Страстный. Плохой. Опасный (СИ)

Часть 14.2

Гордеев молчит всю дорогу. Это вполне нормально, когда он раздражен, но Максим буквально душит своей тяжелой энергетикой. Несколько раз осторожно поглядываю на него, сминая в руках пакет с десертом, который он мне передал… Точнее, швырнул на мои колени, когда садился за руль феррари.

Не могу понять, что меня сейчас так сильно беспокоит, но осадок явно есть. Что-то не так. Я в этом уверена. Он и раньше остро реагировал на мою дерзость, но, чтобы вот такой реакции еще не наблюдала.

Наверное, мне не дает покоя то, что Максим задержался на несколько минут в ресторане и мог разоблачить мой план. Но разве Господин Гордеев станет вести себя настолько холодно к такой выходке? Определенно — нет.

Едва приблизившись ко мне, он должен был влепить настолько звонкую пощечину, чтобы звенело в ушах. Сейчас Гордеев просто разозлен из-за испорченного ужина. Надеюсь, что и этот конфликт он быстро проглотит и я смогу избежать его тяжелой руки. А потом остается только терпеливо дожидаться своего высвобождения.

Смотрю на Максима, на его каменное лицо и напряженные руки.

Кажется, я в самом деле перешагнула границы допустимого, когда пыталась разогреть Господина до состояния потерянного мужчины, чтобы у него исчезли всякие подозрения касательно моих намерений.

Я вижу, как он на меня смотрит, и вроде как дает иллюзию свободы, но все еще крепко держит за шею своими лапищами, чтобы лишний раз не могла дернуться. Меня угнетает играть роль той, кем я не являюсь. Никогда не была хорошей и послушной девочкой…

Во мне пылает бунтарский дух, и будь я примерной дочерью своего отца, никогда бы не оказалась в Москве, не начала карьеру журналиста и не познакомилась с Господином Гордеевым. Конечно, бессмысленно припоминать прошлое и гадать, ведь у меня проблемы сейчас, в настоящем.

Я хотела попробовать вылезти через ту маленькую форточку в уборной, если бы Господин не ошарашил предостережением, что ресторан оккупирован его охраной. Занятно вышло, ведь я в действительности собиралась полезть и плевать, что на шпильках и без белья.

Второй план оказался куда проще и тише, правда, пришлось немного потрудиться и исчерпать всю помаду для росписи на зеркале. Такое точно не оставят незамеченным!

Максим освобождает охрану от обязанностей и взяв меня за руку, ведет обратно в квартиру. В мою ненавистную клетку для избранницы этого чудовища. Понимаю, что сейчас будет ураган, и я готова играть в поддавки, чтобы поскорее выбраться из его нещадящих лапищ.

Первым делом снимаю туфли, не привыкшая к такой неустойчивой шпильке, затем прохожу в спальню, оставив сумочку и пакет с десертом в прихожей. Максим будто решил добить меня своим молчанием, но я стараюсь не обращать внимания на его странное поведение.

Может, он сейчас настолько зол, что ляжет спать, и мы обойдемся без лишних скандалов. Отличный вариант развития событий!

Захожу в ванную комнату и немедля умываюсь. Я нанесла столько косметики, что кожа на лице начинает зудеть от летней духоты. Когда выпрямляюсь и вытираю полотенцем лицо, едва не вскрикиваю от неожиданного появления Максима в отражении.

И как только он ходит настолько бесшумно?

Подкрадывается со спины, как самый настоящий хищник!

Сердце страдальчески закололо в груди, дыхание сперло. Он на меня смотрит таким взглядом, что вмиг стает жутко. Прикрыв глаза всего на секундочку, пытаюсь взять себя в руки и быть естественной. Но вернуть утраченную роль кроткой лани… Оказывается невозможным. Эту роль Господин Гордеев неизменно разоблачает из-за моей вспыльчивости.

