Свадебный водоворот

Глава 25

Ее пронзила острая обжигающая боль, такая сильная, что она вызвала у Элизабет тошноту. Что-то теплое потекло вниз от ключицы, и она почувствовала металлический запах крови. Голова закружилась.

«Ребенок. Жива ли девочка? Успела ли я?»

— Элизабет!

Голос Остина доносился откуда-то издалека. Через мгновение она почувствовала, как сильные руки подхватывают ее. С трудом приоткрыв глаза, она увидела лицо Остина. В его серых глазах застыл ужас.

— Боже мой, Элизабет! — прерывающимся голосом проговорил он.

Ей надо узнать, она должна спросить его, но язык, превратившийся в кусок толстой кожи, не слушался. Проглотив несуществующий комок в горле, Элизабет с трудом выдавила:

— Ребенок?

— Она жива, — ответил Остин, отводя с ее лба упавшие волосы. — Ты спасла девочку.

Ей стало легко и спокойно. Она спасла ребенка. Слава Богу! И с Остином все в порядке. Только это было важно. Элизабет взглянула на него, и ее смутил его встревоженный вид. Он должен бы быть счастлив. Ребенок жив.

Внезапно Элизабет охватило чувство сожаления, что для нее все кончается. Ей вдруг остро захотелось жить. Волна боли и головокружение вызвали мысли о том, как драгоценна жизнь, — особенно тогда, когда она уходит и уже не остается времени, чтобы исправить ошибки. И самой большой ошибкой было то, что она не подарила жизни своей дочери — дочери Остина. Они могли бы прожить полноценно отведенное им время, они были бы вместе, были бы семьей, и она помогла бы ему пережить боль утраты. Как-нибудь сумела бы.

Ей было необходимо сказать, объяснить ему, чтобы он понял, как она жалеет об этом, как она его любит, но язык отказывался ей повиноваться, и Элизабет с трудом заставляла себя не закрывать глаза.

Спать. Она так устала. Снова нахлынула боль, не давая дышать. Боль во всем теле. Невыносимая боль. Веки опустились, и темнота поглотила Элизабет.

Остин смотрел, как закрываются ее глаза, и его охватил страх.

— Элизабет!

Она неподвижно лежала на его руках, лицо приобретало восковую бледность.

Он должен вытащить нож из ее спины. Должен. Она должна жить. Должна. Должна. Но ему требовалась помощь.

Огромным усилием воли он подавил свой страх и осторожно перевернул ее на живот. Ему надо было отойти от нее, выбора у него не было. Он подошел к Клодине. Девочка только что вытащила кляп изо рта матери. И пока они что-то быстро говорили друг другу по-французски, Остин достал из сапога нож и быстро перерезал веревки, связывавшие Клодину.

Как только руки ее освободились, она прижала к себе дочь.

— Жозетта, моя малышка. Слава Богу, ты жива! — Обнимая девочку, Клодина посмотрела на Остина:

— Женщина тяжело ранена?

— Она жива, но нужен доктор. Немедленно.

Клодина покачала головой:

— Деревня далеко. Но я хорошая сестра милосердия. — Она встала, растирая затекшие руки. — Сейчас мы должны помочь ей. Затем мы освободим Уильяма.

— Господи, где он?

— Заперт в лесу, в хижине, позади нашего дома. Я знаю, он жив и может подождать еще некоторое время. А эта женщина не может. — Кивнув на железное ведро, стоявшее у очага, она сказала:

— Нам нужна вода. Здесь рядом есть ручей. Идите! Скорее!

Схватив ведро, Остин выбежал из дома и быстро вернулся с водой. Когда он вошел, Клодина укладывала Жозетгу на убогую постель в дальнем углу комнаты. Остин бросился к Элизабет и опустился на колени, стараясь подавить охватившее его смятение. Если она не выживет…

Он отказывался даже думать об этом.

Подошла Клодина и быстро осмотрела Элизабет. Она печально взглянула на Остина:

— Рана тяжелая, она потеряла очень много крови. Когда мы извлечем нож, она потеряет еще больше.

— Она не может умереть.

Если непрерывно повторять эти слова, повторять их мысленно, то обязательно будет так, как он думает.

— Надеюсь, что нет. Но мы не должны терять время. Нам нужны повязки. Снимите с нее нижнюю юбку и разорвите на полосы. Быстрее.

Стараясь сосредоточиться, Остин выполнял отрывистые указания Клодины. Он взглянул на нож, вонзившийся в спину Элизабет, и его сердце сжалось от страха и беспомощности.

— Сейчас я вытащу нож, — сказала Клодина, — будьте готовы зажать рану.

Остин, не сводя глаз с раны Элизабет, коротко кивнул.

Как только Клодина извлекла нож, он, замирая от страха, начал останавливать кровь, льющуюся из раны. Он делал это, не позволяя себе думать о том, что повязки почти сразу намокают от крови.

Она не умрет. Мрачная несокрушимая решимость наполняла его. Он накладывал ей повязку за повязкой, стараясь сдержать поток крови, с таким усилием, что у него дрожали руки.

Прошло около четверти часа, показавшейся долгими часами, и наконец кровотечение уменьшилось — почти до нескольких капель. Он помог Клодине промыть рану и наложить чистую повязку.

— Когда она очнется?

— Не могу сказать, месье. Я могу только молиться, чтобы она очнулась.

— Она очнется. Она должна очнуться. — Его голос перешел на шепот. — Я не смогу жить без нее.

— Мы сделали все, что могли, — сказала Клодина. — Теперь я должна освободить Уильяма.

Она подошла к каминной полке и схватила лежавший на ней ключ.

— Бертран нарочно положил его на виду, чтобы дразнить меня.

— Мне пойти…

— Нет, месье. Оставайтесь здесь со своей женой. Я попрошу вас приглядывать и за Жозеттой. Она заснула.

— Обязательно.

Клодина выбежала из дома. Остин взглянул на Жозетту. Та лежала на боку, сунув большой палец в ротик. Дрожь пробежала по его спине при мысли о том, свидетелем каких ужасов стала эта малышка. К счастью, она о них забудет.

Он же не забудет никогда.

Вернувшись к Элизабет, он осторожно погладил ее по лицу и волосам. Ее лицо покрывала смертельная бледность, губы побелели, каштановые лрконы спутались, платье было забрызгано кровью. Даже веки не трепетали. Остин был готов продать свою душу за то, чтобы она открыла глаза.

Он утратил представление о времени. Каждая минута, пока она лежала в забытьи, казалась вечностью. Он не знал, сколько прошло времени, когда услышал голоса. Дверь отворилась. Остин встал.

Вошел человек — до боли знакомый и в то же время не совсем знакомый ему. На лице его отражались следы страданий, он заметно прихрамывал. Но глаза — эти серые глаза, так похожие на его собственные! Их нельзя было не узнать.

Они смотрели друг на друга одно мгновение, показавшееся им вечностью. Наконец Остин справился со своим волнением и осознал, что перед ним стоит живое чудо. В последнее время благодаря Элизабет он надеялся и верил, что Уильям жив, но все же оставалась крупица сомнения, разум подсказывал ему, что такое невозможно. Оказалось, что возможно.

Не говоря ни слова, Остин двинулся навстречу вошедшему; его сердце билось так громко, что он подумал, не слышит ли его Уильям.

В глазах брата он увидел слезы и тысячу вопросов.

— Остин, — прошептал Уильям. Рыдание сжало горло Остина. Кивнув, он распахнул объятия и произнес только одно слово:

— Брат.