Строптивая невеста

12

Если бы у него на голове вдруг выросли цветы, Лиз и то удивилась бы меньше. Но это неожиданное предложение… Ведь это предложение, разве нет? И на этот раз настоящее. Или ей почудилось? Сердце совершило неожиданный скачок куда-то к горлу и затем ухнуло вниз.

— Я только что получила предложение руки и сердца? — Лиз смотрела на него очень пристально, пытаясь разглядеть признаки безумия. Нет, скорее, это она сама сошла с ума. — В смысле, настоящее предложение? Чтобы стать мужем и женой? В радости и горе, в здравии и болезни и все такое? Не для того, чтобы твоя бабушка была здорова? Не затем, чтобы моя мать перестала наконец искать мне женихов? А потому…

— Да. — Он отодвинул маленький стульчик, шагнул к ней и стиснул в ладонях ее руки. — Если хочешь, я встану на колени.

Она в замешательстве покачала головой. Зачем он это сделал? Они так не договаривались! Они договорились поссориться, разойтись и идти по жизни разными дорогами. Что случилось с этим стройным продуманным планом? Что случилось с ее сердцем?

Ответ простой. Это Гарри. Он изменил все: и правила, которые они сами придумали, и ее жизнь. И вот теперь она стоит перед ним, не зная, что делать: ей страшно сделать шаг навстречу, но еще страшнее отступить.

— Послушай, Лиз. Может, я неправильно это сказал. Может, это неподходящий момент. Но вряд ли свадебным этикетом предусмотрены правила, как делать предложение женщине, которая вот уже несколько недель — твоя невеста. А суть в том, что я тебя люблю.

Любовь… Знает ли он, что это такое? Известно ли ему, что любовь — это не прихоть, которую можно выбросить из головы, как только наиграешься?

— Ты меня любишь? — тусклым голосом повторила она.

— А ты… Ты могла бы полюбить меня?

— Я… Я не знаю…

Она почувствовала, что ее трясет, скрестила руки и обхватила себя за плечи, стараясь унять дрожь.

Почему она не может произнести ни слова? Почему в горле стоит комок, который не дает ей сказать те слова, которые уже давно созрели в ее душе? Может быть, она такая же, как ее мать? Все ждет кого-то получше? Но кто может быть лучше, добрее, красивее Гарри? Говори же, говори, приказала себе Лиз.

Уже поздно. Что-то погасло в его глазах, он сжал губы и отвернулся.

— По крайней мере, честно, — пробормотал он.

Она похолодела. Что же она натворила!

— Гарри, — начала она с дрожью в голосе.

— Ничего, — улыбнулся он. — Когда-то я считал, что признаваться в своих чувствах — признак слабости. А теперь нет. Теперь я знаю, что настоящая любовь ничего не ждет в ответ. Если даже ты меня не любишь, это ничего не меняет. Я все равно буду любить тебя.

— Просто это случилось слишком неожиданно. У меня в голове все смешалось.

— Я знаю. У меня тоже все перепуталось. Вернее, раньше так было. А теперь у меня в мыслях полная ясность. Но, может быть, тебе нужно время. Наверное, тебе необходимо все это осмыслить. Что ж, у тебя есть время. До завтра. Завтра я буду ждать тебя в часовне. У главного входа. Буду ждать, чтобы ты пришла на свадьбу. На нашу с тобой свадьбу.

Он посмотрел ей в глаза. Взгляд у него был прямой, требовательный, полный страсти. Потом он повернулся и вышел, оставив ее наедине со своими страхами и сомнениями.

— Ты еще не готова! — всплеснула руками Розмари, с порога окидывая критическим взглядом футболку и джинсы Лиз. Сама Розмари была одета, как всегда, безупречно. В одной руке она держала свое платье в чехле, а в другой — бутылку шампанского. Под мышкой у нее была зажата пухлая косметичка. — А я уже и маникюр сделала. Взгляни, какой цвет. Называется «розовое влечение».