— Что? — смотрю на него и не могу прочесть ни единой эмоции. Такой холодный, бесчувственный и явно отчужденный, словно он даже мысленно не в этом месте.

Шалость удалась не самой приятной, ведь наговорила я ему много и даже больше, чем планировала. Просто в какой-то момент, когда из меня начала вырываться правда, капля за каплей, случайно проломило всю дамбу с вязкой ненавистью. Надеюсь, до него хоть что-то долетит из моей тирады. Не зря же он так взбешенно разбил тарелку?

Когда Максим подступает ближе, я насторожилась, не сводя с него глаз, пытаясь заметить каждое движение и изменение в эмоциях. А он приближается, встав за моей спиной так тесно, что я ощутила сильное мужское тело через одежду. Его раскаленное дыхание бьет по шее, вызывая мурашки от кончиков пальцев до самой макушки.

Поднимает руки, очерчивая бедра и талию. Грудь сжал обеими руками, шумно выдыхая, рассматривая меня в зеркале так же внимательно, как и я его. Не сопротивляюсь, делать подобное сейчас уже бессмысленно, таким поведением я еще больше разозлю и без того бесноватого Гордеева.

Каждый раз Господин хочет доказать, что он настоящий жесткий мужчина. Самое ужасное, что я уже разбираюсь в его поведении и свыкаюсь, чего делать категорически нельзя. Если я привыкну к насилию и такому безжалостному обращению — он разрушит меня.

Ощущаю задницей, как он снова хочет овладеть мной, но отчего-то не торопится, уделяя долгое время зрительному контакту через зеркало, будто раздумывает что ему стоит сделать со мной на этот раз.

Мурашки по коже… Жутковато.

Последние четыре дня он был предельно бережный, но неизменно подавлял своей мужской силой. Максим делал мне приятно, возможно, только поэтому я сейчас немного расслабилась, улыбнувшись. Если я иду к нему навстречу, буду чувствовать себя паршиво, но физически Гордеев не станет делать мне больно. Правда, стоит только ступить шаг влево или вправо…

Откидываю голову на его плечо и накрываю мужские руки своими ладонями, без слов давая отмашку, оказавшись той еще угодливой девочкой. Лучше я сама позволю со мной делать нечто подобное, чем он возьмет меня против воли.

Одну руку он опускает и что-то достает из кармана. Его вторая рука оказывается на моей шее, предупреждающе ее сжав. Слышится звук будто упавшей крышки, и я хотела посмотреть вниз, но Максим заставил стоять смирно.

Поднимает руку к зеркалу и начинает выводить буквы… Красной помадой.

Нет. Нет-нет-нет! Этого не может быть!

Внутри все сжалось до нервного узелка и вспыхнуло раскаленным огнем.

Я по-настоящему испугалась, и почувствовав опасность, начала вырываться. Максим настолько жестко перехватил мою шею, что я в единый миг лишилась воздуха. Он заставил меня впиться ногтями в его руку, задыхаться и краснеть.

— Макс, — срывается обреченным кряхтением, когда глаза закатываются, а из-за слез все становится размытым.

Когда он грубо отпускает меня, я ухватываюсь рукой за раковину, продолжая задыхаться, но уже от яростного кашля. Гордеев не дает возможности прийти в себя. Перехватывает затылок и заставляет читать выведенные слова красной помадой, скорее всего, взятой из сумочки, так неосмотрительно оставленной в прихожей.

Смирись — кровавое слово на зеркале, которое вывел Максим, этим сразу же лишив меня любой надежды на решение образовавшийся проблемы. Я начинаю паниковать, лихорадочно пытаясь избежать его жестоких наказаний.

Яростно вырываюсь.

Как я себя выдала? Как он разгадывает то, о чем я еще не успела подумать? Как у него выходит сдерживаться на публике и при охране, взрываясь наедине со мной?

Черт!

