и дальше вешаться мне на шею.

Я ударила его по плечу, и он поднял взгляд. Его глаза были полны смеха и желания.

— Знаешь, я ведь не святой.

— Я так рада это слышать.

Я наклонилась вперёд и пылко его поцеловала. Его руки судорожно обняли меня за талию, и я погрузилась в восхитительно знакомое чувство, в то время, как вкус виски смешался на моём языке со вкусом Колина.

Когда мы оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, я сказала так рассудительно, как могла:

— Я не вешалась к тебе на шею.

Он откинулся назад, пытаясь подавить смех.

— Ты зашла, выпила два стакана виски, предложила остаться в Чикаго и поцеловала меня. Как же ещё я должен это толковать?

Это был риторический вопрос, но я не могла по другому и про себя ответила на него. Колин был надёжным и сильным, и я так сильно хотела его, что это съедало меня изнутри. Но я сделала именно то, что он описал: я, обиженная и рассерженная, зашла в комнату и захотела чего-то, что заставило бы исчезнуть боль.

— Не то, чтобы я из-за этого жаловался, — сказал он, проводя рукой от шеи до кончиков моих пальцев, а потом осторожно поцеловал.

— А стоило бы.

Он посмотрел на меня.

— Действительно стоит?

— Дело вот в чём, — сказала я. — Сейчас у меня крутиться в голове разное, и многое из этого ужасно. Я думаю, что, если мы займёмся любовью, ты смог бы заставить исчезнуть весь этот ужас, — он хотел ответить, но я приставила палец к его губам. — Но я не хочу смешивать это, потому что позже, всё плохое будет ещё здесь. И не имеет значение, чем мы займёмся… думаю, я не смогу отделить эти вещи друг от друга.

— Ты подумала, что нам нужно заняться любовью.

— Но теперь я так больше не думаю, — объяснила я.

Он скрестил руки за головой и уставился на акустический потолок. Я притянула колени к груди и стала ждать.

— Я размышляю о тебе, — сказал он. — О нас. Я всё ещё ищу способ, как сделать всё возможным, но это сложно. Намного сложнее, чем ты осознаёшь.

Он имел ввиду Тесс. Мне чем-то нужно было занять руки, и я начала обводить рисунок на покрывале, в то время, как он продолжил:

— Мне бы хотелось переспать с тобой, без всяких серьёзных отношений, но я не могу. Ты важна для меня. Я не хочу, чтобы ты относилась к этому легко или переспала со мной только потому, что злишься или чувствуешь себя неуверенно. Не хочу, чтобы оставалось место для сожаления.

Я покраснела. Он ведь не дурак. Уже когда я зашла в комнату, он знал, что что-то не так.

— Мне жаль.

— Не нужно жалеть. Я бы с удовольствием стал тем, кто позаботится обо всём и всё исправит. Но не таким способом. По крайней мере не сегодня ночью, — он переплёл свои пальцы с моими. — Скажи, что мне сделать, чтобы всё снова стало хорошо?

Я вытянулась рядом с ним, положила голову на его грудь и вздохнула, когда он обнял меня.

— Это уже почти идеально.

Глава 40

Пронзительный звонок разбудил меня несколько часов спустя. Я только успела поднять голову, а Колин уже перекатился через меня, чтобы взять свой телефон, он приставил палец к губам.

Часы высвечивали ярко-красным 3:30 утра, а через уродливые занавески с цветочным узором ещё не проникало света. Колин сел, а я обернулась вокруг него, пытаясь сохранить его тепло. Он осторожно отодвинулся и покачал головой. Я прислушалась к разговору, но по его односложным ответам ничего нельзя было понять.

В конце концов он положил трубку и отбросил телефон в сторону. В темноте я видела только силуэт его спины — повисшие плечи, опущенную голову — и залезла под одеяло, как будто могла спрятаться от того, что он сейчас скажет.

— Нужно возвращаться домой, — объяснил он.

Когда он включил настенную лампу, выражение его лица так напугало меня, что к горлу подступила знакомая тошнота. Это было такое выражение, какое люди принимают, когда собираются расколоть твою жизнь на «до» и «после». Я ненавидела это выражение.

— Что случилось?

— Никто не пострадал.

Я начала искать обувь.

— Да говори уже.

Он нашёл на полу мою куртку и шарф и протянул мне. Я разглядывала игру его поджарых мышц, когда он одевал свою трикотажную рубашку. Его движения были не такие как у Люка плавные, в них не было хищного изящества, но он всё равно был красивым.

Я заставила себя остановиться и насладиться моментом. Что бы не скрывалось за этим звонком — это разрушит его. Я сунула ноги в балетки и тщательно обернула шарф вокруг горла.

— Итак?

— Никто не пострадал, — повторил он и посмотрел на меня тем же чёрным, спокойным взглядом. — Твоя мать хотела, чтобы ты об этом узнала.

Я медленно выдохнула. Значит это не мама. Это самое главное. Не моя мама.

— Случился пожар, — сказал он. — В «Слайсе».

— Насколько всё плохо?

Комната казалось накренилась, а яркие цвета занавесок размылись. Он сел и притянул меня на колени. Я положила голову на его широкую грудь.

— Он полностью сгорел, я права?

Она пожертвовала всем, ради этого ресторана — всем — а теперь его больше нет. У меня застрял ком в горле, я не хотела испытывать горе, поэтому цеплялась за гнев.

— «Морган» пострадал от воды и дыма. Но он скоро снова откроется.

— Но не «Слайс».

Он наклонился вперёд и прижал свой лоб к моему.

— Нужно отправляться в путь.

— Это не несчастный случай, верно? Кто за этим стоит, Экомов?

Он пожал плечами.

— Он очень быстро загорелся.

— Почему «Слайс»?

— Билли охраняет дом, но ресторан подходит почти так же хорошо в качестве предупреждения.

Я встала, и Колин взял меня за руку.

— Полагаю, отцу придётся подождать.

— Я тоже так думаю.

Он помог одеть мне куртку, собрал всё и выгнал на улицу. Ночью дождь перешёл в снег, который теперь покрывал землю где-то на два сантиметра. Сумрачное небо предвещало ещё больше снегопада. Звёзд не было видно. До и после, сказала я самой себе. А ночь, которую мы провели здесь, была моментом вне времени.

Так как Колин настоял на этом, то я, положив голову ему на плечо, попыталась уснуть, в то время как он вёл грузовик на север.

— Это всё изменит, не так ли? — спросила я, когда мы были в пути примерно час. Колёсики в моей голове вращались. — Билли по какой-то причине хочет, чтобы я вернулась домой.

— Скорее всего. Я, инстинктивно, скорее держал бы тебя какое-то время на расстояние от города.

Зачем подвергать опасности того, кого любишь? Лицо Люка промелькнуло перед моим внутренним взором. Потому что у этого человека есть что-то, что ему нужно, что-то, что нельзя забрать силой. Что-то, что мог сделать только один этот человек, и больше никто. Что есть у меня, чего так хочет Билли и из-за чего Марко Форелли обратил внимание на старшеклассницу?

Я прижалась ещё сильнее к Колину, вдохнула его запах и попыталась пробудить то утешительное чувство, которое ощутила этой ночью.

Когда мы приблизились к городу, снег и час пик заставили нас медленно ползти вперёд. Там, где мы должны были свернуть на мою улицу, я покачала головой и прикоснулась к руке Колина.

— Поезжай к «Слайсу», — сказала я.

— Я должен отвезти тебя домой.

— Я должна это увидеть. Пожалуйста.

Здание было пустой оболочкой — кисловатый запах пепла и дыма был сильнее слоя снега, покрывающего обломки. Даже сейчас пожарники осматривали развалины, чтобы убедиться, что больше ничего не тлеет.

Пожарные и полицейские машины выстроились вдоль улицы, голубой и красный свет кружился над зазубренными дырами, которые раньше были окнами, выходящими на улицу. Операторы местных телевизионных новостей боролись за лучшую перспективу, откуда можно было увидеть как можно больше разрушений. Не стоило им тратить на это время. Невозможно было пропустить то, что стало со «Слайсом», даже пластиковая табличка на фасаде расплавилась в неузнаваемый комок.

Я выпрыгнула из грузовика, ещё прежде, чем Колин отключил двигатель, поскользнулась на грязной, покрытой сажей куче снега и промочила ноги.

— Мисс, — сказал один из полицейских. — Вы не можете туда зайти.

— Это ресторан моей семьи!

— Слишком опасно, — сказал он твёрдым голосом и заградил дорогу, когда я попыталась прошмыгнуть мимо него.

Я обыскала толпу, в поисках моего дяди и нашла его. Он наблюдал за всей этой сценой с таким ледяным лицом, как сам ветер, дующий вдоль улицы.

— Дядя Билли?

— Мо? Доннелли ведь должен был отвести тебя домой.

— Я уговорила его приехать сюда.

Он рассеянно кивнул, а я не отрывала взгляда от суетливой активности перед нами.

— Как мама? — спросила я.

