Свободная любовь

Глава пятая

Беременна. Всю долгую дорогу домой Скотт чувствовал себя в машине словно в ловушке. Слово это для него было наполнено неприятными ассоциациями. Он не мог соотнести его с Дори. Он не мог связать его с собой, со Скоттом Роулендом-младшим. Этого не должно было случиться, просто не должно. Они были предельно осторожны. Все между ними было слишком хорошо, чтобы распасться от какой-то случайности.

Беременна. Как бы громко он ни включал магнитофон, музыка не могла заглушить это слово. Случившееся было ошибкой или злой шуткой. Дори была беременна. И виной тому был он. Как это событие в дальнейшем отразится на них?

Непроизвольно его мысли вернулись к тому первому моменту, когда это слово разорвало его мир на части. Его мать бросала это слово отцу. Скотту Роулендут младшему было семь с половиной лет, он лежал в своей кроватке, дрожа и спрашивая себя, что означают эти крики.

Мать его друга Алвина была беременной, а потом у Алвина появился маленький братик. Может быть, и у Скотта появится братик?

Нет, вряд ли, думал Скотт. Мать Алвина была счастлива, что у нее будет еще один ребенок, не то что его мама. И Скотт. услышал другое слово — безобразное, зловещее слово, заставившее его вздрогнуть, несмотря на теплое одеяло: развод.

Пройдет много месяцев, которые ребенку покажутся вечностью, прежде чем он поймет всю серьезность услышанного скандала. Но даже если он и не мог тогда понять происходящего, он чувствовал с безошибочной детской интуицией, что происходит нечто ужасное, что угрожает основам его жизни.

— Твой папа ушел, — сказала мама, когда отец не пришел домой после работы на следующий день.

— Как ушел? — спросил Скотт.

В голосе матери прозвучала горечь, когда она ответила:

— Навсегда.

Несколько дней спустя Скотт спросил:

— Папа умер?

В ответ его мать фыркнула.

— К сожалению, нет. Если бы он умер, осталась бы страховка и мне не пришлось бы искать работу.

— Я увижу его снова?

— Если он захочет увидеть тебя, я не буду возражать.

Спустя две недели в пятницу днем отец Скотта поджидал его после школы. Скотт испытал такое облегчение, увидев отца живым, что бросился к нему в объятия, прижался, повторяя снова и снова:

— Я так соскучился по тебе, папа.

— У меня хорошие новости, — сказал отец. — Мы проведем вместе уикенд.

Так и случилось. Мать Скотта упаковала чемоданчик с его вещами, хотя было видно, что она делала это с неохотой.

— Вот где я теперь живу, — сказал отец, отперев дверь квартиры с такими маленькими комнатами, что они напоминали кукольный дом, который он однажды видел. Больше всего удивило Скотта присутствие женщины по имени Мелинда с вьющимися белокурыми волосами, от которой пахло как от прилавка с парфюмерией.

— Мелинда тоже живет здесь, — сказал отец Скотту.

Скотт пожал руку, протянутую Мелиндой, но ее присутствие смущало его. Он был наделен природным тактом, который подсказал ему, что следует остаться наедине с отцом, прежде чем спросить:

— Ты любишь Мелинду больше, чем маму? Отец выглядел очень грустным.

— Я любил твою маму, Скотт. Но твоя мама и я... понимаешь, мы теперь не те люди, какими были, когда поженились много лет тому назад. Мы теперь стали другими и хотим разного. Мы с Мелиндой работаем вместе, и мы... хотим одного и того же. Я не думал, что так случится, сынок. Иногда мы не можем помочь тому, что происходит. Мы с Мелиндой больше похожи, чем я и твоя мама.

Скотт старался быть взрослым. Он не хотел плакать. Но почувствовал унизительную влагу на щеках и вытер ее тыльной стороной ладони.

— Ты любишь ее больше, чем меня? — спросил он. — Поэтому ты и хочешь жить сейчас с ней, а не со мной?

Отец снова обнял его.

— Я люблю тебя, Скотт-младший, и никогда не перестану любить. Мы с твоей мамой не можем жить вместе, но это не означает, что мы с тобой не можем быть близки.

Ему было приятно, что отец назвал его Скоттом-младшим, как он это делал всегда.

