Стриптиз на гонках

Глава 3

По мнению большинства, Панама-Сити — маленький городок, хотя и пользуется репутацией Ривьеры для белых бедняков. К нам прилетает уйма народу из Л. А., правда, здесь у нас это сокращение обозначает вовсе не Лос-Анджелес, а Нижнюю Алабаму. Наш поселок стал известен благодаря полоске белого песка и Эм-ти-ви. Торопясь застолбить горсточку этого самого белого песка, большинство туристов проезжает мимо самого города, и местных жителей это вполне устраивает. Оно и к лучшему, что туристы не знают об огромных викторианских особняках, что выстроились вдоль залива Сент-Эндрюс, пусть лучше держатся подальше от дядюшки Эрни или Джо. Пусть хорошая жизнь достанется тем, кто способен ее оценить.

Вряд ли жители Уевахитчки относятся к своему городку так же, как мы к своему. Городишко, где главным местным аттракционом является грунтовой трек длиной в три четверти мили, неизбежно столкнется с проблемами со стороны Коммерческой палаты. И приезд танцовщиц из такого большого города, как Панама-Сити, для него тоже не бог весть какое событие. Я сразу поняла, что нам тут не рады. Когда я подъехала на своей черной “камаро” восемьдесят третьего года к воротам трека, там уже ждала кучка людей. Пикетчики держали в руках плакаты: “Нагота — проблема общая”, “Бог так возлюбил мир, что подарил Адаму и Еве одежду”.

В основном с плакатами стояли старушки, но среди голов с фиолетовыми кудряшками виднелось и несколько черноволосых. Те, что помоложе, выглядели довольно зловеще, особенно один мужчина в роговых очках и с бычьим рогом в руках. Я слышала о демонстрациях протеста, но обычно их устраивают перед клубами. Или эти старички вообразили, что мы с Руби собираемся раздеваться прямо у ворот? Когда мы подъехали ближе, Руби вжалась в сиденье.

— Боже, — простонала она, — это брат Эверит из церкви, в которую ходит моя мама.

Я покосилась на Руби. Девушка съежилась, замотала голову шарфом и скрыла глаза под огромными темными очками.

— Разве ты не знала, что такое может случиться? — спросила я, глядя в окно на небольшую кучку демонстрантов.

Женщины в полиэстеровых платьях пастельных оттенков уставились прямо перед собой, не обращая внимания на машины, выстроившиеся за нами. Казалось, они даже не замечали оглушительного рева моторов, работающих на пределе своих возможностей.

— Ну, я надеялась, что обойдется. Брат Эверит, конечно, большой мастер на всякие такие вещи, но я думала, в этот раз он не придет, ведь гоночный трек формально находится за пределами Уевы, он даже ближе к Панама-Сити, чем к нам.

Руби снова вздохнула и нервно поправила волосы. Я забыла сказать, что на ней был светлый парик, в котором девушка походила на Долли Партон [2].

— Так вот зачем ты напялила парик? Она улыбнулась:

— Да. Классно, правда?

“Не очень”, — подумала я, а вслух сказала:

— Да, классно. А теперь выкинь-ка из головы этих идиотов и давай готовиться к работе. Пусть с ними разбираются другие, это не твоя забота.

Руби села прямо и сделала очищающее дыхание по системе йогов, как я учила.

— Установи контакт со своим внутренним ребенком, — распорядилась я, въезжая в ворота заправочно-ремонтной зоны. — Ты должна быть в мире с самой собой.

Возможно, мои рекомендации сработали бы, не окажись мы лицом к лицу с Роем Деллом Парксом, самопровозглашенным королем местного трека.

Только я выжала акселератор своей “камаро”, собираясь пересечь трек, чтобы добраться до зоны боксов, как откуда ни возьмись прямо передо мной возникла пыльная желтая “вега” выпуска семьдесят второго года. Она вылетела поперек дороги, словно потеряла управление.

