Сводные. Ты (не) можешь меня любить

17

Глава 17

Макс…

Это какое-то наваждение. Настоящее помешательство. Грёбанное помутнение рассудка…

Сорваться с места готов. Держусь лишь на одном упрямстве. Но в мыслях я уже давно сорвал с Барби эти полоски ткани и распластав её прямо на бортике бассейна, ворвался в её тело колом стоявшим членом.

От вспыхнувшей перед глазами картинки едва не задыхаюсь. В глазах темнеет, и пальцы фантомно чувствуют мягкость её тела.

Рот слюной наполняется от желания языком коснуться этих торчащих сосков и спуститься по животику вниз…

Кроет. Жёстко.

Чувствую, словно проваливаюсь в какую-то чёрную дыру из которой не будет выхода. Потому что если сорвусь, это навсегда. И пути назад нет.

Я словно одержим этой девчонкой. Не могу не думать о ней ни днём, ни ночью. И если раньше я ещё как-то мог справляться с этим странным влечением, то сейчас в мозгу что-то коротнуло.

Ненавижу это дерьмовое состояние. И отказаться от него не могу.

Когда Барби перебирается на шезлонг, молюсь не сорваться и оставаться на месте. Но с каждой секундой чувствую, как моё сопротивление тает. Стирается. Просто растворяется и я уже словно ведомый умелым кукловодом, делаю шаг.

Не могу сопротивляться.

Ненавижу себя за эту слабость. И её ненавижу, что делает меня таким слабаком. За то, что обнажает мои нервы и ломает ледяную стену отчуждения, что я с таким трудом выстраивал все эти годы.

Понимаю, стоит мне сделать ещё один маленький шажок, и я просто рухну перед ней на колени и буду молить позволить прикоснуться. Буду слюной захлёбываться, соглашусь на всё, абсолютно… только бы не отказала.

Это состояние раба просто невыносимо бесит. Раскатывает моё самолюбие и циничность. Уничтожает во мне то, что делает меня собой, таким, какой я есть. Гордость? Просрал её. Только что. Когда увидел, как она проводит ладонью по своему бедру, волосам… как она прикусывает нижнюю губу…

Эта одержимость Барби уничтожает что-то внутри меня.

Телефонный звонок прорывается сквозь моё помутившееся сознание последней тонкой соломинкой, обещавшей спасение. И я стараюсь воспользоваться этим шансом выгрести, выплыть из этого омута бешенного желания. Тянусь к карману за телефоном, но рука едва двигается. Даже больно становится оттого, как приходится напрячь мышцы, ведь не слушаются.

С трудом вынимаю мобильник. Это действие отнимает охеренно много сил, но я справляюсь.

Горыныч! Как же я чертовски рад, что ты выдёргиваешь меня из этого адового состояния.

– Слушаю, – выдыхаю я, и сам слышу, как мой голос хрипит, словно заржавевшая деталь какого-то старого инструмента.

– Эм… Макс? С тобой всё в порядке? – спрашивает друг недоумённо.

Чтобы отрешиться от реальности, разворачиваюсь и тупо сбегаю отсюда. Сейчас голос Егора — мой якорь, чтобы оставаться в сознании.

– Нормально, – вру.

– Хм, а так и не скажешь. Ладно, короче, я в аэропорту. Скоро буду у тебя. Встретишь?

– Да, – говорю, наконец возвращая себе способность хоть немного мыслить ясно. – Уже выезжаю.

Через гостиную пролетаю метеором. Запрыгнув в тачку, тут же завожу двигатель и давлю на газ.

Да уж, никогда ещё меня так не ломало.

– Вот же блядство, – выдыхаю я, выворачиваю руль и гоню в сторону аэропорта. А пару часов спустя Егор уже регистрируется в отеле.

Домой сегодня мне никак нельзя. Сорвусь к чертям собачьим. Точно это знаю. Поэтому, заказав в ресторане отеля пару бутылок вискаря и закуски, мы заваливаемся в номер и я, откровенно говоря, просто нализываюсь в хлам.

А под утро, когда возвращаюсь домой…

– Ольга! – рычу, осознав, что эта сучка просто не ночевала дома.

Ну всё, мелкая, тебе пришёл полный и безоговорочный пиздец!