63

В Валентинов день из почтового ящика на пол в Лизиной прихожей спланировал большой, внушительный конверт. Открытка? От кого? С забившимся от волнения сердцем она вскрыла конверт и замерла…

То было уведомление о предварительном решении суда.

Она хотела засмеяться, но почему-то ничего не получилось. Скорость, с которой были посланы бумаги из суда, застала ее врасплох. Вся процедура заняла чуть больше двух месяцев, а Лиза в глубине души была уверена, что выйдет никак не меньше трех.

С панической ясностью она понимала, что они с Оливером уже вышли на финишную прямую. Дорога открыта, и прямо по курсу виден неуклонно приближающийся конец их совместной жизни.

Еще шесть коротких недель – и выйдет окончательное решение о разводе.

Тогда-то ей и полегчает. С глаз долой – из сердца вон.

Вечером она встретилась с Диланом. Уже месяца два он регулярно ее куда-нибудь приглашал – всякий раз, как заходил в редакцию якобы повидаться с Эшлин, – и Лиза решила, что это ее несколько развеселит. Особенно если учесть, что Оливер совсем не давал о себе знать.

После работы Дилан забрал Лизу и повез в паб в Дублинских Горах, откуда открывался чудный вид на город, и огни внизу мерцали и переливались, как камни-самоцветы. За выбор места она поставила ему высший балл. Также Дилан получил семь из десяти возможных за хорошую прическу и восемь из десяти – за внешний вид. Он был исключительно обаятелен, говорил небанальные комплименты и за это удостоился семи баллов. Но никакого тепла Лиза к нему не ощущала: за приятными словами проглядывала жесткость и неутоленная жажда отмщения, пугающая даже Лизу.

А может, проблема была в ней самой? Весь день ей не давали покоя остаточные явления послеразводного шока.

Она много пила, но никак не могла опьянеть, да и свидание, вместо того чтобы поднять ей настроение, только еще больше расстроило ее. Когда Дилан совершенно недвусмысленно дал ей понять, как он ее хочет, настроение у нее вообще упало.

Она промямлила что-то типа «я не такая».

– Неужели? – губы Дилана изогнулись в досадливо-презрительной усмешке, и Лизе вдруг неудержимо захотелось домой.

Не говоря ни слова, Дилан отвез ее обратно в город.

У дома Лизе удалось вежливо поблагодарить своего спутника, но достаточно быстро выбраться из машины она все же не смогла. Потом, блаженно сидя в кухне за йогуртом (она теперь ела только продукты на И, а их – раз-два, и обчелся), размышляла: что же будет с ней дальше, если одноразовый секс перестал доставлять ей удовольствие?


Клода была дома одна. Дилан повел детей гулять, с минуты на минуту должен был вернуться, и, хоть сам он об этом еще не подозревал, им предстояло поговорить.

Встречались они спокойно, без эмоций. Но каждая встреча стоила Клоде нервов. Дилан злился, она защищалась, но скоро все это изменится.

Как вообще она могла думать, что с Маркусом можно жить? Дилан чудесный: терпеливый, добрый, щедрый, преданный, работящий и к тому же намного красивее Маркуса! Вернуть, вернуть прежнюю жизнь! Правда, Дилан наверняка будет упираться и дуться, а Клоде не очень-то улыбалось пресмыкаться, чтобы уломать его.

За дверью послышались детские голоса. Пришли! Клода побежала открывать, приветливо улыбнулась Дилану. Он с каменным лицом вошел в дом.

– Можно тебя на два слова? – весело спросила Клода.

Дилан равнодушно пожал плечами. Клода усадила детей перед телевизором, плотно закрыла дверь и вернулась в кухню, где ждал Дилан.

В горле застрял комок, и она с трудом смогла произнести первые слова:

– Дилан, все это время… Я была не права! Прости меня, если можешь. Я тебя по-прежнему люблю и хочу, чтобы ты… – она закашлялась, – чтобы ты вернулся домой.

И посмотрела ему в лицо, ожидая, когда золотой свет счастья зальет его и радость сменит каменную маску, за которой он прятался с тех пор, как они расстались. Дилан внимательно смотрел на нее.

– Я понимаю, прежде чем мы заживем нормально и ты снова начнешь верить мне, должно пройти время, но мы можем вместе пройти курс реабилитации и все, что надо, – продолжала она. – Я была не в себе, что так поступила с тобою, но ведь все поправимо… Правда?

