Сватовство по ошибке

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Черт побери, Мэдди! Это уж чересчур! Вы всегда проявляли склонность к диким выходкам, но сейчас вы перешли все границы. – Тристан даже зубами заскрежетал от злости. – Как вы можете вести себя столь неподобающим для леди образом? Только что вы краснели до ушей из-за того, что на какую-то минуту показали матросам свои лодыжки… а через полчаса ведете себя, как отъявленная чертовка!

– По-вашему, настоящей леди не должно нравиться, когда ее целуют? – Мэдди ошарашено уставилась на него. – Но это очень странно. До сих пор я целовалась только один раз, но могу заявить с полной ответственностью: это было в высшей степени приятно. Если приличия требуют от меня притворяться, что мне это не понравилось, то ничего не выйдет: я никогда не умела лицемерить.

Тристан застонал. Снова этот проклятый поцелуй! Сколько же еще ему придется расплачиваться за одну-единственную минуту безумия?!

– Я должен просить у вас прощения, – натянуто проговорил он. – В тот раз я поддался низменным инстинктам… и чрезвычайно об этом сожалею.

– Значит, вы полагаете, что если бы я была настоящей леди, то считала бы поцелуи отвратительными?

– Разумеется, нет. – О Боже, как же его угораздило попасть в такую передрягу?! – В том, чтобы наслаждаться поцелуями, нет ничего дурного, однако леди должна приберечь подобные чувства для человека, за которого она намеревается выйти замуж.

Тристан слишком поздно заметил свою очередную оплошность. На лице Мэдди снова появилось то очарованное выражение, которого он так боялся. Тристан решил, что лучше не обращать на это внимания, иначе он так и не выберется из ямы, которую сам себе вырыл. Он лишь плотнее закутался в куртку и уставился на пенное море за бортом.

– Давайте просто забудем об этом случае. И оставим этот разговор.

– Ни за что! – Голос Мэдди дрогнул от возмущения. – Вы первым заговорили о чести. Разве честно не платить свои долги?

– Долги здесь ни при чем. Возможно, вы меня и не поймете, но в делах такого рода существуют определенные неписаные законы. Ни один мужчина, владеющий хотя бы смутным представлением о чести, не посягнет на собственность другого мужчины. – И снова он сболтнул лишнее… чуть было не проговорился!

Мэдди расправила плечи и уставилась Тристану в глаза.

– А какое это имеет отношение к нашему делу, скажите на милость? Я не принадлежу ни одному мужчине… И вот еще что я скажу вам, мистер Тристан Тибальт. Я не какая-нибудь глупая девчонка, которую можно водить за нос. Я взрослая женщина, к тому же дочь купца. И я все равно получу то, что мне причитается, так или иначе.

Тристан стиснул зубы. Он еще не знал, когда и как потерял контроль над ситуацией, но понимал, что контроль потерян, ибо ему никак не удавалось отвлечь Мэдди от мысли о поцелуях. Она оказалась самой упрямой, самой своенравной и невыносимой женщиной из всех, кого он когда-либо имел несчастье знать.

Отвернувшись, Тристан оперся о перила и уставился вниз, на пенящуюся за бортом воду. Мысли его были так же темны, как и буруны. Тысяча чертей! Мэдди дошла до того, что заявила ему о своем намерении собрать “компенсацию” частями: отныне всякий раз она будет требовать от него поцелуй, как только ей захочется поднять настроение! Словно ребенок, который требует конфетку.

Тристан не мог найти логического объяснения этой выходке, как он ни ломал голову. Ведь Мэдди не была какой-нибудь потаскушкой с нравственностью уличной кошки, как Минни. Но вместе с тем она не проявляла скромности и чопорности, которые приличествовали бы настоящей леди. Скорее, в ней было того и другого поровну… если такая странная смесь вообще возможна.

Как же несчастный, добропорядочный Гарт сможет ужиться с такой непредсказуемой женой? И как он объяснит ее отцу и Гарту, если Мэдди вздумается потребовать свою “плату” в самый неподходящий момент?

Оставалось надеяться только на то, что, оказавшись в Лондоне, Мэдди настолько увлечется своей новой жизнью, что выбросит из головы все эти глупости. Если же этого не случится, Тристан найдет способ исчезнуть с ее глаз до тех пор, пока они с Гартом не поженятся.