— Что розовое — несомненно, — мрачно кивнула Лиз.

— И вот решила захватить шампанское. Твоя свадьба — повод для самого лучшего. Начнем поскорее.

Лиз закрыла за матерью дверь и уселась за обеденный стол. Медленно отхлебнула остывший кофе. На этом самом месте она просидела всю ночь. У нее не было сил ни двигаться, ни думать.

— Что-то случилось? — спросила Розмари, и на гладком лбу пролегли тревожные морщины.

— Можно и так сказать.

Розмари рухнула на стул рядом с Лиз.

— О боже праведный! Я надеюсь, ты не порвала с Гарри?

— Нет, не совсем. Он хочет жениться на мне.

— И в чем проблема? — удивленно округлила глаза Розмари.

Тяжело вздохнув, Лиз начала рассказывать. Когда-то, в далеком детстве, Лиз, бывало, признавалась матери в каком-нибудь озорстве. Так и теперь, словно маленькая девочка, она виновато рассказала про их с Гарри розыгрыш, и как ситуация вышла из-под контроля, и как в конце концов Гарри сам перечеркнул договор.

— Ох, ну это еще не самое страшное, — облегченно вздохнула Розмари. Главное, что вожделенный зять не сорвался с крючка! — Все будет хорошо.

— Откуда тебе это знать? — неуверенно спросила Лиз.

— Но ведь это ясно как божий день. Ты его любишь, и он тебя любит.

— Откуда тебе это знать? — упрямо повторила Лиз.

— Ты ведь сама всегда говоришь, что более опытного специалиста по проблемам брака, чем я, не найти. Я всегда чувствую, что хорошо, а что плохо. Так вот, ваш с Гарри брак будет идеальным.

— Ой, мама. Не знаю.

Лиз с отчаянием запустила пальцы в растрепанные волосы.

— Ну сама подумай, детка: если бы ты его не любила, разве ты бы мучилась сейчас, не зная, как смягчить для него удар? Ты бы просто отказала, и все.

— Может быть. Нет, конечно, он мне небезразличен.

Розмари засмеялась, откинув назад голову.

— Небезразличен! Я что, не видела, как ты на него смотришь? А он с тебя тоже глаз не сводит. Да в вас столько огня, что впору вызывать пожарных.

О-о, значит, эти искры — не плод ее воображения! Другие тоже заметили. Или все эти люди просто находились под впечатлением их ловкой мистификации? Или Лиз сама себе все это внушила? А теперь у нее такое чувство, что она вот-вот упустит что-то очень важное в жизни. Неужели это важное — Гарри?

Зачем она упрямо закрывает глаза на очевидное? Почему ей страшно признаться самой себе в том, что она тоже влюблена в Гарри? Она не знала ответа.

— Объясни, чего ты боишься? — тревожно спрашивала мать. — Что ты теряешь? Свою независимость? Свой дом? Свою свободу?

Мое сердце, хотелось закричать Лиз. Она сжала в ладонях чашку с кофе, словно надеялась согреть холодные руки. Но кофе давно остыл.

— Неужели ты настолько зациклена на правилах, что будешь до конца следовать договоренности, какой бы абсурдной она ни была?

— Может, и буду.

— Ответь мне на один вопрос. Только честно. Ты боишься стать такой, как я?

Ай да мама! Ей бы самой стать психоаналитиком. Лиз не ожидала от вечно занятой самой собой матери подобной проницательности.

— Наверное, я больше боюсь того, что Гарри окажется таким, как ты, мама. Вдруг ему быстро наскучит его любовь? Может, для него это — лишь эпизод. Знаешь ведь, что про него люди говорят. Он порхает от одной подружки к другой и тут же забывает их имена.

Розмари обняла дочку.

— Скажи, ты действительно веришь во все эти россказни? Или это всего лишь предлог?

— Не понимаю.

— Сдается мне, что дело в твоем отце, — тихо сказала Розмари.