— Кьяра, осторожно! — завизжала Руби. — Роя Делла занесло!

Давать задний ход было поздно. Я сжалась в ожидании удара, от которого содрогнутся все мои косточки. В последнюю секунду перед столкновением увидела перекошенное ужасом лицо мужчины с косматой рыжей бородой. Он отчаянно крутил руль обшарпанной желтой “веги”. Это не помогло. Паркс врезался в правую часть капота моего автомобиля, отбросив нас назад.

Я была так ошеломлена, что несколько секунд не могла шевельнуться. Меня здорово тряхнуло, но, не считая этого, пострадала только бесценная “камаро”. Как только до меня дошло, что какая-то занюханная “вега” смяла правую переднюю часть моей любимицы, я выскочила из машины и решительно двинулась к Рою Деллу Парксу, преисполненная жаждой мщения.

Рой Делл уже успел выбраться из машины, которая, как ни странно, на вид почти не пострадала, и отдавал распоряжения команде механиков, сбежавшихся ему на помощь. Увидев меня, он пошел навстречу и протянул руку вперед, как будто собираясь со мной поздороваться.

— Меня зовут Рой Делл Парке, мэм. Этой “веге” ничего не сделалось, будет бегать как ошпаренная собака, верно?

Тут я не выдержала. Я как следует замахнулась и врезала по физиономии, на которой было написано угодливое выражение. Рой оказался слабоват, из разбитой губы хлынула кровь, колени подогнулись, он выкатил глаза и медленно осел на землю.

Подбежавшие отреагировали почти мгновенно. Половина из них бросились к лежавшему на земле Рою Деллу, остальные просто наблюдали — удивление, написанное на их лицах, сменилось восхищенными улыбками. Думаю, нечасто им доводилось встречать в своих краях женщин, способных дать в зубы мужчине. Но когда ты родом из северной Филадельфии и у тебя четверо братьев, умение драться становится такой же неотъемлемой частью образования, как учеба в католической школе. Я всего лишь отнеслась к этому предмету чуть более серьезно.

Руби стояла рядом со мной, светлый парик слегка съехал набок, а глаза стали большими, как плошки.

— Боже всемогущий, они нас убьют! — прошептала она.

— Убьют? — спросила я. — С какой стати? Потому что какой-то тип, сам себя объявивший королем гонок, помял мою машину?

Словно в подтверждение опасений Руби от группы отделился какой-то костлявый тип с довольно-таки мускулистыми для его худобы руками, сплошь покрытыми татуировкой, и двинулся к нам. Чуть поодаль я заметила двух помощников шерифа, которые быстро шагали в нашу сторону.

— Какого черта ты себе позволяешь? — прорычал долговязый.

За ним потянулись остальные. Судя по настроению толпы, дело запахло судом Линча. Руби спряталась за мою спину, а я лихорадочно прикидывала, успею ли добежать до машины, чтобы схватить разводной ключ. Тут как раз Паркс подал признаки жизни.

— Оставь, Фрэнк, — сказал он слабым голосом, — я сам разберусь. Разве не видишь, леди действовала в состоянии шока. — Он встал, слегка покачнулся и хмыкнул: — Шок был очень силен, если судить по силе удара.

Фрэнк еще раз угрюмо взглянул на меня и оскалился, как Флафи, когда ей кто-то не нравится. Рой Делл медленно подошел, встал между нами и снова протянул руку.

— Рой Делл Паркс, мэм, король трека.

Я с секунду смотрела на протянутую руку и все-таки решила ее проигнорировать.

— Кьяра Лаватини, — процедила я. — Королева-черт-его-знает-чего.

Гонщик захохотал, потом поморщился и потрогал разбитую губу.

— Не злитесь, мэм, я правда ничего не мог сделать. Похоже, кто-то из моих ребят вынул болт из рулевой колонки. — Он поднял руку, словно предупреждая все мои возможные возражения. — Понимаю, вы переживаете из-за своей машины, но, честное слово, вы зря волнуетесь. Ребята отгонят ее в гараж, и к утру она будет как новенькая.

