Любава
— Помогите! — Я бежала по коридору, не чувствуя ног. — Прошу!
В столовой все еще играла нежная музыка, когда я влетела внутрь.
Ужин убрали, девочки разошлись. Осталась только худая, как трость, пианистка и хозяева.
Данил и Лимия плавно скользили по каменному полу в танце. Они даже не сразу меня услышали, так были увлечены друг другом.
Я согнулась, задыхаясь, и потянула к ним руку. Пальцы были в темной крови. Это испугало, оттого голос не хотел проталкиваться вперед.
— Синар… умирает… — с трудом выдавила я и подалась к стене, чтобы не упасть. Плечо пронзило болью, стигма разогрелась, а второе сердце упруго ударилось в ребра.
— Любава? — на повороте Даниил все-таки заметил меня. И они с Лимией метнулись навстречу. — Что случилось?
Меня подхватили, не дав упасть. Усадили на ближайший стул с высокой спинкой. В лицо брызнуло водой.
— Я н-не знаю… — слова шли рывками, перемешивались с хрипом. — Он просто упал. Затрясся в лихорадке. Я… н-н-не удержала его. Принц рассек висок, — я показала на себе, чиркнув от волос вдоль скулы пальцем, и затряслась от вида крови на руках. — А если… он… а если?.. — я не могла дышать. Захлебывалась.
— Спокойно, — Даниил стиснул мое плечо и еще строже добавил: — Хочешь, чтобы он жил, возьми себя в руки. Вы связаны, Любаша.
— Я хочу, чтобы он жил, — кивнула, повторяя слова, будто заклинание. — Хочу, чтобы жил…
— Пойдем тогда спасать.
На обратной дороге к покоям я едва передвигала ноги, потому говорить совсем не получалось. Принц, как я его и оставила, лежал у закрытой двери без признаков жизни. Будто уже поздно.
Я замерла, прослушиваясь к себе. Второе сердце молчало, и без него стало жутко холодно. Плечи стянуло знакомым льдом, а запястья обожгло невыносимой болью, словно там не шрамы, а кандалы из раскаленного металла.
Даниил наклонился к Синарьену, прощупал его шею, приоткрыл веки и покачал головой.
— Белки покраснели. Нужно быстрее. Он умирает от яда оски, потому и потерял сознание. Ли, ты давала ему мазь?
— Конечно, — хозяйка быстро открыла дверь в спальню, окинула взглядом помещение и вскрикнула: — Только он не притронулся к ней! Что за упрямый человек?!
— Надо было проконтролировать, — гаркнул Данил.
— Предлагаешь, намазать спинку чужому мужчине? — гневно стрельнула в русоволосого Лимия и сплела руки на груди. В ее малахитовых глазах засеребрилась вьюга. Девушка тут же уставилась на меня. — Пусть невеста этим занимается, а то недотрога, видите ли…
Даниил, крепко выругавшись, с трудом передвинул недвижимую тушу принца на несколько метров.
— Отъелся на королевских харчах ваш наследник, — мужчина ворча протянул Синара по полу до постели, поддерживая его под мышками, но наверх поднять уже не смог. Упал рядом и попросил: — Ли, надо бы теплой воды и кусок ткани, а еще нитку с иголкой. Любава, ты вышивать умеешь?
Неприятно было от брошенного хозяйкой «недотрога», но я глотнула обиду — сейчас жизнь Синарьена важнее, чем моя гордость.
— Умею, — уверено произнесла и подошла ближе. Присев к принцу, всмотрелась в белую прядку, что легла на высокий лоб. Она поседела еще в академии, когда мы встретились. Убрав с бледного лица другие пряди, темные, что спрятали красивые губы, я слабо задрожала. Эти губы напали на меня около комнаты, а потом их владелец откинулся навзничь и больше не откликался.
Такой ужас я уже испытывала, когда они вернулись с колесницей, и не до конца оправилась от шока, но сейчас все было намного тяжелее. Я это чувствовала. И боялась. За себя. За него. За всех.
Прочитав небольшое заклинание лечения, доступное любому магу, смогла замедлить кровотечение, но рана была слишком глубокой, до кости разрезало, а у меня недостаточный профиль. Я не лекарь. Потому и побежала за помощью.
