Свободный ритм

Глава 1 Пятница, но не расслабиться

Макар пронаблюдал, как невысокая фигура друга скрывается за дверью в вестибюль. Завтра здесь, в баре «Кленовый лист» Ильюхина свадьба, и он — Климов — в свидетелях. Йо, он не представлял, что это так хлопотно! Хорошо хоть свидетельница шустрая попалась, Светка взяла на себя большой объем забот — невеста-то беременная. Мак еще раз осмотрел помещение и в очередной раз нахмурился: какой-то аляповатый плакат загораживал весь обзор из диджейской будки. Опустил взгляд и нашел среди мельтешащих туда-сюда разнорабочих девушку из дизайнерской студии, заведующую всем этим бедламом.

— Эй, Киса! — шагнул к ней, рисуя на губах легкомысленную улыбку.

Брюнетка, которая ростом доходила ему как раз до подмышек, резко обернулась, и Макар невольно залюбовался веером блестящих длинных черных волос.

— Что, ээ… Котик? — получил в ответ и удивился. Котик? Вот так, сразу?

Слышь, ты чё такая дерзкая?

Темно-карий взгляд, уставившийся ему в подбородок, сначала спустился до его кроссовок, затем поднялся до уровня глаз, заставляя ее запрокинуть голову еще больше. Длинная черная бровь завораживающе медленно поползла вверх. Когда она, не дождавшись отклика, недоумевающе мотнула головой, Климов вспомнил, что хотел сказать:

— У меня претензия.

— А Вы кто?

— Свидетель, — после небольшой заминки выдал парень.

Она снова осмотрела его и сморщила носик.

— Ладно. Излагай, раз свидетель…

Разговор получался странный.

— Вон ту простыню, — он показал пальцем наверх, — надо бы убрать. Или перевесить. Она загораживает диджея.

Вторая бровь присоединилась к первой на широком лбу, и малышка повернула голову в нужном направлении.

— А там будет на что посмотреть?

— Обижаааешь! — томно протянул Мак и хвастливо выставил на показ свой правый бицепс.

К слову сказать, ему было чем гордиться. В спортзал Климов ходил регулярно и с удовольствием. Не перекачивался, но в форме себя держал. Однако собеседница не оценила, нахмурившись.

— Я не поняла, ты свидетель или диджей? Или, может, стриптизер? — кивнула на продемонстрированные мускулы.

Сказанное таким тоном, это было похоже на оскорбление, но Макара трудно обидеть.

— Я хорош во всем! Хочешь проверить? — подмигнул.

— Нет, — равнодушно покачала головой брюнетка и отвернулась.

Климов стоял и глазел на эту пигалицу, которая отшила его вот так, не задумываясь, без напряга. Да и ответа на свою просьбу он так и не получил. Самому, что ли снять эту фигню, когда все уйдут?

Тут зазвонил его телефон. Незнакомый номер. Чертыхнувшись, он все же снял трубку.

— Милый, — защебетали на том конце провода. — Я звоню-звоню! Ты куда пропал?

Бл@, кто это, вообще?

Парень опять посмотреть в экран телефона и «защебетал» в ответ, подражая ее голосу:

— Милая, я был слегка занят, — прокашлялся и продолжил нормально: — И сейчас тоже занят, — посмотрел на худенькую попку, которая вдруг возникла перед ним, когда давешняя брюнетка наклонилась к развязавшемуся шнурку на маленьком коричневом ботиночке. — И… еще долго буду занят.

— Но… — было заметно, что собеседница не ожидала такого поворота. — Ты же обещал!

— Да? — Чего он там кому обещал? ХэЗэ. Даже спрашивать не интересно. — Значит, я передумал. Прости, Киса.

— Не знала, что ты такой козёл! — резко прокричали в ухо, и Мак, еще раз всмотревшись в цифры абонента нажал «отбой». Секунда на размышление, и номер занесен в черный список телефона. Он даже не знает, с кем разговаривает, поэтому вряд ли пожалеет о разрыве подобной связи. И да, похоже, в его черном списке уже больше номеров, чем в «белом».