Мой гнев сам собой пошел на убыль.

— Спасибо, Рой Делл. — Руби выступила из-за моей спины. — Я знаю, Кьяре будет гораздо спокойнее, если вы позаботитесь о ее машине. Понимаете, Кьяра ею очень дорожит.

Рой Делл уставился на Руби. Глаза у него расширились, он вытер мясистую руку о штанину комбинезона и протянул ей.

— Как тебя зовут, цыпочка?

Она вспыхнула и вложила свою ладошку в его лапу.

— Руби Ли Даймонд, — почти прошептала она. — Очень рада с вами познакомиться.

Мне стало тошно. Эти двое распустили между собой столько розовых слюней, что любого нормального человека вывернуло бы наизнанку. Рой Делл все еще не выпускал руку Руби из своей, а она не могла отвести от него глаз.

Если бы к нам не присоединился Микки Роудс со своей свитой и в сопровождении помощников шерифа, мы, наверное, простояли бы всю ночь, дожидаясь, пока небо ниспошлет благословение новоиспеченному роману между Роем Деллом и Руби.

— Дамы, — сказал Микки, — мне очень жаль, что так получилось. — Его маленькая круглая физиономия сморщилась в гримасе сочувствия. — Естественно, трек возместит вам все расходы, вызванные небрежностью мистера Паркса.

Это наконец вернуло Роя Делла к реальности. Он побагровел и развернулся, чтобы посмотреть на хозяина трека.

— Вот что, давайте внесем ясность, — начал гонщик. Его голос стал на две октавы ниже, и в нем зазвучала угроза — такого я от него не ожидала. — Это был несчастный случай, и мисс Кьяра и мисс Руби это знают. Все произошло из-за какого-то несчастного болта, который плохо закрутили механики. Я починю эту “камаро”, она станет лучше, чем новая, и деньги ваши нам не нужны.

Микки выпятил грудь, как бойцовый петух, а я тем временем подумала, что если Рой Делл отремонтирует мою машину — это, конечно, замечательно, но и от денег трека отказываться не стоит. В конце концов, осторожность никогда не помешает, вдруг у меня позже проявятся последствия аварии?

Я потерла затылок, потом шею…

— О-о-ох!

Руби обернулась ко мне:

— Кьяра, что с тобой?

Небольшая толпа, собравшаяся вокруг нас, смолкла, всеобщее внимание переключилось на меня.

— Не знаю, — сказала я, осторожно потирая шею. — Я просто вдруг почувствовала острую боль.

Микки Роудс побледнел, предчувствуя грядущие неприятности.

— Эй, Толстяк, позови-ка санитаров! Похоже, у нас есть пострадавший.

От толпы отделился высокий плотный тип и трусцой побежал в сторону боксов. Я посмотрела ему вслед. Мы стояли на самом верхнем участке покатого грунтового трека, откуда были видны и боксы внизу, и трибуны вверху. Даже сейчас, когда на треке не было ни одной машины, рев, доносившийся со стороны боксов, где механики испытывали двигатели автомобилей, был так силен, что, казалось, моя грудная клетка гудела, как большой барабан.

— Думаю, это пройдет, — сказала я.

Руби нерешительно мялась рядом, ее парик совсем скособочился.

— Мисс Лаватини, я не хочу рисковать, когда дело касается вашего здоровья. Пусть уж лучше вас осмотрят медики, а вашу машину отгонят к боксам и ей займутся механики Роя Делла.

Прибыла бригада “Скорой помощи”, а с ними парень, которого Роудс назвал Толстяком.

— Возможно, у мисс Лаватини травма шеи, — объяснил им Микки.

Медики стали меня осматривать, точнее, поворачивать мою голову туда-сюда. Я морщилась, как будто от боли.