— Это разбило ей сердце, — грубо сказал он. — Дело всей её жизни превратилось в руины! Что она по-твоему должна чувствовать?

— Мне жаль, — ответила я, не уверенная, за что извиняюсь.

Он фыркнул, поднимая вверх воротник своего пальто.

— Это мне нужно извиняться, моя дорогая девочка. Я не думал, что всё примет такие масштабы.

— Колин говорит, что это были русские.

— Кто ещё способен на подобное? — он покачал головой. — Нельзя оставлять это безнаказанным.

Я посмотрела на тлеющие развалены, наблюдая, как снег превращается в серую грязь, когда ветер задувал его на то, что было когда-то моим вторым домом. Стойка, за которой я делала домашнее задание, кухня, где я научилась готовить пироги, постоянные клиенты, которых я в детстве так часто встречала, что они стали для меня скорее дальними родственниками. Всё исчезло.

Билли повернулся ко мне, его впалые, морщинистые щёки покраснели от холода. Должно быть он провёл здесь всю ночь.

— Теперь ты мне веришь? Они опасны.

— Я знаю.

— Тогда ты мне поможешь? Только посмотри, что они у нас отобрали. Ты поможешь нам вернуть это?

Я кивнула, и его улыбка была словно благословение.

— Хорошая девочка. Теперь позволь Доннелли отвезти тебя домой.

Немного дальше по улице Колин, засунув руки в карманы, прислонился к автобусной остановки и за всем наблюдал. Когда я выбирала дорогу между грязными кучами снега и лужами, каждый шаг казался мне труднее, чем предыдущий. Ноги были неуклюжими и ледяными. Я спрятала лицо в его куртке и не могла больше сдерживать слёзы, с которыми до этого момента боролась.

Когда я прекратила плакать, мои волосы намочились от тающего снега, а из носа текли сопли. Куртка Колина тоже стала мокрой, и парусиновая ткань под моей щекой была шершавой.

— Ты дрожишь! — сказал Колин.

Я бы возразила, но мои зубы так сильно стучали, что я не могла говорить. Мы как раз хотели пойти к грузовику, когда кто-то выкрикнул моё имя.

— Мо! Подожди!

Я знала этот голос. Когда я, сощурив глаза обернулась, я увидела Ника Петроса, репортёра с моего курса журналистики. На нём была одета поношенная, синяя парка, капюшон, которой он натянул на голову, чтобы оградить себя от холода. В руке в перчатке он держал стенографическую записную книжку. Принимая во внимание покрасневший, обветренный вид его щёк, он находился здесь уже так же долго, как мой дядя.

— Я бы хотел задать тебе пару вопросов, — сказал он.

— Без комментариев, — ответила я.

Он отступил на шаг, когда Колин, заботливо обнимая меня, прошёл напролом.

— С тобой мы поговорим позже! — крикнул он.

Я не сомневалась, что он говорит серьёзно.

Глава 41

Когда мы приехали домой, Колин и мужчина, дежурившей перед закрытой верандой, кивнули друг другу, прежде чем Колин последовал за мной во внутрь.

— Спереди стоит ещё один, — сказал он, отвечая на мой не заданный вопрос. — И так будет по крайней мере в ближайшем будущем.

С Колином я сначала тоже чувствовала себя стеснённой, напомнила я себе. Потом мы стали друзьями, и что вначале казалось так сильно обременяло меня, превратилось в товарищеские отношения.

Почему-то я не могла себе представить, что тоже самое произойдёт с новыми людьми.

— Мам?

Кухня сверкала и блестела. Все лампы горели, и все поверхности — кран, ручка холодильника, подоконники, потёртый линолеум — были начисто вытерты и безупречно отполированы, как будто их тёр кто-то одержимый.

— Обувь, — прошипела я, и Колин наклонился, чтобы снять свои рабочие сапоги, в то время, как я стряхнула с ног балетки, испорченные снегом.

Остальная часть дома была в том же состояние. В гостиной на книжных полках не пылинки, все корешки книг безупречно выровнены в одну линию. Когда я увидела это, моё сердце сжалось, ведь это свидетельствовало о том, насколько отчаянно моя мать пытается сохранить определённый порядок.

— Мам?

— Наверху! — крикнула она.

Я нашла её, вытирающую пыль с ламп в ванной комнате.

— Ты его видела? — спросила она с красными от плача глазами и стёртыми чуть ли не до крови руками от всей этой уборки.

— Мне так жаль.

Она вытерла глаза.

— Это не твоя вина. Просто я хотела, чтобы у тебя была возможность навестить отца.

— Неважно.

Из-за угрызения совести, потому что я обманула её, у меня заболел желудок. Мне не обязательно было навещать отца. Пожар прояснил все неясные вопросы. Не имеет значения, что делал мой дядя в прошлом или какие у него были дела с семьёй Форелли, это всё же было лучше, чем русские. Я похлопала её по руке.

— Мы съездим туда в другой раз.

Она слабо улыбнулась.

— Это было бы замечательно. Ты выглядишь устало, моя дорогая. Я приготовлю какао.

— Позволь это сделать мне. Я принесу тебе чашечку.

Она ещё раз обняла меня и обхватила моё лицо обоими руками.

— Ты такая хорошая девочка.

Я быстро сняла влажную одежду, а вместо неё одела пижаму, вытерла волосы полотенцем и вздохнула, когда они непослушно закрутились в локоны.

— Как она? — спросил Колин, когда я спустилась вниз и прошла в кухню.

— Любую поверхность в этом доме можно использовать в качестве хирургического стола, — я вытащили из шкафа ковш и коробку с какао. — Так она справляется с трудностями. Подай мне пожалуйста молоко.

Благодаря его знакомой манере двигался по кухне, я чувствовала себя в ещё большей безопасности.

— Это значит, что она справится?

— Думаю да. Но она мне не скажет, будь это не так. Она пытается защитить меня.

Он прикоснулся к моим всё ещё мокрым волосам.

— Мне знакомо это чувство.

Я увидела, как от молока пошёл пар, и добавила какао и сахар.

— Хочешь чашечку?

— С удовольствием, — он наблюдал, как я наливаю какао в чашки.

— Я быстро отнесу одну наверх, — сказала я и встала на цыпочки, чтобы поцеловать его.

Его руки обхватили мою талию и крепко прижали к себе, прежде чем нежно подтолкнуть к лестнице.

Я отнесла маме какао и убедила её в том, чтобы она немного отдохнула. Когда я возвращалась к Колину, зазвонил мой телефон. Я вытащила его из кармана куртки и прочитала сообщение. Оно было от Дженни Ковальски.

«Нужно поговорить.»

Я не смогу помочь дяде справиться с Экомовым, если буду работать вместе с Дженни. А Билли не убивал Ковальски, что бы она там не думала. Если идёт война, то настало время принять какую-то одну сторону. А каким бы я была человеком, если бы приняла решение не в пользу моей семьи?

«Мне жаль», — напечатала я. «Сделка отменяется.»

Ответ пришёл почти сразу.

«Без комментариев. Так не будет продолжаться всегда.»

Мне было интересно, кто же источник Дженни, но теперь решение этой загадки внезапно стало таким ясным, как будто штифты в цилиндрическом замке с щелчком выстроились в ряд. Это Ник Петрос передавал ей информацию.

Он заговорил со мной на уроке и пригласил в любое время навестить его в офисе, если я захочу поговорить. Он в своё время писал о судебном процессе моего отца, напечатал статью о смерти Ковальски. Он недавно сказал мне напрямую: то, что знаешь и что можешь доказать — это две разные вещи. Он хотел, чтобы я добыла для него доказательства.

Я отложила мобильный в сторону, измученная, но полная решимости. Больше нечего было сказать.

Глава 42

В среду утром Лена поджидала меня на ступеньках школы.

— Я слышала, что случилось! Ты в порядке?

— Меня там даже не было, — я убрала с лица волосы тяжёлой от усталости рукой. — Когда мы подъехали к ресторану, пожар уже потушили.

— Твоя мать убита горем?

Я вспомнила то зрелище на нашей кухне, представшее перед моим взором час назад: горы яичницы, сосисок и картофеля, которые она приготовила к завтраку для Колина, двух мужчин, охраняющих дом и меня.

— Она чувствует себя потерянной.

Это был ясный, холодный день с температурой чуть выше нуля, и я глубоко вдохнула свежий воздух в лёгкие. Ничего не могло прогнать всё ещё сохранившийся запах сгоревшей пластики и обуглившихся кирпичей.

Этот один раз я пришла так рано, что нам не нужно было быстро бежать во внутрь, и я не торопилась заходить, потому что не хотела выслушивать вопросы одноклассников и выносить их взгляды. Казалось, Лена это понимает, и мы остановились неподалёку от ступенек в ожидании звонка. Скорее всего Колин был не в восторге, что я оставалась на улице, но у него был открытый вид на школьный двор.

— Как твой отец?

— Мы даже не доехали до него. Мой дядя позвонил из-за пожара, и мы сразу вернулись домой. Я пришла к ресторану, когда пожарные как раз заканчивали. Остальное время я провела дома с мамой.