Дувра они достигли уже вечером. Следуя рекомендациям владельца гостиницы в Кале, Тристан разыскал менялу и обменял остатки франков, вырученных от продажи лошадей, на фунты в банкнотах.

Затем путники направились на постоялый двор, где перед отплытием в Кале Тристан оставил пару серых лошадей и фаэтон – жалкие остатки былого великолепия конюшен графа Рэнда.

– Накормите лошадей и подготовьте экипаж. Завтра на рассвете мы выезжаем в Лондон, – велел Тристан конюху.

Затем он разыскал скромную, но чистую гостиницу у доков и заплатил за ночлег. Заказав кружку эля и две порции баранины с жареным картофелем, он истратил почти все свои деньги, кроме нескольких монет. Но зато в последнюю ночь этого путешествия они с Мэдди лягут спать не на голодный желудок.

– С вашего позволения, я хочу получить свой первый поцелуй сейчас, – заявила Мэдди час спустя, стоя на пороге своей комнаты.

Тристан, собиравшийся уже пожелать ей спокойной ночи, потрясенно застыл.

– Что?!

– Я хочу получить первый поцелуй из тех, которые мне причитаются, – повторила она. – Мне срочно необходимо поднять настроение. Я не могу избавиться от воспоминаний о моем дедушке и о жизни в Лионе… Боюсь, Англия оказалась для меня чересчур унылой.

– Унылой? Почему?

– Мэдди нахмурилась:

– Во-первых, этот язык слишком груб для моего утонченного французского слуха; во-вторых, еда здесь отвратительна. Nom de Dieu! 2. В этой ягнятине не было и намека на розмарин, и вообще я подозреваю, что это была не ягнятина, а баранина. А в картофель не положили ни единой веточки петрушки. – Мэдди пожала плечами. – И вообще, в этом Дувре так холодно… и серо…

– Это туман, – пояснил Тристан, и у него защемило сердце при виде тоскливого выражения на лице Мэдди. Пальцы девушки скользнули к цветам, украшавшим ее новую шляпку, словно этот искусственный букет мог напомнить ей о более солнечном и радостном климате южной Франции, к которому она привыкла с детства.

Тристан ласково отбросил со лба Мэдди вьющуюся прядь волос.

– Завтра солнце снова покажется из-за туч, и все здесь станет веселее. И не стоит судить об английской еде по тем блюдам, которые подают в портовом трактире. На мой взгляд, нет ничего лучше, чем простая деревенская еда. Впрочем, должен признать, что наши британские повара не столь искусны в обращении со специями и пряностями, как их коллеги на континенте. Именно поэтому почти все наши пэры содержат французских шеф-поваров.

Тристан понимал, что несет всякую чушь, но надеялся, что своей болтовней сможет хоть немного отвлечь Мадлен от тоски по дому. За последние шесть лет он сам достаточно часто испытывал приступы ностальгии, чтобы безошибочно распознавать ее симптомы. Кроме того, Мэдди была утомлена почти до полного изнеможения. Даже в тусклом свете единственной лампы в этом узком коридоре было заметно, как она бледна и какие темные тени сгустились под ее глазами.

Мэдди серьезно смотрела ему в лицо… должно быть, ожидала, когда же он, наконец, удовлетворит ее невероятное требование. Господь свидетель, он не собирается целовать ее! Не сейчас… И вообще больше никогда! Он отлично усвоил урок.

Но, черт побери, Мэдди казалась сейчас такой юной, такой ранимой… такой невыразимо одинокой! Душу Тристана захлестнула волна безумной нежности, и он понял, что не в силах отказать ей сейчас в утешении.

– Ах, Мэдди, – прошептал он и привлек девушку к себе, касаясь губами ее губ с таким же целомудренным состраданием, с каким когда-то целовал Кэролайн, чтобы рассеять ее детские горести. Подняв голову, он улыбнулся, мысленно поздравив себя с тем, что на сей раз ему удалось сдержать свою страсть.

Мэдди со вздохом прижалась к его груди. Глаза ее были плотно закрыты.

– Я не знала, – проговорила она вполголоса. – Я так невежественна в подобных делах! Я думала, что все поцелуи одинаковы. Но теперь я понимаю, что это не так. Этот поцелуй был совсем не похож на предыдущий. Было очень приятно, – торопливо добавила она, – но совсем по-другому. – Ресницы ее слегка затрепетали и поднялись, янтарные глаза встретились с глазами Тристана. – Как же вы проницательны! Вы умеете точно угадать, какой именно поцелуй лучше всего подходит к моему настроению.

