Лайона обживалась в отдельном гостевом доме. Доставала из транспортного шкафа вещи, раскладывала по полкам небогатые пожитки. Не то чтобы она не могла себе позволить шикарный гардероб или три полки обуви. Теперь — могла. Но не нуждалась. Привыкла обходиться минимумом.
Мысленно сочиняла письмо матери и сестре. Ломала голову: стоит ли сообщать им, что Джакомо Монтессори погиб не тогда, несколько лет назад, а всего пару дней как? И если рассказывать, то как много? Чем больше думала, тем сильнее становилась уверенность: не нужно вообще ничего говорить. Зачем матери и сестре эта лишняя боль?
О Валлиане старалась не думать. Гнала прочь тревогу и тоску по мужу. Говорила себе, что несколько дней в разлуке пойдут на пользу обоим. И сама себе не верила. Помнила, как тяжело переживал Валлиан ее прогулку по ночному лесу на планете Монастырь. И потом, когда она внезапно решила отвернуться от него, отстраниться на время из-за глупого недоразумения.
А еще не знала, чем занять внезапно образовавшееся свободное время. Читать — не было желания. Медитировать, тренироваться в метании ножей — не было сил. Все казалось пустым и бессмысленным. Победа над злом забрала у Лайоны слишком много душевных сил. Она чувствовала себя опустошенной.
Поэтому, закончив разбирать вещи, включила головидео, упала на диван и принялась переключаться с одного канала на другой. Новостной. Музыкальный. Спортивный. Что-то о природе. Что-то о культуре. Голофильмы… Остановить выбор на чем-то одном никак не удавалось.
Лайона даже обрадовалась, когда в гостиную вошел после короткого звонка в видеофон ее наставник.
— Мастер Аркадиан! Чем вас угостить? Чай? Кофе? — вскочила она с дивана.
— Я тоже рад тебя видеть, дочка. Прости, что нарушил твое уединение…
— Я всегда рада вас видеть, Мастер!
Лайона вдруг поняла, что это правда: она по-прежнему хочет каждый день видеть и Аркадиана, и Летицию, и мастера Гейбла, и Светоча Саймона. Эти люди стали ее новой семьей. Вошли в ее сердце и прочно обосновались в нем. Как и… Валлиан. Представить свою жизнь без него Лайоне не удавалось. Это было все равно, что лишиться части собственного тела. Руки, ноги, глаза… сердца!
— Дочка, я пришел не с пустыми руками, — отвлек Лайону от потока бессвязных мыслей-ощущений Мастер Аркадиан. — На этом мнемокристалле — запись. Я бы хотел, чтобы ты просмотрела ее как можно скорее.
— А что там? — Лайона забрала у наставника кристалл и направилась к голопроигрывателю.
— То, что Валлиану следовало сделать еще вчера, до твоей встречи с Зрогардом Шрудсом. Но… даже Картадели не идеальны и не способны предусмотреть абсолютно все.
— Не понимаю… — Лайона отодвинулась от голопроигрывателя, с опаской глядя на клавишу запуска, будто та могла ударить девушку током.
— У тебя есть возможность увидеть то, что произошло между твоим мужем и Рупертом Торндайком глазами мужа, и сравнить с тем, что показал тебе Темный лидер.
— Снова смотреть на то, как отец погибает от рук любимого мужчины?! — Лайона попятилась еще дальше, побледнела, прижала ладонь к груди, где закувыркалось, болезненно ударяясь о ребра, ее сердце.
Мастер Аркадиан заметил состояние ученицы. Подошел, обнял, прижал девушку к себе.
Лайона вдруг почувствовала, как блаженное тепло, исходящее от тела Мастера, охватывает ее, укутывает коконом безопасности, согревает, убаюкивает боль и тревогу. Так вот чего ей не хватало! Поддержки. Простых дружеских, или скорее даже, отеческих объятий. Она прижалась к старику, уткнулась лбом в его плечо — и заплакала.
Мастер не пытался успокаивать ее, уговаривать прекратить слезоразлив. Прижимал к своей груди, поглаживал сухими горячими ладонями по спине и молчал, позволяя девчонке выплеснуть из души накопившиеся там переживания.
Понемногу госпожа Монтессори начала успокаиваться сама. Всхлипнула еще пару раз напоследок. Выбралась из объятий наставника. Взяла салфетку, высморкалась и промокнула мокрые глаза.