— Вы выехали в понедельник утром, а вернулись во вторник? — спросила Лена, после того, как быстро посчитала. — Ты где-то ночевала. С Колином?

— Грузовик сломался. Когда его отремонтировали, время посещения уже закончилось.

Я не обманула, напомнила я себе. Только не упомянула, что это была магическая поломка и что за ней последовала катастрофа.

— Мы подумали, что можем пойти туда во вторник, но после того, как позвонил дядя… это всё изменило.

Она усмехнулась.

— Ты провела с ним ночь? Могу поспорить, что это тоже многое изменило.

Я почувствовала, как на щеках расцвел предательский румянец.

— Мы не…

— О, прошу тебя. Если вы этого не сделали, то не потому, что ты не хотела, — она заглянула за моё плечо, бросив взгяд в сторону грузовика. — И не потому, что не хотел он. И что будет теперь?

Я сама не знала, поэтому вернулась к единственно знакомому, что ещё оставалось.

— Первый урок, — ответила я, и мы зашли внутрь.

День прошёл, как я и ожидала. Другие выражали своё сочувствие, задавали отнюдь не ненавязчивые вопросы и распространяли по школе всё более неслыханные истории. Во время последнего звонка Лена уведомила меня, что «Слайс» был взорван контрабандистами оружия из ИРА, будто те сговорились с мафией и пытались изготовить пластиковую взрывчатку в чулане.

Даже Джилл Макаллистер принимала участие в игре, когда любезно — и громко — спросила на уроке химии, сможет ли моя мать теперь позволить себе внести плату за обучение в Св. Бригид, не говоря уже о взносах в колледж. Она слышала, сообщила она мне, будто общественные колледжи не такие дорогие. У меня не осталось энергии, чтобы поставить её на место.

— Никаких инопланетян? — спросила я Лену, когда мы подошли к школьным дверям. — Я считаю, что в истории не хватает ещё инопланетян.

— Точно. Инопланетное вмешательство было бы изюминкой в этой истории!

Когда мы вышли на улицу, кто-то перерезал мне путь. Я подскользнулась на мокрых ступеньках и с трудом удержалась на ногах.

— Опля, — Дженни Ковальски стояла передо мной.

На ней была одета синяя шотландская юбка, которая почти, но не совсем, соответствовала нашей униформе. Она была достаточно похожа, чтобы не выделяться среди других девушек.

— Я слышала, что случилось с рестораном. Вы застрахованы?

Я уставилась на неё, разинув рот.

— Я тебя знаю? — спросила Лена.

— Нет. Нам нужно поговорить, — сказала мне Дженни.

— Я так не думаю, — ответила я. — Теперь всё изменилось.

Она покачала головой.

— Не так сильно, как ты, возможно, думаешь. Вот, — она протянула мне коричневый конверт.

Я попыталась его вернуть, но она не хотела забирать назад.

— Мне это не интересно, — сказала я.

— О, интерес ещё появится. Спроси себя, кто получит наибольшую выгоду от того, что «Слайса» больше нет. Это основные правила расследования, — она подняла руку на прощание и настойчиво посмотрела мне в глаза. — Я надеюсь, они поймают тех людей, кто в этом замешан. Очень на это надеюсь.

Она зашла за угол школы, Лена смотрела ей вслед.

— О чём вы говорили?

— Семейные дела, — ответила я, крепче обхватив конверт. — Мне так кажется.

— А что в конверте?

— Давай выясним.

Мы снова проскользнули в школу и нашли пустой класс. Я открыла конверт и разложила бумаги на одном из задних столов.

— Это отчёт об аресте, — сказала я.

Лена указала на штамп с числом.

— Это произошло в ночь взлома. Разве Колин не говорил, чтобы мы не впутывали полицию?

— Мы не обращались с жалобой в полицию.

Отчёт описывал полицейский контроль на дороге, который перерос в нарушение закона об оружии — троих мужчин остановили в четырёх, пяти кварталах от нашего дома, потому что они превысили скорость. Когда полицейский проверил права водителя, он заметил, что на всех сидящих в машине, выдан ордер на арест, обыскал автомобиль и нашёл два пистолета. Хотя те не были заряжены, но несмотря ни на что, это было явное нарушение запрета, носить оружие в городе.

— Это должно быть те типы, что вломились в ваш дом, — Лена склонилась над столом. — Видишь? Они ехали в другом направлении, покидали квартал. И это прямо после взлома. Что там в других бумагах?

— Их выписка из реестра.

Все трое были известны как шестёрки Марко Форелли.

— О нём я уже слышала, — сказала Лена. — В последнем процессе о семейных секретах. Он был тем, кто тогда легко отделался. Несколько свидетелей отозвали свои показания.

— Ты следишь за подобными делами? — удивлённо спросила я. — Я никогда не обращаю на такое внимание.

— Я слежу за всем, — сказала она. — Если типы, проникшие в ваш дом, работают на Марко Форелли, тогда это не русские.

— Они из мафии.

Я опустилась на стул, всё больше соединяя в голове кусочки головоломки.

— Зачем людям твоего дяди угрожать тебе? Они ведь хотят, чтобы ты была на их стороне. Разве это не противоречит их интересам?

— Это уловка, — сказала я, и последние несколько частей встали на свои места.

Я засунула бумаги в школьную сумку.

— Мне пора идти. Пожалуйста, Лена, прошу тебя, никому не рассказывай об этом.

Она обиделась.

— А разве я когда рассказывала?

Колин мерил шагами школьный двор.

— Что всё это значит? — спросил он. — Школа уже закончилась двадцать минут назад.

— Мне нужно в «Слайс».

— Зачем?

Я хотела рассказать ему, но пока у меня не было доказательств, я не могла заставить себя открыть рот. Казалось просто безумием, что Билли и Форелли спланировали взлом и пожар, что сделали всё это, только чтобы манипулировать мной. Но Юрий Экомов никогда не считал меня угрозой, а только потенциальной союзницей.

Я представляла опасность для моего дяди из-за моей непредсказуемости и гнева. Ему нужно было как-то помешать, чтобы я не пошла наперекор его планам. Почему бы не попытаться сделать это с помощью запугивания, особенно если таким образом он мог использовать меня против своих врагов?

— Мне нужны кое-какие бумаги из офиса, если он не сгорел.

Он внимательно изучил меня.

— С тобой всё в порядке?

— Скоро будет.

Он не знал об этом. Просто не мог знать, в противном случае не беспокоился бы так сильно в ночь во время взлома. А насчёт пожара он был удивлён так же сильно, как и я. Тесс, возможно, заботилась о том, чтобы он оставался верным Билли, но Колин никогда не стал бы врать о чём-то столь важном. Теперь отношения между нами были намного лучше. Мы стали сильнее.

Должно быть Билли держал свои замыслы в секрете от Колина, и когда я осознала это, меня охватила дрожь, по причинам, которые я не вполне могла назвать.

В «Слайсе» я пробиралась через обломки. Не было никакой логики в том, что уцелело в огне, а что нет. Большой миксер, который мама использовала, чтобы мешать тесто для верхнего слоя пирогов, расплавился в шлак, но в нескольких шагах от него полочка с кофейными чашками была почти не тронутой.

Дверь, ведущая в офис, почернела, но в остальном была целой. Я попробовала повернуть ручку и зашла во внутрь. Там выглядело всё почти нормальным. На полу были лужи воды, циферблат табельных часов треснул, а в воздухе висел отвратительный запах застоявшегося дыма и мокрой бумаги, но канцелярский шкаф казался целым. Я потянула за верхний ящик. Он, как всегда, заел, прежде чем скрепя, открылся.

— Что ты ищешь? — спросил Колин.

— Подноготную информацию.

Моя мать хранила все важные документы в банковском сейфе, но где-то должна быть копия страхового полиса. Я перерыла ящик и почувствовала триумф, когда мне в руки попалась папка с надписью «National Insurance Co.». Большую часть того, что оговаривалось в страховом полисе, я не поняла, но не было сомнений в том, что «Слайс» застрахован на все сто процентов, как само здание, так и фирма. Весь ущерб был полностью покрыт.

Контейнера для мусора за домом уже наполнялись, потому что строительная компания моего дяди убирала обломки. «Морген» останется закрытым по меньшей мере ещё одну неделю, пока не устранят весь ущерб, нанесённый дымом и водой.

Я могла бы поспорить, что Билли тоже застрахован. Страховая компания заплатит строительной компании моего дяди за то, что та отремонтирует его бар и без сомнения, он запросит сумму по самым высоким ценам. Да он сможет на этом озолотиться. Мне стало плохо при мысли, как легко ему удалось одурачить меня.

— Полиция что-нибудь сказала о том, кто виноват? У них уже есть доказательства? — спросила я Колина.

— Сейчас они подозревают Экомова. Это соответствует его обычным методам, и это не секрет, все знают о том, что он пытается пустить здесь корни.

— Значит они не предполагают, что это мог быть Билли?

Он нахмурился.