— Лимия, — простонал Даниил, — прикажи полумерцам уложить принца на кровать. Я выдохся. Любаша, не пугайся, это всего лишь слуги.
Но я все равно дернулась, когда девушка, приподняв черную юбку, побежала в коридор, что-то проговорила скороговоркой, и четверо безликих худых фигур тут же зашли внутрь, чтобы выполнить приказ и снова скрыться в коридоре замка. Какие жуткие твари. Когда на меня напал лысый маг, слуг тоже было четверо. А вдруг те же? Они будто безликие близнецы, как куклы. Меня пробил крупный озноб от ужаса, что сковал все тело, от воспоминания о неприятных прикосновениях, о грязных лапах, что касались моей обнаженной кожи.
— Ты должна сделать это сама, — Данил, вернув меня в реальность, подошел ближе и показал на принца. — Твои прикосновения для него лечебные. Когда зашьешь рану, — он вложил в мои пальцы моток белых ниток и сверкающую иглу, — нужно укусы обработать мазью. Все укусы, Любава. И царапины. Даже один след может отравить безвозвратно. Справишься?
— Наверное, — выпустили онемевшие губы.
— Справишься, — утвердительно сказал хозяин замка и поспешно ушел.
Я присела на край кровати, подрагивая от страха.
Лимия принесла миску с водой, протянула мне кусок чистого хлопка.
— Быстрее. Яд осок для людей без магии очень опасен. За сутки любой, даже очень сильный муж, сгорает, а Синарьен изможден. Я не ожидала такой быстрой реакции. Любава, мы с Даниилом больше ничем не можем помочь. Все зависит от вашего желания жить. От твоего желания его спасти.
— Понимаю. Спасибо за все. Если мы… все-таки, — судорожно сглотнула и глухо договорила: — Не справимся, — я ласково провела по холодной руке принца, — придайте тьме нас вместе. Пусть любви между нами нет, но боги связали, значит, в этом есть смысл.
— Еще чего! — Лимия уперла руки в бока и грозно посмотрела мне в глаза. — Мы еще на вашей свадьбе погуляем. А теперь я оставлю тебя, позже девочки принесут ужин, ты так и не поела. — Хозяйка вдруг пошатнулась, вцепилась в рукав моего платья, ее волшебные волосы приподнялись над плечами и обмотали мои изуродованные запястья.
Это было больно. Так сильно, что я сжала руку Синара и почувствовала, как он слабо дернулся. Второе сердце отозвалось активным ударом.
Лимия не удержалась на ногах, припала на колено, вдохнула с шумом и тряхнула головой. Волшебные волосы отпустили мои руки и переплелись на одно плечо хозяйки.
— Любава? — болезненно протянула Лимия. — Кто ты? Почему попала именно к нам?
Я потерла запястья. Стало легче, зуд и боль отступили, словно Лимия залечила мои раны. Но шрамы остались, хотя и перестали ныть. Я развернула руки и убедилась, что печати академии по-прежнему были размыты.
— Не знаю, — передвинувшись к изголовью, внимательно изучила участок кожи Синара, что придется зашить. Как ужасно смотрится. Будто кто-то ржавым кинжалом прошелся, со всей мощи надавив на рукоять.
Чтобы настроиться, я опустила руки в теплую воду и хорошенько намочила лоскут.
— Думала о доме, когда шагнула в портал, — выжав ткань, осторожно приложила ее к краю тяжелой скулы принца и стерла кровь.
— Если ты с Ялмеза, это все объясняет.
— Данил говорит, что я его землячка.
— Да? Мне он этого не сказал. Но тогда почему я тебя чувствую? Это что-то на глубинном уровне.
— Магия? — предположила я.
— Вряд ли. Я пуста, увы. На мне столько блоков, что можно покрыть весь мир и лишить его дара.
— Зачем столько? — продолжала вытирать кровь со смуглой кожи принца, понимая, что дрожу от страха его потерять.
— Кто-то перестраховался, но я пока так и не знаю, кто. И не знаю, что за мощь прячет моя магия.
— А вернуть можно? — я выжала ткань в миске и ужаснулась, сколько крови потерял кританский принц. Вся комната была украшена разводами и лужами, а до кровати тянулась алая дорожка.
