Стремительный поток

Глава 22

Окно, освобожденное от штор и тюлевых занавесок. Джин Рэндолф смотрела на самую богатую в мире улицу, где так и пахло миллиардами, где на три мили не было прохода от миллионеров. Канун Рождества. Суетливые, толкающиеся, охваченные праздничной лихорадкой прохожие выдыхают облачка пара в морозном воздухе, спешат по домам, нагруженные подарками в обвязанных красными лентами коробках и свертках. На углу дородный Санта-Клаус притопывает ногами в красных кожаных сапогах перед выставленной кружкой для монет. Поток автомобилей – роскошных лимузинов и их менее претенциозных родственников, в том числе бесчисленных такси, – течет по проезжей части.

Девушка смотрела невидящими глазами на далекие, украшенные венками окна. Как сильно изменилась ее жизнь с тех пор, как она в последний раз видела эту улицу. Ее мать исчезла… навсегда. Джин прикусила губу, чтобы сдержать страдальческий стон. Ее сердце мучительно сжималось всякий раз, когда она вспоминала тот день в роскошном музыкальном зале графини, когда ей все рассказали. Маделин Рэндолф приехала в Гарстон, чтобы найти свою дочь. «Чтобы объяснить, – постоянно повторяла она, – чтобы объяснить!» Услышав, что Джин пропала, она в одиночку ринулась в бурю на отчаянные поиски, присоединилась к группе репортеров, выбравших наблюдательным пунктом утес над рекой… затем обвал… и стремительный поток… Стремительный поток жизни! Эти слова Хьюи словно каленым железом были выжжены в ее памяти. Джин отвернулась от окна и окинула взглядом гостиную, некогда служившую местом проведения веселых вечеринок. Духу радости в этих стенах царить уже не суждено. Мебель стояла в чехлах, картины и фарфор были упакованы в коробки. Поленья, потрескивавшие в камине, казались единственным признаком жизни. Только большой письменный стол матери, а также кресло и диван остались в первозданном виде. Джин сохранила эти вещи для собственного пользования, на время пребывания в квартире, которая уже принадлежала другому человеку, с нетерпением ждавшему возможности в нее заселиться.

Девушка села за стол, чтобы продолжить бесконечный процесс сортировки и уничтожения писем. Некоторые она прочитывала, перед тем как порвать, другие бросала, не вынимая из конвертов, в огонь, словно они жгли ей пальцы.

Вдруг чья-то рука коснулась ее плеча. Вздрогнув, Джин подняла голову. Письма разлетелись по ковру.

– Г-гарви! – заикаясь, пробормотала девушка.

Обычно веселые, глаза Брука смотрели пристально и решительно.

– Не ругай Розу за то, что позволила мне войти. Она старалась удержать меня изо всех сил, как верный пес, но не смогла устоять перед моей лучезарной улыбкой. Нам с тобой надо решить одну проблему. Почему ты отказалась со мной увидеться? Почему вернула это? – Брук показал ей на ладони кольцо с блестящим зеленым камнем.

Джин вздрогнула.

– Я… я… мне неприятно смотреть на изумруды, Гарви.

Он поспешно спрятал кольцо в карман.

– Понятно. Может, и на меня тебе неприятно смотреть, поэтому ты не хотела, чтобы я приехал?

– О нет, не поэтому!

– Тогда почему? Ты влюбилась в Уинна?

Это имя прогремело в ушах Джин, как мощный водопад. Она с жаром принялась возражать:

– В Уинна? В Кристофера Уинна? Ты сошел с ума, Гарви!