— Зачем ему поджигать «Слайс»? Он не нуждается в деньгах, а сумму от страховки получит твоя мать. Я же тебе уже говорил, что ситуация обострилась.

— Это обман, — я засунула бумаги от страховки в сумку. — Билли хочет избавиться от русских, не так ли?

— Но для этого будет недостаточно пришить им дело о поджоге.

— Нет, но это помогло бы, точно так же, как повесить на них убийство Верити. Он получит сумму от страховки. Отмоет деньги через строительную компанию. И получит меня, злую как чёрт и готовую помочь ему разобраться с русскими.

— Но сжечь ресторан твоей матери…, - он отстранился от двери. — Это серьёзное обвинение. Он никогда не причинил бы тебе вреда.

— А ему и не нужно причинять вред, а только напугать меня, — я изо всех сил задвинула ящик. — Я пойду туда.

Его рука обхватила мою.

— Снаружи кто-то есть. Оставайся там, где стоишь.

Он выскользнул из комнаты, положив руку на кобуру, и закрыл за собой дверь. Ожидание — больше не моя сильная сторона, поэтому примерно пятнадцать секунд спустя я подкралась к двери и прислушалась, но голоса были приглушёнными. Я приоткрыла дверь и вышла, чтобы на цыпочках прокрасться за угол.

— Ты и вправду всегда появляешься в самый дерьмовый момент, ты знаешь об этом? — спросил Колин.

— Это не моё расписание, — ответил Люк.

Преисполненная решимости не позволить ему сбить себя с толку, я появилась из-за угла.

— Что ты здесь делаешь?

— Я должен был увидеть тебя, — он разглядывал то, что осталось от «Слайса». — Это не совсем то, что я ожидал.

— Это был день полный сюрпризов.

Он толкнул носком сапога кучу обломков.

— Выглядит плохо. И пожар начался не естественным путём.

— Я это осознаю.

— Вот здесь был поджог, — сказал он, указывая на место рядом с прилавком. — И там…, - он показал на кассу. — И здесь сзади, — на кухонный гарнитур, где мы выполняли большую часть приготовлений.

Когда я подняла вверх брови, он пожал плечами.

— Это огонь, Мышонок. Когда дело касается огня, нет почти ничего, что я не смог бы интерпретировать.

— Что ещё ты можешь установить? — спросил Колин.

— Они устроили пожар так, чтобы огонь распространялся вдоль внешних стен, а внутренние оставил нетронутыми. Они также удерживали его подальше от газопроводов, так что остальная часть здание не взорвалась. Огонь нанёс большой ущерб за короткое время, но был очень целенаправленным, — он прикоснулся к обугленной крышки стола и потёр сажу между пальцев. — Раз мы уже заговорили об ущербе, пора иди, чтобы компенсировать другой.

— Я занята.

— Ты хочешь на меня злиться? Тогда давай злись. Но магия исчезает. Ко концу дня её почти больше не останется. Если ты сейчас не пойдёшь со мной и не восстановишь её, то Кварторы скажут, что ты нарушила соглашение. И тогда ты умрёшь.

Я скрестила руки на груди и уставилась на него.

— Если они убьют меня, то я не смогу восстановить магию.

— Тогда ты умрёшь, — повторил он. — И кто тогда поможет Констанции? Она девочка, которая нуждается в помощи, не зависимо от того, преуспеем мы или нет.

Я почувствовала, как моя решимость начала рушиться и бросила взгляд на Колина, он насупился и засунул руки в карманы.

— Ты возьмёшь меня с собой, — сказал он.

Я вздохнула.

— Мы же уже говорили об этом.

— Ты сказала, что не сможешь избавиться от этих людей. Ты так сказала. Но ты не можешь ожидать от меня, что я буду сидеть сложа руки, пока ты рискуешь своей жизнью, — он положил мне руку на затылок. — Они не единственные, от кого ты не сможешь избавиться, ясно?

— Ясно, — прошептала я и почувствовала, как уголки моих губ приподнялись вверх.

Люк нахмурился.

— Он будет только мешать.

Колин пожал плечами.

— Если ты будешь оберегать её, то даже не заметишь, что я там.

— Ты этого хочешь? — спросил Люк. В его голосе не слышалось колкости, только обида и смирение. — Ты уверена?

— Уверена.

Он схватил меня за запястье.

— Тебе знаком манёвр, — у меня почти не осталось времени, чтобы схватить Колина за руку, прежде чем он открыл дверь в Межпространство и рывком протянул нас через него.

Доминик нахмурился, когда мы вышли на мраморной сцене Аллеи.

— Безбилетный пассажир, сын?

— Он со мной, — пролепетала я, борясь с обмороком, одолевающим меня. Я почувствовала нежную руку на моём плече. Это была Маргарет, которая советовала мне хорошо дышать.

— Думай о пророчестве, — прошептала она. — Магия ищет тебя. Объединись с ней, тогда найдёшь свой путь.

Я заморгала, потому что её лицо расплылось. На одно мгновение мне показалось, будто её глаза снова стали молочного цвета, но потом мой взгляд внезапно прояснился, а её глаза снова были ясным и слепыми.

— Он не может остаться, — как раз говорила Орла, возмущённо стукнув по земле тростью. — Он… он…

— Мы так решили, — сказал Люк.

Я тяжело опиралась на руку Колина. Он смотрел на Кварторов.

— Что с ней не так?

Люк ответил:

— Её тело не переносит магию.

— Чёрт, тогда исцели её, — приказал Колин.

— Нет.

Я с трудом пришла в себя. Колин и Маргарет помогли мне.

— Мне уже лучше.

— Ты знала об этом заранее? — спросил Колин. — Почему ничего не рассказала мне?

— И что бы ты тогда сделал? Я же уже говорила… Ты не можешь защитить меня от всего.

Я вытерла рукой струйку крови, текущую из носа и огляделась. Край сцены раскрошился. Пышные зелёные тропинки вокруг неё были взбудоражены, как на строительной площадке, а земля покрыта ветками деревьев.

— Это сделала магия?

— Сумрачные внесли свой вклад, — сказала Орла. — Когда высвободилась вся эта магия, они набросились на Аллею. Но больше они не вернуться. Четыре Линии, которые граничат с Аллеей, стали слабыми и больше не заслуживают их внимания.

— Мы сможем получить доступ к одной из них? — спросила я Паскаля. — Мне не нужны все четыре, но способ проникнуть во внутрь.

— Для этого их будет достаточно, да. Не забудь прибегнуть к таланту Люка, чтобы ты была настроена на все четыре элемента, — ответил он.

Люк подошёл ко мне. Я кивнула, в то время как Колин отвёл Маргарет на другую сторону сцены.

— Это ничего не изменит, — сказала я ему.

— Я ещё никогда не желал так сильно, чтобы ты ошибалась, — ответил он и прижал свою ладонь к моей. — Готова?

Я ради Колина попыталась изобразить на лице мужество.

— Готова.

В то время, как другие наблюдали за нами, Люк призвал одну из Линий, граничащих с Аллеей. Огонь потрескивая, проснулся к жизни, и наша связь натянулась. Я закрыла глаза, пробираясь ощупью к сетующей энергии и приготовилась испытать шок от прикосновения. Я ожидала, что почувствую, как Люк поддержит меня своим присутствием, когда я окунусь в неё. Вместо этого он протиснулся мимо и загородил мне дорогу.

— Что ты делаешь?

Он не ответил, и сосредоточившись, прикусил нижнюю губу, когда протянул руку к пылающей Линии. Я почувствовала, как он использовал нашу связь, и моя энергия потекла в него. И когда он начал вбирать в себя магию, его тело затряслось от судорог.

Теперь я знала, что он испытывал каждый раз, когда я прикасалась к грубой магии.

Я с ужасом наблюдала, как магия начала разбирать его по кусочкам, чтобы потом заново собрать.

— Люк! Так не должно быть!

Это должна быть я.

Это я была той, с кем соединилась магия. Я была той, к кому относилось пророчество. Он пытался отпустить меня, проявив безрассудное благородство, чтобы занять моё место.

Он был мокрым от пота, а его кожа так сильно обтянула кости, что я увидела, как выступили вены на висках. Сухожилия на шее напряглись, и я могла чувствовать его сердцебиение рядом с моим собственным, когда оно так быстро превысило разумную скорость и с каждой секундой становилось беспокойнее и слабее.

— Прекрати!

Он просто не продумал это основательно. Всегда, когда я имела дело с Линиями, его сила укрепляла меня. Он предположил, что мы сможем обратить процесс, но ведь я не могла поделиться с ним магией. Это никогда не сработает.

Я рванула за руку и попыталась прервать его контакт с Линией, но мне не хватило сил. Через нашу связь я чувствовала, как магия с жадностью тянется ко мне, и чуть не отпустила его. Магии не нужен Люк. Она, чтобы добраться до меня, прожжёт его насквозь и ничего от него не оставит.

С другой стороны сцены столпились в кучку Кварторы. Лицо Доминика выдавало его собственный голод. Колин стоял рядом с Маргарет и быстро ей что-то говорил. Несомненно, описывал что он видит, а она объясняла значение увиденного.