— Эй, ребята, полегче! Этак от вас будет больше вреда, чем пользы.

Они ощупывали мою шею, а я правдоподобно морщилась, и все шло хорошо, пока я не заметила какое-то движение у боксов, где собрались зеваки. Мне показалось, что я разглядела человека, очень похожего на Джона Нейлора. Чтобы присмотреться получше, я резко повернула голову налево и чуть не забыла застонать. Мужчина стоял чуть поодаль от основной толпы и смотрел, если не ошибаюсь, прямо на меня. “Если это не Джон Нейлор, — подумала я, — то его двойник”. Была только одна проблема: я не могла представить себе Джона Нейлора на грязном треке, это совершенно не вязалось с его образом.

Как всегда, когда я видела Нейлора, мой желудок слегка подпрыгнул — это стало своего рода тестом, подтверждавшим, что мое подсознание его “узнало”, даже если глаза еще сомневались.

— Вот что, ребята, — сказала я, сбрасывая со своей шеи чужие руки, — вроде бы со мной все в порядке. Я повертела головой в разные стороны, и кажется, это помогло.

Микки Роудс вздохнул с облегчением. Если я хоть немного разбираюсь в людях, то в конце вечера можно рассчитывать на щедрые чаевые с его стороны. Значит, Флафи на этой неделе сможет полакомиться собачьими деликатесами.

— Идем, Руби, пора заняться делом, — сказала я. Девушка радостно улыбнулась и проворно залезла в мою машину. Если это действительно Джон Нейлор, то он мог оказаться на треке только с одной целью — чтобы увидеть меня.

— Езжайте за нами, — крикнул Рой Делл, запрыгивая в свою обшарпанную “вегу”. Мы медленно въехали следом за ним в ворота и покатили по узкой грунтовой дороге. Повсюду стояли гоночные машины, в их открытых капотах, окунувшись туда чуть ли не до пояса, ковырялись механики. Кое-где за машинами виднелись трейлеры, у некоторых крыши были огорожены на манер веранды, и на них стояли легкие алюминиевые стулья. Возле трейлеров маленькие дети возили в пыли игрушечные машинки. Но Джона Нейлора нигде не было видно.

Как только я запарковала свою подбитую малышку, к нам подскочил фотограф, упитанный лысый коротышка в белых носках и черных кроссовках. Лысина и фигура придавали ему сходство с блестящим коричневым яйцом, вот только воняло от него куда хуже, чем от тухлого яйца, — это выяснилось, когда он подошел ближе.

— Леди… — Он так шепелявил, что казалось, будто его рот полон каши. — Меня зовут Гарольд Вонкопидж, мы выбились из графика. Следуйте за мной.

Гарольд привел нас к небольшому дощатому помосту, на котором, судя по всему, собирался сфотографировать нас с каждым гонщиком и механиком с трека “Дэд лейке”. Не представляю, как он собирался делать снимки, потому что я даже ничего не видела. Все вокруг тонуло в густом облаке красноватой пыли, поднятой с трека, а от едких выхлопов, изрыгаемых гоночными машинами, у меня слезились глаза. Однако как только мы с Руби поднялись по лестнице на помост, стали появляться люди. Подчиняясь указаниям фотографа, они выстроились в очередь.

— Вы готовы? — спросил Гарольд, подняв брови с таким видом, словно хотел сказать: “Попробуйте только не быть готовыми! ”

Я оглянулась на Руби. Она подкрасила губы кроваво-красной помадой, подтянула повыше лиф костюма маленькой датчанки и кивнула Гарольду. Я попыталась отряхнуть свой наряд французской горничной, но это оказалось пустой затеей, пыль уже въелась.

— Секундочку! — крикнула я (в основном для того, чтобы позлить Гарольда) и достала из сумочки пудреницу.