Она нежно коснулась рукой его щеки, и сердце Тристана бешено заколотилось.

– Мэдди, – хрипло прошептал он, и на его глазах ее губы, секунду назад дрожавшие, как у испуганного ребенка, внезапно изогнулись в соблазнительной женственной улыбке, при виде которой по жилам его разлился огонь. Со сдавленным стоном Тристан снова жадно впился в ее сладостный, чуть приоткрытый рот.

– О Боже! – выдохнула Мэдди спустя долгое, долгое время. – Теперь я вижу, что вы и впрямь неплохо разбираетесь в поцелуях. В самых что ни на есть разнообразных поцелуях. Если бы я не подозревала этого заранее… – Мэдди прижала пальцы к губам. – Ну ладно, теперь я буду готова ко всему.

Тысяча чертей! Ей опять это удалось! Она опять заставила его утратить над собой контроль, которым он так гордился. Как же этой невинной девушке удается быть настолько соблазнительной? Тристан разомкнул объятия и отступил от нее на несколько шагов, чтобы дать ей понять, насколько глупы все ее иллюзии.

– Мэдди… – начал он, переведя дыхание.

– Спокойной ночи, Тристан, – нежным голоском перебила его Мэдди, прежде чем он успел закончить фразу. Отворив дверь, она торопливо скользнула в свою спальню. – Спите сладко. И знайте, что благодаря вашим удивительным поцелуям мое настроение снова стало превосходным.

На лице ее снова появилась загадочная улыбка, несколько минут назад заставившая его потерять голову.

– Но помните, – тихо добавила она, – о втором поцелуе я не просила. Вы подарили его мне по собственному желанию. Так что за вами остаются еще два.

Как и предсказывал Тристан, наутро небо уже было безоблачным и день обещал быть солнечным и ярким. Мэдди проснулась в приподнятом состоянии духа, и Тристан, собиравшийся было прочесть ей проповедь о приличиях, сочиненную им за эту долгую бессонную ночь, по здравом размышлении решил не рисковать. А вдруг у нее опять испортится настроение? Уж лучше потерпеть. Как только они доберутся до Лондона, и Гарт начнет ухаживать за нею, Мэдди и думать забудет про оставшиеся два поцелуя.

С упрямой решимостью Тристан запретил себе думать о том, какие муки принесет ему это неумолимо надвигавшееся будущее. Он хотел, чтобы последние часы этого странного путешествия пролетели как можно более приятно.

Серые рысаки были явно счастливы, что их наконец-то выпустили из стойла, и Тристан гнал их во весь опор, лишь изредка делая короткие передышки. Ибо с каждой милей, приближавшей их к Лондону, Тристан все острее чувствовал потребность окончить эту пытку, в которую превратилось для него общение с Мэдди. Теперь он понимал, что ему остался единственный выход: выпросить у лорда Каслри поручение, которое включало бы в себя поездку как можно дальше от Лондона.

Когда они въехали в Лондон, над городом уже сгущались сумерки. Говорливые уличные торговцы-разносчики и унылые лоточники, деловитые матроны и шумные детишки уступали место на улицах раскрашенным проституткам и богатым искателям удовольствий.

Тристан направил коней по Холборн-роуд к шумному перекрестку, за которым лежал квартал, где жил Калеб Харкур. “Не пропустите Блумсбери-сквер, это совсем рядом с Британским музеем”, – объяснял Харкур Тристану в день их расставания. И сейчас Тристан с облегчением оценил этот совет: он получил возможность ознакомить Мадлен с красотами английской столицы и тем самым хоть ненадолго отвлечь ее внимание от собственной персоны.

Он еще не знал, чего ожидать от жилища, столь удаленного от аристократического района Мейфер, где размещались дома графа Рэнда и прочих представителей высшего света. Но в ту секунду, когда на глаза ему попался двухэтажный особняк из красного кирпича, стоящий на северной оконечности Блумсбери-сквер, Тристан решил, что этот дом как нельзя лучше подошел бы Калебу Харкуру.

