Когда Скотт миновал знак, указывающий, что он выехал за пределы города, он ослабил галстук. Глубоко вдохнув, он медленно выдохнул и почувствовал, как напряжение беспокойной недели постепенно покидает его. Вторая половина пятницы всегда была приятным временем, но она была еще прекраснее оттого, что следующую ночь, с пятницы на субботу, он проведет в постели Дори Кэрол.
Интенсивное движение сменилось привычным потоком машин на шоссе. Скотт увеличил скорость своего «меркурия кугара» и включил антирадар. На его лице появилось выражение удовлетворения. Из портативного стереомагнитофона лилась, наполняя салон, его любимая музыка. На какое-то мгновение он вспомнил о разработанных им учебных программах семестра и о студенте-старшекурснике, который, несмотря на все свои старания, мог провалить бухгалтерский учет. Затем его мысли обратились к женщине, которая ждала его за сто пятьдесят миль отсюда.
Дори — уменьшительное от Айседоры. Родители назвали ее так в честь Айседоры Дункан, но у нее не было абсолютно никакой склонности к балету. В отличие от сестры она не унаследовала и музыкального дарования матери. Ее склонности проявились, как и у отца, в области юриспруденции. Джон Милфорд Кэрол был окружным судьей, да и сама Дори имела престижную юридическую практику.
Они встретились три года тому назад во время однодневного круиза на пароходике, отправлявшемся из порта Канаверал. Скотт записался на экскурсию, устав от одиночества и малоинтересных свиданий; он отправился в путешествие, не отдавая себе отчета в том, что надеется на что-то неожиданно прекрасное и удивительное, что могло бы поразить ветерана любовных свиданий.
Он не осознавал, что ищет нечто романтическое, когда вышел побродить по пустынной палубе, чтобы укрыться от шумной музыки и голодных, жаждущих глаз молодых женщин. Ему казалось, что он стремится лишь к тишине и свежему воздуху и что он их нашел.
Но он также нашел Дори.
Она стояла, положив руки на перила, ее голова была откинута назад, так что свежий ветер обвевал ее лицо и откидывал пряди волос. Ветер также играл ее одеждой, приподнимая разрезы ее шортиков, подобранных в тон рубашке, которая прилипала к телу, подчеркивая высокую грудь.
Скотт долго стоял и просто смотрел на нее. Он нашел ее сексуально привлекательной, но это была не только физическая привлекательность. Он попытался вспомнить, когда в последний раз был так заинтригован женщиной, но не смог. Кроме откровенного вожделения, которое он испытывал всякий раз, когда ветер приподнимал ее шорты, обнажая бедро, он испытывал неодолимое желание услышать ее голос и увидеть, как улыбка изменит ее лицо.
Он подошел к перилам, подставил лицо ветру, глубоко вдохнул морской воздух и сказал:
— Так вот почему вы отправились в круиз.
— Угу, — согласилась она, ее голос был тягучим и сладким, как дикий мед.
Она повернулась к нему, их глаза встретились, и она улыбнулась. Затем, стоя рядом, они оба повернулись к морю и подставили лица теплому солнцу.
Все началось так незатейливо: обмен отдельными фразами, долгое молчание, не вызывающее неловкости, обоюдное согласие по поводу некоторых жизненных ценностей. Они уже поняли, что то, что началось между ними, продолжится и после возвращения парохода в порт.
Когда Дори вновь заговорила с ним, она спросила, всегда ли у него такие румяные щеки, и, достав из сумочки флакончик, предложила ему крем от загара.
— Должно быть, вы часто бываете на море, — сказал он, намазывая кремом лицо. — Хорошо подготовлены.
— Это мое первое морское путешествие. Просто у меня очень чувствительная кожа, и я всегда ношу с собой этот крем. — Нанеся немного крема на крыло его носа, она начала равномерно его растирать. Ее движения были нежными, но уверенными, и Скотт предвкушал, как она будет касаться его, гадая, сколько ему еще придется терпеть, прежде чем это случится.
— Это и мое первое морское путешествие, — признался он. — Я поехал лишь из-за огромной скидки. Я преподаю во Флоридском университете.
— Вот это да!
Скотт вопросительно поднял брови.
— Я происхожу из древнего племени семинолов, — объяснила она. — Мой отец до сих пор во время футбольных матчей берет с собой на стадион одеяло с традиционным узором, на счастье.
— Думаю, вы студентка Университета штата Флорида.
— Последний курс юридического факультета. — Она снова улыбнулась. Это подействовало на него как удар в солнечное сплетение. — Но я бунтарка в семье, — призналась она ему. — Я пытаюсь придерживаться свободных взглядов.
— Означает ли это, что вы позволите господину Гатору пригласить вас на ленч?