Брук мрачно покачал головой:

– Сдается мне, что леди протестует с чрезмерным энтузиазмом. Я уверен, что ты в него влюблена. Знаешь почему? – Он поскорее продолжил, пока Джин не успела ответить: – Чтобы ты все поняла, я вернусь к той страшной ночи, когда случилось наводнение. После того как я высадил Картеров на аэродроме, доблестно подавив в себе желание выбросить ту женщину за борт, когда узнал, что Уинн отказался ради нее от возможности спастись, я снова поднял самолет, чтобы попробовать помочь ему, но заблудился – местность сильно изменилась из-за разлива воды. Я какое-то время летал по кругу и наконец грохнулся на поляне перед твоей бревенчатой хижиной, освещенной, будто для вечеринки. Никто не пострадал, кроме самолета. Даже если до ста лет доживу, все равно не забуду то, что увидел в хижине, когда в нее вошел.

Он энергично прокашлялся, облокотился на каминную полку и уставился на горящие поленья.

– Преподобный Кристофер лежал возле камина, без пиджака, мокрые брюки облепили ноги, глаза были словно тлеющие угольки на белом лице. Твой отец смотрел на человека в мокром плаще, которого графиня прислала сообщить, что Маделин Рэндолф бросилась, несмотря на бурю, искать дочь. Констанс Уинн подносила ко рту брата чашку с чем-то горячим. Ее ничто не волновало – лишь бы Кристофер согрелся. Салли-Мэй сидела на кушетке, а по обе стороны от нее замерли, рыжие сеттеры. Эти псы все понимали, ты убедилась бы в этом, если бы заглянула им в глаза. А девчонка – умница. Это ей пришла в голову мысль о светильниках, о лодке, которая была в хижине, это она вместе с Баркером стащила лодку по тропе. Боже! Какой это был кошмар! Уинн едва не сошел с ума, узнав, что ты потерялась. Когда у него в голове прояснилось, он вспомнил про колокола. И твердо решил, что это ты на них играла, что тебя надо искать в звоннице.

Джин закрыла лицо ладонями.

– Продолжай! Продолжай, Гарви. Я же толком ничего не узнала – боялась напоминать Хьюи о той трагической ночи. Без сомнения, он чувствовал то же, что я. Что было дальше?

– Мы поскорее отвели Уинна домой, настояли, чтобы он переоделся в сухое, – он хотел отправиться на твои поиски как был, а затем поплыли на лодке к церкви и нашли тебя в кресле перед клавиатурой. Когда Уинн обнял тебя, ты посмотрела на него так… будто внезапно обрела все, о чем мечтала в жизни…

Джин сцепила похолодевшие пальцы.

– Это на самом деле ничего не значит, Гарви! Я бредила… – Она содрогнулась.

– Я знаю, Джин, знаю. Потом ты его оттолкнула и начала лихорадочно звать меня… Но ты меня не любишь, так ведь? – Его мальчишеский голос дрогнул. – Не бойся сказать старине Гарви правду.

– Я люблю тебя, люблю, но…

– Недостаточно сильно, чтобы выйти за меня замуж? Твой отец прав. Ни один мужчина не должен жениться, будучи избранником номер два, когда избранник номер один выглядывает из-за угла. Больше мне сказать нечего.

– Гарви! – Джин вцепилась в его рукав. – Я разбила твое сердце?

Он похлопал ее по руке и улыбнулся бескровными губами:

– Ни одна девушка не может разбить мое сердце, Джин, если только она не выйдет за меня замуж, любя другого мужчину. Я хотел, чтобы ты стала моей женой, но…

– Всем счастливого Рождества! – Фанчон Фаррелл, в зеленом платье, кокетливой шляпке и шубке, с обернутым серебристой бумагой свертком под мышкой, одарила их улыбкой с порога. – Джин, твой отец велел мне не обращать внимания на протесты Розы и прорваться к тебе с боем, если будет необходимо. Он решил, что тебе нужна подружка. Это я!

Мрачное настроение Брука испарилось, словно маленькая тучка, к которой прикоснулся солнечный луч.

– Ну, раз уж ты явилась, я пойду.