— Ты можешь приходить повидаться со мной, — продолжил отец, — и мы будем все делать вместе. Ты хочешь?

— А Мелинда будет здесь все время?

— Она живет здесь, Скотт, — объяснил отец. — И ей хочется поближе узнать тебя. — Он помолчал, читая чувства на лице сына. — Но иногда мы могли бы заниматься чем-нибудь вместе. Я имею в виду мужские занятия, например игры в мяч или катание на доске. Как насчет этого?

Скотт кивнул, уверенный, что отец будет разочарован, если он не согласится. Но он не очень поверил, что Мелинда хотела поближе познакомиться с ним. Он не думал, что нравится Мелинде, да и она ему не очень-то нравилась.

Вернувшись домой, он рассказал матери о Мелинде и тут же пожалел об этом, потому что мать рассердилась.

— Итак, — сказала она, — ты видел эту шлюху. По тому, как она произнесла это слово, Скотт понял, что оно было отвратительным.

— И как, она хорошенькая? — спросила мать. Боясь рассердить ее еще сильнее, Скотт просто пожал плечами.

Его мать неожиданно изучающе взглянула на него, склонив голову набок.

— Ты очень похож на отца. Интересно, будет ли похож на него этот ублюдок?

Ублюдок. Еще одно новое слово. Пройдут месяцы, прежде чем Скотт свяжет это слово с раздутым животом Мелинды. Мелинда была беременной, а значит, шлюхой; ее ребенок будет ублюдком, а его родители из-за этого собираются развестись.

Это была версия его матери. Версия отца звучала по-иному. Он сказал, что Мелинда была прекрасной любящей женщиной и их ребенок не был незаконнорожденным, потому что отец Скотта женился на Мелинде в тот же день, когда оформил развод с матерью Скотта, что случилось за несколько дней до рождения его единокровной сестры.

Недоумевая от этих разноречивых объяснений, Скотт не знал, кому или во что верить, поэтому он составил свое собственное мнение. Довольно быстро он выработал привычку держать свое мнение при себе. Это стало вопросом самосохранения для ребенка, раздираемого враждующими родителями, ребенка, борющегося за то, чтобы сохранить любовь отца, которая может быть отнята новорожденным.

Беременна. Будто эхо произнесенного двадцать лет назад слова, оно звучало в мозгу Скотта — угрожающее, могущественное, разрушительное, как и тогда.

Доктор Лейтем проводил обычный осмотр, выстукивая и прощупывая ее живот. Дори лежала на кушетке.

— Что-нибудь беспокоит?

— Пожалуй, нет, — ответила она, — ничего необычного. Просто я быстро устаю.

— Как насчет тошноты по утрам?

— Немного сильнее, чем вначале, но в общем терпимо.

— Ну что же, я мог бы прописать таблетки от тошноты, но я всегда советую своим пациентам избегать лекарств и побольше гулять, когда тошнота становится невыносимой. — Он жестом показал, что она может сесть. — Вы уже сообщили отцу ребенка?

Дори напряглась.

— Да.

Взгляд доктора был устремлен на ее лицо в ожидании дальнейшей информации. Когда ее не последовало, он спросил:

— Так что же?

— Похоже, это будет соло, — ответила Дори.

— Когда оденетесь, зайдите в мой кабинет, — коротко сказал он и вышел из комнаты.

Он знает, как подойти к больному, язвительно подумала Дори, слезая со смотровой кушетки.

Одевшись, она пересекла холл и вошла в личный кабинет доктора. Она считала, что ежемесячный осмотр был просто поверхностным ощупыванием ее живота, сопровождаемым словами «Встретимся через месяц». Когда доктор вошел минут через пятнадцать, она спросила:

— Все в порядке? Я имею в виду ребенка.

— У вас все как по учебнику, — пошутил до ктор. — Это абсолютно нормальная беременность.

— Тогда зачем эта частная беседа?

— До конца вашего первого триместра осталось две недели, — сказал он.

Она кивнула:

— Это критический срок, да? Я имею в виду, что если до сих пор у меня не было особых проблем, то, вероятнее всего, их и в дальнейшем не будет?

— Значит, вы читали специальную литературу?

— Это звучит почти как обвинение, — ответила она. — Я просто хотела узнать, что происходит с моим организмом. Это для вас проблема, доктор?