Улыбнулся сам себе.

В это время малышка обернулась и снова уткнулась взглядом в подбородок. Мак невольно провел ладонью, проверяя небритость.

— Так, что с плакатом? — снова поинтересовался он, пользуясь моментом, когда на него обратили внимание.

— Позже, — так же безразлично, как вначале, и она плавно начала обходить Климова, стремясь к какой-то своей цели.

Мак схватил ее за руку выше локтя, случайно задев пальцами грудь и натянув ее жилетку. Женские формы отчетливо проступили под одеждой. А сама девушка вдруг резко выхватила руку и отшатнулась метра на три от него. Ощетинилась, как кошка, и прошипела:

— Не трогай меня!

— Оу, какие мы неприступные, — протянул Мак, выставляя в защитном жесте ладони. — Всё, всё, больше не буду. Я ж не знал!

— Чего ты не знал? — прямо-таки излучая неприязнь, спросила она.

— Что ты такая… недотрога.

Тут он разглядел на ней бейджик и прочитал имя: «Ася».

— Просто держи свои руки при себе, о-кей? — начала успокаиваться эта Ася. — Я тебя не знаю.

— Может, познакомимся тогда, — он демонстративно наклонился к ее бейджику, щурясь, будто пытаясь разглядеть, хотя уже точно знал: — Ася?

Ее тонкие ручки, выглядывающие из объемной вязаной жилетки, сплелись под грудью, от чего та явственно выпятилась, заставляя задуматься, какой же там размер? Третий?

— С какой целью?

Макар моргнул, возвращая внимание ее лицу.

— Что?

— Зачем нам знакомиться?

— Общаться. Дружить. Встречаться? Я — Макар! — наигранно вытянул широкую ладонь ей навстречу.

Ася скептически фыркнула.

— О-кей, Макар. — Рукопожатия не случилось. — Что-то еще? Или я могу продолжить работать?

Выпяченная грудь не давала покоя. Задал дурацкий вопрос:

— А кем ты работаешь?

— Дизайнером.

— Круто!

Перед его лицом пощелкали пальцами, и расфокусированный взгляд снова обрел осмысленность.

Девушка усмехнулась и пошла по своим делам. Мак помотал головой и повернулся к несчастному плакату. Эх… Сам. Всё сам…

А девчонка какая-то замороченная. И молодая. Но симпатичная. Очень.

Ася начала уставать. За сегодня это был уже третий зал, который нужно украсить. И везде вылезали какие-то «геморрои». В первом их не ждали и даже не были предупреждены, что кто-то должен приехать. Прождали полтора часа, пока решили, что к чему. Второй зал оказался больше, чем указано и оплачено. Кто вообще проверял помещение, оформляя заказ? Согласования тоже заняли время и потрепали нервы: атрибутики не хватало, драпировка оказалась не в размер, да еще гелиевый баллон начал вытворять фокусы — шары через один начали рваться.

Когда подъехали к третьему объекту — у девушки уже раскалывалась голова. Хорошо хоть тут всё оказалось, как планировали, но теперь им катастрофически не хватало времени до окончания рабочего дня. Придется задержаться. А значит, мама опять будет ругать: девушка обещала помочь с ужином, сегодня пятница, и к ним придут брат с семьей.

Пятницы Ася не любила. Причины были: работы перед выходными несоизмеримо больше, чем в другие дни, что неизбежно выматывало; семейные ужины, которые вопреки здравому смыслу оказывались для девушки пытками, поучительные беседы с братьями. Да, куча всего. Боже, как же она устала от этого! Только бабушка Рая ее понимает…

Семья Рахмановых исповедовала Ислам.

Отец, ныне покойный, единственный сын у своих родителей, был жестким человеком. Всю жизнь проработал на местном заводе в начальниках. Смягчить его строгий нрав могли лишь два человека: его мать Раиса и его дочь — Асия. Жена Альбина, в силу собственных взглядов на жизнь или каких-то других причин, так и не стала для папы Каюма родственной душой, так считала сама Ася.