Джин будто язык проглотила. Да и что она могла сказать Гарви на прощание, чтобы не вызвать при этом подозрений у Фанчон? Но молодой человек опять пришел ей на помощь, с наигранной бодростью заявив:

– Извини, Джин, что не смогу сегодня вечером сходить куда-нибудь с тобой – в полночь я уезжаю в Чикаго.

– В Чикаго?! – возопила Фанчон. – Гарви Брук! Разве ты не будешь в Гарстоне во время празднования Рождества? Я же устраиваю вечеринку!

Фанчон, свеженькая и раскрасневшаяся с мороза, была чертовски мила – глаз не отвести. Из-под шляпки выбивался локон золотистых волос, зубки, словно жемчужины, блестели между прелестных пухлых губок, румянец был подобен нежным лепесткам розы. Глядя на нее, Джин чувствовала себя бесцветной. Одиночество и скорбь последних недель давили тяжким бременем. Брук во все глаза смотрел на Фанчон – так, будто в первый раз увидел. Очнувшись, он весело пообещал:

– Ладно, в Чикаго не поеду. Я приду на твою вечеринку. – И покраснел как мальчишка, встретившись взглядом с Джин. – Ты не возражаешь?

Внезапно энергия и жажда жизни нахлынули на Джин, затопив душу волной радости.

– Какие возражения! Гарви! Я целиком и полностью за!

Когда со смущенной улыбкой Брук удалился, Джин сердечно пригласила подругу:

– Ну что ты стоишь, как будто собираешься упорхнуть, Фанчон? Садись к огню. Хочешь сигарету?

Мисс Фаррелл оторвала мечтательный взгляд от закрывшейся двери. Сев на диван, она заметила:

– В первый раз за все время, что я знаю Гарви Брука, он посмотрел на меня… по-мужски. – Зеленая зажигалка выбросила язычок красного пламени, и Фанчон, прикурив, осведомилась с наигранным безразличием: – Ты отшила его, Джин?

– Мы с Гарви всегда были добрыми друзьями, не более того, Фанчон.

– Ну да. Я не могу смириться с мыслью о том, что ты проведешь канун Рождества в одиночестве. Я знаю, что твой отец приезжает завтра, он мне говорил, но что это за ужасное место для проведения праздника? – Она уныло осмотрелась. – Хорошо хоть, ты догадалась надеть это розовое платье, бедняжка моя. Если бы ты оказалась в черном, я бы расплакалась!

Усевшись на край письменного стола, Джин объяснила:

– Хьюи попросил меня не носить траур. Он считает, что ради нас самих и ради наших друзей не следует предаваться унынию. Завтра мы будем обедать не здесь, а в отеле. Я чувствую некоторую вину за то, что бросила графиню, но…

– Милая моя, не волнуйся за нее. Ее жизнь приняла новый поворот с той ужасной ночи в Гарстоне. У Великолепной Фанфани появились новые планы. Они с синьором Замбальди собираются финансировать молодых певцов, пока те не заработают национальную музыкальную стипендию. Думаю, что она наконец оставила всякую надежду заманить Кристофера Уинна в оперу.

– Он вышел в отставку?

– В отставку? Ты что, ничего не слышала? Община Объединенной церкви снова сплотилась. Крис по-прежнему на своем месте, а в отставку вытолкали – а ну, угадай, кого? – Лютера Калвина!

– Не может быть! Я думала, что это сделать труднее, чем столкнуть вниз по склону тот гранитный валун перед моей хижиной. Кто был тем великаном, который совершил такое чудо?

– Этот великан – вся община. Разве ты не слышала, что повсюду разнеслось известие о том, как Калвин бросил тебя в церкви в ночь наводнения? Это его и погубило.

Джин снова услышала плеск воды у ног, снова почувствовала удивление и испуг, которые испытала, обнаружив, что Калвин исчез. Словно в дреме, вспомнила пробирающий до костей холод и внезапное тепло, мужские голоса… Едва закончилась заупокойная служба по ее матери, Джин поспешила вернуться в нью-йоркскую квартиру. В своих письмах к отцу она не интересовалась новостями, и он сам воздерживался от сообщения каких-либо известий. Несколько недель она прожила, словно во сне.

