Я очнулся уже в палате. Было светло и отвратительно пахло чем-то дезинфицирующим. Я огляделся: я лежу один на высокой широкой кровати, вокруг стоят приборы, в вене — катетер, рядом капельница, по которой медленно стекает какое-то лекарство. По капле.
Откинув лёгкое одеяло, я с раздражением осмотрел свою "ночнушку" и попробовал подняться. Бочину прострелило острой, внезапной болью и я, задохнувшись от непередаваемых ощущений, лег обратно. Боль сразу успокоилась и стала тупой и ноющей.
Я аккуратно ощупал бок, залепленный пластырем и по его размеру сразу догадался: ножевое, конечно же. Все таки, успел полоснуть меня, тварь.
Я снова огляделся по сторонам в поиске какой-нибудь кнопки для вызова медперсонала. Ничего не нашел. Блядь, ну что теперь, до вечера ждать, пока кто-нибудь соизволит ко мне зайти?
— Тут живые есть?! — громко крикнул я, морщась от того, как напряжение в животе отдается в рану.
Никто не отозвался. Часы на стене показывали двенадцать часов дня. Нормально я так поспал! Я прикрыл глаза, пытаясь унять раздражение, которое накатывало волной. Столько дел нужно доделать на работе, а я тут валяюсь. Потихоньку мысли начали путаться, а сознание медленно поплыло в темноту.
Проснулся от голосов. Открыл глаза и молча уставился на двух медсестер.
— Семён сказал, если до вечера не очнётся, обратно в интенсивную переводить. — Вздохнула одна, постарше.
— Жалко парня. Хорошенький такой. — Вздохнула в ответ вторая, молоденькая.
— Спасибо, — хриплым голосом отозвался я, вклиниваясь в разговор.
Медсестры ойкнули и обернулись. Молодая залилась румянцем и быстро ушла.
— Какое сегодня число? Где мой телефон? Доктора позовите.
— Так, спокойно, молодой, горячий! — хмуро протянула женщина и отсоединила от меня капельницу. — Ты у нас второй день лежишь. Очнуться не успел, а уже командуешь!
— Мне нужно на работу, — я приподнялся на локтях, игнорируя возмущения медсестры.
— Тпру! Ну-ка лег обратно! Тебя для чего шили? Чтобы разошлось все обратно?
Я поморщился и упал на подушку.
— Ну хоть доктора позовите, — взмолился я. — Пожалуйста.
— В шесть часов обход. Через час придет. Не торопись.
— А то успеешь, — добавил я хмуро и замолчал. До появления доктора решить вопрос моего присутствия, а точнее отсутствия, в этом месте не получится.
На улице уже смеркалось. Второй день я тут валяюсь. Что там на работе, интересно, происходит? Аня, скорее всего, уже знает, что со мной произошло, — у нее есть возможность связаться с моими ребятами. А вот Олимпиада может обидеться. Вместо двух, я пропал уже на четыре дня. Хотя, почему обидеться? Не сказать, что она была сильно рада, когда соглашалась на свидания. Возможно, вздохнула с облегчением и живёт себе спокойно. А я, между прочим, мог погибнуть и она никогда не узнала бы об этом…
Внезапное осознание, что о Липе я думаю больше, чем об Ане, прошило меня с головы до ног электрическим импульсом. Что за херня происходит? В мыслях то и дело возникал ее образ с живой, искренней мимикой и горящими глазами. То негодование от шутки над именем, то заразительный смех после катания на ватрушке. Я нахмурился. Нахмурился, потому что чуть не улыбнулся от того тепла, которое зародилось где-то в груди и начало растекаться по телу мурашками.
Что за херня, блять, происходит?
Я… скучаю? Я хочу… Я хочу, чтобы Липе было небезразлично, почему я исчез. Я хочу, чтобы она тоже скучала!
Пока я осознавал новую эмоцию, зашёл врач. Это был парень чуть постарше меня.
Мы хмуро смотрели друг на друга.
— Мне сказали, что ты очень хотел меня видеть.
— Да, здравствуйте. Я хотел узнать, когда меня выпишут, — приподнялся я в кровати.
— Ух ты, резвый какой! — восхищённо вскинул брови доктор и присел рядом на кровать, вставляя в уши стетоскоп. — А я не поверил. Домой хочешь?
— Да.
— Перехочешь, — пожал плечами парень. — Дыши.
— Я хорошо себя чувствую!
— Верю. Тебе чуть кишки не выпустили, а ты хорошо себя чувствуешь.
— Болит. Но я в состоянии потерпеть. Мне домой нужно. На работу.
Врач оголил мой живот, подцепил пластырь и резко оторвал его. Я взвыл, вцепившись в кровать. Грудь обожгло горячей волной, из глаз, кажется, потекли скупые слезы.
— Потерпел? — добродушно хмыкнул парень и аккуратно потрогал вокруг раны. — Я знаю, что ты служил в спецназе. Я тоже, если чё. Знаю, кем ты работаешь. Это что, весомые аргументы для того, чтобы на здоровье свое хер ложить?
— Я… терпеть… не могу… больницы. — с трудом восстанавливая дыхание, добавил я. — Я могу сам.
— Тааак, а это уже конструктивный диалог. Ты сможешь обработать рану самостоятельно?
— Запросто.
— Антибиотик выпить вовремя?
— Смогу.
— Пиздишь.
— Нет!
— Ладно, давай договоримся, — хитро прищурился врач. — Если завтра до вечера ты расходишься, то послезавтра я тебя выпишу.
— Давай завтра? — начал торговаться я.
— Ну, удиви меня.
— А телефон отдадите?
— А у тебя его с собой не было.
— Да, блин!
— Крепись, друг. Вон, я тебе пластырь и Бетадин оставил. Развлекайся.
Врач ушел. Я покосился на тумбочку с антисептиком. Далековато. Нужно встать, чтобы взять в руки. Потом я покосился на рану. Косой шрам рассекал весь бок и выглядел не очень эстетично. Ладно, док, посмотрим, кто кого.
Я крепко ухватился за края кровати и, напрягая руки, чтобы не напрягать пресс, аккуратно приподнялся. Это оказалось сложнее, чем казалось. Стреляющая боль в боку отдавалась импульсами в кончиках пальцев и пробегала молниями вдоль позвоночника. Когда я окончательно выпрямился и свесил с кровати ноги, по спине текли капли пота.
Я сорвал с себя противную синтетическую больничную робу, оставшись в чем мать родила, и, шипя и жмурясь, встал на холодный пол.
В этот момент в палату спиной зашла медсестричка, которая до этого сделала мне комплимент. Она вкатила тележку с едой и, обернувшись, застыла. На ее лице изобразилось изумление, рот приоткрылся.
— Мне нужны твоя одежда и мотоцикл. — Ляпнул я единственное, что пришло на ум, и, делая невозмутимое лицо, стянул с кровати простынь и обернул вокруг бедер.
Медсестра попятилась к выходу и снова выскочила за дверь.
— Блядь, какие все нежные… А у меня свидания пропадают. Мне нужно домой.