И снова Лиз подивилась ее мудрости и силе духа. Розмари заговорила о глубинных страхах, в которых Лиз и сама себе боялась признаться, загоняя их куда-то в потемки подсознания. Она и теперь не хотела о них говорить.

— Не понимаю, о чем ты, — буркнула Лиз, скрестив руки на груди и словно отгораживаясь от матери.

— У тебя диплом психолога, но это не значит, что ты умнее всех вокруг.

— Что ж, продолжай, — скептически хмыкнула Лиз.

Розмари понизила голос и заговорила со страстной убежденностью.

— Твой отец никогда не умел показывать свою любовь. Произнести «я люблю тебя» было для него настоящим мучением. И ты, к несчастью, точно такая же.

— Для меня это не мучение, — горячо возразила Лиз. Слова матери неожиданно задели ее за живое. — Мне вовсе не трудно произнести… эти слова.

— И что, ты часто их говоришь? — насмешливо спросила Розмари. — И кому же, любопытно узнать?

— Часто, представь себе. Как ты думаешь, о чем я трижды в неделю разговариваю с брошенными детьми в приюте? Так или иначе, я пытаюсь убедить своих пациентов в том, что они не безразличны мне. Если бы они не чувствовали моей любви, мне бы ничего не удалось добиться.

— Хорошо. Готова признать, что это тоже любовь. Но я разговариваю с тобой о других чувствах. То, что ты хороший психотерапевт, еще не значит, что ты умеешь любить.

— Что?!

— Что слышала! Тот, кто любит, находит слова, чтобы показать свою любовь. А ты не можешь. Или не хочешь. Ты напялила на себя эту дурацкую маску, препарируешь живые чувства, рассматриваешь эмоции под микроскопом и никого не подпускаешь близко к себе. Даже меня, свою мать. Только потому, что боишься душевной боли.

— Ну, доктор Фрейд, скажите мне, почему я боюсь душевной боли, — насмешливо проговорила Лиз.

Но насмешливость была показная. Слова матери задели ее за живое.

— Это все из-за твоего отца.

— Мама, он отдалился от меня из-за тебя! Он не хотел больше боли. Ты что, забыла, что бросила его? Тебе попался кто-то побогаче, разве не так?

— Нет, не так.

— Ой, мама, меня-то не надо обманывать. У меня есть глаза и уши. Хотя я была ребенком, я прекрасно понимала, что происходит.

— Ты думаешь, что понимала. Но это не так. Я очень любила твоего отца. По-настоящему. Но он не мог ответить мне такой же любовью. Никогда я не слышала от него слов любви. Поэтому я и ушла от него. Это первая причина. А вторая — та, что у него появилась другая женщина.

— Не может быть! Ты никогда мне об этом не говорила!

— Я просто не хотела тебя настраивать против отца. И против мужчин вообще. Такое бывает, это жизнь. Он подолгу не бывал дома из-за работы. Отчуждение росло. Это произошло задолго до того, как я собрала вещи и ушла.

Признание матери было для Лиз полным откровением. Всю жизнь ее терзали несуществующие призраки! Она возвела вокруг себя стены отчуждения, опасаясь, что кто-то причинит ей боль. Но имеет ли это значение сейчас, когда ей нужно на что-то решиться?

— Мама, почему ты никогда раньше об этом не говорила?

— Вначале ты была слишком мала. Потом мне казалось, что все давно травой поросло. Я и не предполагала, что в твоем воображении все это так исказилось.

Разом рухнули ее представления о жизни. Теперь она знает, что можно не опасаться предательства Гарри. Он не такой, как ее отец и мать. Он не из тех, кто только берет. Он не боится отдавать. Она всегда это чувствовала, только боялась признаться себе. Ведь она видела, как он заботится о Марго, любит ее, боится ее огорчить.

— Давай обсудим мой брак с твоим отцом и все мои последующие замужества в более подходящее время, — предложила Розмари. — Сейчас тебе нужно подумать о собственной жизни. И не трать время на психоанализ. Послушайся своего сердца. Иначе ты совершишь ошибку, о которой будешь жалеть всю жизнь.