— Простите, Мастер. Я что-то совсем расклеилась.
— Не надо извиняться, дочка. Все правильно. Ты имеешь право горевать и рассчитывать на сочувствие.
От слов Мастера и от пролитых слез Лайоне вдруг стало намного легче. Она уже без прежней опаски посмотрела на голопроигрыватель.
— Останетесь со мной, Мастер? Не хочу смотреть это одна! — попросила она.
— Разумеется, дочка!
— Тогда я сейчас сварю кофе, и потом…
Через пару минут Лайона сидела на диване, прижимаясь плечом к боку наставника и баюкала в руках чашку ароматного напитка.
Перед ней уже в третий раз разворачивалась одна и та же картина.
…Ее муж входит в затемненное помещение. Направляет открытую ладонь в сторону Руперта Торндайка. Тот падает. Валлиан подходит и кладет руку на сердце заговорщика.
Но сейчас Лайона впервые видела происходящее так, будто смотрела глазами самого Светоча. И поэтому знала: Валлиан не направлял в Руперта никакой энергии, когда поднял руку ладонью вперед. Это был просто жест, призывающий остановиться.
А потом, когда Руперт упал, Валлиан прикоснулся к упавшему навзничь противнику, чтобы провести энергетическую диагностику. Она наблюдала глазами Валлиана, как одно за другим рассыпаются, разваливаются потрепанными лоскутами тонкие тела Джакомо Монтессори. Какой слабой, неустойчивой выглядит Монада — три самых тонких тела отлетающей души.
Лайона уронила чашку — и не заметила этого.
Кофейная гуща кляксой спекшейся крови растеклась у ее ног.
А девушка продолжала наблюдать, не дыша и не мигая.
Вот Валлиан вытягивает ниточку из ядра своего Внутреннего Огня, направляет ее к слабеющей Монаде. Окутывает ее, питает, наполняет силой, не позволяя рассыпаться и развеяться. А потом, когда Монада становится устойчивой и сияющей — отпускает ее, и она устремляется к Грани, и та пропускает ее, принимает в себя.
— Валлиан не позволил душе отца погибнуть! Он исцелил ее! — едва слышно прошептала Лайона. И в этом шепоте слышалось истинное благоговение.
Мастер Аркадиан не стал отвечать на это восклицание. Дождался окончания записи. Посидел, не шевелясь, не смея торопить ученицу: ей требовалось время, чтобы осознать то, что она увидела. Потом, заметив, что Лайона поникла, съежилась, упираясь локтями в колени и прикрывая ладонями лицо, неторопливо встал. Поднял выроненную Лайоной чашку, которая каким-то чудом уцелела и не разбилась. Активировал робота-уборщика, отключил голопроигрыватель.
— Думаю, ты хочешь побыть еще немного наедине с собой, дочка… — произнес негромко. Его голос звучал ласково и тепло.
Лайона встрепенулась. Подняла голову.
— Как он, Мастер?!
Аркадиан сразу понял, о ком спрашивает ученица. Покачал головой, приподняв брови и поджав губы.
— Боюсь, не слишком хорошо, — признал с сожалением.
Лайона закрыла глаза, выдохнула со стоном. Снова прикрыла лицо руками.
— Какая же я глупая… — выдавила сдавленным голосом. — Просто дура! Знала же, что верить Темному лидеру нельзя. И все равно — поверила!
— Ты очень хорошо справилась, дочка! Никто не смог бы сделать это лучше тебя, — не согласился Мастер. — Кто знает, чем бы закончилось противостояние Картаделей с темным эгрегором, если бы вмешался Зрогард Шрудс…
— Валлиан очень обижен на меня за то, что я не пришла к нему сегодня? — Лайону Зрогард Шрудс уже не интересовал, как и канувший в небытие эгрегор.
— Ты же знаешь, дочка, Светочи не умеют обижаться. Но ты нужна мужу. Сейчас — больше, чем когда-либо.
— Нужна… — Лайона встала. Сжала зубы, нахмурила брови, набираясь решимости. — Я пойду к нему, Мастер. Вы проводите меня?
— Да, Лайона. Обопрись на меня, — позвал старик, и госпожа Монтессори вложила свои холодные пальчики в его горячую ладонь.
Держась за руки и касаясь друг друга плечами, Мастер и его ученица направились к главному корпусу.