— Не будем обо мне, — скупо отмахнулась Лимия. — Ты лучше расскажи о себе.
— Я совсем ничего не помню, ни детства, ни юности. Только последние пять лет. Как попала на Энтар и поступила в академию. Это все. — Я стерла остатки крови на волевом подбородке Синарьена и, стиснув до скрипа зубы, приготовила иглу.
— У нас есть нечто общее, — Лимия внимательно изучала, как я вкалываю острие в плоть, натягиваю нить, соединяя ткани между собой. — Последние десять лет я живу в этом замке, обустраиваю его, принимаю гостей и воспитываю брошенных девочек с магией, — хозяйка сдержанно заулыбалась и спрятала глаза, будто винила себя в чем-то. — Но несколько лет до того, как сюда попала, я не помню. Будто все стерли нарочно.
— Может, мы родственники? — я закрепила последний стежок и откусила нить. Получилось ровно, но шрам, если за неделю не вылечить лекарской магией, останется навсегда.
— Не думаю. Я хорошо знаю свое родовое древо. Ты слишком яркая, тебя невозможно забыть.
Я пожала плечами и потянулась за мазью.
— Тогда… родственные души?
Лимия заулыбалась. Широко и светло.
— Все может быть. Я пойду. Доброй ночи, Любава. Надеюсь, встретить вас двоих на завтраке, — она тепло посмотрела на принца и тихо вышла за дверь.
Я сглотнула, разглядывая деревянное полотно, будто за ним спрятано нечто важное. Быстро отряхнувшись, взялась за лечение жениха. Даже усмехнулась нелепости мысли. Жених… как же. Королева Любава? Даже звучит криво и царапает язык. Какая из меня правительница? Мне бы в себе разобраться, эмоции усмирить. Я не согласна нырять в проблемы сотен тысяч людей, потому что в своих утопаю по горло. Я не справлюсь. Не хочу даже думать об этом.
Мазь была прозрачной, пахла вялой травой и влажной землей. Приятно пахла, хотя и резковато. Я набрала совсем чуток на кончик пальца и провела им сначала по щеке принца, где явно проступили алые росчерки от царапин осок. Лекарство впиталось с серебристым свечением, полосы побледнели, а потом и вовсе пропали.
Легко нанося мягкий жир, я словила себя на том, что не чувствую напряжения или острого желания. Ушли страхи и трепет, осталось только тепло. Оно зарождалось на кончиках пальцев, согревало руки и, ныряя под рукав, ласково обнимало плечи. Словно энергия идет от принца ко мне и обратно. Обработав его крупный лоб, убедилась, что не пропустила раны на носу и скулах. Каждую точку и царапину зацепила, наблюдая, как они растворяются. Синарьен не двигался, не издавал ни звука, но кожа налилась кровью, бледность ушла, а широкие ноздри расширились, шумно потянули воздух.
На губах тоже были порезы. Не глубокие, но они краснели от яда оски, и я подняла руку, чтобы прикоснуться к ним и отпрянула. Жар обвил поясницу и вытолкнул из горла сиплый стон. Этого еще не хватало.
Синар при смерти, а стигму заботит только одно? О боги!
Сцепив зубы, я очень осторожно и невесомо нанесла мазь на контур чувственных губ и слегка задела впадинку под носом. Принц выдохнул, почти опалив мои пальцы горячим воздухом.
Я отпрянула.
— Так… спокойно. Он спит, — прошептала в пустоту. — Лицо обработала, осталось всего ничего, — и взгляд поплыл по крупной груди под черной рубашкой, по узким брюкам, что бугрились в паху, по крепким ногам, что вели Лимию в танце. Я в гостиной сходила с ума от необъяснимой ярости, думала, что хозяйке рожу расцарапаю, когда они склонялись друг к другу близко и задорно смеялись, потому и попросила Данила выйти на свежий воздух.
— Я справлюсь, — прошептала вслух. — Мне нужно только нанести мазь.
Отставив баночку, потянулась к рубашке, чтобы раздеть принца. Первая пуговица была сломана, с клочком ткани вырвана, вторая расстегнута. Пальцы лишь притронулись к следующей, алые ленты стигмы вырвались из груди Синара и любовно оплели мои руки, обжигая мелкой приятной вибрацией.