— Вопрос заключается в том, представляет ли это проблему для вас.

— Я не понимаю, к чему вы клоните, доктор Лейтем.

— Вы явно пристрастны к своей беременности, Дори. Я просто хочу быть уверенным в том, что вы осознаете конечный результат происходящего. Вы сказали мне, что в этой беременности... Что это было за остроумное словечко, которое вы употребили? Мне помнится, это было «соло».

— Я не понимаю! — воскликнула Дори. — Вы не одобряете меня, потому что я не замужем? Вы — мой доктор, а не священник. Какое вы имеете право...

— Ну-ну, — сказал доктор, поднимая руки. — Подождите. Выслушайте меня, прежде чем обижаться. Меня меньше всего заботит, одиноки ли вы, замужем или живете с семью гномами.

Дори нетерпеливо хмыкнула и сложила руки на коленях.

— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал доктор, словно читая ее мысли. — Я в течение долгих лет наблюдаю беременных женщин и видел их предостаточно. Поэтому, если вы отдадите должное мудрости, вытекающей из такого богатого опыта, и выслушаете меня...

Она кивнула ему в молчаливом согласии.

Он продолжал:

— Вы умная женщина, Дори. И открыты для всего нового. Сейчас ваша беременность — это приключение, и ваше намерение выступить «соло» — вызов. Но наступит момент, когда вы не сможете видеть пальцы на ногах и поймете, что придется в одиночку заниматься ребенком, тогда появятся другие мысли. Вам придется серьезно поразмыслить, вы ударитесь в панику, поэтому обдумайте это сейчас, пока не слишком поздно.

— Вы ошибаетесь, — возразила она.

— Я ошибаюсь? Вы сообщили отцу ребенка, в глубине души надеясь, что он захочет жениться и исполнять роль отца. Но он не захотел. И поверьте мне, потому что я наблюдал подобную ситуацию сотни раз, что, если он не согласился стать отцом, услышав эту новость, он тем более не захочет этого позже.

— Меня это не волнует, — заметила Дори. — Я сама смогу позаботиться о ребенке. Множество женщин воспитывают детей в одиночку, и я сделаю это не хуже, чем большинство. Я могу позволить себе устроить настоящий дом для ребенка и знаю, что сделаю это с любовью.

— Вам приходилось долго общаться с детьми?

— С моей младшей сестрой.

— На сколько она моложе?

— На пять лет.

— Разница в возрасте не такая, чтобы увидеть всю ситуацию в истинном свете. Вы сами были ребенком, когда родилась ваша сестра. Были ли у вас племянники или племянницы?

Дори отрицательно покачала головой.

— Вам лучше как следует все обдумать, — сказал доктор. — Возьмите к себе домой ребенка на несколько дней и попробуйте представить, что вас ожидает впереди. Это не игрушки. Материнство — это непрерывная, круглосуточная ответственность. Вы не сможете отстраниться от ребенка, когда у вас будет трудное дело в суде или какое-то важное свидание.

— Я не столь наивна, доктор Лейтем. Я не подросток с сияющими глазами, который думает, что приобрел живую куклу.

— У вас впереди вереница счастливых лет, юная леди. Паника — не причина для того, чтобы заводить ребенка.

Дори почувствовала, как от гнева краснеет. Как смеет он подвергать сомнению ее решение, пытаться играть роль Бога в ее жизни!

— Как вы осмеливаетесь оспаривать мое решение! — воскликнула она.

— Я пытаюсь открыть вам глаза на реальность, леди. У вас есть еще две недели, чтобы принять окончательное решение. Аборт в это время — простая и безопасная процедура.

Слезы жгли глаза Дори. Она была как сжатая пружина и не могла ни минуты усидеть на месте.

— Я не хочу делать аборт. Даже Ско... отец ребенка выразил облегчение, когда я сказала ему, что не прибегну к аборту.

— Если он знает о ребенке и решил позволить вам действовать «соло», этот человек отказался от права давать вам советы, что делать с беременностью.

— У него больше прав, чем у вас! — воскликнула Дори.

— Я не был бы так уверен в этом, — возразил доктор Лейтем. — Просто в этом случае его совесть будет спокойна. Я же думаю о вас и о том, во что ребенок превратит вашу жизнь. Его жизнь этот ребенок существенно не изменит. Все тяготы, связанные с ребенком, вам придется принять на себя.