— Колин! Убери отсюда Люка!

Он не стал задавать вопросов и не колебался. Он бросился к нам и пригнувшись обрушился на Люка, так что сила удара вырвала их обоих из пылающей Линии.

Они заскользили по мраморной сцене. Доминик что-то закричал и схватил Паскаля за руку, но я не стала ждать, чтобы выяснить, что происходит.

Я окунулась в магию, и все остальные исчезли.

Глава 43

Мне известно следующее: я знаю, что правда — это что-то безжалостное и горькое. Я знаю, что любовь проявляется в стольких же формах, сколько существует людей и не все из них хорошие. Я знаю, что тайны это ложь, которую ещё не рассказали. Я знаю, что у каждого действия есть своя цена и что принятие собственной судьбы — это первый шаг к её осуществлению. Я знаю, что люди уже слишком часто выкупали мою жизнь своей собственной. Когда-нибудь за такое одолжение придётся платить.

Как только я вошла в магию, не защищённая ничем кроме собственной силы воли, я узнала кое-что ещё: магия жива.

Она уже всё это время была живой, но до сих пор я этого не понимала.

То, что я принимала за жадность было одиночеством, стремлением к общности, а её буйство было паникой, которая выражалась в форме насилия. У магии не было никого, с кем она могла бы поговорить или попросить о помощи. А теперь у неё была я, что я находила самой ужасной, что ни на есть, иронией. Магии нужен был голос и она выбрала девушку, которая всю жизнь боялась открыть рот.

На уроке биологии учишься тому, как функционируют клетки. Узнаёшь всё о клеточной мембране, цитоплазме и ядре, о всех связанных друг с другом процессах на микроскопическом уровне, которые делают жизнь возможной.

Но это всего лишь названия изображений, которые остаются бессмысленными до тех пор, пока не разберёшь их шаг за шагом, и именно это делала теперь магия со мной. Когда я в последний раз открылась магии, она сделала меня всемогущей, по крайней мере, на какое-то время.

Я знала всё, видела расстеленный передо мной мир, как огромную, красивую карту, которую я могла пройти вдоль и поперек, как вздумается. Тоже самое случилось и теперь: понимание вспыхнуло во мне и осветило вселенную. Но когда я изо всех сил пыталась понять магию, она делала тоже самое со мной, проникала в каждую стенку клеток и каждую ниточку ДНК, сливаясь со мной. Я начала задыхаться, когда давление усилилось, как будто в моем теле было недостаточно места для нас обоих.

Точно так же, как во моём сне, я скользнула под поверхность магии, утопая на суше, а потом появился Люк и дал мне подъёмной силы, так что давление на лёгкие ослабело, и я смогла сделать один единственный вдох.

Сила Люка объединилась с тем, что от всей своей жизни перенесла на меня в переходе Верити, и я вспомнила совет Маргарет: прислушайся. Я перестала сопротивляться и наконец прислушалась к тому, что магия пыталась мне сказать. Я больше не могла оставаться чужаком. Не достаточно было быть каналом, нейтральной стороной. Если хочу выжить, то я должна отважиться и окунуться с головой.

Так я и сделала. Я отдалась магии, позволила ей сказать, чего она хочет. Паскаль сравнил её с кровеносной системой, поэтому я пробиралась сквозь Линии, ища разрыв в сердце магии. Моё тело всё ещё находилось на Аллеи, но сознание распространилось вдоль Линий и тянулось так же далеко, как магия.

Её сила вытекала в виде пульсирующего, переливающегося сияния. Пока я наблюдала, мои собственные силы убывали, и я прибегла к силе Люка, чтобы удержаться на ногах и в равной степени положилась на его талант и его решительность. Так глубоко внутри источника, желание было тоже самое, что и действие, и так я заговорила с магией, завлекла её назад в пульсирующее сердце, в моё сердце.

Я запечатала трещину с помощью могущественных слов, которые так легко произносил Люк. Когда они срывались с моих губ, то казались чуждыми и серебристыми, и я знала, что мне не суждено запомнить их.

Несмотря на могущество, проходящее через меня, моё тело было истощено. Магия немного заморгала, когда из-за приложенных мной усилий я совсем ослабела. Я ушла в себя, и почувствовала, как магия льется по Линиям в такт с моим сердцем. Идеальная связь.

— Мышонок? — позвал Люк, как только я открыла глаза и посмотрела на него. — Ты ещё там?

— По большей части, — сказала я, и Колин бросился к нам.

Я ещё успела улыбнуться ему до того, как потеряла сознание.

Глава 44

Кто-то посвятил мне лампой в глаза. Я отбросила её в сторону и поморщилась.

— Думаю, она оправилась, — сказал кто-то.

— Ей нужен врач, — объяснил Колин таким тоном, который предвещал, что я буду не единственной нуждающейся в медицинской помощи, если быстро не вызовут врача.

— Ты хочешь увидеть мою лицензию? — спросил Паскаль.

Она не ранена, — сказал Люк. — Только устала, вот и всё.

Пальцы Колина переплелись с моими.

— Ты уверен?

Связь с Люком тихо загудела на моей коже, когда он проверял.

— Определённо. Просыпайся, спящая красавица, если только конечно ты не ждёшь поцелуя, — он направил в нашу связь ещё один дополнительный толчок, и я открыла глаза.

— Придурок.

— Видишь? — обратился он к Колину. — Такая же сварливая, как всегда.

Колин проигнорировал его.

— Ты действительно в порядке?

— Просто ужасно устала. Три или четыре дня сна, и всё будет в порядке.

Его улыбка не коснулась глаз, и я знала, что обсудить нужно будет намного больше, но, пока была такой уставшей и в тоже время возбуждённой, не хотела этого. К тому же нужно ещё позаботится о Кварторах.

Они стояли в стороне, внимательно наблюдали и вышли вперёд, только когда Колин потребовал, чтобы Люк перенёс нас домой.

— Я выполнила соглашение, — сказала я, обращаясь к ним. Больше они не пугали меня. Они были мне ровней. — Теперь вам, в любом случае, нужно будет помочь Констанции.

— Конечно мы поможем, — ответил Доминик. — Если не возражаешь, не могла бы ты рассказать, что там случилось.

— Вы соврали, вот что случилось, — сказала я любезно.

Из всех троих Паскаль был единственным, кто смотрел на меня с чем-то вроде признания.

— Вы вовсе не хотели, чтобы я создала новые Линии. Это был только предлог, чтобы заставить меня войти в магию и слиться с ней. Испытание Паскаля на поле для гольфа показало, что я не могу остановить этот процесс без посторонней помощи, поэтому вчера вы приказали Люку оставить меня в узловой точке магии в ловушке. Но для выполнения соглашения в этом вовсе не было необходимости. Вы трое пытались лишь сохранить своё положение.

Голос Люка был режущим, как нож.

— Что?

— Должно быть вас охватила паника, когда вы поняли, что Плоская — единственный человек, который может влиять на Линии. Что, если вы не сможете контролировать меня? Что, если остальные Дуги узнают об этом? Тогда они, возможно, поверят, что Антон прав и время Кварторов истекло. Если бы я была заперта в сердце магии, вам больше не пришлось бы волноваться. Всё осталось бы, как прежде. Вы привели меня на похороны, потому что надеялись, что это вызовет прорыв магии. Когда стольким людям предстояло использовать свою силу, можно было предвидеть, что магия попытается поглотить меня.

Когда Антон нарушил церемонию, вы всё же решили загнать меня в магию. Было бы бессмысленно отказываться от такого прекрасного плана. Должно быть вы были в восторге, когда Констанция потеряла самообладание и таким образом высвободила грубую магию, — боже мой, мне стало плохо при мысли, как легко я поддалась манипуляции, да ещё два раза подряд — сначала меня обманул Доминик, а потом Билли.

Такого никогда больше не случится.

Лицо Доминика ожесточилось.

— Мы не запланировали, что ты струсишь.

— В самом деле? Думаю, как раз-таки запланировали. Поэтому приказали Люку оставить меня там. Вы сказали ему, что пророчество утверждает, будто мы выживем, так что меня спокойно можно бросить. Вы использовали его веру в судьбу, потому что знали, что он не сможет ничего противопоставить этому аргументу. Должно быть вы были ужасно шокированы, что он оказался таким порядочным человеком.

— Ты приняла соглашение, — сказал Доминик. — Можешь выдвигать сколько угодно предположений, но мы только хотели убедиться в том, что ты выполнишь условия сделки.

— Чтобы выполнить условия соглашения, я должна была только восстановить магию. В соглашение ничего не говорилось о том, чтобы помочь вам.

Он пожал плечами.

— Здесь мы называем нечто подобное лагниапп. Небольшая дополнительная услуга.

— Я называю это лицемерием. Соглашение теперь выполнено, Доминик. Я больше ничего вам не должна. Новая игра. Новые правила.

— Но… Антон. Серафимы, — залепетала Орла. — Ты ведь не хочешь, чтобы они победили!

Маргарет вышла вперёд, держась за Люка.