Аккуратный, без претензий, без всяких ионических колонн и ухмыляющихся горгулий, которыми пестрили окружающие здания, этот изящный домик обладал симметрией и грациозностью, живо напомнившими Тристану любимый корабль Харкура, носивший имя его дочери.

– Мой отец живет в этом милом домике? – спросила Мэдди. В этот момент глаза ее действительно были очень похожи на глаза испуганного оленя. – Вы уверены?

– Уверен, – подтвердил Тристан. – Он дал мне чрезвычайно подробные инструкции насчет того, куда именно я должен вас доставить. В частности, он сказал, что я должен искать медный дверной молоток в форме дельфина… и если зрение меня не подводит, то вот он.

Тристан перебросил поводья оборванному уличному мальчишке – одному из множества беспризорников, которые зарабатывали себе на жизнь, присматривая за лошадьми посетителей Блумсбери-сквер. Мальчишка удовлетворился обещанием шиллинга. Тристан помог Мэдди выйти из экипажа и подвел ее к пологим ступеням, поднимающимся к двери особняка.

Не успел он протянуть руку к молотку, как дверь распахнулась настежь, и на пороге появился какой-то диковинный старик. Его одежда выдавала в нем дворецкого, однако, шрам на щеке и повязка, закрывавшая глаз, придавали ему немалое сходство с берберийским пиратом.

– Входите, входите, мисс Мэдди, и вы тоже проходите, молодой человек, как я рад вас видеть, – затараторил старик. – Капитан в ярости всю последнюю неделю, бушует, как зюйд-вест, и я уже устал от его дурного настроения! – заявил он с неприличной для дворецкого фамильярностью. Припомнив, что этого старого чудака он уже видел в конторе Харкура, Тристан философски решил, что эксцентричный богач может позволить себе всякие прихоти… в том числе – и окружать себя колоритными слугами.

Отступив с дороги, дворецкий жестом пригласил их пройти в дверь, ведущую в небольшой холл, стены которого были украшены живописными изображениями бригантин с развернутыми парусами, на каждом корабле развевался флаг Харкура, каждая картина была снабжена медной пластинкой с выгравированным на ней названием корабля.

Эти картины и искусная модель парусника, выставленная у стены на столике черного дерева, настолько заинтересовали Тристана, что он не заметил, как старый дворецкий подковылял к подножию изящной винтовой лестницы, ведущей на второй этаж.

– Она здесь, капитан. Можете больше не волноваться, – проорал он во всю силу своих старческих легких и тут же исчез где-то под лестницей.

Мгновение спустя Калеб Харкур уже топал вниз по ступеням, на нем не было ни сюртука, ни жилета, только рубаха с закатанными до локтей рукавами. Остановившись в нескольких шагах от Тристана, он смерил его укоризненным взглядом.

– Наконец-то, – пробасил он своим гулким голосом, так хорошо знакомым Тристану. – Давно пора! Зная, что Корсиканец наступает вам на пятки, я был уверен, что вы примчитесь в Лондон неделей раньше… а вы явились неделей позже, чем мы договаривались!

Тристан с негодованием воззрился на купца.

– Обстоятельства нашего путешествия не позволяли соблюдать четкое расписание, – ледяным тоном проговорил он. – Учитывая, что творится во Франции в последний месяц, удивительно, что мы вообще добрались до Лондона!

Это справедливое возмущение несколько обескуражило Харкура.

– Ну да, именно так я и подумал, – смирился он. – Я вовсе не сержусь на вас, дружище. Просто мне надо дать выход раздражению, которое накопилось за последнюю неделю.

Взгляд купца упал на Мэдди и так пристально обвел девушку с головы до ног, что краска отхлынула с ее лица.

– Ни за что бы не подумал, что эта взрослая девушка – моя дочка Мэдди, – удивленно проворчал он. – Черт подери, детка! Когда я в последний раз тебя видел, я мог носить тебя на плече! До чего же давно это было! Слишком давно…

Мэдди присела в грациозном реверансе.

– Я тоже рада вас видеть, отец, – пробормотала она сдавленным голосом, из чего Тристан заключил, что нервничает она гораздо сильнее, чем желает показать.

Харкур махнул рукой:

– Нечего передо мной расшаркиваться, детка. Я – человек простой. Оставь эту чепуху для светских щеголей, с которыми ты будешь встречаться после того, как модистка тебя приукрасит. – Заметив на лице Мэдди удивленное выражение, купец ухмыльнулся: – Да-да, юная леди. У меня есть на вас кое-какие планы. Я вынашивал их все эти долгие годы, дожидаясь, пока ты вспомнишь, что у тебя есть отец.