На этот раз Дори нечего было возразить, и ей не оставалось ничего, кроме как смиренно выслушать доктора.

Доктор встал и, облокотившись о край стола, посмотрел сверху на Дори. Его голос был тихим, успокаивающим:

— Если бы в прошлом месяце вы не вошли ко мне в кабинет, словно по раскаленным углям, боясь услышать, что беременны, а обрадовались бы при этом известии, я не счел бы нужным давать подобные советы. Но вы были в шоке и не испытывали того, что я назвал бы радостью. Вы не решили иметь ребенка... вы просто боитесь решиться на то, чтобы не иметь его.

Доктор отошел от стола, подошел к ней сзади и положил ей руку на плечи.

— Две недели, Дори. Это не я устанавливаю срок, а природа. Подумайте об этом. Подумайте всерьез. И не обращайтесь к уклонившемуся от ответственности отцу за советом. Это ваше тело, и это должно быть вашим решением, мне не нужно говорить вам об этом.

Когда Дори открывала машину, у нее дрожали руки. Она не решила, чувствовала ли она себя униженной или рассвирепевшей, но была рада, что назначила встречу с врачом на вторую половину дня, так что ей не нужно было возвращаться в офис.

Она мечтала уединиться в своей квартире и обрести там привычное спокойствие.

Войдя в дом, она заперла за собой дверь, сбросила туфли и сменила рабочий костюм на домашний халат, прежде чем опуститься на мягкую, манящую софу. Хотя она ненавидела слезливость, которая, казалось, сопровождала ее беременность, ей хотелось расплакаться. Голова раскалывалась от слез, которые она сдерживала в кабинете доктора. Но она не могла плакать.

Покой, царящий в ее квартире, охватил ее, придавая уверенность, и напряжение во всем теле начало постепенно ослабевать. В кухне тихонько гудел холодильник, зашумело в трубе — видно, кто-то в соседней квартире включил воду: знакомые, дружелюбные звуки, пробивающиеся сквозь абсолютную тишину.

Дори редко смотрела телевизор, часто забывала включить стерео. Она наслаждалась тишиной пространства, которое она называла домом, словно это был кокон. Она попыталась представить это пространство, это обычно спокойное место наполненным звуками детства. Плач ребенка, стук и грохот игрушек, шум стиральной машины, расправляющейся с одеждой ребенка, запятнанной тем, что он съел и переварил.

Пресловутый топот детских ножек, подумала она, издеваясь над собственной наивностью.

Ее охватил панический страх. Была ли она готова к воспитанию ребенка, который вторгнется в ее спокойную жизнь? Из-за того, что она посвятила жизнь карьере, она редко бывала в компаниях. Единственным человеком, который бывал у нее более или менее регулярно, был Скотт.

Скотт. Вдруг ей очень захотелось поговорить с ним, услышать его голос, почувствовать тепло его тела рядом со своим. Ее тело, ее жизнь, возможно, даже ее душа привыкли к тому, чтобы встречаться со Скоттом каждые две недели. Завтра пятница. Сегодня она уложит свои вещи для поездки в Гейне-вилл. Она томилась по Скотту, и не только физически. В последний раз она слышала его голос во время неудачной попытки поговорить в ее спальне. Иногда они звонили друг другу в промежутке между встречами. Иногда, когда они были слишком заняты своими делами, дни пролетали незаметно, и они забывали сделать это.

Дори страшно хотелось поговорить с ним, узнать, о чем он думает, как осваивается с мыслью о ее беременности, но она считала, что необходимо дать ему время осознать происходящее, время и пространство, в которых он мог бы обдумать будущее. Скотт был из тех, кто занимается самоанализом, любит поразмышлять.

«Что бы он сказал по поводу сцены с врачом? — подумала она. — Пришел бы в ярость, как я, от идеи выскоблить нашего ребенка? Волнует ли его это?» О Скотт, как ты отнесешься к этому, не почувствуешь ли облегчение, как было тогда, когда я сказала, что не хочу выходить замуж из-за ребенка? Хочу ли я сама этого ребенка настолько, чтобы воспитать его без тебя?

Она подняла телефонную трубку и набрала номер его фирмы. Ответил партнер Скотта Майк, который, казалось, был удивлен, услышав ее голос.

