София
— Ты думаешь, прощение — это добродетельность, Денс?
Она замирает на месте.
— Думаю, да. А что?
Я смотрю на стену детской, над которой она работала для малыша Фири. Сегодня Кейденс покрасила ее в бледно-голубой цвет. На прошлой неделе она говорила, что будет зеленый.
— Вчера вечером я разговаривала с Николасом. Он через многое прошел в своей жизни. И я постоянно думаю о том, чтобы простить его.
— Ты уже простила его несколько недель назад, София, — подруга носком туфли отодвигает закрытую банку с краской. — Ты была напугана. Это совсем не то же самое, что непрощение.
Она права. Я действительно простила его, даже если не была готова признаться в этом самой себе. Я знаю, что он выплюнул эти слова, потому что был зол. Однако это не оправдывает тот факт, что он решил это сделать.
— Что, если я дам ему шанс, и когда вдруг что-то пойдет не так он снова в этом обвинит меня?
— Ты скажешь ему, чтобы он заткнулся к чертовой матери и подумал о том, что он говорит, — ей удается выдавить полуулыбку. — Прежде чем это произойдет, ты поговоришь с ним о том, что он заставил тебя почувствовать, когда обвинил в краже его рукописи. Если он выслушает и поймет, у вас двоих есть шанс. Если он просто хочет замять это дело и забыть о том, что это когда-либо происходило, тебе нужно дважды подумать, прежде чем снова связываться с ним.
Ее слова — моя правда. Я думало о том же самом с тех пор, как поговорила с ним в баре.
— Я встречаюсь с ним, чтобы выпить в понедельник вечером.
Она потирает свой растущий живот сквозь розовую толстовку, которая на ней надета.
— Ты была сама не своя с тех пор, как вы расстались.
— Ничего подобного, — перечу я.
— О да, так и есть, — настаивает она, откидывая волосы за плечи. — Ты чувствовала себя с ним в безопасности, а он украл это у тебя.
Я не отвечаю. Не могу. Кейденс права.
— Я знаю, тебе трудно доверять мужчине, — она подходит к теме со знанием дела и состраданием. — Ты теряешь бдительность рядом с ним. А потом он раз и все портит.
Я улыбаюсь.
— О, он по-королевски облажался.
— Кто бы мог подумать, что автор, удостоенный наградами, может быть таким тупицей?
— Скажи мне, что я не идиотка, раз даже рассматриваю возможность принять его обратно, — я вздыхаю.
Она кладет обе руки мне на плечи.
— Если он тебе небезразличен, и ты веришь, что он искренне сожалеет о случившемся, я думаю, ты можешь смело следовать зову своего сердца.
— Как ты стала такой умной?
— Не такая уж я и умная, — отшучивается подруга. — Я знаю, что отношения не всегда бывают гладкими. Мы все совершаем ошибки. Николас так и сделал. Ты тоже это сделаешь. То, как вы справляетесь с этими ошибками, определяет, кто вы есть как пара и как личности.
— Умная, — я вздергиваю подбородок. — Я все равно говорю, что ты умная.
— Должно быть, так и есть. Я наконец-то выбрала идеальный цвет краски для детской комнаты моего маленького мальчика.
— Сегодня белое или красное, София? — Ширли держит по бутылке вина в каждой руке.
— Сегодня красное, — я улыбаюсь ей. Она обняла меня, когда я вошла в «Бартлетт». Николас уже ждал меня за тем же столиком, за которым мы сидели на прошлой неделе.
Она наполовину наполняет мой пустой бокал.
— Я бы посоветовала тебе что-нибудь попробовать, но мое заведение другого формата. Вы пьете то, что я подаю, и беру за это справедливую цену.
— Договорились, — я подмигиваю ей. — Все равно платит Николас.
— В таком случае, мне следовало открыть все самое дорогое.
Николас смеется.
— Мы оставим это на другой вечер.
— Поступай как знаешь, Ники, — она снова поворачивается ко мне. — Могу я принести тебе что-нибудь поесть? Я готовлю отвратительный сэндвич с ветчиной.
Я оглядываю почти пустой бар.
— Я и не знала, что вы здесь подаете еду.
— Нет, но я держу буханку хлеба, упаковку ветчины и банку лучшей горчицы в штате в холодильнике.
— Звучит восхитительно, — искренне говорю я. — Но я поела дома, так что в другой раз.
— Договорились, — она опускает взгляд на стакан, стоящий перед Николасом. — Могу я налить тебе еще?
— Не сейчас, — он бросает на нее взгляд. — Мы собираемся немного поговорить.
— Просто дай знак, когда будешь готов.
Я смотрю, как она уходит, остро ощущая, что Николас пристально наблюдает за мной. Сегодня на мне нет ни капли косметики. Я поздно вернулась домой с работы, и у меня было время только на то, чтобы съесть яблоко и принять душ. Я высушила волосы, натянула черный комбинезон и ботинки, затем выскочила за дверь.
— Я опаздывала, — я провожу пальцами по губам. — Обычно я никогда не выхожу из дома без макияжа.
— Тебе следует чаще это делать. Ты выглядишь сногсшибательно.
Я хочу сказать ему, что он тоже великолепен. Так и есть. На нем толстый свитер угольного цвета и джинсы. Его волосы отрасли после последней стрижки и сегодня вечером он в очках.
— Как дела на работе?
Николас приподнимает брови в ответ на мой общий вопрос.
— Хорошо. Я работаю над новым проектом и подготавливаю все к выпуску «Причина действия».
— Это заставляет тебя нервничать? — я пробую вино. Оно не такое уж плохое. — Выпуск новой книги вызывает у тебя беспокойство?
— Всегда, — он проводит подушечкой большого пальца по краю своего стакана. — Я раскрываю частичку себя. С этим связана уязвимость.
— Я понимаю. То же самое касается и моего дизайна одежды.
— Я встречался с Гейбом, чтобы пропустить по паре стаканчиков в субботу вечером. Он сказал мне, что ты преуспеваешь в «Элла Кара».
— Ты встречался с Габриэлем, чтобы выпить? — я даже не пытаюсь скрыть своего удивления. — С каких это пор вы двое общаетесь?
Он опускает голову.
— С тех пор, как я сказал ему, что он может звонить мне, когда захочет.
— Это, возможно, было ошибкой.
Он смотрит на меня через стол.
— Возможно, так оно и было. Но если это так, я могу с этим смириться. Не могу жить с тем, как поступил с тобой, София. Я хочу загладить свою вину перед тобой. Скажи мне, как.