Ленч перешел в неторопливую прогулку по палубам. Дори объяснила, что пару билетов на круиз ей подарил благодарный клиент.
— Я выбрала сегодняшний день, чтобы могла поехать моя сестра. Она заканчивает школу, и эта прогулка была задумана как подарок к окончанию. Но назначили прослушивание и...
— Прослушивание?
— Аделина поет, — объяснила Дори. — Она собирается в следующем году специализироваться в музыке.
— В штате Флорида, — предположил Скотт. Дори кивнула.
— Конечно. Если она уедет куда-нибудь, это разобьет сердце отца.
Она замолчала, наблюдая за чайкой, парящей в воздухе. Когда птица превратилась в крошечную точку на горизонте, она вновь взглянула на Скотта.
— Что вы имеете в виду? — спросил он.
— Видите ли, мои родители назвали моего брата Сергеем — в честь композитора Рахманинова. Однако выяснилось, что Сергею медведь на ухо наступил, и он стал хирургом.
— А вы?
— Я — Дори. Уменьшительное от Айседоры Дункан — легендарной балерины. К сожалению, я не могла отличить мою левую ногу от правой, когда начала заниматься балетом.
— Итак, вы стали юристом?
— Как и мой дорогой старик; правда, сейчас он судья, а я занимаюсь практикой и изо всех сил стараюсь заработать достаточно денег, чтобы оплатить мой первый «БМВ».
— А ваша сестра — она тоже была названа в честь какой-нибудь знаменитости?
— О да, в честь Аделины Патти. Ее пение завораживало слушателей оперных залов в середине девятнадцатого века. Это старомодное имя, но оно очень подходит сестре: помимо таланта у нее ангельская внешность.
Они бродили и разговаривали в течение нескольких часов, и каждый чувствовал, что им суждено было встретиться, стать друзьями и в конце концов любовниками. Они смеялись, отдыхали после роскошного обеда, затем танцевали на палубе в лунном свете. А позже, прежде чем пароход причалил, они подошли к тому месту на палубе, где впервые встретились, и Скотт Роуленд стал первым Гатором из Университета во Флориде, которого поцеловала Дори Кэрол.
Они стали любовниками во время третьей встречи, и с тех пор единственное, что их разделяло, было расстояние в 150 миль по автомагистрали между Гейнсвиллом и Таллахасси. Это расстояние делало их встречи такими привлекательными.
Раз в месяц Скотт отправлялся в Таллахасси на уикенд, чтобы побыть с Дори. И раз в месяц Дори ездила в Гейнсвилл, чтобы увидеться со Скоттом. Все было прекрасно, и это продолжалось почти три года. В их отношениях не было суетности, необоснованных претензий, ворчания, скуки, апатии, ссор по поводу семейного бюджета. Они просто делили все между собой и испытывали откровенную радость оттого, что были вместе.
Само собой, на свете не было никого, кроме Дори, с кем бы Скотт хотел быть рядом. Он любил беседовать с ней, любил обнимать ее и, конечно, любил заниматься с ней любовью.
Пока его «кугар» пожирал мили шоссе, Скотт размышлял о предстоящем уикенде. Как это ни странно, они с Дори редко строили совместные планы. Дори выступала в роли хозяйки в Таллахасси, Скотт — в Гейнсвилле. Жизнь их была наполнена приятными неожиданностями, которые рождали между ними отношения, редко сохраняющиеся в продолжительных романах. Так, Дори могла встретить его в умопомрачительном туалете, чтобы отправиться в шикарный ночной клуб, о котором она слышала. Или могла вообще не ответить на звонок в дверь, и он находил ее распростертой на куче брошенных на пол подушек посередине гостиной в сексуальной ночной сорочке и готовой к сугубо интимному вечеру. Он почувствовал возбуждение, когда вспомнил прошедший уикенд и атласную ночную сорочку с кружевной аппликацией. Дори часто носила атлас. Он был ей к лицу. Он интриговал и возбуждал Скотта. Покрытый винилом руль стал влажным от его воспоминаний.
Их интимные отношения, то бурные, то нежные, были превосходны. Годы совместной любви помогли им изучить тела друг друга, понять сексуальные потребности каждого, найти различные приемы для достижения наивысшего удовлетворения. Время, проведенное вдали друг от друга, придавало еще больше сладости их любовным играм. Предвкушение встречи усиливало их потребность друг в друге и возбуждало их любовь.
Скотта, охватило нетерпение, когда по интенсивности движения на автостраде он понял, что приближается к городу.
Аромат готовящейся пищи достиг его обоняния, когда он ступил под козырек над дверью Дори. На его губах появилась непроизвольная улыбка. Сегодня они обедают дома.
