Два дня с тётей Олей прошли необычайно спокойно. Она отнеслась ко мне с нежным трепетом, оставаясь такой же доброй и простодушной. После каждого хорошего слова, я едва не рыдала взахлеб, чувствуя себя обычной девушкой, которой пытаются помочь и утешить, а не применить грубое насилие или в случае чего поднимать руку.
С Гордеевым все стало таким обыденным, что, думаю, заявись он на порог, я все-таки перестану бороться. Максим настолько внушил мне страх и гнилую никчемность, что теперь я не могу адаптироваться.
Я постоянно стараюсь не изводить себя плохими мыслями, но выходит паршиво.
В утренних, обеденных и вечерних новостях не прекращают крутить эту заезженную тематику с Гордеевым и Соколовской, объявляя о нашем розыске по всей стране, иногда прокручивая видеообращение и показывая статистику в социальных сетях.
Если бы они начали это делать на несколько недель раньше, я не стала такой… Такой, какой я стала сейчас. Тётя Оля часто подходит ко мне, пугая тем, как тихо она может подкрадываться. На ночь я целенаправленно закрываю двери, ради своей безопасности.
Знаю, что в этом доме меня ничего плохого не ждет, но чувство опасности настигает меня с заходом солнца. Окна закрываю темными шторами и оставляю на целую ночь включеный телевизор, который освещает комнату.
Сегодня тётя Оля меня попросила помочь ей с уборкой в доме, во дворе, и приготовить богатый стол. В полдень я настолько сбилась с ног, что едва дошла до кровати, упав на нее, впервые растянувшись в довольной улыбке.
Ко мне подбежал рыжий кот по кличке Музя, запрыгивая на кровать, устраиваясь у меня под боком. Только моя рука касается его уха, как кот начинает мурчать, громко и даже напористо.
Чувствуя себя уютно, а подтягивая большого кота до самой груди, мгновенно засыпаю.
Меня будто пришибло, когда я настороженно открыла глаза. Кота рядом уже не было, в комнате начало смеркаться, а сзади себя я ощутила горячее дыхание, которое било в шею. Руки, едва меня касаясь, медленно и осторожно плыли по талии и плечу, заставляя стаю мурашек покрыть кожу, от настоящего ужаса.
Спиной, я ощутила прочную грудь. Зажмуривая глаза, я едва удерживаюсь оттого, чтобы не скатиться на пол и не завизжать.
Мне стоило необыкновенного труда, чтобы открыть глаза и повернуть голову назад, медленно и насторожено, а пока поворачиваюсь, рассматриваю комнату на любой предмет самозащиты.
И я кричу… Только от восторга и счастья.
— Морозов! — я подпрыгиваю на кровати и наваливаюсь на парня с объятиями, в мгновение разрыдавшись с точно безумной улыбкой. Я стала слишком сентиментальной и рыдаю от всего, что вижу и слышу.
— Артем! — я трясу его за плечи, а он, улыбается, придерживая меня за талию, всматриваясь лицо. — Засранец ты, Морозов! Как же ты меня напугал… — закатываю я глаза, наклонившись к нему, с трепетом целуя щеки Артема. Конечно, это было неожиданное наваждение, из-за чего я смущенно улыбаюсь.
Он трогает мои плечи, а его глаза светятся изумрудами.
— Ты похудела… — задумчиво говорит парень, медленно сводя брови к переносице, очерчивая пальцем мои щеки и подбородок.
— Артем, а как ты сюда попал? Подожди… О Господи! Андрей, тоже здесь?
— Да, он во дворе с Игнатом. Мы приехали около получаса назад. Я разбудил тебя, не смог сдержаться, несмотря на запреты твоего брата, — он гладит мое плечо, так волнительно и нежно, из-за чего внутри все скручивается, но при этом доставляет неимоверную радость.
Во дворе находится мой брат, и я поджимаю губы, не зная, как вылезти из ласк и объятий Артема.
— Беги, Ярослава. Он хотел бы тебя увидеть.
И я срываюсь ураганом, одергивая на себе сарафан тёти Оли, забывая про тапочки, бросаясь в бег. Я не замечаю тех нескольких секунд, когда открываю двери, молниеносно оказываясь рядом с братом, который едва успел развернуться ко мне лицом, чтобы я сдавила его в своих крепчайших объятиях, практически повисая на Андрюше.
