Глава 19

Элизабет срезала душистые кисти сирени с густых кустов, обрамлявших парадный сад в Уэсли-Мэнор, загородном поместье недалеко от Лондона, где она жила вот уже три недели. Она пыталась сосредоточиться, чтобы не порезать пальцы, но это было почти невозможно.

Прошло три недели с тех пор, как они с Остином расстались.

Три недели с тех пор, как он отослал ее сюда, не сказав ничего, кроме скупых слов: «Ты немедленно сообщишь мне, если убедишься, что беременна».

Но за эти три недели у нее не было ни одного видения — она не чувствовала ничего, кроме сердечной боли. И до сих пор не знала, беременна ли она. Каждую ночь, лежа в своей одинокой постели, полная тревоги, она прикладывала руки к животу, стараясь почувствовать присутствие зарождавшегося в ней ребенка. Но все, что она видела, — это темноту. Безжалостную темноту.

Это были три самые длинные, самые одинокие недели в ее жизни.

И все же жить в одном доме с Остином, видеть его каждый день, скрывать от него свои страдания и жить в созданной ею атмосфере лжи было бы просто невозможно. Лучше уж оставаться здесь.

Но душевные муки, не оставлявшие ее ни на минуту, не утихали. Элизабет старалась найти себе занятие, чтобы отвлечься и не мучить себя мыслями об Остине. Что он сейчас делает и с кем?

Сколько бы цветов она ни собирала, сколько бы туалетной воды ни приготовляла из сирени, сколько бы часов ни проводила за чтением, ее сердечная боль не утихала. Она старалась успокоить себя тем, что избавила Остина от страданий, неизбежных, если бы он лишился ребенка, и от одиночества в холодной супружеской постели, но ничто не могло избавить ее от невыносимой боли — каждый раз, когда она мысленно видела перед собой его лицо.

Эти воспоминания не покидали Элизабет, и кровь застывала у нее в жилах. Он смотрел на нее так же, как и в те последние минуты перед расставанием, — с ненавистью.

Горячие слезы лились из ее глаз, и она раздраженно смахивала их перчаткой. Она дала себе обещание, что сегодня не будет плакать. Сколько еще времени должно пройти, прежде чем она сумеет прожить целый день без слез? Элизабет чуть не рассмеялась: Боже, сколько времени должно пройти, прежде чем она проживет без слез один час?

— Вот вы где, — раздался у нее за спиной веселый голос Роберта. — Мы с Каролиной уж подумали, что вы заблуди-лись.

Элизабет охватило смятение, и она торопливо вытерла глаза. Проклятие! Она опять плакала. Несмотря на улыбку, ее глаза красноречиво говорили о бессонных ночах и глубокой печали.

Роберт взглянул на нее и чуть не споткнулся. Черт бы побрал его брата, что это с ней? Неужели Остин не видит, как она несчастна? Нет, конечно же, не видит: он же в Лондоне. Три недели назад Остин попросил отвезти их мать, Каролину и Элизабет в Уэсли-Мэнор, объяснив, что не хочет, чтобы они возвращались в Брэдфорд-Холл, пока не будет закончено дело об убийстве сыщика.

Но Роберт знал, что между братом и Элизабет произошло что-то серьезное. Он накануне был у Остина и за время, проведенное с братом, понял, что Остин так же несчастен, как и Элизабет, если не более. Еще никогда не видел он Остина в таком подавленном состоянии.

Что касается Элизабет, то он никогда не встречал более унылого, убитого горем человека, чем его невестка. Она напоминала ему красивый цветок, который забыли полить, и он поник и увял. Ладно, с него достаточно. С тем, что разделяет Остина и Элизабет, должно быть покончено.

Притворившись, что не замечает слез, все еще блестевших на ее глазах, он с подчеркнутым почтением поклонился ей.

— Как хорошо вы выглядите, Элизабет.

Не давая ей ответить, он взял ее под руку и повлек за собой по дорожке..

— Мы должны поторопиться: карету подадут через… — Он быстро прикинул, сколько времени потребуется матери и Каролине для сборов. — Два часа. Мы не должны задерживать остальных.

Роберт знал, что обе женщины возмутятся, когда он сообщит им об отъезде, но трудные времена требуют решительных мер.

— Карета? Остальные? О чем вы говорите?

— О, это о нашей поездке в Лондон. Разве Каролина вам не сказала?

Он взглянул на нее и заметил, что она заметно побледнела.

— Нет. Я… я не хочу ехать в Лондон.