— Днем Скотт в университете. Сегодня ведь четверг.

— Ах да, — ответила Дори. — Я была очень занята. Мне кажется, я потеряла счет времени.

— Вы могли бы поймать его после занятий в офисе на территории университета. Или я постараюсь передать, чтобы он вам перезвонил.

— Не беспокойтесь, — ответила Дори. — Я позвоню ему вечером домой.

— Надеюсь, ничего срочного?

— Нет, ничего срочного. — Только наши жизни, наша любовь. Наш ребенок.

— Как там в Таллахасси? Область горячего воздуха все еще висит над городской ратушей?

Дори с трудом поддержала шутливый тон:

— Да, по-прежнему там. Политики поддерживают его.

— Вы приедете на этой неделе?

— Думаю, да. — Думаю? Разве она только что не собиралась в путь? С какого момента она начала сомневаться?

— Почему бы вам не предложить Скотту, чтобы он привез вас к нам, пока вы здесь? Сьюзен постоянно спрашивает, почему вы не появляетесь в нашем доме?

— Я бы очень хотела повидаться с ней и увидеть вашу дочку; сколько ей сейчас?

— Девять с половиной месяцев.

— Она, должно быть, выросла.

— Она уже учится ходить.

— Это, наверное, очень здорово.

— Дори, с вами все в порядке? Вы кажетесь расстроенной.

— Возможно, — призналась Дори. Диапазон чувств, который она испытывала, казался бесконечно широким: трусость, эгоизм, неуверенность в себе.

— Надеюсь, все не так плохо? Я уверен, Скотт с нетерпением ждет этого уикенда, чтобы увидеться с вами.

Дори закусила губу, чтобы не спросить, действительно ли Скотт говорил об этом, упомянул ли он именно эти субботу и воскресенье. Она хотела спросить, выглядел ли Скотт смущенным, сбитым с толку, расспрашивал ли он Майка о ребенке, думал ли о том, что значит иметь девятимесячную дочь, которая учится ходить.

Ей даже хотелось спросить: Да, между прочим, Скотт сообщил вам, что я беременна? Но это было бы несправедливо по отношению к Скотту — выпытывать информацию о нем у партнера и лучшего друга, поэтому она сказала: «Возможно, мы увидимся» — и быстро простилась.

Она опустила трубку на рычаг более разочарованная, чем когда-либо. Разочарованная, усталая, поставленная в тупик и... голодная. Утром ее тошнило, и она не позавтракала, а днем была слишком занята, чтобы съесть свой ленч. Теперь ее тело подавало сигнал, что, несмотря на душевное смятение, ей нужно было топливо, чтобы поддержать себя и зародившуюся в ней другую жизнь.

Еда в холодильнике не привлекла ее, поэтому она сменила халат на широкие джинсы и блузку навыпуск, надела старые кроссовки и отправилась на поиски пищи. Она не знала, куда направиться, — черт, у нее не было уверенности ни в чем, так почему же с обедом все должно быть иначе?

Ей стало противно принимать решения, особенно такие незначительные — идти на рынок за продуктами и приготовить обед дома или же пойти в ресторан и позволить себя обслужить.

Проехав полквартала, она заметила золотую арку «Макдоналдса», перед которой была разбита детская площадка, где несколько ребятишек карабкались по ярко окрашенным гимнастическим снарядам.

«Возьмите на время ребенка», — вспомнила она слова доктора. Не имея возможности взять ребенка, она попробует другой путь. К тому же она целую вечность не была в «Макдоналдсе».

Она притормозила и круто повернула на стоянку «Макдоналдса».

Непосвященный назвал бы эту сцену «время кормежки в детском зоопарке». Бессознательно Дори искала детишек и попала прямо в самый центр. Родители и дети были повсюду. Женщина перед ней держала на руках извивающегося ребенка, пытаясь пасти двух старших детей, и заказывала семейный обед, включающий три «счастливых блюда».

Из-за материнского плеча малыш рассматривал Дори любопытными глазенками цвета черники. Дори тоже с любопытством уставилась на ребенка. Она заметила его вздернутый носик, розовые губки, локон густых каштановых волос. Выражение его широко раскрытых глаз было выжидающим.

