Связанные страстью

Глава 10

Дженни выехала с заходом солнца, хотя имела некоторые сомнения насчет того, как все обернется и удастся ли ей осуществить свой замысел. Некоторое время она провела в спальне, обдумывая, как велел ей отец, сложившееся положение, и вышла из домика часом позже. Мигом заседлав лошадь, она покинула ранчо, прежде чем отец и его работники успели вмешаться и отговорить ее от задуманного. Дженни отлично знала, куда направляется и что ей предстоит сделать.

Девушка с облегчением вздохнула, когда в поле ее зрения появилось ранчо «Дабл-Эс». Горевшая в окне лампа свидетельствовала о том, что Мэтт дома. Дженни порадовалась, что его рабочие находились в отлучке и ей не придется с ними встречаться. Она не очень хорошо представляла себе, что должна говорить молодая женщина, чтобы оправдать свой визит к одинокому мужчине после заката солнца. Просто хотела сообщить Мэтту о том, что сказал ей отец. Мэтт имел право это знать.

Дженни подъехала к ранчо, соскочила с коня и направилась к домику, но на полпути остановилась, поскольку дверь неожиданно распахнулась и в дверном проеме появился Мэтт. Дженни молча вошла в дом и повернулась к его хозяину, когда он закрыл за ней дверь.

— Что ты здесь делаешь, Дженни?

Дженни судорожно сглотнула.

— А ведь ты не Мэтт, не так ли?

— Не Мэтт.

Братья походили друг на друга как две капли воды. За исключением одного: Такер не носил на поясном ремне гравированную серебряную пряжку, доставшуюся Мэтту по наследству от отца. Дженни усмотрела в этом определенную иронию: Джереми Стрейт, пусть и мертвый, изыскал тем не менее способ, как различать сыновей.

Впрочем, Дженни все равно узнала бы Такера, хотя, возможно, не сразу.

— Ты не ответила на мой вопрос, Дженни.

Дженни и не могла сразу ответить ему. У нее накопилось слишком много других вопросов. Почему в Такере было все то, что ей так хотелось видеть в Мэтте? Или нежность и страстное желание близости с ней, отсутствовавшие у Мэтта, но проступавшие в его взгляде, были лишь плодом ее воображения?

— Дженни!

— Я хотела поговорить с Мэттом.

Такер отступил на шаг.

— Его здесь нет. Он сказал, что ему нужно кое-что сделать, и ускакал. Не знаю, где он сейчас.

— Прежде всего я хотела ему рассказать о состоявшемся у нас с отцом разговоре.

— Стало быть, он знает о том, что произошло? Я почему-то не сомневался, что именно так все и будет.

— А потом я хотела разыскать тебя.

— Тебе захотелось меня увидеть? Почему?

Дженни опустила глаза.

— Я хотела извиниться перед тобой, поскольку оставила тебя в состоянии неопределенности. Кое-что между нами так и осталось непроясненным.

— Я так не считаю. Мэтт, прежде чем уехать, сказал мне, что ваша помолвка не расторгнута.

— Сейчас это лишь своего рода временная декорация.

Пораженный услышанным, Такер прошептал:

— Мне очень жаль.

— А мне — нет. — Понимая, что удивила его, Дженни добавила: — Ты недооцениваешь себя, Такер. Хотя я не в восторге от твоих деяний и отнюдь не горжусь тем, что отдалась тебе, ты тем не менее сделал благое дело. Доказал нам с Мэттом, что мы с ним не пара.

— Не говори так, Дженни.

— Но это правда. Теперь я точно это знаю. И Мэтт тоже.

— Дженни, я приехал сюда вовсе не для того, чтобы усложнять тебе жизнь.

— А зачем ты сюда приехал, Такер?

— Я приехал… — Тут Такер вздохнул. — Полагаю, я приехал сюда, потому что завидовал Мэтту, Мне казалось, что он незаслуженно получил множество привилегий, от которых я бы тоже не отказался, — к примеру, ничем не замутненное детство, лишенное горестных воспоминаний, и будущность, дарованную ему любящим отцом. Но все сложилось совсем не так, как я рассчитывал.

— Что ты имеешь в виду?