— Конечно же, хотите. Слишком много дней, проведенных в одиночестве в деревне, — это угнетает. Мы сходим в театр, пройдемся по магазинам, посетим музеи…

Элизабет остановилась и высвободила свою руку.

— Роберт.

— Да?

— Хотя я и ценю ваше приглашение, боюсь, я не могу поехать с вами. Надеюсь, вы хорошо проведете время.

Роберт подумал: а представляет ли она, как сжимается его сердце при виде ее нескрываемой печали? И догадался, почему она не хочет ехать. Этот идиот братец…

Вздохнув, он покачал головой:

— Жаль, что вы не едете с нами. Большой пустой дом с вами стал бы совсем другим.

Элизабет нахмурилась:

— Пустой?

— Ну да, без Остина. Он уехал в Суррей на… ежегодный осмотр владений. — Ежегодный осмотр владений? Он чуть не поднял глаза к небу, потрясенный собственной выдумкой.

— Боюсь, он не упоминал об этом.

Покачав головой, Роберт с негодованием фыркнул:

— Так похоже на моего старшего брата! Всегда забывает предупредить.

— Как долго он пробудет в Суррее?

— О, по крайней мере недели две, — с серьезным лицом солгал Роберт. — Мы прекрасно проведем время. Да и Каролина закапризничает, если вы с нами не поедете. Нужно же ей с кем-то ходить по магазинам, а у матушки слишком строгий вкус. И вы меня спасете от страшной участи человека, которому не с кем поговорить, кроме матушки и сестры. — Он скорчил гримасу, изображая ужас. — Вот видите? Вы просто обязаны ехать.

Роберт с облегчением заметил непритворную улыбку на ее лице — слабую улыбку, но тем не менее искреннюю.

— Хорошо. Возможно, поездка в Лондон внесет приятное разнообразие. Спасибо, Роберт.

— Я очень рад.

— Полагаю, мне надо пойти и собрать вещи.

— Прекрасная мысль. Идите. Я скоро приду.

Он смотрел ей вслед, ожидая, когда она скроется из виду. Убедившись, что Элизабет не увидит его, он перемахнул через изгородь (совершенно неподобающим лорду образом — увидев это, его мать лишилась бы чувств) и сломя голову бросился к боковому входу в дом.

Ему надо было сообщить Каролине и матери о предстоящем отъезде.


Беременна ли она?

Остин сидел в кабинете, держа в руках бокал бренди (уже четвертый по счету), и смотрел на огонь, безуспешно пытаясь отогнать от себя вопрос, вот уже три недели не выходивший у него из головы.

У камина стоял Майлс и рассказывал что-то из последних сплетен, услышанных им в клубе, но Остин не имел ни малейшего представления о том, что говорил его друг. Не было сомнения, что после еще нескольких бокалов он вообще перестанет слышать Майлса. Возможно, он перестанет и чувствовать что-либо.

За последние три недели он разыскал двух солдат, служивших вместе с Уильямом, но оба они, как и год назад, утверждали, что вместе со многими другими видели его в тот день перед битвой. Остин также ждал дальнейших указаний от шантажиста, но ничего больше не приходило. Почему тот не стремится быстрее получить затребованные им пять тысяч фунтов? Если бы Элизабет была здесь, она, возможно, могла бы…

Остин хотел прогнать эту мысль, но было поздно, слишком поздно. Она уже не покидала его, и как бы он ни пытался не думать о ней, его по-прежнему мучил вопрос: беременна ли она? Он жаждал ответа, но боялся его. Если да, у них будет ребенок — ребенок, обреченный умереть. Если нет, то с их браком покончено. Горький смех комом застрял у него в горле. В любом случае их супружеская жизнь закончилась.

Прикончив бренди, Остин поднялся и подошел к столу, уставленному хрустальными графинами. Стол располагался у окна, выходившего на улицу. Налив себе двойное бренди, Остин отдернул гардину.

По другую сторону улицы раскинулись просторные лужайки Гайд-парка; по аллеям двигались вереницы роскошных карет. Разодетые леди и джентльмены прогуливались под лучами вечернего солнца, их лица морщились, по-видимому, от счастливых улыбок.

Счастливые улыбки. Перед его глазами снова возникла Элизабет, весело улыбающаяся. Остин залпом проглотил половину бокала. Проклятие, сколько еще времени потребуется на то, чтобы он выбросил ее из головы? Когда его гнев и, черт побери, его боль наконец утихнут? Когда он сможет свободно дышать, не испытывая страданий от своей потери? Когда он перестанет ненавидеть ее за то, что она вырвала из его груди сердце, и себя за то, что он позволил ей это сделать? Когда он перестанет любить ее?