Мои длинные светлые волосы были собраны в пучок на макушке, и я казалась даже выше своих шести футов (это вместе с пятидюймовыми шпильками). К концу вечера волосы наверняка станут рыжими, как ржавчина. Я медленно облизнула губы, мужчины в первых рядах очереди застонали. Мне хотелось наклониться, чтобы они смогли в полной мере оценить мои щедрые округлости, но я не стала — мероприятие было почти семейное. Боюсь, не каждый здесь оценит мой 38ДД [3].

Я убрала зеркальце и кивнула Руби. Потом протянула руки к первому в очереди и проворковала:

— А ну-ка, большой мальчик, иди к мамочке. Вечер начался.

Мы простояли, позируя фотографу, около часа, когда с губ Руби сползла улыбка. В промежутке между двумя снимками она жалобно прошептала:

— Кьяра, почему ты меня не предупредила, что они любят щипаться? У меня весь зад будет в синяках, а во что превратится костюм, представить страшно. Представляешь, они перед этим даже не вытирают руки!

Я улыбнулась:

— Добро пожаловать в реальную жизнь, детка. Ты набираешь себе постоянных клиентов. С этого вечера каждый уйдет с твоей фотографией, и половина из них придет потом в “Тиффани”, чтобы на тебя посмотреть. Считай, что синяки на заднице — это инвестиции в твое будущее благополучие.

Кажется, мои слова не вполне убедили Руби, но когда следующий гонщик поднялся на помост, она натянула на лицо приветливую улыбку. Я наблюдала за ней весь вечер, и эта улыбка не сходила с ее лица, хотя пару раз я заметила, как она хватала особо ретивого поклонника за руку и щипала за мясистую часть между его большим и указательным пальцами — она заметила, что так делала я. Но при этом она продолжала сиять, и мужчины оба раза улыбались в ответ.

Хуже всех оказался Рой Делл Паркс. Он то и дело находил поводы для того, чтобы подойти и поговорить с Руби, а она, судя по всему, была вовсе не против. Девушка улыбалась и ворковала что-то в ответ тихим нежным голоском. Ума не приложу, что она нашла в этом громиле.

Был поздний вечер, когда я снова заметила Джона Нейлора, на сей раз это был точно он. К тому времени состоялось бог знает сколько заездов, громкоговоритель так искажал голос диктора, что почти невозможно было разобрать, что он объявляет. Все ждали главного события вечера. Рой Делл Паркс и еще двадцать гонщиков готовились к большому заезду — в пятьдесят кругов, разыгрывался главный денежный приз. Последний заезд должен был стартовать через полчаса, и после этого мы с Руби наконец могли уехать. Я с нетерпением считала минуты, когда, подняв голову, обнаружила, что на меня уставился Джон. Я уже собиралась его окликнуть, как вдруг поняла, что во всем этом что-то не так. Джон, тот самый парень, который приходил в клуб столько раз, что я уже и со счета сбилась, и далеко не всегда по делам, тот самый Джон, который отвез меня домой после того, как один пьяница ударил меня по голове, сейчас стоял в каких-то двадцати ярдах от меня в обнимку с миниатюрной брюнеткой.

Думаю, стоит пояснить, что наши отношения балансировали на грани между физическим влечением и дружбой, и я рассчитывала, что со временем эта привязанность примет более конкретную физическую форму. Не отрицаю, что я не имею никаких прав на Джона, но искры, которые не раз проскакивали между нами, давали мне повод верить, что мы кое-что значим друг для друга.

Нейлор наблюдал за мной точно так же, как бывало в самом начале нашего знакомства — с бесстрастным выражением лица, словно ему до меня и дела нет, но я-то знала, что это не так. Таким же взглядом он смотрел на меня в нашу первую встречу, Джон тогда расследовал убийство и считал, что я и моя подружка имеем к нему какое-то отношение. Он смотрел так всякий раз, когда являлся, чтобы со мной поговорить, но ведь он приходил снова и снова, даже когда в этом не было нужды.