— Все пошло наперекосяк с первой минуты, как я его увидел. Я знал, что он мой близнец, но одно дело — знать, и совсем другое — видеть перед собой свою точную копию. Скажу честно, это поразило меня до глубины души. Это не говоря уже о том, что чувства, испытанные мной, отличались от тех, какие я ожидал. Я не чувствовал радости, которую надеялся испытать, сделав Мэтта несчастным. Поэтому предпринял следующий шаг. По городу распространялись слухи о его связи с девушкой из салуна, и я решил выяснить, правда ли это. Полагал, что соблазнить ее не составит большого труда.

— Да, в этом смысле она оказалась куда более твердым орешком, чем я.

— У тебя искаженное представление о ситуации, Дженни.

— Искаженное? Хочешь сказать, не ожидал, что у тебя со мной все так легко сладится, да?

Такер вдруг понизил голос и едва ли не шепотом произнес:

— Все вокруг словно лишилось смысла и перестало существовать, когда я впервые встретил тебя.

— Не думала, что окажусь такой простушкой или озабоченной? — продолжала наседать на него Дженни.

— Как уже было сказано, я не думал, что ты будешь такой — честной, откровенной, без намека на кокетство. Тебе даже в голову не приходило, что человек может быть не столь правдивым и доброжелательным, как ты. И уж конечно, я никак не ожидал, что ты будешь верить каждому моему слову. Прежде ни одна женщина на свете не смотрела на меня с такой беззаветной верой во взгляде, а я видел все это — и сходил с ума от злости, поскольку знал, что этот взгляд предназначается не мне, а Мэтту. Я все больше и больше ревновал тебя к Мэтту, но продолжал этот маскарад, поскольку ты глубоко затронула мои чувства — но по-другому, не так как прочие женщины. Скажу прямо, я пытался сопротивляться твоему воздействию, хотел даже сказать тебе правду о себе, но не решился, а когда все-таки собрался с силами, то было слишком поздно.

Дженни упорно хранила молчание, и Такер продолжил:

— Я предал твою веру, Дженни, твое доверие — и никогда не прощу себе этого.

— Даже если я прощу тебя?

— Твоего прощения — если ты предлагаешь именно это — мне недостаточно.

— Чего же ты хочешь?

— Я сделал нечто такое, что слишком даже по моим стандартам. Поэтому сначала я должен простить себя сам.

— И что же ты должен сделать Такер, чтобы заслужить собственное прощение?

— Полагаю, для начала мне нужно разобраться со своим прошлым, очиститься от него. Чтобы из подозрительного типа, каким я, в сущности, являюсь, превратиться в честного человека. Ведь я вор, Дженни. Вор и грабитель. За мной охотится полиция штата.

— Предлагаю тебе прощение, в котором ты себе отказываешь, вне зависимости от твоих мыслей по этому поводу. Я и раньше говорила, что прощаю, хотя и злилась на тебя. Ну так вот: теперь я прощаю тебя по-настоящему, без всяких оговорок.

— Ты, случайно, не забыла, что не с Мэттом разговариваешь?

— Не забыла.

— Я не такой, как он.

— Я и это знаю.

Такер не на шутку разволновался.

— Знаешь что, Дженни? Может, тебе лучше уехать отсюда? — прошептал он. — Хотя я исполнен самых лучших намерений, боюсь, что не выдержу.

— Послушай, Такер…

— Уезжай, Дженни. Ну пожалуйста!

— Такер…

— Уезжай!

Дженни улыбнулась:

— Благодарю, что был честен со мной.

Такер никак на эти слова не отреагировал.

Не имея сил даже на то, чтобы сказать пару слов на прощание, Дженни повернулась, вышла из домика и через несколько минут уже гнала свою лошадь по тропинке в обратный путь. Она не оглядывалась и стоявшего в дверном проеме Такера, смотревшего ей вслед, не видела. А также не могла видеть отразившегося у него на лице страстного желания и не слышала, как он пробормотал себе под нос:

— Так и надо. Уезжай отсюда, Дженни, и побыстрей. Я знаю, что недостаточно хорош для тебя. Но постараюсь стать лучше.