Его руки с легкой болью сжали мою спину, но не усердствуя, лишь показывая, как сильно он скучал. Я тоже скучала…
— Ауч! Не знал, что у моей мелкой сестренки столько сил, — смеется брат, а я прикрываю глаза, чувствуя предвестие нового потока слез. Андрей точно имел в виду не только этот момент, когда я его так крепко обнимаю. — Эй, Ясь, дай хоть посмотреть на тебя, — он едва отрывает меня от себя, сразу взяв обе мои руки своими теплыми ладонями.
Я улыбалась сквозь слезы радости и счастья. Внутри колотится сердце, а желудок сводит судорогами от этой долгожданной встречи, ради которой я пожертвовала своей гордостью, честью, физической и моральной силой.
Я ценю брата за то, что он не отвернулся от меня. Я благодарна кому-то там, свыше, что Артем не побрезговал прикасается ко мне и в его глазах все тот же блеск влюбленности… Я счастлива, что Игнат не отвернулся от меня в самый последний, но такой нужный момент.
Сейчас я уже понимаю, какую ценность представляет для меня жизнь и близкие люди, окружающие меня. Без них всех я бы пропала.
— Ты стала совсем крохой. Даже потискать не за что. Ярослава, ты что себе позволяешь? — привычно хмурит брови Андрей, прикасаясь к моему плечу, сжимая.
За спиной брата стоит Игнат, затаив на своих губах утешительную улыбку. Теперь, обдумав за последние дни свои ошибки, подхожу к нему, так же крепко обняв, как и брата.
— И вам, спасибо, Игнат. Если бы не вы…
— Если не я, уверен, ты бы легко нашла другой способ сбежать, — усмехнулся Игнат в своей холодной и, кажется, даже в равнодушной манере.
Но я-то знаю, что равнодушные люди не спасают других ценой своей жизни.
— И так… Я ужасно голоден, — улыбнулся брат, разглядывая меня в голубом сарафане ниже колена. Если бы я знала об их приезде, то как следует подготовилась…
Я давно забыла, что такое укладка волос, опрятный вид, косметика, и даже маникюр. Инстинктивно прячу свои руки за спину, на которых ногти поломаны и в ужасном состоянии. Да и в общем вид у меня был потрепанный. Под сарафаном на теле все еще не сошли синяки, и одежда совершенно ничего не скрывает.
— Там… Столько всего! Салаты, мясо, картошка, пирожки с капустой…
— Игнат, провожай наших гостей к столу! Время уже позднее, пора бы поужинать, — вмешивается тётя Оля.
— Ярослава, все в порядке? — Андрей берет меня за запястье, едва ощутимо поглаживая его большим пальцем. — Тебя что-то тревожит? Ты же знаешь, что можешь мне обо всем рассказать.
— Что ты, совсем нет. Просто я так соскучилась по тебе… Мне на какое-то мгновение показалось, что мы больше никогда не встретимся… — пришибленно говорю я, а брат сразу же берет в свои нежные ладони мое лицо, стирая слезы.
— Я не дам тебя в обиду. Никогда.
***
Первые полчаса между всеми нами было безмолвное напряжение. Но как только домашнее креплёное вино было приговорено почти на две бутылки, это, безусловно, позволило всем расслабиться. Я не смогла выпить больше пары глотков, задумываясь о возвращении в Москву.
Андрей беспрерывно обменивается любезностями с тётей Олей, пожимая ладонь Игнату. Артем сидит рядом со мной, часто улыбаясь мне и поглаживая спину, совсем заметно для глаз гостей.
Он хороший, очень хороший… Но я чувствую себя никчемной, грязной и испорченной. И этот взгляд, наполненный сочувствия, добивает меня окончательно. Не могу я реагировать на его внимание столь спокойно, как хотелось бы, поэтому моя спина прямая, как доска.
Как только тётя Оля и мужчины начали хмелеть, поднялась тема о последних новостях и о Господине Гордееве, из-за чего я жутко напряглась. Не дожидаясь окончания вечера, я покидаю собравшихся по моему несчастью людей, не желая слушать ни слова о Максиме.