Дори непроизвольно улыбнулась. Малыш хитро улыбнулся в ответ. В это мгновение Дори так сильно захотелось обнять его, что из-за невозможности сделать это она почувствовала во рту металлический привкус. Материнский инстинкт, подумала она и поразилась силе этого чувства.

Между старшими детьми вспыхнул спор из-за того, кто понесет поднос к столу, и мать превратилась в судью, унеся ребенка из поля зрения Дори. Семья отошла от прилавка, продолжая спорить, и к ним присоединился мужчина. Он спросил:

— В чем проблема?

Двое детей ответили ему в один голос, но он, похоже, сразу ухватил суть разногласий со скоростью дешифровщика электронного радара.

— Ну, вы даете, — сказал он, снисходительно покачав головой. Он протянул каждому из них по коробке «счастливого блюда» и жестом указал направление в зал. — Теперь найдите свободный столик. — Он улыбнулся жене и раскинул руки, приглашая малыша в свои объятия. — Иди ко мне, Джой.

Джой, маленький хитрец, сразу пошел на руки к отцу, а его мать взяла поднос и последовала за мужем к столу. Дори, еще ожидающая свой заказ, проводила их глазами. Мужчина был самый заурядный, с приятной внешностью, слегка широкий в талии. Мускулы натянули сзади рубашку, когда он нес мальчика на руках. Папа в роли верховного судьи.

О Скотт! Я никогда раньше не думала об этом, но из тебя получился бы отличный папа. У самой Дори был отец, а не папа: он любил ее и уважал, но никогда не баловал. Представить ее отца-судью в «Макдоналдсе» было так же смешно и нелепо, как вообразить ее мать вяжущей детские носки.

Отец Скотта был бы типичным папой, если бы его не разрывали противоречия. Иначе он не причинил бы Скотту боли: только человек, внушающий любовь, способен так ранить другого, вызвать его ревность, как было со Скоттом.

Дори однажды встретила Скотта Роуленда-старшего, и ей запомнилась печаль в его глазах. Он выглядел старше своих лет и ходил с опущенными плечами. Женитьба на маниакальной собственнице, ревнивой и деспотичной, потребовала большой жертвы от этого человека.

— Пожалуйста, — сказал подросток на раздаче, подвинув поднос с едой к Дори.

Дори понесла его к столику на двоих у окна, выходящего на детскую площадку. Она откусила от своего двойного бифштекса, попробовала специальный соус с привкусом редиски и с наслаждением смаковала булочку с кунжутом. Картошка была горячей, хрустящей; молочный коктейль — густым и сладким. Как это она могла забыть, насколько хороша еда в кафетерии? — подумала она, открывая пакетик с майонезом и поливая им салат.

Утолив голод, она вновь взглянула на детскую площадку.

Теперь ее привлекли детали сценок за окном — то, как были одеты дети, сосредоточенность их взгляда, когда они играли, как они общались со своими сверстниками, с сестрами и братьями, а на границах детской площадки — со своими родителями. Ее поразило, что каждый ребенок — это личность. Наблюдая за их игрой, она определила лидеров и тех, кто шел за ними, искателей приключений и мечтателей. Она представила их в зале суда: мечтатель, сидящий на качелях и трезво взирающий на мир, мог бы стать судьей; малыш, рискованно болтающий ногами из окна космического корабля, — вырасти в яркого организатора развлекательных мероприятий, который очарует присяжных своим остроумием; маленькая девочка, подбивающая девочку младше себя взобраться по ступенькам на детскую горку, сможет своим сладкословием обольстить присяжных; искатель приключений, взобравшийся на верх космического корабля, будет агрессивным обвинителем.

Было несправедливо навесить каждому из этих маленьких существ ярлык. Они были не просто дети, они были юные индивидуальности; каждый из них — уникальная личность, с перспективой и большим потенциалом. Родились ли они такими разными, или родители сформировали из них интровертов и экстравертов, сорвиголов и неженок?

Ее охватило глубокое понимание священного трепета, который появляется у родителей с рождением ребенка. Какая же колоссальная ответственность — позволить ребенку быть личностью, каковой он родился, и в то же время помогать развиваться лучшим сторонам этой личности!.. Одна только мысль о подобной ответственности отрезвляла.