Дженни ехала домой, совершенно уверенная в одном: Такер ее не хочет.

Саманта замедлила шаг у двери гостиничного номера Шона. Вообще-то ей уже следовало находиться на своем рабочем месте в «Трейлз-Энде», поскольку маскарад требовалось продолжать, но ей было необходимо переговорить с Шоном.

Наклеив улыбку на старательно накрашенное лицо, Саманта постучала в дверь. Хмурая физиономия, являвшаяся стереотипной реакцией Шона на вызывающее «салунное» платье и яркий макияж Саманты, неожиданно осветилась удивленной улыбкой, сопровождавшейся соответствующей репликой:

— Вот это да, вот это сюрприз!

Саманта вошла в номер, повернулась к Шону и, когда он закрыл за ней дверь, сказала:

— Я пришла сюда, дядя Шон, чтобы еще раз попросить тебя покинуть это место. Я, конечно, очень благодарна тебе, что ты прикатил в Уинстон по первому моему зову, но моя телеграмма была непродуманной, и я, вызвав тебя сюда, допустила ошибку. В этой связи вторично прошу тебя позволить мне урегулировать это дело самостоятельно.

В следующее мгновение Саманта ощутила на себе проницательный взгляд сапфирово-синих глаз дяди Шона и постаралась придать лицу выражение уверенности.

— Сказано же, что я уеду, как только буду готов, — ответил Шон.

— А я хочу, чтобы ты уехал как можно быстрее. Мне необходимо знать совершенно точно, что если события начнут развиваться не так, как я планировала, то поддержки в твоем лице у меня уже не будет.

— Нет.

— Нет?

— Ты удивлена?

— Да… то есть нет… Я имела в виду…

— Ты от меня что-то скрываешь.

— Ничего подобного!

— Лжешь и сама это знаешь. Так что я покину это место, лишь когда ты расскажешь мне правду.

Саманта посмотрела на Шона, пораженная его интуицией. Но как объяснить ему, что ни в одной книге записи рождений нет упоминания о брате-близнеце Мэтта, грабившем банки? Шон — сыщик, агент Пинкертона. Он не поверит, что Мэтт не подозревал о существовании Такера. Как же ей рассказать ему о запутанных обстоятельствах, связанных с этим родством? Это уже не говоря о том, что он откажется предоставить ей время, необходимое для того, чтобы решить, как распорядиться этим знанием.

— Дядя Шон… — Даже не подумав откорректировать обращение, Саманта, сморгнув слезы разочарования и фрустрации, прошептала: — Я прошу тебя уехать не потому, что не ценю твою заботу о моей безопасности, но потому…

— Я никуда не уеду.

— Дядя Шон!

— И прекрати называть меня «дядей», в противном случае разоблачишь затеянный здесь тобой маскарад.

— Еще не время. Я пока не могу этого сделать.

— А я пока не могу отсюда уехать.

Саманта разозлилась не на шутку.

— Мне жаль, что я обратилась к тебе с просьбой! Мне жаль, что ты приехал! Я хочу… нет, я требую, чтобы ты уехал! Надеюсь, я достаточно ясно выразила свою мысль?

— Я не стану вмешиваться, если ты расскажешь мне всю правду.

Злость так же быстро покинула ее, как и появилась. Саманта вопросительно посмотрела на Шона и прошептала:

— И ничто из того, что я скажу, не заставит тебя изменить свое решение?

— Ничто.

Расчувствовавшись, Саманта всхлипнула, бросилась Шону на шею и заключила его в объятия. Затем, взяв себя в руки, сказала:

— Извини, дядя Шон. Я наговорила тебе столько глупостей… Клянусь, я так не думаю.

— Знаю, — сказал Шон, поглаживая ее по голове.

— И уж тем более я не хотела тебя обидеть.

— Это я тоже знаю.

Саманта заметила, как предательски заблестели у Шона глаза, и овладевшее ею раскаяние стало еще сильнее.

— Просто забудь о том, что я приходила сюда сегодня вечером, ладно? Забудь мои несправедливые слова. Забудь само это дело… Считай, что я растерялась и без всяких на то причин запаниковала.

— Я все отлично понимаю и могу помочь тебе, если позволишь.