Гарри просмотрел бумаги и отдал их юристу. Потом они несколько минут что-то вполголоса обсуждали. Наконец юрист кивнул и удалился, а Гарри подошел к Джонни и обнял его за плечи. Джонни сегодня — чуть ли не главное действующее лицо. Гарри еще утром попросил его быть на свадьбе шафером.

Марго подошла к ним и недовольно спросила:

— Неужели даже сегодня нельзя забыть о работе? Совсем как твой дед!

— Что-то я не пойму — это комплимент или нет?

Щеки у нее порозовели от негодования. Хороший знак. Впервые со дня смерти мужа она вспомнила о том, что у него были и недостатки. Может быть, теперь она перестанет с такой настойчивостью стремиться воссоединиться с ним за последней чертой.

— Нет, не комплимент. Нельзя забывать, что кроме работы существуют другие важные вещи. Твой дед никак не хотел в это верить, пока не стало поздно. И ты об этом забываешь. Ради всего святого! Посмотри вокруг! Гости собрались! У тебя сегодня свадьба!

— Этот разговор не имеет отношения к работе.

Он взволнованно мерил шагами ступени часовни, нервно поглядывая на часы. Уже пора!

— Кого ты хочешь обмануть? Мне восемьдесят восемь лет, но я еще не в маразме и не ослепла. Я прекрасно знаю, что ты разговаривал с юристом компании.

— Да, я разговаривал с юристом из компании, но по личному делу.

— Гарри Роберт Батлер! Посмотри мне в глаза! — Марго воинственно подбоченилась. — Неужели ты в такую минуту думаешь о брачном контракте?

— Нет, бабуля. Не беспокойся. Да и поздно уже думать о брачном контракте.

Он бросил тоскливый взгляд в сторону входа. Пусто. Гости расселись по скамьям и ждут. И он ждет. Ждет свою невесту. Ждет и надеется, что она приедет. И пойдет с ним к венцу.

— Не приехала еще? — в десятый раз за последние пять минут спросил он.

— Не беспокойся, Гарри, приедет. — Бабушка заботливо похлопала его по руке. — Наверное, застряла где-нибудь в пробке. Надо было настоять на лимузине с шофером.

— Лиз терпеть не может лимузины, — улыбнулся Гарри. — Ты ведь знаешь, какая она скромная.

Обрывки теплых воспоминаний закружились у него в сознании. Лиз такая чудесная. Господи, сделай так, чтобы она приехала!

Но вдруг она все-таки не любит его? Впервые он всерьез подумал о такой возможности. Раньше он просто не впускал в сознание никаких сомнений. Теперь же приходится взглянуть правде в глаза. Ведь назначенный час давно пробил, а ее все нет.

— Бабуля, я должен кое в чем признаться, — медленно начал он.

— Не хочу ничего слушать! Вы вчера повздорили, я знаю. Но это не имеет никакого значения. Мне уже столько лет, что меня не обманешь. Я знаю, что такое любовь. Я вижу, что ты ее любишь. И нет никаких сомнений в том, что она тебя тоже любит.

— Никаких сомнений? — спросил он с вновь затеплившейся надеждой.

— Конечно, — убежденно кивнула Марго. — Я пойду сяду на место. Хотела посоветовать тебе не волноваться, но знаю, что это бесполезно. Все женихи всегда волнуются.

Она чмокнула Гарри в щеку, похлопала по руке и пошла к своему месту в первом ряду.

— Не волнуйся, Гарри, — услышал он детский голосок. — Доктор Уилкинсон обязательно приедет. Я тебе точно говорю.

— Ох, надеюсь, парень.

И Гарри с нежностью притянул к себе юного шафера.

— Невеста приехала!