Мама, которая не работала в своей жизни ни одного дня, была убеждена, что жизнь необходимо посвятить дому. Заботе о мужчинах — муже и троих сыновьях. Они — опора и надежда. Слово главы семьи — закон. Асе даже казалось, что патриархат в их семье был возведен в абсолют именно благодаря матери, а не отцу. Предполагалось, что и Ася в будущем будет так же почитать мужа и, если пожелает Аллах, сыновей, поэтому всячески пыталась вовлечь дочь в домашние дела: готовить, убирать, стирать… Учеба, работа, друзья и увлечения для женщины, по мнению матери, были не более чем бесполезной блажью, негативным влиянием современного общества.

Именно мама много лет назад стала инициатором этих пятничных семейных обедов, невзирая на рабочий день. По Исламу пятница — день святой, который желательно посвятить молитвам и семье. И сегодня, если Ася не придет вовремя, ее ждут очередные нравоучения и упреки. В этот раз на ужин в отчий дом собирался средний из братьев — Руслан, с женой и двумя детьми-погодками. Старший брат Рафик был в отъезде за границей по делам бизнеса. А младший Карим и так жил в родительском доме, заканчивая учебу в местном университете.

Ася дома практически не бывала. С самого детства, когда отцу было не до воспитания дочери, бабушка Рая, всеми правдами и неправдами, старалась выудить единственную внучку из дома к себе, пользуясь сыновней любовью. Каюм не возражал, невзирая на недовольство жены, поэтому Ася годам к десяти окончательно переехала к бабуле. Там не заставляли драить кухню, готовить восьмилитровые казаны плова, и чистить вручную длинноворсные ковры, шепча восхваления Всемилостивому. Во внучке пожилая женщина души не чаяла. Взращивала дитё в «тепличных» условиях, оберегала от мужского террора, материных понуканий, религиозного давления… Пока мама убирала, готовила, обстирывала мужа и трех ее братьев, Ася беззаботно резвилась с подружками в бабушкином дворе.

Раиса Михайловна, мать отца, мусульманкой не была, лишь волею судьбы вышла замуж за исповедующего ислам мужчину — дедушку Исмаила. Поэтому всячески способствовала желаниям девочки учиться и иметь увлечения независимо от вероисповедания. Только благодаря бабушке, Ася получила высшее образование и диплом художника-оформителя.

С тех пор как отца не стало, мать взялась за Асю с утроенной силой. Во время нечастых встреч — бесконечные нравоучения, наставления, понукания… Постоянные тычки носом в нежелание покрывать голову, молиться пять раз в день. Упреки в отсутствии смирения и благодарности Всевышнему. Пятничные встречи с домашними были лишь малой толикой всего, что пыталась навязать Альбина своей дочери. Если бы Ася могла, она и не посещала бы подобные ужины, но это посчитали бы вопиющим неуважением к семье и религии. Однако сам ужин и его приготовление — полбеды. Ее братья, особенно старший и средний, переняв религиозный экстаз у матери, теперь вовсю пытались вразумить потерявшую себя среди неверных сестру и наставить на путь истинный.

Асия Каюмовна Рахманова была мусульманкой по рождению. Но совсем не по желанию и воспитанию… В ней постоянно боролись долг и искушение. Она молилась, но по зову сердца, а не по расписанию. Она хранила девичью честь для мужа, но не считала нужным отказывать себе в других нехитрых мирских удовольствиях.

И сегодня ее ждало очередное напоминание о том, что живет она неправильно, оттого и не познала до сих пор семейного счастья в свои двадцать восемь.