Мне хотелось вычеркнуть его из моей жизни, забыть, стереть ко всем чертям из памяти те роковые дни, в которых преимущественно были насилие и пытки. Господин Гордеев утверждал, что для него подобные отношения в новинку и он не получает от подобного удовольствие. Но я видела, как горели его глаза, а мой крик приносил мужчине наслаждение и нездоровое возбуждение.
И сейчас я не могу справиться, что-то такое вязкое и едкое не дает покое… Ночью мне снятся его голубые глаза, жестокие руки, которые сжимают мою шею до хруста, и эти зубы, причиняющие боль, пока я задыхалась в слезах и неистовом страхе.
Каждый раз все было настолько реалистично, что я просыпаюсь в холодном поту почти с криком, а затем падаю на подушки, взрываясь слезами.
— Тебе плохо? — в комнату прошел Артем, и я даже не удивилась, что он пошел за мной. Морозов был единственным, кто заметил мое волнение, все еще трезво размышляя и подмечая мелочи.
— Плохо? Что ты, я в порядке, — покачала я головой, сев на кровать, поправляя невидимые складки на сарафане.
— Ты все еще не можешь осознать, что в безопасности? — он не смотрит на меня, обходит комнату, внимательно разглядывая старенький интерьер.
— Я знаю, что в безопасности. Однако, ни от Господина Гордеева, ни от воспоминаний не убежишь… — ослаблено прошептала я, рассматривая то, как Артем медленно приблизился ко мне, присев у моих ног, крепко обхватив руками коленки.
— Мне жаль, что с тобой все это произошло, — парень прожигает меня своим взглядом.
Мне тоже жаль себя.
Трахаться для того, чтобы выжить, не самый привлекательный способ, чтобы извести себя. Но, я точно знаю, что окажись с ним вновь рядом, я послушно встану на колени, предпочитая статус домашней кошечки, чем строптивой и гордой девушки. У меня нет сил больше ни на что.
Выходит, у него все-таки вышло меня приручить?
— Ярослава, — окликает меня Артем, пока я задумчиво корила себя за то, что не смогла противостоять боли и унижению. Как же мерзко быть его подстилкой и греть постель, корчась не всегда от приятных ощущений. — Я никогда не презирал тебя. Слышишь? Я никогда этого не делал и никогда не стану, — он касается моей заплетенной косы, очаровательно улыбаясь. — Ты поступила правильно. Да, пожертвовала не малым, но Ярослава… Ты вырвалась из этого адского круга. Теперь все кончено.
Я наклоняюсь вперед и обмякаю в его нежных руках, позволяя трогать мои подрагивающие плечи.
— Каждый раз, как он прикасался ко мне… Каждый раз, как принуждал меня… Каждый чертов раз я понимала, что я предаю саму себя… — я снова плачу и не могу понять, почему стала настолько сентиментальной и слабой. — Ты можешь не оправдывать меня, ведь я действительно была с ним по доброй воле, чтобы он не… — мой голос стал настолько жалостливым и слабым, что рвущийся наружу всхлип все-таки вырывается, и он оказывается похож на скулеж.
Никакой романтики!
— Хватит, Ярослава. Я тебя совсем не узнаю! — сердито цедит он сквозь зубы. — Если мне необходимо тебя встряхнуть, я встряхну, Соколовская, да так, что мама не покажется, — он поставил руки на кровать, буквально нависнув надо мной, и я удивленно подняла голову. — Ты сейчас здесь, с нами. Рядом с тобой любящие тебя люди, которые позаботится о тебе. Всем плевать на него, и на то, что было, что ты делала. Мы рядом с тобой и поможем тебе прийти в себя, — чеканит он, пытаясь донести до меня… Что?
Неужели, он остался все тем же парнем, который хочет теплых и чувственных отношений со мной? Почему ему не противно? Почему он так яро перечит мне?
Почему так искусно смотрит на мои губы?
Я не могу ответить ему на чувства, но могу разрешить лечь рядом со мной и обнимать, пока мои плечи подрагивают, а щеки все еще увлажняются горячими слезами.