Дилан не произнес ни звука.

Клода подошла ближе и коснулась его руки.

– Нет!

– Послушай, Дилан… Что – нет?

– Нет, я не вернусь.

Этого Клода не предвидела. Ни в одном из своих сценариев.

– Но почему? – спросила она, все еще не веря.

– Просто не хочу.

– Но ты ведь был в таком горе оттого, что я… ну… сделала.

– Да, я думал, это меня убьет, – согласился Дилан. – Теперь, должно быть, уже справился с собою, потому что больше не хочу с тобой жить.

Клоду затрясло. Не может такого быть, не должно!

– А как же дети? Это его задело.

– Я люблю своих детей. Ну, слава богу!

– Но опять сходиться с тобою из-за них не буду. Не могу.

Она проигрывала. Вся власть, которой, как ей казалось, она обладала, оказалась чистой видимостью. И тут ей в голову пришла мысль, невозможная до смешного.

– Ты случайно… случайно не нашел себе другую? Дилан недобро рассмеялся.

– Я много других нашел, – хмыкнул он.

– Ты имеешь в виду… ты хочешь сказать… ты спал с другими женщинами?

– Да разве с ними заснешь…

Она охнула, точно от удара под дых, чувствуя себя преданной, обманутой. И ревность вдруг взыграла. А его уверенный многозначительный тон наводил на ужасные подозрения.

– Я кого-нибудь из них знаю?

– Да, – самодовольно улыбнулся Дилан. У Клоды упало сердце.

– Кого?

– Как можно задавать мужчине такие вопросы! – упрекнул он.

– Ты же сказал, что будешь меня ждать, – робко заметила Клода.

– Неужели? Значит, соврал.


О будущем Лиза стала задумываться, когда ей предложили работу главные конкуренты «Рэндолф медиа». За десять месяцев в «Колин» она сделала с журналом все, что хотела, наладила рекламу, раскрутила тираж. Пора и честь знать.

Она уже понимала, что вернется в Лондон – там дом, друзья, и хочется быть поближе к маме с папой. Но в процессе обдумывания вариантов ей стало ясно, что вряд ли достанет сил и дальше заниматься изданием глянцевого ежемесячника. Карабкаться по намазанному жиром шесту, унижать других и пожинать плоды их труда больше ее не прельщало. Как, впрочем, и злобное соперничество между журналами. Или жестокие, не на жизнь, а на смерть, междоусобицы внутри коллектива. Когда-то вечное соревнование будоражило нервы, даже вдохновляло, но теперь – нет, и, когда Лиза осознала это, ее охватила паника. Неужели она сошла с дистанции, стала слабачкой, размазней? Нет, слабой она себя не ощущала. Просто были вещи, которых больше не хотелось делать, и это не означало, что она стала слабой. Она стала другой.

Впрочем, изменилась не сильно, надо честно признать: она по-прежнему любила глянцевые журналы за их доступность и простоту. Одежда, косметика, советы психолога – и все. Так что с карьерой вывод ясен: пора устраиваться консультантом.

Эшлин видела: происходит нечто странное. Сначала она не придала этому значения, приняла за случайность. Но за первой случайностью последовала вторая. И третья. Интересно, в какой момент цепь случайностей перестает быть цепью случайностей и становится тенденцией?

Слишком вникать она боялась: она слишком хотела, чтобы это что-то значило. А все Джек Дивайн. Сначала он пригласил ее в бар, чтобы отпраздновать отказ от прозака. Потом, через неделю, когда стало ясно, что она точно не сойдет с ума, опять пригласил в бар, чтобы отпраздновать и это. Затем пригласил в бар и в пиццерию, чтобы отметить возвращение в танцкласс, на уроки сальсы. А далее последовало приглашение на обед в «Кукс», чтобы отпраздновать переезд Бу в его первую в жизни квартиру. Но когда Эшлин заметила, что не худо бы пригласить и самого Бу, Джек в восторг не пришел.

– С ним и с другими ребятами со студии я иду пить пиво завтра, – пояснил он.

– А что мы на этот раз празднуем? – осторожно поинтересовалась Эшлин.

Джек помолчал:

– Что сегодня – четверг?