— Но я…

— Но ты хочешь разобраться с этим делом самостоятельно. — Выражение лица Шона смягчилось. — Не возражаю. Просто поброжу по городу, пока у тебя все не закончится.

Саманта, высвободившись из объятий дяди Шона, вытерла платком лицо и с едва заметной улыбкой сказала:

— Честно говоря, хотя я очень старалась убедить тебя держаться подальше от этого дела, мне до последнего момента не верилось, что ты согласишься. Ты ведь такой въедливый. Настоящий Пинкертон.

— Да, я такой. Въедливый.

Преувеличенно доброжелательная улыбка на лице Шона погасла, как только за Самантой захлопнулась дверь. Глядя прямо перед собой, Шон произнес:

— И не только.

Небо уже начинало наливаться предвечерней синевой, когда Мэтт вернулся наконец к себе на ранчо. При виде стоявшей у коновязи лошади он, нахмурившись, вошел в дом, зная, кто его там ждет.

— Кстати, Такер, я думал, что ты уехал, — сказал Мэтт, закрывая за собой дверь.

— Как ты и просил, я предоставил тебе время обдумать создавшееся положение и предпринять кое-какие шаги. Но теперь, насколько я понимаю, мне пора собираться и ехать сдаваться властям, что я и намеревался вчера сделать.

— Кажется, мы договорились подождать и не делать ничего такого, чего потом нельзя было бы исправить.

— Дело в том, что я смотрю на проблему несколько иначе. Рано или поздно полицейские докопаются, что у тебя есть брат-близнец. Вне зависимости от того, что я думая вначале, сейчас мне уже не хочется втягивать тебя в свои дела. Кроме того, я не собираюсь нарушать закон ни при каких обстоятельствах.

— Ты очень изменился. С чего бы это?

— Действительно, у меня в душе и впрямь произошли большие перемены. — Поскольку Мэтт никак на эту реплику не отреагировал, Такер пожал плечами и рассмеялся. — Полагаю, винить в этом надо Дженни.

— Кажется, я уже просил тебя не упоминать этого имени, — сурово заявил Мэтт. — Я не забыл то, что ты сделал. И хотя ничего в связи с этим не предпринял, это не значит, что я тебя простил.

— Правда? Значит, нас уже двое, поскольку я тоже все время себя за это корю. Из чего следует, что мы больше похожи друг на друга, чем можно подумать. — С минуту помолчав, Такер добавил: — Пока тебя не было, сюда приезжала Дженни. Хотела поговорить с тобой.

— Надеюсь, ты не…

— Нет, я не пытался изображать тебя, если ты подумал именно об этом. Кроме того, сомнительно, что мне удастся хотя бы еще раз надуть Дженни.

— Да, она далеко не дура, хотя ты и обошелся с ней как с наивной сельской простушкой.

Такер нахмурился.

— Возможно, и я охарактеризовал бы ситуацию подобным образом, если бы был таким же ранчеро, как ты. Но я не такой и твои слова с негодованием отметаю. Лично я никогда не считал Дженни глупой или ограниченной, тем более она добилась того, чего не удавалось другим.

— И чего же она добилась?

— Того, что заставила меня взглянуть непредвзято на собственную особу и понять, кто я такой в действительности. Нравится тебе это или нет, но именно наша последняя встреча, когда мы с ней были вместе, помогла мне заглянуть в тайник своей души и ужаснуться увиденному.

Мэтт одарил брата нелюбезным взглядом и, сжав кулаки, шагнул было к нему. Такер сказал:

— Придержи коней, братец. Ты должен понять, что Дженни доверилась мне. Я же, устыдившись того, что сотворил, хотя и не сразу, стал просить у нее прощения. Говорил такие жалкие слова, что сам не знал, откуда они у меня берутся. А уж после этого все ей честно о себе рассказал. Не могу забыть взгляда, которым она меня тогда наградила. Боюсь, он будет преследовать меня до конца дней.

Мэтт, определенно борясь с собой и в значительной степени отвечая на собственные мысли, процедил сквозь зубы:

— Ну и ублюдок же ты, Такер.

— Ты прав. Но дело в том, что быть ублюдком с Дженни я не собирался. Просто так получилось.