— Прекратите. Вы все. Ей пришлось много вынести и она права. Оставьте её в покое. Ты совершила храбрый поступок, Мо. И ты спасла моего сына, — она понизила голос. — Я думаю, что ты изменилась.

— Да.

— Я однажды сказала тебе, что судьба не призывает того, кто не достоин. Теперь это относится к тебе больше, чем когда-либо.

— Думаю, я должна поблагодарить.

Я скользнула взглядом по руинам Аллеи, задаваясь вопросом, сколько понадобится магии, чтобы исправить разрушения. Я полагала, что Орла будет управлять восстановительными работами и следить за сохранением традиций и этикета. В дальнем конце одной из дорожек что-то двигалось между деревьев, и я вытянула шею, чтобы разглядеть получше.

Антон. Вместо плаща на нём был одет тёмный костюм и он небрежно засунул руки в карманы брюк. Интересно, сколько он услышал и сколько из всего этого понял. Он ждал, пока не убедился в том, что я увидела его, а потом, как бы между прочим, поднял вверх руку в прощальном жесте — это был жест, говорящий «увидимся», а не «прощай». Я знала разницу.

— Ты можешь перенести нас домой, пожалуйста? — спросила я Люка.

Он сделал это без единого слова и высадил нас на стоянке перед «Слайс».

— Пойду схожу за грузовиком, — сказал Колин.

Когда мы остались одни, Люк нерешительно спросил:

— Тебе не плохо?

— Нет, — теперь, когда магия нашла во мне своё место, меня больше не разрывало, когда я перемещалась через Межпространство. — Я чувствую себя хорошо, по-другому, но хорошо.

— По-другому — это ещё слабо сказано, — сказал он. — Даже моя мать смогла это увидеть.

Я бросила взгляд на развалены ресторана. Возможно я и восстановила магию, но предстояло ещё многое сделать.

— В другой раз, Люк.

Он выглядел разочарованным, особенно когда вернулся Колин и взял меня за руку. А потом он вызывающе посмотрел мне в глаза.

— Можешь в этом не сомневаться.

Глава 45

Мы много не разговаривали, когда Колин взял меня с собой в свою квартиру, которую он построил на старом складе, оборудовав её в полу мастерскую, полу апартаменты. Со стороны улицы она была достаточно обветшалой, чтобы обеспечить анонимность, и не привлечь сквоттеров иди вандалов. Внутри она была именно такой, как я научилась ожидать от Колина: простой, но удобной. Никаких предметов декорации, ничего личного, кроме книжных полок, на которых стояли американские классики и множество рассказов.

Дровяная печь находилась в одном углу, силовая скамья рядом с боксёрской грушей в другом. Я следила за тем, чтобы не смотреть в сторону двери в спальню. Я неспокойно спала там только один раз, в то время как Колин кимарил на диване. При этом воспоминании мой желудок затрепетал.

— Ты голодна? — спросил он, когда убрал свой пистолет в запираемый шкаф.

— Вообще-то нет. Но я устала.

Он пересёк комнату, его шаги были хорошо слышны на цементном полу, и остановился менее, чем в тридцати сантиметрах от меня.

— Думаю нужно отвезти тебя домой.

— Это последнее место, где я хочу сейчас находится. Я должна ещё придумать, что сказать маме.

Он нахмурился, взял мой шарф в руки и потёр между пальцев. У меня перехватило дыхание. В комнате было так тихо, что я слышала, как трётся ткань о его кожу. Он медленно разматывал шарф с моей шеи и коснулся костяшками пальцев горла. Когда добрался до последней петли, он положил шарф на диван и взял меня за руку в перчатке.

Я никогда не замечала, какими большими были его руки. На фоне его притуплённых, угловатых кончиков пальцев мои казались крошечными. Он осторожно и не спеша снял с меня перчатки. Когда он стянул вторую, у меня закружилась голова от желания, поднимающегося вдоль внутренней стороны ног и поясницы. Колин подошёл ближе, провёл руками по внешней стороне моей куртки и засунул перчатки в карманы, прежде чем снова вернуться к пуговицам.

Я закрыла глаза. Серьёзность его лица потрясла меня. Я чувствовала рывок и то, как пуговица выскальзывает из петли, когда он расстёгивал их одну за другой. Под куртку проник холодный воздух, но мне всё ещё было лихорадочно-жарко. Колин снял мне куртку с плеч, так что её вес внезапно исчез и в то время, пока он бросал её на диван, мне казалось, будто я парю.

А потом он так крепко прижал меня к себе, что из лёгких вышел весь воздух. Я запрокинула голову, и увидела Колина прямо перед собой, он смотрел на меня своими тёмно-серыми, трепетными глазами. Форма его губ была мягкой и приглашающей, а поцелуй казался таким правильным, как будто я вернулась домой.

Мы долго не двигались. Было так много всего, что я хотела ему сказать, но мне не хватало слов, да это и не имело значения. Пламя продолжало во мне разгораться из-за магии, моего триумфа и его прикосновений.

Я осуществила невозможное. Идея, что у нас есть с Колином шанс — настоящий шанс! — больше не казалась мне сумасшедшей.

Теперь, когда я знала правду о Билли, соотношения сил изменилось. Я помогу Нику Петросу и Дженни уничтожить его.

Колин будет свободен. Мы заберём Тесс с собой в Нью-Йорк, устроим её там, где-нибудь и начнём всё заново. Я была настолько довольна собой, что прямо-таки мурлыкала.

— Ей, — сказал Колин, проводя след из поцелуев от моих губ к челюсти. — Куда ты пропала?

— Я здесь. С тобой.

Он немного отступил, разглядывая меня.

— Сегодня вечером ты напугала меня до смерти.

— Больше не думай об этом, — сказала я, встала на цыпочки и прикусила ямочку на плече. — Ведь теперь всё хорошо.

Он отстранился.

— Но это ещё не конец.

— Нет. Магия часть меня. Или я часть магии. Трудно сказать, — казалось он не разделял моё веселье, и я вздохнула. — Если ты действительно хочешь поговорить об этом…

— Нам явно нужно обсудить эту тему.

— Мы можем по крайней мере сесть?

Я плюхнулась на потёртый, синий велюровый диван и положила голову ему на грудь. Биение его сердца наполнило меня спокойной радостью.

— Всё это время магия причиняла тебе проблемы, — сказала он. — Поэтому Люк не брал тебя с собой в Межпространство.

— Моё тело не могло справится с ней. Но теперь она больше не будет вредить мне. Теперь мы понимаем друг друга, — чувство удовлетворения наполнило меня, подтверждая мои слова.

— Ты и магия, — в его голосе явно слышался скепсис.

Я не хотела высказывать мою теорию по поводу того, что магия — это живое существо, потому что сама плохо её понимала.

— Ты соврала, — сказал он. — А я по опыту знаю, что ты не особо любишь врать.

— Я просто не рассказала тебе об этом. Это не одно и тоже.

— В последнее время у тебя полно тайн.

Безмятежное чувство защищённости, казалось, постепенно исчезает.

— Какие например?

— Помимо магии? А что с твоим источником? Тем, что обеспечивает тебя информацией?

Я выпрямилась. Воспоминание о папке Колина заставило меня вздрогнуть.

— У тебя тоже есть тайны. Ты собираешься рассказать мне, что у Билли есть против тебя? Откуда у тебя эти шрамы?

Прошу, упрашивала я про себя, скажи мне, чтобы я перестала делать вид, будто ничего не знаю. Чтобы я могла удостовериться, что ты доверяешь мне так же, как я тебе. Пожалуйста, расскажи мне, тогда я позабочусь об этом и всё исправлю.

Но он не рассказал. Вместо этого отодвинулся от меня, как раз достаточно, чтобы показать, что его прошлое остаётся и дальше табу.

Этот жест причинил мне боль, и мне в свою очередь инстинктивно захотелось сказать что-то обидное, но потом я подумала о Тесс и о том, как её и прошлое Колина прилипло к их повседневной жизни, как ракушки к корпусу корабля, и сдержалась.

— Я ничего не имела бы против, — в конце концов сказала я и вложила свою руку в его, наслаждаясь тем, как они выглядят вместе. — Твоё прошлое — это часть тебя, не так ли? А я хочу тебя всего Колин, не только твои хорошие стороны. Я хочу все.

Он поднёс наши переплетённые руки к губам, а я придвинулась ближе к нему. Что-то в его выражение лица и в посадке плеч расслабилось. Он сделал глубокий вдох, как будто хотел что-то сказать, как вдруг загудел домофон.

Он выпустил мою руку и так резко встал, что я упала.

— Кто там?

Кто бы не стоял за дверью, это ничего хорошего не предвещало. Колин очень хорошо следил за тем, чтобы никто не знал где он живёт.

Неожиданные посетители означали неприятности.

Он прошёл к домофону, нажал большим пальцем на кнопку и уставился в небольшой видеомонитор.

— Что?

— Доннелли. Впусти нас, чувак. Мы отморозили здесь снаружи задницу!