Я дрожу, ледяными пальцами впившись в руки Максима, который грубо сдерживает меня на месте. Все риски сегодняшнего вечера были зря, а его жестокость никуда не делась и никогда не денется. Я делала все возможное, чтобы он стал только яростней.

Мужество, храбрость, бесстрашие… Где вы запропастились?!

Мне так страшно, что еще немного и станет плохо.

Гордеев одним только мрачным взглядом дает понять, что ждать пощады не стоит. Знаю, что нужно с ним бороться, иначе Максим затопчет меня, как личность, и даже не заметит. Но где взять силы на эту борьбу? Я ему неровня.

— Максим, не нужно, — шепчу я, судорожно качая головой. — Как ты догадался? Как?! — надрывно вскрикнула я, пытаясь выкрутиться из его рук, но мужчина удержал меня, вцепившись пальцами в локоны волос.

Даже не тянет, только держит, но настолько крепко, что, если начну рыпаться, будет больно.

— Ты сама себя выдала, малышка, — насмехается он над моей беспомощностью.

Неожиданно перехватывает платье на груди и рвет с неистовой силой, принуждая меня задыхаться от поражения. Он в один миг превращает шелковое платье в лоскуты тряпок, которые остаются на мне, но теперь оголяют грудь, едва держась на тоненьких бретельках.

— Нет!

— Я стараюсь быть обходительным и хорошим для малышки, которая обзывает меня… М-м-м, — задумывается, словно не помнит, что увидел на зеркале в уборной ресторана. Но я чётко вижу по его разъяренному взгляду, что он помнит все до последнего словечка. — Убийцей, безумцем и деспотом. Это твоя признательность? Я могу уничтожить кого угодно для тебя, а могу уничтожить тебя саму, Ярослава, — он аккуратно проводит пальцами по моей щеке в жесте ласки, но от подобного меня пробирает дрожь.

— Максим, — сбито всхлипываю я, зажмурившись. — Пожалуйста, не нужно. Пожалуйста! — повторяю я, как мантру. Голос охрип до пробирающего неузнаваемого баритона, а я обнимаю себя за плечи, скрывая наготу и пытаясь хоть как-то защититься в таком раскрытом и доступном положении.

— Тебе, Ярослава, как раз очень нужно! — рычит он.

Поднимает и усаживает на тумбочку, а сам рассвирепело сдергивает с себя рубашку. Пуговицы летят на пол, разлетаясь в разные стороны. Я пытаюсь соскользнуть с холодной поверхности, но Максим сильнее меня, и не смущается использовать свою мужскую силу в крепкой хватке.

— Смирно, девочка, — сдерживает, когда мне все же удается опустить ноги и ощутить под ними пол. Он поворачивает меня спиной к себе и нагибает, положив ладонь между лопаток. Нажимает так, что трудно дышать. Максим отнимает любую возможность подняться. — У тебя имелся шанс избежать этого. Ты сама захотела поиграть и проиграла. А проигравший всегда платит. Ты у меня, девочка, в сплошных долгах.

Поднимает платье, обнажая ноги и бедра.

— Ты — чудовище! — мой голос дрожит от слез и страха перед неизбежной близостью.

— Еще не представляешь насколько, — сердито чеканит он. Опускает руку между бедер, скользнув по стратегически важному месту, заставляя меня напрягаться и плотно сжать ноги. То, что на мне нет белья ему только на руку. — Досадно… Когда тебе страшно, ты всегда сухая, — я слышу по голосу, как он скалится.

Максим тянется к маленькому шкафчику возле зеркала и что-то из него достает.

— Я не буду ничего употреблять! — яростно вскрикнула я, дернувшись.

Только одно воспоминание о той ночи, когда он опоил меня, доставляет моральную боль.

— Не беспокойся, Ярослава, больше такой ошибки не допущу. Я хочу, чтобы ты всегда все помнила до последней минуты, — он что-то делает, а после, его пальцы, вымазанные в какой-то холодной слизи проникают в меня.