Остин хотел надеяться, что еще один бокал бренди приблизит это время. Он поднес его к губам, но замер, увидев блестящую черную карету, запряженную Четверкой гнедых лошадей, подобранных точно в масть.

«Черт побери, она похожа на одну из моих карет!»

Приглядевшись, он увидел на черной лакированной дверке кареты герб Брэдфордов.

Проклятие! Это, конечно же, Роберт вернулся, чтобы досаждать ему. Только вчера он мучился в обществе брата и сейчас не имел ни малейшего желания увидеть его вновь.

— Что тебя так заинтересовало? — спросил Майлс, подходя к нему. Майлс вытянул шею. — Разве это не твоя карета?

— Да. Боюсь, что моя. Очевидно, мой брат решил нанести мне еще один неожиданный визит.

Карета остановилась перед домом, и лакей распахнул дверцу. Из кареты вышла мать Остина.

— Что она здесь делает? — удивился Остин. По-видимому, очередная поездка по магазинам. Вдруг внутри у него все сжалось.

Не привезли ли мать или Роберт сообщения от Элизабет? Не успела эта тревожная мысль мелькнуть у него в голове, как из кареты вышла Элизабет. Его пальцы сжали бокал, и острые хрустальные грани врезались в кожу.

— Черт, что она здесь делает? — Мысли Остина путались. Узнала ли она, что носит его ребенка? Прошло всего три недели. Если она поняла это так быстро, то скорее всего она не беременна. Или беременна? Может быть, она приехала потому, что опять «увидала» в своих видениях Уильяма? Он смотрел на Элизабет в окно и старался сдержаться и не прижаться носом к стеклу, словно мальчишка в кондитерской лавке.

На Элизабет был дорожный костюм переливчатого синего цвета и такая же шляпка. Каштановые пряди свободно обрамляли ее лицо, и он тотчас же вспомнил ощущение, с которым перебирал пальцами ее мягкие волосы. Даже на расстоянии он видел темные круги у нее под глазами — явное свидетельство бессонных ночей.

Лакей подал руку, помогая выйти Каролине.

Майлс едва слышно ахнул.

— Какого черта она здесь делает? — спросил он, отталкивая Остина, чтобы лучше видеть.

Остин с удивлением посмотрел на друга:

— Она моя сестра. Почему бы ей не быть здесь? Кроме того, ты знаешь мою семейку. Они путешествуют всей стаей. Как эти чертовы волки. Спорю на любые деньги, что сейчас появится мой братец.

Словно по сигналу, из кареты вышел Роберт с широкой улыбкой на лице. Черт, что он еще придумал? И почему, вместо того чтобы передать что-то через него, Элизабет приехала сама? Отвернувшись от окна, Остин поставил бокал на стол и направился к двери.

— Остин! Как я рада тебя видеть!

Слова свекрови заставили Элизабет оглянуться. В холл по коридору шел ее муж, и каждый его напряженный мускул свидетельствовал о том, что он рассержен.

Ее охватило смятение. Боже, что он здесь делает? Почему он не в Суррее?

Она застыла на месте, не сводя с него глаз и стараясь скрыть переполнявшую ее любовь и тоску по нему, но это была бесполезная попытка. Видит Бог, как она по нему скучала!

Но по выражению его лица она видела, что он не скучал. Он совершенно не замечал ее.

Остин наклонился, и мать поцеловала его.

— Такая неожиданность, — Произнес он резко. — Надеюсь, у вас все в порядке?

— О да, — с улыбкой отвечала герцогиня. — Мы с Каролиной и Элизабет мечтали походить по магазинам. Роберт любезно вызвался сопровождать нас в город.

Прищурившись, Остин сердито посмотрел на брата:

— Какой ты почтительный сын, Роберт.

Своей сияющей улыбкой Роберт мог бы осветить весь холл.

— Мне это совсем нетрудно. Всегда рад сопровождать карету, полную прекрасных дам.

Остин вопросительно посмотрел на Каролину:

— Разве не достаточно ты сделала покупок, когда приезжала сюда несколько недель назад?

Каролина весело рассмеялась:

— Ах, Остин, какой ты смешной! Тебе следовало бы знать, что женщине никогда не хватает времени, чтобы купить все, что она хочет.