Без Колина, сидящего рядом, я замёрзла и закуталась в шерстяное одеяло.

— Кто это?

— Люди Билли.

— Ты давал им свой адрес?

Он покачал головой.

— Чего вам надо?

— Мы хотим поговорить с тобой, вот и всё, — в домофоне зашумело.

Колин внимательно смотрел на монитор.

— Сейчас не самое лучшее время.

— Нас послал Билли. Мы не можем уйти, пока не передадим сообщение.

— Мо, — сказал Колин спустя мгновение странным, невыразительным тоном. — Иди в спальню. Не выходи из неё, пока я не скажу.

— Что? Нет.

Голос снова затрещал из громкоговорителя и в этот раз звучал нетерпеливо.

— Впусти нас, чувак! Мы пытаемся быть вежливыми. А можем и иначе.

— Дайте мне минуту, — сказал он и схватил мою куртку и шарф. Он стащил меня с дивана и начал засовывать мои руки в рукава. — Иди в спальню. Там возле задней стены есть шкаф, большой, из вишнёвого дерева. Я хочу, чтобы ты забралась в него и закрылась изнутри. Поняла?

— Этих типов послал Билли.

— Да.

— Они хотят поговорить. Так они сказали, что у них есть для тебя сообщение.

— Они здесь не для того, чтобы говорить. Ты должна спрятаться. Не выходи, пока не будешь уверена в том, что они ушли.

— Это безумие, Колин. Поговори с ними. Дай мне с ними поговорить. Они не причинят мне вреда…

Раздался глухой стук, как будто кто-то колотил в дверь, и снова задребезжал звонок, в то время как Колин отводил меня в спальню.

— Доннелли, не делай ещё хуже!

— Немедленно Мо. Кто-то видел нас и выдал. Билли всё знает.

— Я позвоню ему, — я начала рыться в сумке. — Я всё исправлю.

— Ты не хотела, чтобы я смотрел, когда ты была занята с магией. Ты не могла позволить себе отвлечься.

Я начала дрожать, и он продолжил:

— Я не смогу выбраться отсюда живым, если мне придётся защищать ещё и тебя.

— Ты вообще сможешь выбраться?

— Я попытаюсь. Но ты должна спрятаться. Тебе не стоит на это смотреть.

— Колин…

— Я знал, что нам не следует этого делать. Я знал на какой иду риск, — он нежно чмокнул меня. — Поступки и последствия. И ты того стоила. Каждая проведённая с тобой секунда.

Он подтолкнул меня к шкафу, когда из мастерской раздался приглушённый треск.

— Иди! — сказал он и прикрыл за собой дверь.

Я залезла в шкаф, как он и сказал, и закрыла дверь. Шкаф пах Колином, опилками и стиральным порошком, и я зарылась лицом в изношенный фланель его рубашек.

Потом ощупью добралась до задней стены и крепко прижала руки к гладкому дереву. Он сам смастерил это шкаф. Я попыталась представить в темноте, как его руки прикасались к доске и мягкими, целенаправленными движениями покрывали лаком. Я ничего не слышала, кроме шуршания его одежды и моего панического дыхания и попыталась приспособить дыхание к ритму воображаемых мной движений, с которыми Колин шлифовал доску.

Он сказал мне, что я должна запереть дверь. Я потянулась к засову, но, когда мои пальцы коснулись его, я замерла. Колин был там снаружи, и из-за меня в смертельной опасности. Потому что я домогалась его, хотя он просил не делать этого. Я обрабатывала его так долго, пока он не сдался, точно так же, как вода может превратить камень в песок, а теперь всё рушилось. Это только моя вина, и сейчас я сидела здесь в шкафу, бессильна что-либо сделать.

Только я ведь не была бессильной. Глубоко внутри себя я дотянулась до магии и почувствовала гудение, которое уже так хорошо знала, что почти не замечала.

— Ну же, давай, — прошептала я и попыталась вызвать Линию. В ответ магия немного завибрировала, но не было потрескивающего потока, который я могла бы использовать для моих целей, никакой энергетической волны, которую я смогла бы направить против парней, охотящихся за Колином. — Ну же, чёрт!

Я почувствовала, как сила заскользила по моим венам и обмотала меня как лоза. Связь была такой же сильной, как в тот момент, когда образовалась, но что бы я ни делала, я не могла её использовать. Мне казалось это таким несправедливым, что хотелось кричать — вся эта сила, и никакого шанса помочь.

Из гостиной доносилось бормотание. Голоса замолкли, а потом раздался глухой удар и стон, отвратительный звук кулака, бьющего по плоти. Я ещё вовремя закрыла рот рукой, прежде чем из горла вырвался крик. Я услышала звон бьющегося стекла и ещё больше глухих ударов и поникла.

Магия не спасёт меня и Колина тоже. Он даже не попытался бежать, и на одно мгновение я на него разозлилась. Но куда ему идти? Тесс была здесь. А Колин был достаточно порядочным, чтобы верить в то, что должен заплатить, потому что злоупотребил доверием Билли.

У меня не было такой проблемы. Я не доверяла Билли, а он не доверял мне, и если Колин не хочет спасти себя сам, то это сделаю я. Без магии.

Глава 46

Я приоткрыла дверь шкафа и выползла, при этом стараясь игнорировать звуки из соседней комнаты. Я должна сохранять хладнокровие. Пистолеты Колина лежали в гостиной в шкафчике. Но он точно не будет спать ночью без защиты, без оружия, до которого смог бы быстро и легко добраться. Где он мог его спрятать?

Я бросилась через комнату, выдвинула ящик из прикроватной тумбочки, стоящей рядом с кроватью, но ничего не нашла. Тоже самое было и со второй прикроватной тумбочкой. Под кроватью? Я опустилась на пол и заползла под кровать, но и там ничего не нашла, кроме комков пыли и старого издания Уолдена.

Он должен находится где-то поблизости. Я попыталась представить, как Колин спит здесь, и на него напал грабитель. Первым делом он броситься на пол, так, чтобы кровать оказалась между ним и дверью. Я встала на колени и была рада ковру, который защищал мои колени от цементного пола.

Однажды Колин рассказал мне, что цементировал пол сам. Он был очень горд — как же типично для мужчины так из-за этого восторгаться! Мне не хватило духу сказать ему, что пол был ужасно твёрдым и ледяным.

Не было места, где можно было бы что-то спрятать. Под матрасом ничего не лежало, и на этой стороне не было мебели, не считая прикроватной тумбочки, которую я уже проверила. Я снова скользнула под кровать и попыталась посмотреть, приклеил ли он пистолет к нижней части изголовья, но и там ничего не оказалось. Я вылезла из-под кровати, сдвинув при этом ковёр.

И поняла, где он. Неудивительно, что он так гордился. В полах был вырезан квадратный кусок цемента и снова вставлен. На поверхности имелись выдолбленные выемки, так чтобы его было легче поднять. Я подковырнула пальцами, и квадрат со скрежетом отделился от пола. Под ним находилось углубление, содержащее пистолет и несколько пуль.

Мои руки дрожали, когда я вытаскивала его, почувствовав кончиками пальцев масляный металл. Я понятия не имела, как им стрелять.

Я даже не знала, заряжен ли он. Когда мы познакомились, я так долго надоедала Колину, говорила, что обязательно должна научится защищать себя саму. Он отмахнулся от этой идеи. Теперь, когда моё мнение подтвердилось, это должно было принести больше удовлетворения, но звуки из соседней комнаты становились всё хуже. Я слышала, как Колин стонет и кашляет, влажный звук, не предвещающий ничего хорошего.

Может он работает точно так же, как фотоаппарат: направить и выстрелить. А может и стрелять не придётся. Я действительно очень надеялась, что не нужно будет стрелять.

Никто ничего не заметил, когда я прокралась в гостиную. Я ухватилась за пистолет, как видела по телевизору и направила его на более здорового из двоих парней, на того, кто как раз пинал Колина по рёбрам.

— Оставьте его в покое.

Даже в моих ушах голос прозвучал слабо, незначительно посреди всего этого насилия, но его было достаточно, чтобы заставить мужчин повернуться ко мне. Они уставились на меня. Колин лежал с разбитым лицом на полу. Из рваной раны над глазом текла кровь, но не смотря на всё это, он ухитрился одарить меня гневным взглядом.

— Прекратите немедленно, — потребовала я, и, хотя я не могла использовать магию, я всё же опиралась на неё, чтобы не позволить голосу оборваться от волнения. Присутствие магии напомнило мне, что я была больше, чем видели эти мужики, больше, чем видел кто-либо, и понимание этого позволяло мне непреклонно целиться. — Не прикасайтесь к нему больше. Встаньте вон туда. — Я движением головы указала в сторону двери. — Встаньте туда и не двигайтесь, в противном случае я застрелю вас, клянусь Богом!

Здоровый мужик повернулся ко мне.

— Ты племянница Билли? Боже мой, Доннелли, да у неё даже нет приличной…, - он сделал непристойный жест, показывая грудь.

Я перебила его.

— Эй! Лучше тебе не оскорблять девушку с пистолетом в руке!