Макар сидел дома перед лэптопом и думал о завтрашнем свадебном дне. Собственно, за последний месяц такие мыли посещали почти ежедневно. И вот, финишная прямая. Зал готов, аппаратура на месте, друг Лёха, который должен был стать на завтра основным диджеем в «Кленовом листе», так как оба постоянных труженника — это жених и свидетель, с трудом, но упрошен потратить пол выходного дня на друзей. Лимузины заказаны на девять утра. Костюм сшит и висит, притягивая взгляд своей идеальностью, прямо на дверце шкафа.

Казалось, в воздухе витало что-то торжественное. Даже в «однушке» у Мака.

Задумался, каково это: чувствовать себя женихом? Потому что сейчас, ему казалось, он это чувствовал. Месяцы приготовлений ради нескольких часов тусы. Разница лишь в том, что назавтра он не расстанется со своей свободой. Слава Богу!

Свобода — это всё. Работай, гуляй, пей, спи… отчитываться не надо ни перед кем. Совсем! Это ли не счастье?

Родители давно перестали обращать внимание на его образ жизни, считая, что, если сын не алкаш и не наркоман, получил образование, то и дальше вполне может сам устраивать свою жизнь. Да и жили они в другом городе, далековато, чтобы держать ребенка под контролем.

Макар переехал в областной центр, когда поступил в ВУЗ. Вполне успешно закончил его и остался в nen, чтобы искать себя. Жил в квартирке, купленной родителями при поступлении, сдавал трёшку в центре, оставшуюся от бабушки, умершей пару лет назад, работал диджеем в баре и музыкальным редактором на местном радио. Плюс достаточно часто подрабатывал фрилансом где-то еще, в качестве звукооператора, если позволяло время, и было желание. Денег хватало, чтобы покрыть все холостяцкие запросы и даже иногда баловать девчонок, попавших по случаю в зону его особого интереса.

Таких девчонок было немного. Именно тех, кого он сам хотел баловать, а не тех, кто хотели бы, чтобы их баловали, и летели в его объятия со скоростью звука. Особенные встречались нечасто, как бы ни было это грустно. По сугубо личному мнению Макара, такие не могли быть завсегдатаями баров или еще каких-либо увеселительных заведений, то есть мест, где обитал сам Климов. Он их там и не искал. И выходило, что, имея своеобразный стиль жизни, не очень легко было найти кого-то, кто затронет струны души. Да-да, у Макара была душа! Ранимая, нежная, но глубоко спрятанная и запертая в броню, чтобы не дай Бог кто не повредил. Ключик от своего сердца Макар еще никому не давал. Лишь некоторым — особенным — позволялось заглянуть в замочную скважину.

С доступными глупышками у Макара тоже складывалось неплохо, но баловать их не хотелось, хоть иногда и приходилось. С такими всё начиналось быстро и быстро заканчивалось: часа через два-три после знакомства — в постели. Но развлечения ради и спасения от скуки, такой вариант был приемлем и даже необходим. Случай, когда он повторно встречался с одной и той же девчонкой, бывал редко. Их и так много, пока всех переберешь — пенсия… Однако все они, такие, откуда-то умудрялись раздобыть номер его телефона. Иногда, но редко, в приступе собственного тупизма, он давал его сам, а потом жалел, когда легкомысленные крошки названивали ему. С просьбами при первом звонке и обидами при последующих десяти. Что за народ? Никакой гордости!

Почему-то вспомнилась сегодняшняя малышка. Ее волосы, как у русалки, сквозь которые хотелось провести пальцами; ее миниатюрная джинсовая попка, случайно мелькнувшая во всей красе перед взором. Ее странная реакция на простое прикосновение и последующая поза, не дававшая покоя Макару по сей момент: выпяченная грудь так и стояла перед глазами. Звала, что называется, и манила.

Макар невольно улыбнулся, вспоминая.

Вот она наверняка не из тех, кто будет названивать и предлагать себя. Так, по крайней мере, казалось.

Странная девочка. И имя редкое: Ася. Но Речинский прав, она ростом ему по пояс, и это, наверное, неудобно — с ней. Изюмина на пироге, ха-ха!