Элизабет стояла в полной растерянности. Ее муж все еще не замечал ее присутствия. Краска залила ее лицо, и она готова была провалиться сквозь землю. Когда она уже решила, что он собирается уйти не поздоровавшись, Остин повернулся и посмотрел ей в лицо.

Холодная ярость в его взгляде пронзила ее до костей. И хотя он смотрел прямо на нее, казалось, что его взгляд проходит сквозь нее, как будто ее тут нет.

Если в глубине души Элизабет и теплилась какая-то надежда на то, что время смягчит Остина, то она погасла от этого единственного взгляда. Как она сможет перенести свое пребывание здесь? Быть вдали от него, страдать от сознания потери — эта боль была почти невыносима. Но видеть этот взгляд, из которого исчезли теплота и ласка, было выше ее сил; у нее подгибались колени.

Но пути назад не было. Она уже сделала то, что должна была сделать. Ради него.

Решив, что не позволит ему заметить ее страданий, Элизабет заставила себя улыбнуться:

— Здравствуй, Остин.

Его подбородок дрогнул.

— Элизабет.

Она пыталась облизнуть запекшиеся губы, но во рту у нее пересохло.

— Я… я думала, ты в Суррее.

— В Суррее? — Своим леденящим взглядом он мог бы погасить пламя.

— Да. С ежегодным осмотром владений… — Она умолкла, смущенная наступившей тишиной и его пристальным взглядом.

— Тебе нужно что-то рассказать мне? — нарушив молчание, отрывисто спросил он.

Элизабет ощущала устремленные на нее взгляды всех, кто присутствовал при их неестественно напряженном разговоре. Она чувствовала себя униженной, и если бы была уверена, что ноги послушаются ее, убежала бы прочь.

— Нет, — прошептала она. — Ничего.

От мучительных попыток продолжить разговор ее спас присоединившийся к ним Майлс. Он поздоровался со всеми, но Элизабет заметила, что он как-то неловко поклонился Каролине, а Каролина упорно смотрела куда-то поверх его плеча.

— Я хотел бы поговорить с тобой в моем кабинете, Роберт. — Голос Остина походил на звериное рычание.

— Конечно, — ответил Роберт. — Как только я разложу вещи…

— Сейчас же. — С этими словами Остин вышел.

Наступила мертвая тишина. Наконец вдовствующая герцогиня, слегка откашлявшись, произнесла:

— Прекрасно! Разве это не приятно? Роберт, кажется, Остин хочет поговорить с тобой.

Брови Роберта удивленно взлетели вверх.

— Разве? Я как-то этого не заметил. — Беспечно помахав рукой, он неторопливо направился вслед за Остином.

Герцогиня повернулась к застывшей в молчании группе с улыбкой, которую можно было бы назвать улыбкой отчаяния:

— Они собираются поговорить. Разве это не… приятно? Уверена, мы чудесно проведем время.

— Чудесно, — отозвалась Каролина, не глядя на Майлса.

— Восхитительно, — мрачно согласился Майлс.

— Замечательно, — слабым голосом добавила Элизабет. Она надеялась, что выживет.


Как только Роберт закрыл за собой дверь, Остин набросился на него:

— Черт побери, ты соображаешь, что делаешь?

— Следую твоим приказаниям, дорогой брат. Ты сказал, что хочешь поговорить со мной сейчас, и вот я здесь. Говори.

Остин сдержал себя. Не переменив позы, он стоял прислонившись к столу, выпрямившись и сложив руки на груди. Иначе он бы сделал пару шагов и, ухватив Роберта за шейный платок, хорошенько его встряхнул.

— Зачем ты привез их сюда?

— Я? Я их сюда не привозил. — Лицо Роберта было олицетворением невинности. — Ты же знаешь, как женщины любят магазины. Я…

— Элизабет ненавидит ходить по магазинам.

Растерянный взгляд Роберта свидетельствовал о том, что для него это сообщение было новостью. Прищурившись, Остин внимательно смотрел на брата и старался сдержать свой гнев.

— Ты можешь объяснить, почему Элизабет думала, что я в Суррее? И может быть, ты просветишь меня, с чем связан «ежегодный осмотр владений»?

— Суррей? Владения? Я…

— Довольно, Роберт. Я спрошу тебя еще об одном. Зачем Ты привез сюда Элизабет? Только не лги мне.

Очевидно, ледяная ярость в голосе Остина прозвучала предупреждением, и Роберт решил уступить. Отбросив притворную наивность, он сказал:

— Я привез ее сюда, потому что вчера мне было больно видеть, как ты несчастен без нее. И только слепой не заметил бы, что она так же несчастна без тебя.