Тот, что поменьше подал голос:

— Дитя, убери это, пока не причинила себе вреда.

— Вряд ли. Колин, ты в порядке?

Он застонал, но стон вскоре перерос в кашель.

— Мо…

Я встала перед ним на колени.

— Тебе нужно в больницу?

— Не в больницу, — выдохнул он. — Ты же должна была спрятаться.

— Мне не понравился этот план.

Здоровяк сделал шаг вперёд, и я направила ствол пистолета на него.

— Я правда застрелю тебя. И даже не буду об этом сожалеть.

Он сделал ещё один шаг.

— Детка, ты никого не застрелишь. Ты на это даже не способна.

Я напрягла локоть, так, чтобы пистолет не дрожал, когда вставала.

— Ах нет? Я племянница Билли Греди, ты тупица! Ты только что причинил боль тому, кого я люблю, — я переместила пистолет и встала, широко расставив ноги, как видела делает Колин. — Ты постепенно начинаешь замечать семейное сходство?

Он побледнел.

— Конечно. Мне жаль. А так же… э…, - он беспомощно помахал руками. — То замечание.

— Мы ведь только сделали то, что требовал от нас Билли, — заскулил второй.

— Где он сейчас? В «Морган»?

Они обменялись взглядами.

— Да.

Я выдохнула и нащупала в кармане куртки мобильный. Лена взяла трубку после второго гудка.

— Послушай, мне нужна твоя помощь.

Пистолет был слишком тяжёлым, чтобы держать его дольше только одной рукой. Я зажала телефон между ухом и плечом и снова обхватила его обоими руками.

— Помощь с домашней работой по математике или чтобы незамеченной выскользнуть из дома?

— Колин ранен, а у меня есть дело, о котором я должна позаботится прямо сейчас. Если я дам тебе его адрес, ты сможешь приехать сюда и оказать ему помощь?

Она очень долго молчала.

— Как тяжело ранен?

— Ранен, — сказала я. — Но он не любит больницы.

— Куда ты хочешь пойти?

Я одарила громил Билли моей самой солнечной улыбкой.

— Навестить моего дядю.

Глава 47

Если и есть что-то хорошее в том, когда становишься очевидцем того, как из твоего телохранителя или вернее будущего парня выбивают душу, так это то, что после этого он не в состояние остановить тебя, когда ты отправляешься отомстить. Лена весит, наверное, всего около пятидесяти килограммов, но у Колина были такие сильные боли, что даже она cмогла держать его под контролем.

Я даже не пыталась отнести его в спальню, но Лене и мне удалось положить его на диван. И даже это было очень утомительным предприятием, осложнённое тем, что я не хотела выпускать их рук пистолет. Я показала ей, где стоит коробка из-под обуви с реквизитами для перевязки.

— Если тебе покажется что-то странным, позвони мне. Если ему станет хуже, вызови экстренную помощь. Я скоро вернусь.

— Ты собираешься ехать с ними? — спросила Лена писклявым голосом. — Это ужасно глупо.

— Они работают на моего дядю. Я уверена, что они не допустят, чтобы со мной что-то случилось.

— Что, если по дороге вас остановит полиция? — она так сильно скрутила свой хвост, что он казался скрученной, блестящей, чёрной верёвкой.

— Кому, как ты думаешь, поверит полиция, этим двоим или несовершеннолетней в школьной форме?

— Ты меня пугаешь, — сказала она.

— Я знаю. Спасибо, что ты мне помогаешь, — я наклонилась и поцеловала Колина в лоб. — Я объясню тебе всё позже, клянусь.

— О, да, определённо, тебе придётся всё объяснить, — ответила Лена. — А теперь положи этому конец, хорошо?

В этот момент я чувствовала себя не очень комфортно.

— Будь осторожна, — хрипло сказал Колин, беря меня за руку. — Билли планирует намного вперёд, учитывает все варианты.

— Я тоже.

Если бы был другой путь, я бы избрала его, но разве у меня есть выбор? Я должна убедиться в том, что как только уйду, громилы не вернутся и не навредят Колину ещё больше. Я должна увидеться с дядей, и мне был нужен кто-то, кому я могла доверять, чтобы он приглядел за Колином. Это был не идеальный план, но всё, на что я могла рассчитывать — не считая пистолета, который я прятала под курткой, когда мы шли к машине этих двоих.

Это была самая длинная и безмолвная поездка в моей жизни. Пальцы рук занемели, потому что я так крепко сжимала рукоятку пистолета. Когда мы доехали до «Морган», я сунула пистолет в карман куртки и послав людей Билли вперёд, последовала за ними.

«Морган» ещё не открылся после пожара — по крайней мере официально — но несколько непоколебимых завсегдатаев сидели вместе за стойкой. Требовался только незначительный ремонт, и я не сомневалась, что бар возобновит работу в течение одной недели. «Слайс» останется закрытым на неопределённый время, и мысль об этом всё ещё немного меня злила.

Я смотрела на лицо Билли, когда он обнаружил своих громил. Холодное ожидание — он отдал приказ и теперь ему нужно было только подтверждение, что его выполнили. Когда он увидел меня, его лицо застыло от ужаса. Я позволила гневу управлять собой и чувствовала себя такой хладнокровной, как выглядел он.

— Мо, — осторожно сказал он. — Что ты здесь делаешь?

— Твои люди привезли меня сюда. Думаю, я не слишком им нравлюсь.

— И почему ты так думаешь?

— Что ж, — я положила пистолет на стол, стоящий между нами. — Наверное, потому что я пригрозила пристрелить их.

— Убери это, — прошипел он. — Ты сошла с ума, дитя?

— Я не дитя, но до сумасшествия зла. Эти два пещерных человека по твоему приказу избили сегодня Колина.

Он одарил меня совершенно безразличным взглядом.

— Он знал, что произойдёт. Я говорил ему, чтобы он не увивался за тобой.

— Мне почти восемнадцать. Не тебе решать, кого я люблю.

— Значит ты влюблена в него, я прав? Это ошибка. Он внутренне сломлен.

— Я помогу ему исцелиться.

Билли презрительно рассмеялся.

— Тоже самое твоя мать говорила о Джеке Фицждеральд — и как всё закончилось? Ты не знаешь, с чем имеешь дело.

— Я знаю о Раймонде Гаскилле, — сказала я. — По крайней мере большую часть. Он мёртв, не так ли? Колин застрелил его.

— Он рассказал тебе об этом?

Я не ответила.

— Что я не могу себе объяснить так это то, что тебя связывает со всем этим делом. Они ведь выросли в Денвере.

Он откинулся назад, скрестив руки на груди и не отрывал взгляда от пистолета.

— Раймонд Гаскилл были громилой. Маленькой пешкой. Наши пути пересекались время от времени. У был занят в Чикаго или летел в Денвер. Через некоторое время знакомишься с людьми. Я знал, что он был плохим человеком, — он пристально посмотрел на меня. — Держу пари, ты полагала, что я настолько ужасен, как только может быть человек. Но Гаскилл был намного хуже. Мне всегда хотелось соскоблить с себя кожу, даже только после того, как пожал ему руку. Я знал, что он использует ребят в качестве боксёрской груши, и подозревал, что он делает с маленькой девочкой. Но у него были связи, очень полезные, поэтому люди наверху закрывали на это глаза.

— Пока социальная служба не забрала детей.

— Сотрудница была новенькой, её легко можно было одурачить. Любой серьёзный социальный работник смог бы доказать, что мужчина был не пригоден. Но когда детей вернули назад, он потерял рассудок. Он в последний раз набросился на них, — Билли пожал плечами. — Это было довольно легко замять. Никто не хотел вести расследование о Гаскилле. У него были связи со многими людьми, которые хотели остаться анонимными. У Доннелли был шок. Девочка — Тесс — всё ещё находилась в коме. В Денвере у них не было будущего. Их бы разделили. Поэтому я привёз их сюда, отправил Колина в военную школу, чтобы он научился дисциплине, подобающе похоронил мать и маленького мальчика и нашёл для Тесс пристанище.

— И Колин пришёл к выводу, что в долгу у тебя на всю оставшуюся жизнь.

— Благодарность, — он сощурился. — Его попытка соблазнить тебя показывает, что он не особо благодарен.

— Он уже давно заплатил свой долг. Он был ребёнком, а ты вбил ему в голову, будто спас его.

— Я его спас. Вот такой я, Маура Кэтлин: спасаю людей, которые не могут позаботится о себе сами, и я требую не слишком много, когда в свою очередь ожидаю проявление какой-то лояльности.

— Он тебе благодарен. Но теперь он выходит из игры.

— Моя дорогая девочка, я ценю твою смелость, но у тебя не особо твёрдые позиции для переговоров.

— А я думаю иначе.

— Что у тебя есть такого, что ты могла бы предложить за жизнь Доннелли? Подумай хорошенько, прежде чем ответить. Ведь он тот мужчина, о котором ты говоришь, что любишь его. Поэтому постарайся предложить соответствующую цену за его жизнь.