Мэдди почувствовала дрожь в коленях, вспомнив предсмертное признание своего деда.

– Я полагала, что это вы забыли обо мне, отец, – прошептала она, подавляя подступающие к горлу рыдания. – Я только недавно узнала, что это не так.

Глаза Харкура гневно сверкнули.

– Я забыл? Как ты могла такое подумать? Даже когда, Англия воевала с Францией, я умудрялся каждые три месяца передавать твоему деду достаточно денег, чтобы ты не чувствовала себя обделенной! – Прищурившись, он вгляделся в лицо дочери. – Значит, этот лживый старый дикарь ничего тебе не говорил! А я-то все время думал, что моя доченька, моя плоть и кровь, и вспомнить обо мне не желает! Что ей лень даже черкнуть мне пару строчек раз в год! – Харкур извлек из кармана носовой платок, громко высморкался и вытер подозрительно заблестевшие глаза. – Тысяча чертей! Я должен был давным-давно послать за тобой! – Купец расправил свои мощные плечи, словно сбрасывая с себя непосильное бремя. – Ну да ладно. Все это теперь в прошлом, куда я не хочу оглядываться. Нас ждет будущее. – Он протянул руки к Мадлен. – Иди сюда, девочка. Обними своего старого папу. Он ждал этого пятнадцать долгих лет. Мэдди повиновалась. Склонив голову на плечо старика, она дала волю слезам.

– Но послушайте, – несколько секунд спустя опомнился Харкур, – почему мы торчим в этой занюханной прихожей? – Он приподнял подбородок Мэдди. – У тебя под глазами круги. Черные, как сажа из лондонских труб. – Морщинистое лицо купца озарила улыбка. – Сейчас старик Григгинс покажет тебе твою комнату, и ты немного поспешишь, пока я переговорю с братом графа. Потом мы слегка перекусим и будем долго-долго болтать обо всем на свете.

Только что Харкур назвал ее взрослой девушкой, а теперь отсылает спать, словно пятилетнюю малышку! Мэдди поняла, что нужно будет поставить его на место… но не сейчас! Сейчас все ее тело рассыпалось на части от усталости.

Она высвободилась из его объятий. Харкур запрокинул голову и проревел:

– Григгинс! Куда ты подевался, старый недотепа? Иди сюда!

– Что за спешка, капитан? Иду-иду. Вот только с ужином расправлюсь… – донесся из-под лестницы старческий голос. Мэдди едва сдержала улыбку при виде дворецкого, который спустя несколько секунд присоединился к компании, на ходу дожевывая свой ужин.

– Отведи мисс Мэдди в ее комнату, пока ее еще ноги держат, – велел он.

Мэдди обернулась к Тристану, и на какое-то мгновение взгляд его задержался на ее лице с нежной заботой. Но в следующую секунду Тристан снова скрылся под своей обычной маской холодного равнодушия. Взглянув на его твердые, выразительные губы, Мэдди испытала неожиданный прилив желания немедленно потребовать причитающиеся ей остальные поцелуи.

Nom de Dieu, что за непотребные мысли! Леди не должна думать о подобных вещах. Мэдди оставалось только надеяться, что Тристан скоро сделает ей предложение, иначе она не сможет ручаться за свое поведение.

Решительно собравшись с мыслями, она проговорила:

– Благодарю вас, Тристан. Мы разделили с вами потрясающие приключения, и я буду до конца своих дней бережно хранить память об этом. Однако папа прав. Теперь, когда все это кончилось, я чувствую, что очень устала. И немного вздремнуть мне не помешает. – Пройдя вслед за Григгинсом к винтовой лестнице, она вдруг остановилась и обернулась с улыбкой. – Но я рассчитываю еще увидеться с вами, Тристан.

– Не сегодня, Мэдди. Когда я уезжал во Францию, моей приемной матери нездоровилось, и я должен проведать ее.

– Отлично. Значит, завтра. – Мэдди пристально взглянула Тристану в глаза, и губы ее вновь изогнулись в озорной улыбке. – Не забывайте: мы еще не окончили одно важное дело.