Итак, я уставилась на Джона Нейлора и застыла с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом. Он все смотрел и смотрел на меня. Его спутница заметила, что парень отвлекся, и потянула его за локоть, как будто хотела вытащить на сцену, чтобы он сфотографировался с нами. Джон повернулся к ней, потом снова посмотрел на меня — на этот раз лишь мельком, — потом отвернулся, наклонился к брюнетке и поцеловал ее.

Он целовал эту женщину именно так, как я мечтала, чтобы он когда-нибудь поцеловал меня: крепко, с чувством и так, будто это для него всерьез. Потом схватил ее за руку, развернул в противоположную от помоста сторону, и они ушли. Его грубоватые манеры, судя по всему, удивили девицу, но она была обрадована таким поворотом событий. Я бы, конечно, могла сказать ей, что я все это уже повидала, но было некогда: вонючий фотограф снимал меня с очередным гонщиком, который, естественно, щипал меня за задницу.

Теоретически я давно должна была научиться относиться к такой ерунде равнодушно. Это, конечно, был не первый случай, когда я ошиблась в парне, далеко не первый. Дело не в этом, просто обычно мне приходится общаться с мужчинами такого сорта, способными на любую подлость. Но уж от Джона Нейлора я никак не ожидала, что он может намеренно причинить мне боль, и тут же решила, что должна разобраться, в чем дело.

— Перерыв, девочки, — кстати объявил Гарольд. — Через пятнадцать минут начнутся большие гонки. Потом я сфотографирую вас с победителем, и после этого можете быть свободны.

Руби мечтательно посмотрела на Паркса — тот, кажется, подзывал ее к своей машине. В нашу сторону двинулся Микки Роудс, он вел с собой босса и еще каких-то типов в костюмах. “Опять реклама”, — подумала я, у меня абсолютно не было настроения. Найти бы Джона Нейлора и остаться с ним наедине, тогда посмотрим, будет ли он держаться таким же храбрецом, как несколько секунд назад.

— Сейчас приду, — бросила я, направляясь к лестнице.

— Кьяра, ты куда? — окликнула Руби, но я не ответила. Я направилась в ту сторону, где мелькала голова Джона рядом с головой маленькой брюнетки. Если Джон нарочно выбирал полную противоположность мне, то он не ошибся. Его спутница была безнадежная коротышка, думаю, даже на каблуках ее рост был не выше пяти фунтов четырех дюймов. Кроме того, она была плоскогрудой, а плоская грудь — тот недостаток, которым я не страдала и страдать не буду. У крошечной брюнетки был такой вид, словно стоит на нее дунуть — и она улетит, как пушинка.

Высматривая в толпе эту парочку, я мысленно ругала себя. Что со мной, с какой стати я так разволновалась из-за какого-то мужика? Это совсем на меня не похоже. Вернее, если вспомнить, какой я была раньше, когда жила в северной Филадельфии, то это как раз было в моем стиле, но с тех пор, как два года назад я переехала в Панама-Сити, я больше никому не давала выставить себя дурочкой. Более того, я даже ни с кем не встречалась — просто охоты не было, честное слово.

Я прошла мимо гонщиков и механиков, едва замечая их свистки и выкрики. Запах кофе и гамбургеров, доносившийся из закусочной, напомнил мне, что я с полудня ничего не ела. И там, где разум потерпел поражение, желудок победил. Я решила, что куда разумнее сначала съесть гамбургер, выпить чашечку кофе, а уж потом подумать о моей неудаче с Джоном.

Я зашла в грязно-белую закусочную. Девушка за стойкой сунула мне в руки гамбургер, завернутый в вощеную бумагу.

— Все гамбургеры с чили и капустным салатом с майонезом, — сказала она. — Вместе с кофе это будет три доллара.

Мой костюм французской горничной, должно быть, смотрелся нелепо на гонках, но продавщица этого даже не заметила. Ее внимание было приковано к треку, где только что закончился последний полуфинальный заезд.