Поднялась суматоха. Гости стали оборачиваться, чтобы взглянуть. Гарри подтолкнули вперед, к тому месту, где должен ожидать невесту жених. Заиграл орган. Так Гарри и не успел спросить, любит ли она его.

Она медленно шла по проходу, стройная и грациозная. Ее лицо было прикрыто фатой, но Гарри знал, что она смотрит прямо на него. О чем она думает? Она приехала, но почему? Может, ее мать заставила? Или она планирует завершить мистификацию здесь, при стечении народа? Что его ждет? Может ли он надеяться?

Церемония прошла, как в тумане. Гарри автоматически делал все, что требовалось: брал ее за руку, наклонял голову, повторял слова молитвы. И все время искоса поглядывал на Лиз. У нее на лице было умиротворенное, спокойное выражение. По ее глазам было видно, что в душе у нее царит мир.

Она повернулась к нему и чуть сжала его руку. Что это означает? Она прощается с ним?

Священник торжественно произносил простые, проникающие в самую душу слова. Это что, по-настоящему? Сейчас они станут мужем и женой?

— Берешь ли ты, Гарри Роберт Батлер, эту женщину…

Словно в тумане, Гарри отвечал «да». Сейчас настанет очередь Лиз. Господи, сделай так, чтобы она ответила «да»!

— Берешь ли ты, Элизабет Уилкинсон…

— Подождите! — крикнул Гарри.

Если она ответит «нет», то все потеряно. Но еще есть возможность все изменить.

— Я люблю тебя, Лиз, — прошептал он. — Для тебя это что-нибудь значит?

— Да.

В уголках ее глаз блеснули слезы. Он с горячностью сжал ее руки.

— Тогда ответь: ты любишь меня?

— Да.

Короткое, но такое важное слово перевернуло все в его душе. Он не мог поверить своему счастью. Притянул ее к себе и поцеловал, а она обвила руками его шею.

— Погодите, — улыбнулся священник. — Целоваться пока рано. Она еще не сказала «да».

Он с трудом оторвался от ее губ. Верно, она должна сказать «да». Гарри с нежностью посмотрел на нее, и она прошептала:

— Да.

Гарри наклонился к ней. Теперь он поцелует ее самым законным образом!

— Погодите, — остановил его священник.

— Что такое? — недовольно повернулся к нему Гарри.

— Я должен сказать: «А теперь вы можете поцеловаться».

— Уже поздно, святой отец! — улыбнулся Гарри.

Словно сквозь сон он слышал, как священник данной ему властью объявляет их мужем и женой. Мистером и миссис Гарри Батлер. Лиз не возразила.

— Ты не против того, чтобы стать миссис Батлер? — прошептал он.

— Нет, — прошептала она в ответ и сжала его руку. — Для меня это честь.

— Вот и хорошо, — облегченно вздохнул Гарри.

Держа жену под руку, он обернулся к гостям.

— Дамы и господа! Я должен сделать заявление.

Священник заметил:

— Этого не было на репетиции.

— Мы теперь не просто муж и жена. Мы — семья. И мы хотим усыновить этого мальчика. Если он согласен.

И он притянул к себе взволнованного шафера.

— Как здорово! — пискнул малыш.

— Спасибо тебе, — прошептала Лиз.

— И тебе спасибо. За то, что согласилась стать моей женой.

Не в силах больше ничего сказать, Лиз обняла Гарри и Джонни.

— Счастливая минута, — сквозь слезы умиления прошептала старая Марго. — Все прошло просто замечательно! Но если бы мне довелось подержать на руках правнука… Вот тогда я могла бы наконец умереть со спокойной душой.

Гарри и Лиз услышали ее и дружно засмеялись. Разумеется, они готовы на все, чтобы угодить бабуле. Даже если она впоследствии заявит, что покинет этот мир счастливой только тогда, когда вынянчит дюжину правнуков!

А потом была их первая брачная ночь. И сон, приснившийся однажды истомленной желанием Лиз, оказался лишь бледным подобием того, что ей довелось испытать в реальности.