Когда Дори открыла ему дверь, на ней был свитер с капюшоном, широкие брюки в рубчик и старенькие тапочки. Ее волосы цвета тикового дерева, которые она зачесывала назад, когда шла в офис или в суд, буйно вились, обрамляя лицо, — значит, она приняла душ, прежде чем влезть в свою домашнюю одежду.
Они обедают дома и никуда не идут. Это вполне устраивало Скотта. Было как раз время обеда, и Дори составит ему хорошую компанию: он был голоден, а она отлично готовила. Мир словно улыбнулся Скотту Роуленду-младшему.
Они нежно, быстро поцеловались, уверенные в том, что позже будет время для всего остального.
— Ты благополучно доехал?
— Без происшествий, — сказал он, — но очень уж долго. До тебя всегда так долго добираться. — Он пошел вслед за ней на кухню и прислонился к кухонному столу, наблюдая, как она помешивает кипящий соус.
— Ты как раз вовремя, — сказала она и добавила: — Ничего особенного сегодня, просто мясное суфле.
— С пюре и подливкой? — спросил он. Пойманная на том, что приготовила его любимые блюда, она улыбнулась.
Как и все виолончелистки из симфонического оркестра, мать Дори учила своих дочерей ценить музыку, а не готовить мясное суфле. Дори научилась секретам кулинарии у матери своей лучшей подружки, южанки. Ее мясные блюда, картофель и овощи идеально устраивали Скотта. Когда им хотелось элегантности, они обедали в ресторанчиках, ну а ради хорошей пищи и домашнего уюта они оставались дома. Он готовил у себя, она у себя. Из подобных маленьких фрагментиков складывался калейдоскоп их отношений.
— Ну, как идет жизнь в стране Гаторов? — поинтересовалась она, когда они сели обедать. Скотт был партнером в бухгалтерской фирме и на полставки преподавал в своем родном университете. Если не считать того, что она называла Флоридский университет страной Гаторов, а он считал Университет штата Флорида «этой другой школой во Флориде», соперничество учебных заведений вызывало лишь легкое подтрунивание друг над другом. Обычно они заключали в высшей степени сексуальное пари по поводу исхода ежегодного футбольного матча между ФУ и УШФ, которое делало их обоих победителями, а окончательный счет в игре оказывался неважным.
— Типично для этого времени года, — ответил Скотт. — Все продолжают думать о футболе, и лишь немногие начинают понимать, что уже середина семестра. На прошлой неделе я дал студентам проекты на семестр. Сейчас они донимают меня вопросами о мельчайших деталях, хотя никто даже толком не прочитал задания. Все по-прежнему. А как ты?
— На этой неделе запланировано официальное утверждение завещания по имению Бортен.
— Я знаю, ты будешь рада завершить это дело. — Имение Бортен уже несколько месяцев фигурировало в их разговорах.
— Мы нашли разумного судью, — объяснила она. — Если повезет, мы закончим все за пару часов.
— Отлично, — откликнулся Скотт. Неожиданно он заметил круги у нее под глазами, которые не смогла скрыть даже косметика. — Ты выглядишь утомленной.
— Я действительно устала, — ответила Дори со вздохом, как будто для нее было облегчением признаться, открыться ему.
— До ночи жгла лампаду в юридической библиотеке?
Она пожала плечами:
— Отчасти так.
— Тебе не следует столько работать.
— Хорошенький совет от трудоголика вроде тебя, — сказала она, но в ее поддразнивании не было веселья.
Она действительно устала, подумал Скотт. Слишком напряженно работает. Так было всегда. Это их семейная черта, генетическая или приобретенная: она должна непрерывно действовать, чтобы сохранить свою нишу в клане трудяг, откуда произошла.
Ситуация в его семье была прямо противоположной. Скотт покинул дом с намерением выбраться из замшелой посредственности, преуспеть в тех направлениях, которые давали бы деньги, престиж, смысл жизни. Особенно последнее. Он наслаждался финансовой надежностью и побрякушками, которые можно купить за деньги. Но больше всего он ценил уважение, Особенно самоуважение. Он был свидетелем того, что происходит с человеком, потерявшим самоуважение. Но со Скоттом Роулендом-младшим не должно произойти того, что случилось со Скоттом Роулендом-старшим.
Он с любовью смотрел на Дори, наслаждался благополучием и ощущением того, как ему повезло. Эта женщина не предъявляла к нему чрезвычайных требований. Она просто любила его так, как он любил ее. Ее сила и независимость притягивали его, как нежность ее кожи, когда она касалась его, и сладкий запах ее волос, когда он зарывался в них лицом. Он любил ее за неистребимую тягу к самостоятельности, которая также была частью и его натуры, и за ее привычку одаривать его жестами, которые говорили: «Я люблю тебя».