Расставшись с Мэдди, мужчины прошли в кабинет. Калеб Харкур налил два бокала бренди, вручил один Тристану и уселся за письменный стол в стиле шератон. Жестом он указал Тристану на стул напротив.

– Мэдди не уступает по красоте своей матери, – заявил Харкур. – Только вот росту в ней многовато. Кларисса была на голову ниже… ах, какое было прелестное создание! Стоило мне раз увидеть ее, и я совсем потерял голову. И только когда родилась Мэдди, я понял, что женился на женщине, которой за всю жизнь в голову не пришло ни единой разумной мысли. От души надеюсь, что умом Мэдди пошла в меня.

Тристан улыбнулся, вспомнив, сколько раз Мэдди удавалось его перехитрить.

– Можете на этот счет не беспокоиться, сэр. Она в высшей степени умна, а что касается смелости, то она даст сто очков вперед любому мужчине. Путешествуя по Франции, мы не раз попадали в трудные положения, и ваша дочь преодолела все опасности с честью и без единой жалобы.

– Хорошо. Ничего другого я и не ожидал от своей дочери. – Проницательные глаза купца внимательно следили за выражением лица Тристана. – Что имела в виду Мэдди, когда сказала, что вы не окончили какое-то дело?

– Ничего особенного. Просто дружеская болтовня, – неопределенно ответил Тристан.

– Дружеская? Что ж, я заметил, насколько вы сдружились за время этого путешествия… даже стали обращаться друг к другу по имени. – Помолчав немного, он добавил: – Надеюсь, эта дружба не зашла слишком далеко. Признаюсь вам как мужчина мужчине, я с радостью взял бы вас в зятья вместо вашего сводного брата. Но у него есть титул, а на меньшее я для Мэдди не согласен.

Тристану отчаянно захотелось влепить этому старому тирану пощечину, хотя он и понимал, что гнев его объясняется не только бездушным признанием Харкура, но и собственным его, Тристана, чувством вины.

– Будьте вы прокляты, Харкур! – рявкнул он. – По вашей милости мы с вашей дочерью попали во Франции в чертовски опасную ситуацию. Но нам удалось выжить, и в результате мы, естественно, сдружились, Трудности сближают. Хоть это вы понимаете? Мне крайне неприятно, что вы предполагаете, будто я мог злоупотребить этой дружбой.

К вашему сведению, сэр, тот факт, что я – незаконнорожденный, ничуть не мешает мне вести себя достойно!

Харкур смущенно заморгал.

– Остыньте, дружище. Я не хотел вас обидеть. Я ничего не имею против бастардов. Сказать по правде, я и сам бастард во всех смыслах этого слова. Именно поэтому я и желаю лучшей судьбы для своей дочери. Я видел, как мучилась ее мать из-за нашего мезальянса. И я не потерплю, чтобы эти светские хлыщи захлопнули двери перед носом у Мэдди! Не потерплю, чтобы с Мэдди поступили так же, как когда-то – с Клариссой!

– Это я понимаю. Думаю, будь у меня дочь, я испытывал бы точно такие же чувства, – сдержанно проговорил Тристан. – А теперь, сэр, если мы с вами все обсудили, то я хотел бы откланяться. Мне предстоит двухчасовая поездка в Уинтерхэвен, а я уже валюсь с ног. Да и моим рысакам нужен отдых.

– Вам не надо ехать в Уинтерхэвен.

– Сэр?

– Леди Урсула просила меня передать вам, что лондонский дом графа уже отремонтировали и что ваша семья проживет там до конца сезона. Леди Урсула перевезла в Лондон ваши веши.

Тристан не поверил своим ушам. Он провел в лондонском доме графа Рэнда две ночи перед отъездом во Францию и просто не мог себе представить, что его семья поселилась там. Все слуга давным-давно разбежались, а большую часть мебели, картин и прочих вещей четвертый граф Рэнда продал, чтобы покрыть свои игорные долги. Оставалось предположить, что Калеб Харкур уже начал пополнять пустые кошельки Рэмсденов в предвкушении свадьбы своей дочери с Гартом.

Тристан знал, что так оно и случится, и даже успел убедить себя, что смирился с неизбежным. Но это осязаемое подтверждение того, что Мэдди скоро станет женой его брата, показалось ему последним ударом неотвратимого рока.

Без лишних слов Тристан поднялся и начал прощаться, не дожидаясь, пока Мэдди отдохнет: еще одной мучительной встречи с нею он бы сейчас не вынес.