Бессознательно Дори прижала руку к животу. Крошечная жизнь в ее чреве едва ли весила унцию, но она была в безопасности, плавая в теплом море жидкости, удивительно защищающей ее, — океане с особым климатом, гениально созданном природой. Сможет ли она уберечь его позже, после того как он покинет эту уникальную атмосферу и будет зависеть от нее совершенно по-новому? Справится ли она с этим в одиночку?

Она кончила обед, вышла из кафе и направилась к детской площадке. Столы там были низкие, в форме цветов. Дори села на столик, потягивая через соломинку молочный коктейль. Маленькая девочка, которая заставляла малышку младше себя вскарабкаться по ступенькам на горку, подбежала к соседнему столику.

— Дженни съехала с горки, — объявила она женщине, читающей книгу.

Женщина опустила книгу на колени.

— Да, я видела.

— Она не хотела ехать, а я ей показала, как нужно.

— Я видела, как ты помогала ей.

— Теперь я покажу ей космический корабль.

— Это ей очень понравится.

— Мы будем здесь долго-долго? — В голосе девочки прозвучала надежда.

Ее мать рассмеялась.

— Еще минут десять.

— Мама, — запротестовала девочка. — Это слишком мало.

Мать подняла брови.

— Лучше иди — и не теряй времени, его и так осталось мало.

— Но...

— Ре-бек-ка.

На лице девочки появилась гримаска недовольства, однако она повернулась и побежала к космическому кораблю, где ее ждала младшая девчушка. Они тут же начали карабкаться по трапу, который вел внутрь.

— Бунт был непродолжительным, — прокомментировала Дори, обращаясь к матери девочки.

Женщина засмеялась.

— Забавно, правда?

— Они обе ваши?

Женщина отрицательно покачала головой.

— Младшая — моя племянница. Она остается с нами, когда ее родители путешествуют.

— Ваша дочь, похоже, всерьез взялась за нее.

— Ребекка думает, что Дженни — одна из ее кукол-младенцев. Она опекает ее до одурения.

Дори попыталась вспомнить, была ли у нее когда-нибудь кукла-младенец, но не припомнила. Когда ей было лет десять-двенадцать, она увлекалась Барби. У ее Барби был игрушечный городской дом, с бассейном и лошадью. Почему она не помнит куклу-младенца ?

— Который ваш? — спросила женщина. Дори смущенно пожала плечами.

— Никто. Я... как раз думаю о том, чтобы завести ребенка.

Женщина посмотрела на нее с интересом.

— Это серьезный шаг.

— Да, очень серьезный. И... необратимый.

Женщина засмеялась.

— Да, возврата назад нет.

— Вам трудно было решиться иметь ребенка? — спросила Дори.

— Нет, — сказала женщина с грустью. — Мы пытались несколько лет. У меня было два выкидыша, и мы уж было потеряли надежду на то, что я смогу выносить ребенка положенный срок.

— Как это ужасно.

— Тогда это было ужасно. — Она оживилась. — Но сейчас у нас есть Ребекка, и врач сказал, что нет причин, почему бы мне не иметь еще одного ребенка. Поэтому мы снова надеемся.

— Сколько лет Ребекке?

— Четыре.

Ребекка и ее двоюродная сестра добрались до первой ступени космического корабля и помахали из круглого отверстия. Женщина махнула в ответ.

— Она очень хорошенькая, — заметила Дори. Лицо женщины озарилось улыбкой, когда она взглянула на дочь.

— Да. — Она повернулась к Дори. — Конечно, мы пытаемся не обращать на это внимания. Мы не хотим, чтобы она выросла тщеславной.

— Сколько всего заключено в материнстве, — вслух подумала Дори. — Следует разрешить столько проблем, взвесить, сопоставить. Принять столько решений...

— Да, — согласилась женщина. — Проблем много. Это непростая работа.

У Дори появилось много вопросов, над которыми следовало поразмыслить. Она встала.

— Мне нужно идти. Надеюсь... — Она не знала, что сказать в заключение, чтобы желание женщины забеременеть исполнилось.

— Чему суждено случиться, то случится, — сказала женщина, догадавшись о мыслях Дори.

Слова, сказанные так спокойно и с такой уверенностью, звучали в душе Дори, пока она шла к торговому центру купить несколько книг по беременности, и сопровождали ее по дороге домой: чему суждено случиться, то случится.