— Что? — спросила она, поймав на себе его взгляд.
— Мне просто нравится смотреть на тебя, — ответил он. — Я скучал по тебе и рад встрече. По-моему, ты самая сексуальная женщина в мире.
Она усмехнулась.
— Ты просто сексуальный маньяк.
— Я представляю, как страстно мог бы любить тебя здесь, среди картофельного пюре.
— Кошмарная картина.
— Но это должно быть занятно, — предположил он.
— Я заказала видеофильм.
— Мы можем посмотреть его позже.
— С картофельным пюре в волосах?
— Нет, после душа.
— Ешь, — сказала она и, оценив выражение его глаз, добавила с хитрой усмешкой: — ...свой обед.
— Как насчет того, чтобы поразвлечься в душе? — дружелюбно предложил Скотт, опустив вилку в пюре. — Ты могла бы потереть мне спину.
Он вновь почувствовал возбуждение, видя неудержимый румянец, заливающий ее щеки.
Сколько времени прошло с того визита, когда она неожиданно пробралась к нему в ванную комнату и они занимались любовью в ванне, а из душа на них лилась вода? Прекрасное эротическое приключение!
К черту кино! — думал он. Ему было не до кино. Ему хотелось быть с Дори.
Позже он признался себе, что смотреть кино было не так уж плохо. Дори свернулась рядом с ним, положив голову ему на грудь, что вызвало у него чувство уюта и комфорта. Они настолько расслабились, что Дори уснула, и он вынужден был легонько растолкать ее и поцеловать в лоб, чтобы разбудить, пока перематывалась пленка в видеомагнитофоне.
— Я собираюсь принять душ, — сказал он. Потрешь мне спину?
Потянувшись, Дори покачала головой и ответила:
— Мне нужно приготовиться ко сну.
Ее взгляд и быстрый поцелуй в щеку подсказали ему, что ее слова подразумевали нечто большее, чем просто надеть ночную сорочку и почистить зубы, — она должна вставить свой колпачок. Они оба знали это.
Дори ждала его в постели, когда он вышел из душа. Устроившись между старомодными розовыми ситцевыми простынями, одетая в розовую атласную пижаму с завязочками и оборочками, словно кукла, она казалась очень юной и невинной. Произведенный эффект задал тон их любовным играм. Они начали с самых простых ласк под одеялом, затем последовали нежные поцелуи и неторопливое исследование. Они хорошо знали физические особенности друг друга — где и как дотронуться, поцеловать, чтобы разжечь страсть, которая вела их к высшему единению и утолению их желаний.
Позже они лежали рядом, с переплетенными руками и ногами, неподвижно и удовлетворенно, пока их дыхание и сердцебиение приходили в норму.
Наконец Дори накинула атласную пижамную курточку и примостилась рядом со Скоттом, прижимаясь спиной к его груди. Он потянулся, чтобы выключить свет около кровати, а затем свернулся рядом с ней, просунув одну руку ей под шею, а другой обхватив за талию. Им было так удобно рядом.
Ему нравилось ощущение ее женственных изгибов, приникших к его телу, прижатых к его плоти. Гладкая и теплая пижама касалась его груди. Он глубоко вздохнул, втягивая в себя запах ее волос, поцеловал ее в макушку и улыбнулся с чувством удовлетворения, когда она со счастливым вздохом еще плотнее прижалась к нему.
Должно быть, это мужской инстинкт, остатки примитивного стремления защитить свою женщину, который заставлял его ждать, когда ее дыхание замедлится в глубоком, размеренном ритме сна, прежде чем он позволит себе перестать бодрствовать. А возможно, он просто наслаждался чувством благополучия, которое испытывал, когда она спала рядом. Какова бы ни была причина, он обычно ждал, чтобы она уснула первой.
Однако сегодня он ожидал напрасно. Как ему показалось, прошло довольно много времени, гораздо больше, чем обычно. Хотя она лежала очень тихо, он чувствовал, что Дори не спит. При том, что она выглядела очень усталой, это казалось удивительным. Он не знал, лежала ли она с закрытыми глазами, но подозревал, что они были широко раскрыты. Вдруг он почувствовал, как напряглась ее спина, и это встревожило его. — Дори, — прошептал он.
Она издала легкий звук, означающий, что слышит его.
— С тобой все в порядке? — спросил он. — Может быть, что-нибудь не так?
Секунды тянулись бесконечно, прежде чем он дождался ответа. Когда она наконец заговорила, ее голос был таким тихим, что это нельзя было даже назвать шепотом, и все же он услышал его так отчетливо, как будто раздался крик.
— Я беременна, — сказала она.