– Рассказывай дальше, Фанчон, – поторопила подругу Джин. – Как он выбрался?

Фанчон закинула ногу на ногу, затянулась сигаретой, выдохнула колечко дыма, а затем ответила:

– Шоферу Калвина велено было вернуться за ним в определенное время. Он вернулся на лодке. Калвин не сказал ему о том, что ты находишься в церкви, наоборот, торопил его – хотел поскорее оттуда убраться. А в довершение всего Лютер Калвин потребовал, чтобы проповедника Объединенной церкви обвинили в соучастии в побеге уголовного преступника.

– Да ты что?

– Честное слово! Будто это Крис устроил бурю, сорвавшую крышу картеровского коттеджа, за которую цеплялся бандит.

– А что сказали власти?

– Ха! Да они просто посмеялись над Калвином, услышав от Картера реальную историю. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения многострадального попечительского совета. Его члены наконец-то взбунтовались, выгнали Калвина и сообщили Крису, что он может работать в церкви так, как ему угодно, что им не нужно, чтобы он тратил свое драгоценное время на погоню за деньгами. Впрочем, после всех этих событий они вообще отказались от увеличения церковного фонда. Через двадцать четыре часа приход пожертвовал денежную сумму, которая накопилась за много недель, на помощь жертвам наводнения, а потом вежливо, но твердо известил графиню о том, что им не нужен ее дар. Лютер Калвин немедленно выставил свой дом на продажу, забрал дочерей и поехал путешествовать по миру. Так произошел исход Калвинов из города Гарстона: Кристофер Уинн должен быть благодарен, что его избавили от одной из навязчивых обожательниц.

– И он… действительно благодарен?

Голубые глаза Фанчон затуманились. Она вздохнула:

– Невозможно понять, что чувствует Крис. Он изменился. Ужасно похудел и уже не смеется, как раньше. Возможно, он грустит из-за того, что сестра его покидает.

– Покидает?!

– Ты и об этом не знаешь? Она уезжает за границу по делам фирмы первого января… Ну ладно, Джин, мне пора – дома забот невпроворот. Крис придет после службы выпить кофе вместе с исполнителями рождественских гимнов. Город сегодня будет весь в огнях! Загорятся свечи в окнах, на каждой елке замигают цветные лампочки, и еще пройдет служба в Объединенной церкви. Крис Уинн всегда великолепен, но его проповедь в канун Рождества – это бесценный подарок. Может, ему удастся растревожить даже твое сердце, а ведь ты самое бесчувственное существо женского пола из всех, кого я знаю! – Фанчон захихикала. – А я-то думала, что еще задолго до сегодняшнего дня заполучу твой желтый родстер.

Глядя на горящие в камине дрова, Джин напомнила:

– Ты должна была получить его, только если бы я пошла в церковь из-за мужчины, а не из любопытства.

Фанчон застегнула ворот меховой шубки и лукаво подмигнула:

– Ничего, у меня по-прежнему сохраняется надежда. Ужасно жаль, что ты не можешь быть с нами сегодня вечером. Ты, наверное, вообще нигде не бываешь.

«Похоже, Фанчон боится, что я могу приехать к ней на вечеринку, ведь там будет Гарви», – улыбнулась про себя Джин.

Вслух она сказала:

– О, я кое-куда выбираюсь время от времени. Хьюи считает, что сейчас я нуждаюсь в общении с людьми, в ярких огнях и музыке больше, чем когда-либо. На танцы я, правда, не хожу – не хочется, но бываю на других мероприятиях. – Тут непреодолимое желание снова оказаться в Гарстоне захватило ее, и она услышала собственный голос: – Может, сегодня вечером я к тебе загляну.