— Ничего удивительного нет. Мы с Дженни знали друг друга целую вечность, много чего претерпели вместе, и она не сомневалась в том, что ты — это я.

Позиции антагонистов неожиданно поменялись, когда Такер сказал:

— Значит, говоришь, знали друг друга целую вечность и много чего претерпели вместе. Поэтому, что ли, ты переключил внимание на девушку для развлечений из салуна?

— Как я уже тебе говорил, Саманта — не девушка из салуна.

— Совершенно верно. Она хочет стать агентом Пинкертона. Кажется, использовала это в качестве оправдания, когда объясняла, почему обманывала тебя. Кстати, проявила при этом ничуть не меньше коварства, чем я, обманывая Дженни. Но если это так, то она непременно расскажет в своем агентстве, что у тебя есть брат-близнец, чтобы заработать необходимые очки. Стало быть, арест для меня — лишь вопрос времени.

— Она не скажет об этом своим людям, не посоветовавшись предварительно со мной.

— Ты для того с ней и спал, чтобы она считала себя морально обязанной сообщить тебе, что собирается предпринять, прежде чем приступить к исполнению своего замысла?

— Я спал с ней по той же причине, что и ты с Дженни. Потому что мне так хотелось. Сам же говорил, что мы больше похожи друг на друга, чем можно себе представить.

Неожиданно разозлившись, Такер заявил:

— Да. Только ты не отбирал трудовые деньги у простых работяг, чтобы пропить их гроши в салуне. Ты не разыскивал парней со сходным образом мыслей, чтобы, сбившись в шайку, легче обделывать свои делишки и получать больший доход. И ты не был настолько самоуверенным, чтобы считать, что умнее других, поскольку промышляешь воровством и разбоем.

— Я действительно ничего этого не делал, но если бы меня воспитали так, как воспитывали тебя, то…

— Только не надо этого говорить. Это не аргумент, а жалкая попытка оправдаться. Мне необходимо верить в тебя. И не только потому, что тебе верит Дженни. Просто я должен иметь близкого человека, на которого мог бы опереться.

— Мне кажется, Дженни тоже верит тебе, Такер, — произнес Мэтт. — Она определенно что-то в тебе разглядела. В противном случае никто и ничто не могло заставить ее сделать то, что она сделала.

— Ты уже объяснил мне причины. В тот момент она принимала меня за тебя.

Мэтт покачал головой.

— Я помню, что сказал. Но я также сказал, что Дженни — далеко не дура.

— Возможно, ее смутило то, что я — впервые в жизни — был абсолютно честен.

— Честен?

— Относительно того, что чувствовал по отношению к ней.

— И что, по-твоему, это должно означать?

Такер покачал головой:

— Странно, что ты спрашиваешь меня об этом сейчас. — Такер не стал распространяться на эту тему, просто сказал: — Ответ прост — возможно, даже слишком прост.

Мэтт некоторое время молчал, пытаясь оценить сказанное Такером, вернее то, чего тот не сказал. Затем произнес:

— Полагаю, ты должен поставить ее в известность о том, что решил сдаться властям.

— Зачем?

— А затем, что она отсоветует тебе это.

— Нет. Во всяком случае, сейчас.

— Это почему же? — спросил Мэтт. — Или ты успел наговорить ей мерзостей, когда она приехала пообщаться со мной? Если это так, то…

— Я велел ей уехать. Боялся, что если она останется, я не выдержу и начну приставать к ней.

— Ты что — не доверяешь себе самому?

— А ты можешь со всей уверенностью сказать, что полностью доверяешь себе, когда дело касается твоей знакомой, будущего агента Пинкертона?

— Это мои проблемы. Но я точно знаю, что Дженни будет страдать, если ты не объяснишь ей, куда и зачем идешь. Она должна быть уверена, что ты всегда говоришь ей правду. Только в этом случае она сможет примириться с тем, что случилось.

— Пусть уж лучше она немного пострадает сейчас, чем после…

— Дженни вообще не должна страдать. Она этого не заслуживает!

