Свадебное путешествие (СИ)

45

Объект их разговора, сама мадам маркиза Матиола, ехала в чудесной компании герцога Провансальского, мэтра Жасмина и его очаровательной жены Лили` Тигрин. Следом тащились повозки актёров и тяжёлый деревянный фургон с реквизитом театра.

— Ох, герцог, — Матиола яростно обмахивалась веером, — хоть вы ему скажите! Что за мальчишеская выходка: носиться кругами по всему каравану? Последние дни он как с цепи сорвался!

— Очень образное сравнение, мадам, — оценил на её реплику мэтр Жасмин. — И, безусловно, верное.

— Это влияние его друга?

— Простите, мадам, это — наоборот, — уверенно возразил режиссёр. — Натал никогда бы не позволил себе нарушать правила столь светского общества.

— Неужели? Мне не показалось, что такая чепуха, как светские условности, может остановить вашего "миллионера", — саркастически заметила маркиза. — Он, действительно, миллионер? И действительно настолько интеллигентная личность? Он и его сестрица ужасно симпатичная пара, но я думала, по правде говоря, что этот Натал такой же дикарь, как мой драгоценный зять, если не больше.

— Вынужден сказать, что вы не совсем правы, мадам. Он — намного меньше. С Гиацинтом в этом смысле сравниться трудно, — мэтр Жасмин опустил глаза, скрывая иронию. — Но, могу вас заверить, у Натала превосходное образование. Золотой диплом с отличием из того же Высшего Парижского учебного заведения, которое заканчивал и ваш зять.

— И как же оно называлось? — поинтересовалась маркиза.

— Улица.

Матиола заулыбалась и мигом пришла в хорошее расположение духа.

— Я покорена вашей оценкой, мэтр. Это тоже очень образно. Но, по-моему, это диалог из пьесы, нет?

— Да, — без смущения признал режиссёр. — Неужели мадам знакомо это произведение?

Матиоле хотелось блеснуть познаниями в искусстве. Она уверенно сообщила, что мюзикл "Мелодия Парижа", знает без преувеличения весь Париж, и она тоже видела его несколько лет назад, но ещё чаще слышала на улицах, в кафе и даже в модных салонах песни оттуда.

Мэтр Жасмин и мадам Лили изо всех сил старались сохранить серьёзность.

— А знает ли мадам автора "Мелодии Парижа"? — невинно спросила мадам Лили.

Маркиза занервничала. По их лицам она догадалась, что ответ может быть неоднозначен. Кроме того, она вспомнила, что именно в "Комеди` Франсез" смотрела эту самую пьесу.

— Неужели, это ваша постановка, мэтр? Я покорена, — смутилась маркиза. — Но, честно говоря, это было давно и я не точно помню все обстоятельства. Так кто же автор столь нашумевшего произведения?

— Они, — мэтр кивнул за окно, имея в виду "кого-то" из спутников их кареты. — Именно они, мадам, напрямую причастны к созданию этого произведения искусства, столь высоко оцененного вами. Скромно признаюсь, что и я тоже приложил к нему руку. Но песни — целиком написаны вашим зятем. Он предполагал за пьесой большое будущее и сам не играл в ней, опасаясь огласки при дворе.

— Боже мой, — маркиза уронила веер на колени и на некоторое время застыла, переваривая новость. Герцог Провансальский отреагировал совершенно философски и ничем не проявил своего удивления или возмущения.

А Матиола постепенно приходила в себя, и, придя окончательно, начала злиться. Объектом её раздражения и объектом привычным, стал Гиацинт:

— А я его уговаривала пойти на "Травиату"! О, он действительно ни с кем и ни с чем не считается! Творит, что хочет, невозможно ни в чём быть уверенным с этим чудовищем! При всех его неисчерпаемых талантах, его любимое занятие однозначно! Игра на чужих нервах! Вот и сейчас, сейчас что он вытворяет!?

— Но ничего такого уж страшного не случилось, — терпеливо напомнил герцог Провансальский. Матиола нервно раскрыла веер и стала обмахиваться им, надеясь остудить пыл негодования:

— Но он ведь подаёт пример младшим. И пример разрушительный! Им тоже хочется гонять пыль по дороге и чувствовать себя независимыми от нас. Откуда в нём этот цыганский характер? Ведь так он спокойно может бросить всё: семью, дом, детей и умчаться в какой-нибудь кибитке в дальнюю дорогу или уйти в море на несколько лет!

— Да, он может, — со знанием дела подтвердил Гиацинт-старший. — Но чего ещё ждать от мальчишки? Только вы не волнуйтесь, мадам, без Виолы он никуда не денется. Ваша дочь — очень достойная партия для моего мальчика.

Матиола закатила глаза:

— Это комплимент, герцог?

— Безусловно. А что касается "младших", Джордано и нашего милого пажа, им также было бы полезнее потрястись верхом, а не в коляске, раз уж им так хочется. Но вы правы, Матиола: четверых бандитов дорога просто не выдержит.

Мэтр Жасмин развёл руками:

— Надо же кому-то быть послушным. А этого "блудного сына" переделывать совершенно бесполезно. Вы пробовали?

— Да! — признались Матиола и герцог.

Режиссёр сочувственно улыбнулся:

— Мы тоже. Безнадёжное занятие, не правда ли?