В голове нарисовалась картинка некоей пикантной позы, где про все неудобства было забыто, и в штанах у Макара наметилось напряжение. Черт. На сегодняшнюю ночь он не планировал удовлетворять свои мужские потребности — надо выспаться, поэтому неожиданная эрекция сейчас совсем некстати. Ничего, перетерпит. Не семнадцатилетний пацан! Да было бы, на что! Подумаешь, попа и грудь! Экая невидаль!

Проведя рукой по светлым волосам, подбородку с двухдневной щетиной, вздохнул и пошел в душ. Нет, не холодный. Обычный. Расслабиться и согреться. И спать… Завтра вся эта беготня закончится, и жизнь снова обретет прежний ритм.

Ася безбожно опаздывала. Семейный ужин был назначен на семь, а сама она должна была прийти раньше, чтобы помочь на кухне. Сейчас же на часах было уже начало восьмого, а она еще даже не села в транспорт, чтобы добраться на другой конец города.

Предвкушая не самый приятный вечер, после крайне напряженного дня, девушка едва переставляла ноги. Тело подспудно не хотело перемещаться туда, где, заранее известно, ей не будут рады в правильном понимании этого слова. Ася не сомневалась, что Альбина любит ее, не может же мать не любить своего ребенка! Но уж как-то эта ее любовь специфично выражалась.

И вот он — автобус — остановка за остановкой, привез ее по назначению. Выйдя из транспорта, Ася, огибая прохожих, приближалась к дому. Во дворе уже стояла иномарка среднего из братьев Руслана с двумя детскими креслами на заднем сидении.

Супер.

Дверь открыл Карим — младший брат.

— О! Аська, заходи! — улыбнулся парнишка. Карим всегда был вне семейных разборок и дрязг. Будучи так же религиозен, как и все мужчины в этой семье, он никогда ни словом не упрекнул сестру в чем-либо, считая, что выбор веры, как и частота и искренность молитв — личное дело каждого. За это Ася уважала Карима особенно.

— Привет, — поцеловала брата в обе щеки, как принято. — Мама где? — осторожно поинтересовалась девушка.

— На кухне. Где же еще!

— Ясно. Сейчас, руки помою… задержалась на работе.

— Не переживай, Руслан с Асмой уже приехали. Она маме помогает.

В прихожую выбежали племянники: Марат и Рахим.

— Тетя Асия! Тетя Асия! Мы выучили песню и сегодня будем петь ее для тебя и бабушки!

— Ладно, — девушка присела, чтобы обнять мальчиков. — Погодите, я руки помою. А вы, помыли уже?

— Нет!

— Пошли вместе, я помогу!

— Давай! — весело и шумно дети ринулись в сторону ванной.

За столом царила тишина — все ели. Подобные мероприятия сильно отличались от тех, что видела Ася у друзей и знакомых. Здесь никто не шутил, и даже почти не разговаривали. Никто не вставал из-за стола, пока не доест, пить, даже воду, разрешалось только после еды. Почему — Ася не понимала. Про алкоголь здесь нельзя было даже упоминать — грех! А если Ася забывала громко поблагодарить Аллаха за пищу по окончании трапезы — удостаивалась недовольного взгляда матери и старших братьев в обязательном порядке.

Зачем это всё? Разве важно, сколько и когда человек вслух произнесет хвалу или молитву? Разве не важнее, что он при этом чувствует и думает? Разве не должна молитва жить в душе, а не напоказ? Бабушка Рая никогда не молилась громко, не доказывала людям, что верит в Бога. А что верит — несомненно: она еженедельно посещала православную церковь, где все, кроме батюшки молились тихо или вообще про себя…

Когда всё было съедено, Асию отправили убираться на кухне — в качестве наказания за опоздание. Впрочем, сегодня она была этому даже рада. Лучше уж одной со своими мыслями застрять у раковины с тарелками и кастрюлями, чем очередной раз выслушивать, какая она неблагодарная, несчастная, нечестивая… Знали бы они — насколько.