Не имея возможности опровергнуть это заявление, Такер лишь покачал головой. Между тем Мэтт сказал:

— Всю жизнь ты только и делал, что убегал. От полиции, забот, разговоров, объяснений… Хочешь присовокупить к списку еще и это?

— Ну, это совсем другое.

— Ничего подобного.

Такер открыл было рот, чтобы возразить, но не произнес ни слова. Вдруг он схватил шляпу.

— Скоро станет совсем темно. Я возвращаюсь в свою — вернее, твою хижину, чтобы немного поспать.

— Мы не договорили и не пришли ни к какому решению.

Такер вышел за дверь, ничего не сказав в ответ.

Когда солнце всходило в чистом утреннем небе, Такер сидел в засаде в небольшой рощице неподалеку от ранчо «Серкл-О». После напряженного разговора с братом он плохо спал, а проснувшись, понял, что Мэтт все- таки прав. Ему необходимо поговорить с Дженни.

Работники на ранчо «Серкл-О» съели приготовленный Дженни завтрак, вышли из дома и, вскочив на коней, разъехались по рабочим местам. Такер подождал, пока стук копыт растаял в воздухе, и начал подтягивать подпругу на своей лошади. Он не знал, что именно скажет Дженни, зато хорошо понимал, как чувствует себя человек, отказывающий себе в прощении за неприглядное деяние, о котором ему напоминала непрекращающаяся душевная боль. Неужели у Дженни, если он откажется от разговора с ней, будет так же болеть душа? Нет, этого он допустить не мог.

Подождав еще немного, Такер вскочил в седло, выехал из рощицы и направил лошадь к дому, как только после отъезда жильцов на работу в нем снова воцарилась полная тишина. И тут неожиданно он увидел Дженни. Она стояла в дверях и спокойно смотрела на то, как он привязывает лошадь к коновязи. Подойдя к Дженни, он сказал:

— Мне необходимо поговорить с тобой.

Дженни не сдвинулась с места.

— Может, я ошибаюсь, но ведь это ты потребовал от меня вчера, чтобы я убиралась с ранчо «Дабл-Эс».

— Да, я хотел, чтобы ты уехала. Думал, что так будет лучше для всех — и для тебя, и для меня. Но за ночь у меня, в мозгах прояснилось, и я понял, что есть сведения, которые я просто обязан тебе сообщить.

— Ладно.

Дженни прошла в гостиную, давая тем самым понять, что Такер может войти. Заперев за ним дверь, девушка, однако, не предложила ему присесть и в весьма лапидарной форме осведомилась:

— Итак, что ты хотел мне сказать?

Такер повернулся к ней.

— Мне очень жаль, Дженни, что все так получилось.

— Ты уже говорил это мне.

— Говорил, но не объяснил почему.

— А по-моему, объяснил. Не смог удержаться. Вероятно, подобное происходит с большинством мужчин, если женщина открыто предлагает себя.

— Ты предлагала себя не мне, Дженни. Ты предлагала себя Мэтту.

— Нет, — ответила девушка. — Я предложила себя именно тебе.

Такер невесело улыбнулся:

— Не увидел разницы.

— Между тем она была. Дело в том, что я с самого начала заметила странные изменения в своем суженом. Я никогда не испытывала таких чувств к Мэтту, какие испытывала к тебе. Да, внешне вы неотличимы, но у тебя другое нутро, и я сразу это почувствовала. — Она рассмеялась и в ее смехе проскользнула самоирония. — В этом я не ошиблась, тем не менее попыталась внушить себе, что мы с Мэттом неожиданно обнаружили друг в друге нечто, существовавшее в нас изначально, о чем мы до поры до времени просто не подозревали. Иными словами, я занималась самообманом, но ты себя не обманывал, ты обманывал меня.

— Я действительно обманул тебя, Дженни. — Признание далось ему нелегко. — И хочу, чтобы ты поняла, что твоей вины в случившемся нет, и простила себя.

— Самопрощение — не признак ли это гордыни? Не самовозвеличивание ли это? Не слишком ли это?