Калеб Харкур пожал ему руку и выразил сердечную признательность за то, что Тристан все-таки доставил его дочь в Англию, несмотря на все препятствия.

– Дайте нам три-четыре дня, чтобы как следует подготовить Мэдди. Затем вы с братом можете нанести ей визит, – добавил купец, провожая Тристана до двери.

– Нанести визит?! – Сердце Тристана готово было выпрыгнуть из груди.

– Так предложила леди Урсула. Прекрасная женщина! С удивительным чувством такта. Она полагает, что Мэдди должна познакомиться с вашим братом наиболее естественным образом. Лучше всего будет, если вы представите их друг другу. – Харкур улыбнулся, невероятно довольный собой. – Я полностью с ней согласен. Видите ли, я не хотел бы, чтобы Мэдди решила, будто ее брак с графом – это союз по расчету. Юные девушки придают такое большое значение любви! Понимаете?

Тристан сдержанно кивнул и торопливо удалился, прежде чем этот старый лис успел догадаться, что в сердце его зияет открытая рана, из которой по капле сочится жизнь.

Мэдди спала так глубоко, словно приняла настойку опия. Пробуждение ее было внезапным, и некоторое время она лежала, не шевелясь и пытаясь понять, где же она находится и как здесь оказалась. Наконец она все вспомнила. Она в доме своего отца, а это – спальня, в которую привел ее этот чудной дворецкий.

– Вот ваша каюта, мисс Мэдди, – сообщил ей старик, распахивая дверь в небольшую уютную комнату. – Здесь не так роскошно, как в мейферских особняках, но я надеюсь, вам понравится. Капитан сам подбирал занавески… и все такое прочее.

Осмотревшись, Мэдди решила, что спальня и вправду хороша. По крайней мере, насколько можно было разглядеть при, тусклом свете ароматной восковой свечи, горевшей на столике у кровати. Мэдди смутно припомнила, что дальнюю стену украшает камин из венецианского мрамора, а покрывало, на котором она уснула не раздеваясь, было из бледно-зеленого шелка с узором из листьев.

Мелодично прозвонили часы на каминной полке, и Мэдди удивленно ахнула. Оказывается, она проспала больше двух часов! Отец, наверное, устал ее дожидаться и поужинал в одиночестве. В желудке у Мэдди было пусто, как в нищенской чашке для подаяний… вот уже двенадцать часов она ничего не ела.

Вскочив с постели, Мэдди сунула ноги в туфельки и подошла к отделанному мрамором комоду, умылась прохладной водой из таза и пригладила пальцами кудрявые волосы.

Взгляд ее упал на полку, где между миниатюрным парусником и кукольным домиком, обставленным крохотной мебелью ручной работы, лежала тряпичная кукла с лохматыми волосами и черными глазами-пуговицами. Ее игрушки, которые мать второпях забыла, когда бежала во Францию пятнадцать лет назад! Отец хранил их все это время… он выставил их с такой же гордостью, как прекрасную модель парусника в прихожей! При этой мысли слезы снова навернулись Мэдди на глаза.

В доме было тихо как в могиле, когда Мэдди со свечкой в руке спустилась по винтовой лестнице на первый этаж. Где же отец? И Григгинс? И все прочие слуги?

Но тут Мэдди вспомнила, как старый Григгинс появился из-под лестницы, когда отец оторвал его от ужина. Если ей удастся найти кухню, там наверняка будет какая-нибудь еда… а быть может, она даже сама приготовит себе что-нибудь поесть. Мэдди питала большое недоверие к английской кухне, а своим кулинарным искусством, которое освоила вопреки неодобрению деда, чрезвычайно гордилась.

Как она и подозревала, под лестницей тянулся узкий коридор; пройдя по нему, Мэдди сразу же услышала мужские голоса.

Распахнув дверь в конце коридора, она очутилась на кухне, чрезвычайно похожей на кухню в ее бывшем лионском доме.

– Мэдди, детка! Наконец-то ты проснулась! – эхом прокатился по кухне громовой голос Калеба Харкура. Обернувшись, Мэдди увидела, что он все в том же затрапезном виде сидит за дубовым столом, а перед ним стоит тарелка с горячим ужином. Рядом, прихлебывая чай, сидел Григгинс. Мэдди невольно попыталась представить себе деда, ужинающего на кухне со слугами, но это было невообразимо.