— Если бы я хотел, чтобы она была здесь, я сам послал бы за ней.

В синих глазах Роберта блеснул гнев.

— Тогда я не представляю себе, почему ты этого не сделал. Потому что совершенно ясно, что тебе хочется, чтобы она была здесь, и еще яснее — что она нужна тебе. Просто ты слишком упрям, чтобы это признать. Какие бы проблемы у вас ни возникли, вы не сможете их решить, если не будете вместе.

— В самом деле? — с холодным спокойствием произнес Остин. — С каких это пор ты стал экспертом в супружеских отношениях, в частности моих?

— Не стал. Но я знаю тебя. И видел, каким ты был при ней. Видел, как ты смотрел на нее. Хочешь ты это признать или нет, но я знаю, что ты не был к ней равнодушен. Черт, да скажу прямо: ты любишь ее. И ты вспыльчив, несчастен, и с тобой невозможно общаться, потому что ее здесь нет.

Боль и гнев пронзили Остина, но он постарался, чтобы Роберт этого не заметил.

— Ты явно не понял мои чувства и настроения, Роберт. Я не несчастлив, я занят. У меня шесть поместий, и очень многое, требует моего внимания.

Роберт с отвращением фыркнул:

— Значит, ты совсем не понимаешь разницы между «занят» и «несчастен».

Остин окинул брата ледяным взглядом.

— Я знаю разницу. — «Можешь мне поверить, я это знаю». — И я не потерплю вмешательства в мою семейную жизнь. Понятно?

— Вполне. — Роберт продолжал, словно не слышал слов Остина:

— Что сделала Элизабет, что ты так на нее сердит? Наверняка, что бы это ни было, ты можешь ее простить. Не могу поверить, что она намеренно причинила тебе зло.

«Она намеренно вырвала мое сердце. Показала, что она расчетливая интриганка».

Отойдя от стола, Остин сказал с обманчивым спокойствием:

— Я полагаю, что будет гораздо лучше и, уж конечно, намного разумнее, если ты перестанешь высказывать свое мнение по вопросам, в которых совершенно не разбираешься.

— Элизабет несчастна.

У Остина на мгновение сжалось сердце, но он решительно подавил проблеск сочувствия.

— Не понимаю почему. В конце концов, она герцогиня. У нее есть все.

— Кроме близости с мужем.

— Ты забываешь, что наш брак — брак по расчету.

— Возможно, так и было вначале, но ты полюбил ее, а она — тебя.

«Если бы только это было правдой».

— Довольно. Перестань беспокоиться обо мне и Элизабет и направь свою энергию на более полезные вещи. Почему бы тебе не завести любовницу? Вместо того чтобы досаждать мне, займись своей собственной жизнью.

Роберт удивленно поднял брови:

— Так вот что ты сделал! Завел любовницу?

Остин с трудом сдержал горький смех, готовый вырваться из его груди. Он не мог себе даже представить, что дотрагивается до другой женщины. Прежде чем он успел возразить, Роберт сказал:

— Если ты сделал это, ты еще больший дурак, чем я думал. Зачем тебе нужна другая женщина, когда у тебя есть Элизабет? Это выше моего понимания.

— А тебе не приходило в голову, что Элизабет, возможно, не нуждается в моем внимании? — с трудом выдавил из себя Остин.

Роберт недоверчиво усмехнулся:

— Так вот в чем дело? Ты думаешь, что не нужен Элизабет? Боже милостивый, да ты идиот или рехнулся! Эта женщина обожает тебя. Это и слепому видно.

— Ты ошибаешься.

В глазах Роберта появилась тревога.

— Остин, мне невыносимо видеть, как ты обеими руками отталкиваешь от себя свое счастье.

— Твое беспокойство принято к сведению. Все, разговор окончен. — Видя, что Роберт собирается спорить, Остин добавил:

— Закончен навсегда. Понятно?

Обидевшийся Роберт разочарованно вздохнул:

— Да.

— Хорошо. Я не могу просить тебя уехать прямо сейчас, но я рассчитываю, что ты и все семейство, которое ты привез сюда, уедете завтра до обеда. А пока займи их чем-нибудь, чтобы они не попадались мне на глаза.

С этими словами Остин вышел из комнаты, едва сдержав сильное желание громко хлопнуть дверью.

Она была здесь. В его доме.

Он не хотел, чтобы она была здесь. Он не хотел ее видеть.

Боже, помоги продержаться подальше от нее еще двадцать четыре часа!

Загрузка...