— Не слишком. Сейчас мне это точно известно. Возможно, я так бы и думал, если бы оставался тем человеком, каким не так давно был. Но теперь осознал, насколько это важно. Дело в том, что удовольствие, которое я испытывал, считая себя умнее других, честных людей, довольно быстро потеряло остроту и стало проходить. Если разобраться, то, как я жил, перестало меня устраивать к тому времени, когда я узнал о существовании Мэтта. Возможно, именно по этой причине я и был так зол. И на него, и на весь мир.

Дженни хотела его перебить, но Такер многозначительно посмотрел на нее и продолжил:

— Мне хочется, чтобы ты простила себя, поскольку я виноват в случившемся. Я приехал в Техас, чтобы, отомстив брату, вернуть покинувшее меня чувство удовлетворенности жизнью. Но мне это не удалось. А потом я встретил тебя.

Такер с минуту помолчал, а потом, густо покраснев и с трудом выговаривая слова, произнес:

— Я люблю тебя, Дженни… это говорю тебе я, Такер Конрой. Вчера я попросил тебя уехать. Но только по одной причине: почувствовал, что теряю над собой контроль. Я хотел, чтобы между нами снова произошло то, что уже один раз имело место. Но знал, что это невозможно. Я хотел, чтобы ты простила меня, хотя понимал, что тебе не следует этого делать. При этом мне хотелось верить, что наши отношения продолжатся, мы сможем воссоединиться и жить вместе. Короче говоря, вопреки всему я думал о том, что у нас может быть будущее.

Поскольку при этих словах Дженни побледнела, Такер подошел к ней и нежно сказал:

— Все дело в том, что сейчас я недостоин тебя и знаю об этом.

— Такер…

У Такера стали непроизвольно подрагивать руки, когда он заметил, что холод в глазах Дженни начал постепенно таять. С огромным чувством он произнес:

— Мне никогда не забыть совершенные мной дурные деяния. Особенно хорошо я понимаю это теперь, когда могк во всей полноте оценить тяжесть сельскохозяйственных работ и понять, какого огромного труда стоит ранчеро накопить хотя бы небольшую сумму, чьи трудовые сбережения я без зазрения совести крал или отбирал у их владельцев; Увы, я не смогу предложить тебе совместное будущее, ибо меня преследуют силы закона.

— Такер, ты говоришь мне правду?

— Чистую правду. Наконец-то сподобился, хотя уже слишком поздно.

— Ничего еще не поздно. Как ты не понимаешь? Ведь сейчас ты стал совсем другим человеком!

— Вероятно, однако это не может изменить того, что я сделал.

Дженни перешла на шепот:

— Сможет ли изменить тебя тюрьма, если ты уже сам изменился?

— Я должен понести наказание.

— Наказание тоже ничего не изменит.

— Я не могу компенсировать причиненный мной ущерб иначе, как отбыв наказание.

— Послушай, Такер, что ты хочешь от меня услышать? — спросила Дженни, едва сдерживая слезы, и подошла к нему. — Хочешь, чтобы я заявила, что ты — дурной человек и никогда не исправишься? Но ведь я знаю, что это не так. Какие бы чувства ты ко мне ни испытывал, тот факт, что ты пришел сюда и говорил со мной, демонстрирует твою искренность и полное внутреннее перерождение. Возможно, ты впервые в жизни задумался о чувствах других, а это дорогого стоит.

— Это произошло только потому, что я полюбил тебя.

— Не говори больше эти слова. Ты меня не любишь.

— Только не надо рассказывать мне о том, что я чувствую, Дженни. Ты заставила меня задуматься о совершенных мной ужасных поступках и пробудила в душе желание каким-то образом загладить их.

— Твое прошлое сделало тебя тем, кто ты есть.

— Мое прошлое сделало меня недостойным тебя.

— Глупости.

— Ничего подобного.

— А между тем ты брат Мэтта.

— Опять этот Мэтт…

Дженни не сдержала улыбки.

— Мэтт отзывается о тебе в той же примерно манере.

— Неужели?

С минуту помолчав, Дженни наконец ответила:

— Он сказал так, когда я сообщила ему, что люблю тебя.

Такер на мгновение замер. Потом его губы задрожали, он судорожно сглотнул и едва слышно произнес:

— Ты испытала это чувство, когда думала, что я — Мэтт.

— Я никогда не думала, что ты — Мэтт.