Матиола в раздумье покачала головой:

— Пожалуй… — и снова обратилась к герцогу: — Но вы же отец ему, как-никак! Могли бы и приказать своей родительской властью. Я говорю не сейчас, а вообще.

Её спутник слегка улыбнулся своим воспоминаниям:

— Вообще? Увы, маркиза, я когда-то сгоряча пробовал проявить свою родительскую власть, и это имело очень тяжёлые последствия. Для меня. С тех пор мне пришлось принять его точку зрения в воспитании детей.

Мадам Лили заинтересованно подалась вперёд:

— Ваше сиятельство, мне бы хотелось поближе познакомиться с этой теорией, если вы не против?

— Мне тоже! — подхватила Матиола.

Герцог добродушно пригладил серебристую бороду:

— О! Это чрезвычайно просто! Первый и единственный её закон Гиацинт сформулировал, когда ему было года три, и звучал он: "Знаешь, папа, сын — тоже человек!"

Жасмин и Лили смеялись. Матиоле самой было смешно, однако маркиза неодобрительно поджала губы:

— Такой подход к воспитанию означает вседозволенность?

— Нет, всего лишь игру на равных. Признание в себе и в другом полноценной личности.

Подумав, Матиола сказала:…

— Эту теорию можно принять, если быть уверенным, что во всех случаях будут такие же хорошие результаты, как у вас…

Вмешался Жасмин:

— Прошу простить, мадам, но как режиссёр я точно знаю по опыту, что личность актёра имеет колоссальное значение при постановке пьесы. Вам нужно, чтобы не только каждое слово и движение, но и общая картина, атмосфера спектакля отвечала вашему замыслу. Но как заставить людей сыграть то, что нужно, а по сути, на время стать такими, какими их видит постановщик?

Если их подавлять (любым способом) то, ручаюсь, ничего не выйдет! Но исполнять всё, что я требую, и главное, чувствовать, как я того требую, они же должны, иначе роли не будет. А в случае с детьми — характера, личности не будет. Надо так удачно комбинировать врождённое с тем, чему можно научить, чтобы образ был цельный.

Честно говоря, с высоты своего всезнания правильно это может сделать только Господь Бог. Людям приходится общаться на равных, если они хотят чего-то достичь. Спрашивать, пробовать, ошибаться… С детьми — главное не потерять их уважение. В общем, это формируется где-то в раннем детстве, независимо от нашего и их желания.

— На уровне подсознания, — подсказала грамотная маркиза. — Как же, как же, это нам известно. Видимо, по этой причине, как бы я не нарушала принцип равноправия в нашей семье, мне так и не удалось окончательно испортить отношения с дочками.

— Возможно, вы не так часто его нарушали, этот принцип? — улыбнулась мадам Лили`. Матиола польщённо опустила ресницы и спряталась за веером:

— Не знаю, право. Всё может быть. Полагаю, мне придётся, герцог, признать действенность теории вашего сына.

Герцог наклонился ближе и тихо сказал своей спутнице:

— Боюсь, что придётся, дорогая Матиола. Ведь, между нами говоря, именно этим способом он довольно успешно сейчас перевоспитывает вас.

Она громко рассмеялась:

— Увы, я вынуждена признать очевидные перемены в своём отношении к графу. В результате "воспитательной работы" я дошла до того, что временами думаю: "Несмотря ни на что, лучшей партии, чем он, моей дочке не найти в целом мире".

Занавеска на окне рядом с Матиолой метнулась в сторону:

— Вот тут вы совершенно правы, мамочка! — раздался у неё над ухом весёлый голос Гиацинта. Пригнувшись к шее лошади, он заглядывал в окно.

— Между прочим, подслушивать чужие разговоры… сам знаешь, — укоризненно сказал герцог сыну. Тот лукаво по-кошачьи жмурясь, ответил:

— Знаю, нехорошо. Но во-первых, это не чужие… А во-вторых, клянусь, я слышал только последнюю фразу!

Герцог, прикрыв глаза, с сомнением покачал головой. Гиацинт закинул занавеску на крышу кареты и принял обиженный вид:

— Папа! Неужели ты думаешь, что если б я слышал все претензии в мой адрес, я бы вообще вступал с вами в переговоры?

— Тогда откуда ты можешь знать, что здесь говорилось?

Граф пожал плечами:

— Да я просто сказал, что согласен с мадам маркизой насчёт "лучшей партии", а по "несмотря ни на что" мог дофантазировать себе остальное!

Матиола склонив голову набок, посмотрела на него:

— Можешь смеяться, дорогой, но я тебе верю. Как там девочки, далеко уехали?

— Да, они умчались на полмили вперёд, не меньше. Передать им что-нибудь?

— Обязательно. Скажи, что у нас всё в порядке и пусть не уезжают так далеко. Знаешь, лучше тебе ехать поближе к ним, мало ли что может быть на дороге. Я что-то волнуюсь.

Гиацинт кивнул:

— Хорошо, я догоню их и буду поблизости. Не беспокойтесь.

Он махнул рукой на прощанье и умчался, не забыв опустить занавеску на окно кареты.

Натал дожидался его, нетерпеливо гарцуя на коне метрах в двадцати впереди экипажа.

— Всё нормально? — спросил он графа. Гиацинт осмотрелся по сторонам:

— У них-то — да, а девчонок надолго бросать не стоило. Права маркиза, мы почти у стен города. Мало ли что…

Они пришпорили коней и вихрем помчались догонять карету Виолы и Амариллис.