Отец радостно улыбнулся ей и помахал вилкой.

– Я уж грешным делом решил, что ты проспишь до утра. – Он кивком указал на соседний стул. – Садись, садись. Ты, должно быть, умираешь с голоду. Лакомка приготовил потрясающее жаркое.

Только сейчас Мэдди заметила третьего человека на кухне. Она удивленно вгляделась в его лицо – смуглое, с черными выпуклыми глазами, увенчанное шапкой кудрявых черных с проседью волос. Если бы не испачканный белый передник, этот коротышка, склонившийся над духовкой, как две капли воды был бы похож на ее лионского спасителя – мсье Форли.

– Джузеппе Понтицетти дель Флорино к вашим услугам, принцесса, – нараспев произнес коротышка с сильным итальянским акцентом

Калеб Харкур усмехнулся:

– Понимаешь теперь, почему мы прозвали его Лакомкой? Но в кулинарии этот лягушонок – настоящий бог. Потому-то мы с Григгинсом уверены, что ему цены нет. – Он проследил взглядом за тем, как Лакомка ставит перед Мэдди дымящуюся тарелку жаркого, от аромата которого у девушки буквально потекли слюнки. – Вот, дорогая моя, – продолжал Харкур, как только Мэдди взялась за вилку, – это и есть все мои домочадцы.

– Всего три человека? В таком большом доме?

Харкур кивнул.

– Днем еще приходят экономка, две горничные, лакей и мальчик-уборщик. Если бы я знал, как без них обойтись, я не потерпел бы их в своем доме и минуты. Но к этим двоим… – Калеб жестом указал на дворецкого и повара. – …К этим двоим я привык. Григгинс когда-то был моим помощником на первом моем корабле, а Лакомка – коком. С тех пор минула уже четверть века.

– Это чистая правда, мисс Мэдди. Что за дрянная посудина была! – вмешался Григгинс. – Ничего общего с этими чистенькими, аккуратными парусниками, которые сейчас плавают под флагом Харкура. Когда капитан поселился здесь, он отправил то дырявое корыто в отставку, а заодно и нас с Лакомкой. И с тех пор мы служим ему.

Мэдди улыбнулась. Было совершенно очевидно, что эти двое, “служившие” ее отцу, в действительности были давними товарищами “капитана”. Как, однако, все это странно! Один из самых богатых купцов Англии обходится услугами всего лишь пары старых помощников. С другой стороны, это соответствовало образу “простого человека”, каковым хотел казаться Калеб Харкур.

Разделавшись с ужином, Харкур положил вилку на опустевшую тарелку и нахмурил густые брови. Его обветренное лицо внезапно залилось румянцем.

– Этот дом не годится для женщины, и я отлично понимаю это, дочка.

– Нет, папа. Для меня он вполне годится, – возразила Мэдди, удивляясь, почему это отцу вздумалось извиняться за такой чудесный, уютный дом.

– Нет, ты не права, Мэдди. Этот дом и прислуга подходят для моих простых нужд, но для юной леди на выданье, которой предстоит завязывать знакомства в лондонском свете, он слишком мал и находится слишком далеко от Мейфера.

Мэдди изумленно уставилась на отца. – Но я вовсе не собираюсь завязывать знакомства, папа!

– Нет, дочка. Любой женщине хочется войти в свет, и я не допущу, чтобы тебя постигла судьба твоей матери. – Харкур невесело улыбнулся. – С тобой все будет иначе. Теперь я богат, как набоб, и ты войдешь в свет, даже если ради этого мне придется истратить все до последнего фартинга. У меня уже есть план, и поверь, не пройдет и года, как ты получишь все, о чем может мечтать девушка твоего возраста. Балы, званые обеды… и даже приглашение в Карлтон-Хаус!

Мэдди решила, что не станет спорить с отцом: ведь он придавал такое большое значение своим планам! Было бы слишком жестоко указать ему на то, что скорее человек научится летать, как птица, чем дочь простого купца войдет в надменный лондонский свет. И брак с бывшим шпионом и графским бастардом не увеличит ее шансы попасть в высшее общество. Но социальное положение Мэдди ничуть не интересовало. Сердце ее было отдано Тристану, и она выйдет за него замуж… как только этот тугодум, наконец, сделает ей предложение.