— Черт! — бросила она, обращаясь к девочке-подростку, которая заворачивала в бумагу хот-доги. — Толстяк проиграл Фрэнку. Представляю, какой у нас дома сегодня будет скандал! Он наверняка вернется пьяный. — Девочка кивнула, не поднимая глаз и продолжая заворачивать хот-доги. — Сукин сын! — пробормотала кассирша.

Я взяла свой гамбургер, вышла наружу и зашла за закусочную. Внутренний круг зоны боксов был зарезервирован для парковки, там было темно, под ногами похрустывала смесь гравия, битого стекла и красной глины.

— На моих каблуках тут не очень-то погуляешь, — пробормотала я.

Наткнувшись в темноте на легкий пластмассовый стул, я решила, что безопаснее всего будет сесть и съесть гамбургер, пока глаза привыкнут к темноте.

Несмолкающий рев моторов, работавших на предельных оборотах, перекрыл голос, оравший из громкоговорителя. Насколько я могла понять, участникам последнего заезда дали команду на старт. Я не слишком старалась разобрать, что говорит комментатор, хотелось только одного: чтобы этот вечер поскорее кончился и я могла вернуться домой, где меня ждали Флафи и мягкая двуспальная кровать.

Глаза постепенно стали привыкать к темноте, и я разглядела футах в тридцати мусорный контейнер, потом стала различать темные силуэты, двигавшиеся по направлению к автостоянке или от нее. Кто-то бросил бутылку, она ударилась в стенку контейнера, звон на миг перекрыл глухой рев, доносившийся с трека.

Мне вдруг стало жалко себя. Сидя в одиночестве за пластмассовым столом, я спросила себя: “Что я здесь делаю? Почему я не дома, не лежу в своей уютной постельке с хорошей книжкой? ” Винсент, правда, посулил мне неплохие деньги за сегодняшний вечер, но стоят ли они того, чтобы тащиться до самой Уевахитчки, да еще и наблюдать крушение своих иллюзий? Вряд ли.

Я встала и осторожно пошла в темноте к мусорному контейнеру, собираясь выбросить остатки гамбургера и вернуться на помост. Раз уж я оказалась здесь, стоило посмотреть гонки и поговорить с Руби — все лучше, чем выслеживать Джона и его новую пассию.

— Сукин сын, — пробурчала я, вспомнив кассиршу из закусочной. — Все вы одним миром мазаны.

Кто-то захихикал. Мне показалось, что звук донесся с другой стороны мусорного контейнера.

— Даже не знаю, что и сказать, — произнес женский голос.

Это была Руби. Я хотела дать о себе знать, но передумала и промолчала. Если она хочет испортить себе вечер, путаясь с Роем Деллом, то кто я такая, чтобы ей мешать? Мисс Даймонд скоро на собственном опыте убедится, что все мужчины одинаковы. Или ей известно нечто такое, чего не знаю я? Как-то не верится.

Я собралась уйти, но Руби снова заговорила:

— Честное слово, я не могу.

В ее голосе послышались новые нотки, появилась какая-то нервозность. “Ну нет, — подумала я. — Если этот деревенский недоумок решил, что может приставать к Руби, то его ждет сюрприз”.

Я развернулась и пошла обратно, но девчонка снова захихикала. Я остановилась в нерешительности. Мужской голос что-то пробубнил, но слов я не разобрала — снова загремел громкоговоритель. Я повернула обратно. Комментатор замолчал.

— Вот, смотри, — сказал мужчина.

Руби снова хихикнула, а потом раздался жуткий, отвратительный звук, я узнала его безошибочно — это был треск ломающихся костей. Я бросилась бегом, огибая мусорный контейнер, но, завернув, наткнулась на что-то или кого-то, ударившись с такой силой, что искры из глаз посыпались. Последним, что я запомнила перед тем, как провалиться в темноту, было беззвучное “Нет! ”, прозвучавшее в моем мозгу.