Нет! О Господи! Только не так!

Всего через мгновение меня прошибает осознание того, что он замыслил. И это еще хуже, ведь я, не желающая его, оказываюсь призывно влажной для него, хоть и не по своей воле.

Этот мужчина совершенно не имеет ни принципов, ни достоинства!

— Даже не думай, что тебе будет приятно. Если я животное, значит, буду трахать тебя, как животное, — вынес он свой вердикт.

Я надрывно дышу, сцепив зубы, униженно хныкая, стискивая бедра вместе, стремясь вытиснуть его пальцы из меня. Как можно быть угодливой, когда он берет силой, несмотря ни на что? Господин Гордеев убивает меня, как женщину, и возрождает нечто тёмное для себя…

Гордеев впивается зубами в мое плечо, заставляя завопить. Меня начинает лихорадить, и я истерически кричу, когда он продолжает трогать меня своими пальцами, размазывая лубрикант внутри, массируя и растирая.

От предвкушения этого ужаса, я забываю саму себя, внезапно доверившись ошеломляющей панике.

Эмоции меня переполняют. Беспокойность с каждой секундой становится только сильнее. Перед глазами все размыто, и непонятно, от слез или я на грани потери сознания.

В какой-то момент он дает мне спуститься на пол, громко ударившись коленями. Вокруг мало пространства, а его ужасно до чрезвычайности много. Он действительно огромен, и я чувствую себя потерянной маленькой девочкой, совершенно неготовой к его беспощадности.

Теперь, стоя на коленях, вцепившись в его руку, я истерично умоляю.

— Перестань! Пожалуйста, только не так! Не поступай так со мной, Максим! Я обещаю… Обещаю, больше никаких побегов! — Гордеев смотрит на меня с жуткой ухмылкой, наблюдая за тем, как я утопаю в слезах у его ног.

Пусть я буду униженной, но он смилуется надо мной… Нужно успокоиться, подумать над словами, но бесконтрольная паника делает невероятные вещи — она заставляет меня страдать еще больше.

— Ты делаешь больно сама себе. Хватит, Ярослава, встань, — он пытается перехватить мою руку, дернуть вверх, но я вырываю ее и цепляюсь за его ноги.

— Максим, я говорю правду! — вскрикиваю я. — Ты ничего не добьешься насилием… Не нужно… Мне страшно, я больше не буду так делать… Не надо меня так брать! Хочешь, я сделаю все ртом? Пожалуйста!

Гордеев задумчиво смотрит на меня, пока я трусь о его ноги, и перехватывает подбородок. Размышляет, качает головой и тяжело вздыхает.

— Прошу тебя, — шепчу.

Я не управляю собственным телом, все происходит на инстинктах и под влиянием эмоций, когда тянусь к его ремню. Неожиданно сам Гордеев перехватывает мои запястья и отводит от своих брюк. Так он точно не хочет.

— Когда ты твердишь, что я чудовище… Я могу стать настоящим чудовищем для тебя, Ярослава, — спокойно говорит он, и я ему верю. — Лучше скажи, что любишь меня. Скажи мне это, и я обещаю, что прощу такую непростительную выходку, — шепчет, а меня сотрясает дрожь от его слов. — Сейчас же. Говори.

Он помешанный! Ненормальный!

— Давай! — взревел, дергая мои руки, и от боли, я страдальчески заскулила.

— Я… л…люблю тебя, — обреченно говорю я, ощутив, что Максим перестал напирать на меня и немного ослабил хватку.

— Еще раз. Малышка, скажи это еще раз. Я должен тебе поверить, чтобы у меня исчезло желание наказывать тебя, — Максим перехватывает мой подбородок, плавно поднимая мою голову.

Мы встретились взглядом. Единственное, что придает немного уверенности — он все еще не снял брюки и дал обещание.

— Я л…люблю тебя, М…Максим, — повторяю я, вздрагивая от сдерживаемых слез.