— Нет, так не пойдет, — прошептала я, одернувшись. Метка тут же затихла и спряталась под плотной черной тканью. — А если закрыть глаза и сделать это быстро?
Я попробовала на ощупь, но на третьей пуговке задышала чаще, отчаянно желая провести ладонями по сильным плечам. Лозы стигмы прикасались, щекотали, звали…
Он избалованный наследник! Он красивый мужчина, не отрицаю, но я не должна так плыть. Я его совсем не знаю! Это неправильно.
Встала и, сдирая магические ленты со своих рук, отвернулась к окну. Парная магия помогла спасти принца на улице, но ее не хватило, чтобы очистить от яда. Нужно спешить, а я не могу с собой справиться, все тело покрылось мурашами, что бегают от лопаток до ягодиц, а затем поднимаются вверх, сковывая горло и плечи, щекоча низ живота, стягивая поясницу тягучим желанием. Будто мне в напиток подлили капли возбуждения.
В мертвой пустоши холодный сезон отличался от энтарского. С неба сыпали снежинки, что тут же гасли на черном песке. Лиловый горизонт на мрачном фоне выглядел яркой лентой в темных волосах девчонки.
Я раскрыла раму и жадно втянула холодный воздух. Легче не стало, но получилось немного отстраниться от внутренней жажды.
Вернувшись к постели принца, быстро расстегнула всю планку и распахнула полы. Боги! Грудь исполосована так, что чистой кожи не найти. Синар сильно задрожал, его пальцы сжались в кулаки, а изо рта вырвался страшный хрип.
Нужно спешить и обмазать все тело.
Сначала обработала руки, каждый палец, шалея от их крепости, вспоминая, какими они могут быть настойчивыми и… нежными.
Глубоко вдохнув, все-таки вернулась к одежде.
Злясь на себя, дернула ремень брюк, справилась с пуговицами и потянула все вниз. Синара нужно приподнять, иначе не снять, он слишком тяжелый. Пробовала и так, и эдак, но не смогла вытащить ткань из-под ягодиц. Пришлось забраться на принца, упереться коленями в кровать по обе стороны от бедер жениха и стаскивать понемногу. Взгляд уперся в подтянутый пресс, дорожку волос, уходящую под пояс и хлопковое белье. Я судорожно сглотнула и дернула все сразу.
Задержав дыхание, провела пальцами по косым мышцам. Синар застонал, его кожа покрылась испариной и мелкими пупырышками. Захотелось разгладить, согреть ладонями. Он не был возбужден, но даже так выглядел большим. Пряный запах защекотал нос. Я наклонилась и, прикрыв глаза, втянула его. Жадно. Безумно. Затряслась от невыносимого желания трогать его и изучать.
— Он умирает, а я тут… как куртизанка! Это все злые боги!
Наверное, Синар чувствовал мою ярость, потому что от каждого прикосновения подрагивал и скрипел зубами. Когда я спустилась по груди к паху, чуть не вскрикнула. Потому что теперь он был не просто возбужден, а очень возбужден. Это завораживало. Взгляд приковало к перевитому венами органу, пальцы ласково обвели по головке. Мазь сверкала, излечивая, убивая яд, возвращая принцу силы и власть надо мной.
Синар выгнулся, стоило тронуть уздечку, провести кончиком пальца вниз. Я сама задержала дыхание.
— Это просто лечение, — уговаривала себя, продолжая наносить мазь. Да только воздух в груди заканчивался, а пальцы невольно сомкнулись вокруг напряженного ствола. Провести вниз, раскрывая.
Синарьен вдруг захрипел, затрясся, и на руки плеснуло горячей влагой.
— Любава… — зашелестели его губы.
Я спрыгнула с кровати, словно в меня тьма вселилась. Подняла ладони вверх, отказываясь верить в происходящее. Он не может влиять на меня вот так бесстыдно! Это нечестно.
Когда принц открыл глаза, я в страхе попятилась к двери. Белки его глаз очистились от крови, но взгляд, голодный и пристальный, вызывал в моем теле протест. Я едва не упала от пробежавшей горячей волны от макушки до пят, будто Синар не смотрел, а трогал, облизывал, сминал.
Ринулась к ручке, но открыть ее не успела.