– Ладно, – кивнула она. Потому что и правда был четверг. Но только почему Джек так с нею мил? Неужели до сих пор жалеет ее? Личная драма со всеми последствиями уже в прошлом. А делать какие-то иные выводы относительно его внимания казалось Эшлин преждевременным.

Просветила ее Лиза.

– Так вы с Джеком наконец-то поладили? – спросила она как можно небрежнее. Все-таки трудно сохранять олимпийское спокойствие, когда тебя обходят; не умеет она этого и, наверно, никогда не научится.

– Прости, что?

– Вы с Джеком. Он ведь тебе нравится? – насмешливо улыбнулась Лиза. – Нравится, да?

Эшлин вспыхнула, чем и ограничилась, оставив без ответа вопрос Лизы.

– И ты ему нравишься, – не отступала Лиза.

– Нет, не нравлюсь.

– Нет, нравишься.

– Нет, не нравлюсь.

– Эшлин, не будь дурочкой, – прикрикнула Лиза. Эшлин испуганно посмотрела на нее и, помолчав, тихо сказала:

– Хорошо, не буду.


Вечером в ресторане Эшлин сделала попытку прояснить ситуацию. Чтобы расхрабриться, она закурила. Джек смотрел на нее так, будто она сделала нечто прекрасное.

– Джек, можно вопрос? Мы сидим в ресторане, обедаем вдвоем… Это…

И умолкла. Может, не стоит спрашивать?

– Это… – с готовностью повторил он. Эшлин тяжко вздохнула. А, ладно, хуже не будет.

– Это свидание?

Он пристально смотрел на нее.

– А вам хочется, чтобы было свидание?

– Да!

– Тогда это свидание. А хотите, я вам назначу еще одно? – нарочито небрежно спросил Джек.

– Хочу!

– В субботу вечером?

– Да. Джек, – услышала Эшлин собственный голос, – можно спросить, почему вы хотите встретиться именно, ну, вы понимаете… со мной?

Она подняла на него глаза, и в тот же миг его взгляд ответил ей, и встреча – нет, столкновение – произошла. Эшлин словно покинули силы – она сидела, боясь пошевелиться.

– Потому, Эшлин, – негромко ответил Джек, – что вы вмешиваетесь в мои планы на мировое господство.

– А это что значит?

– Я ни о чем и ни о ком, кроме вас, не могу думать, – продолжал он. – И это всему мешает.

Голова у нее закружилась, все сильнее, сильнее, сильнее, и слова не шли с языка. Ну хоть бы что-нибудь умное! Она и сама догадывалась, что нравится ему, но если уж он сам сказал…

– Скажите же что-нибудь, – нетерпеливо попросил он.

– И давно это с вами? – промямлила Эшлин непослушным языком.

– Сто лет, – вздохнул Джек. – С самой презентации журнала.

– Так давно?

– Так давно!

И он снова вздохнул.

– Но ведь прошло уже несколько месяцев!

– Шесть.

– И все это время…

Она лихорадочно пролистывала в памяти последние полгода, и собственная жизнь представала перед нею совсем в ином свете. Неужели он серьезно? Конечно, он сам сказал, но она все равно боялась верить.

– Неудивительно, что вы были так добры ко мне, – выдавила она наконец.

– Я бы в любом случае был к вам добр.

– Да?

– Конечно, – кротко улыбнулся Джек. – Ну, может быть. Вероятно… А вы?

– Я?

– Вы что думаете?

Слова по-прежнему не шли с языка, и лучшее, на что она оказалась способна, было:

– Я думаю, что очень хочу встретиться с вами в субботу вечером.

– Хорошо, – кивнул он облегченно. – А может, вы бы зашли ко мне? Вы ведь обещали научить меня танцевать.

Вообще-то она никогда ничего такого не обещала, но спорить не стала.

– И мне все-таки кажется, что суши вам понравилось бы, если б вы мне поверили, – добавил он.

– Я вам верю.

Назавтра, когда Лиза подала заявление об уходе и сообщила о своем намерении вернуться в Лондон, Джеку хватило учтивости сказать:

– Нам повезло, что ты у нас так долго задержалась. Но и ей хватило чутья понять, что от горя он не умирает.

– Вы могли бы заменить меня Трикс, – невинно предложила она.

– Разумеется, мы поду… Ох, хорошо ты меня поймала! – рассмеялся Джек.

Загрузка...