Вспоминаю все, что в сердцах говорила ему в ресторане и во всем виню только себя. Это я довела его, чтобы он так обращался со мной, чтобы требовал сейчас такие слова.

Слезы, несмотря ни на что, продолжают бежать по моим щекам безудержными реками.

— П…Прекрати, пожалуйста… Мне б…больно.

Господин стоит надо мной, стирая большим пальцем мои соленные слезы на губах.

— Повтори, малышка. Повтори так, чтобы ты тоже поверила в то, что говоришь, — настаивает Максим, так тяжело дыша, словно он на грани… Неизбежного морального удовольствия.

— Я люблю тебя, Максим, — выдохнула эти злосчастные слова в очередной раз, да так обреченно, будто это мой прямой и бесповоротный финиш.

Такое чувство, что я проиграла и готова обнажить свою шею для решающего смертельного броска, но нет… Сейчас я хочу забиться в угол и разреветься. Зачем он так со мной? Лучше бы ударил, чем заставил произносить такие слова.

Внутри что-то надламывается. С треском.

Максим улыбается и заставляет подняться. Но едва я встаю на ноги, перед глазами темнет. Я все еще содрогаюсь от рыданий, с истерическим завыванием и с лихорадочными всхлипами.

— Слышишь меня? — я жмурюсь, когда он трясет меня за плечи. Понимаю, что подо мной мягкая кровать, рядом взвинченный Максим, а на полу разорванное платье.

Когда он успел? Я все-таки потеряла сознание? Что происходит?

— Ярослава! — мне тяжело сфокусировать взгляд на его лице, часто моргая. — Выпей это, — отворачиваюсь, но Гордеев насильно засовывает в рот горькие таблетки и заставляет запить водой, закрывая нос.

— Нет, пожалуйста, я больше не буду! Ты же обещал! — горячо вскрикиваю, надрывно всхлипывая, пытаясь встать. Максим неизменно возвращает на спину, не давая возможности избежать его издевательств.

Чем он меня напичкал? Зачем продолжает меня мучить? Мне плохо, сейчас я всего лишь могу снова скатиться к его ногам, и вряд ли смогу подняться самостоятельно. У меня ужасная слабость.

Я себя чувствую так, словно выкрученная тряпка, и физически, и морально. Мысли разбегаются в разные стороны, и голова гудит. Как же душно, невыносимо сложно дышать. Слезы бесконтрольно текут по щекам, и остановить их нет возможности, как и эти обреченные жалкие всхлипы, которые сотрясают мою грудь.

— Господи, Ярослава! Тихо, это всего лишь успокоительное, — он ложится и притягивает меня к своей горячей обнаженной груди, прикрывая обнаженность тонким пледом. — Не трону, — злится он, когда я хоть и слабо, но все-таки пытаюсь отодвинуться от Максима.

— Отпусти, — жалобно шепчу я, но вырываться перестала, обессиленно оставшись на груди Максима, тяжело дыша.

Его сердце так взволнованно бьется… Почему? Очевидно, я себя действительно плохо чувствую и ненадолго потеряла сознание, заставив Господина Гордеева волноваться. Конечно, вдруг он лишится такого неисчерпаемого источника удовольствия, с которым не сможет резвиться и развивать свои таланты садиста.

— Тш-ш-ш, — плотнее прижимает к себе, обвивая меня своими жестокими, но отчего именно сейчас нежными руками.

Максим гладит меня по голове, бережно перебирает каждый локон волос, прижавшись щекой к макушке. Я не понимаю, что происходит, но то, что мне не грозит быть изнасилованной и избитой, успокаивает.

Возможно, такой нервный срыв отнимает у меня последние силы. Чувствую абсолютную апатию и равнодушие.

— Я тоже люблю тебя, малышка, — едва уловимо шепчет Максим, заставив мое сердце испуганно ёкнуть.

Еще немного, и я смирюсь…

Еще немного, и он меня уничтожит.