Ася умела пить, курить и общаться с мальчиками. Под бабулиным нестрогим присмотром и далее в учебных заведениях научиться не составляло труда. Доказать, что не слабее и не хуже других! Теперь, когда взрослая жизнь вступила в полноценную фазу, девушка иногда делала что-то «неправильное», но не ради чего-то, а вопреки. Назло семейным устоям и материнским нравоучениям. Бабушка смотрела на всё это и лишь качала головой, приговаривая «Был бы жив дед…»

Ася никогда не спрашивала, что было бы, если бы дедушка Исмаил до сих пор был жив. Возможно, тогда она продолжала бы жить дома, с родителями. Смысл менять шило на мыло, если здесь царила бы такая же тирания? Но у девушки имелось тайное подозрение, что дед не был строгим. Иначе как так получилось, что бабушка Рая осталась своевольной и своенравной леди? И папу она воспитала хоть и жестким, но достаточно справедливым, терпимым к людям, придерживающимся других взглядов. Если бы не мама…

Материна семья была радикальной. Всех, кто не исповедовал Ислам, считали почти что врагами. Асе оставалось лишь облегченно вздыхать, что родителей мамы не стало, когда она была еще маленькой. Иначе неизвестно еще, что было бы с ней сейчас.

Иногда она задумывалась, каково это — жить вот так, как мама, веря, без оглядки на происходящее вокруг? Не знать, что происходит за пределами религиозных канонов? Не стремиться узнать мир. Не пробовать никогда терпкого вина или шампанского, оттого, наверное, и не желая снова почувствовать этот вкус. Не ведать объятий и поцелуев мужчин, кроме законного и единственного на всю жизнь мужа: если не с чем сравнивать, то другого и не хочется! Наверное?

Ася Рахманова за свои двадцать восемь лет успела полюбить шампанское и сравнить поцелуи. Мизерный собственный опыт и огромный чужой, украдкой подсмотренный, доверительно рассказанный. Поцелуи ведь тоже бывают разные. Кто-то целуется слюняво, а кто-то, едва причмокивая, словно делясь драгоценным… У кого-то большой рот, и кажется, будто тебя сейчас съедят, а у кого-то маленький и скромный. Кто-то кусается, иногда больно, а иногда очень… очень приятно! Как можно прожить жизнь, не испытав всего ее многообразия… да вот хотя бы даже всех этих поцелуев? Это все равно, что ходить десять лет в школу и учить только один предмет! Все равно, что…

— Асия! — вырвал из фантазий и воспоминаний голос матери. — Что ты тут копаешься? Заканчивай, Руслан скоро поедет домой, а вы с ним даже не пообщались!

— Да, мама.

— Помой еще вон тот противень, надо почистить железной мочалкой, пригорело… Потому что некоторые не соизволили явиться вовремя и помочь матери!

— Я была на работе.

— Что мне твоя работа? Я что, денег у тебя прошу? Да и не женское это дело — работать! Твоя работа должна быть тут: дома, на кухне. А ты непонятно где и чем занимаешься, поэтому на тебя и не посмотрит ни один уважающий себя достойный мужчина!

Ася повесила голову. Что на это ответить? Любое слово сейчас может обернуться против нее же. Любой ответ будет воспринят в штыки и интерпретирован как неверный.

— Я поняла, мама.

— Раз поняла, давай, шевелись. Руслан не будет тут до ночи сидеть, тебя ждать.

— Хорошо.

— Аллах, за что мне такая дочь!? — риторически проныла мать, воздев руки к потолку, и скрылась в коридоре, шурша длинным подолом домашней галабеи.

Ужасно хотелось спать, а надо еще ехать домой, к бабушке… Можно остаться тут, у Аси была своя комната в родительском доме, но желания никакого не было. Тем более, завтра снова на работу: на этот раз свадебным фотографом тех же клиентов, которым сегодня она украшала последний зал. В одиннадцать нужно быть на месте.