— Не выдумывай, Дженни. Я приехал сюда лишь для того, чтобы ты поняла, что я пошел на близость с тобой потому, что был не в силах отвергнуть тебя.

— Я тоже особа не очень-то сильная.

— Ты так не думаешь, Дженни.

— К сожалению или к счастью, я произнесла эти слова вполне искренне.

— Ты уверена?

— Ни в чем не была так уверена, как в этом.

— Дженни…

Мигом преодолев разделявшее их расстояние, Такер заключил Дженни в объятия. Затем прижал губы к ее губам, и она ответила на его поцелуй. Продолжая сжимать ее в объятиях, он неожиданно прервал поцелуй и всмотрелся в ее глаза. Они излучали некое особенное сияние, и Такер неожиданно осознал, что это сияние предназначено ему одному.

Он поцеловал Дженни в глаза, она прикрыла веки, и он ощутил губами трепет ее ресниц. Его поцелуи быстро согрели девушку, поскольку он каждый раз прижимался горячими от страсти губами к еще не целованной части ее лица. Закончив покрывать поцелуями лицо, он напоследок облобызал ушко, После чего снова переключился на рот.

Неожиданно Такера пронзил страх, и он поднял голову. Неужели из всего, что ему наговорила Дженни, он услышал только то, что хотел услышать? Неужели Дженни и в самом деле хочет его, Такера — человека, воплощавшего в себе дурное прошлое и неопределенное настоящее?

Такер опустил голову и вновь всмотрелся в глаза Дженни, но они излучали лишь свет любви — то особое золотистое свечение, которое невозможно ни с чем спутать.

Такер крепко прижал ее к себе. Отныне Дженни — его Дженни — принадлежит ему одному.

Мейсон Лайт повернулся к человеку небольшого роста, вошедшему в хижину, где они оба остановились. Мужчины были в полном изнеможении и находились в незнакомом месте в диком заброшенном краю среди прерий. Мейсону Лайту это не нравилось. Он был среднего роста, черты лица мелкие, острый, заросший щетиной недельной давности подбородок. Одежда покрыта пылью, что неудивительно, ибо ему с приятелем пришлось-таки попутешествовать. Угрюмо посмотрев на своего компаньона, Мейсон осведомился:

— Ну, что тебе удалось выяснить?

— Такер проезжал по этой дороге, это точно. Грабил небольшие банки в близлежащих городках, выдавая себя за брата-близнеца, и таким образом вводил в замешательство полицейских и шерифов. Но в одиночку ему не удалось провернуть ни одного крупного дела, какие, бывало, мы проворачивали, когда работали вместе. Так что денег у него скорее всего кот наплакал. — Коротышка снял свою широкополую шляпу, грязной рукой отер пот с преждевременно полысевшей головы и добавил: — Не понимаю я его. Дела у нас шли хорошо, проблем с представителями закона не было, а он вдруг взял — да и отчалил, не сказав никому ни слова.

Мейсон ухмыльнулся:

— Видимо, рассчитывает в одиночку сорвать большой куш — ведь у него объявился брат-близнец, обеспечивающий ему прикрытие. Признаться, мне бы хотелось участвовать в этом деле. Ведь я это заслужил, мы с ним были друзьями задолго до того, как он узнал о существовании брата.

— Полагаю, ты хотел сказать: «мы» это заслужили?

— Разумеется. — Мейсон одарил неласковым взглядом своего спутника. Ему не нравилось, когда в его слова пытался вносить коррективы парень, явно уступавший ему по уровню умственного развития. Особенно если учесть, что Мейсон до сих пор задавался вопросом, нужен ли ему этот тип и зачем вообще он с ним связался.

Откашлявшись, Мейсон добавил:

— Такер делиться не любит.

— Это точно. Но…

— Главное, чтобы он сказал нам, где деньги, а остальное можно провернуть и без его участия.

Регги Ларкс расплылся в улыбке.

— Во-во, именно это я и хотел услышать. Вообще-то мне надоело, что он путается у нас под ногами.

Мейсон пренебрежительно посмотрел на своего клеврета.

— Может, тебе он и мешал, а вот я, напротив, держал его за дельного парня и партнера.

— Но теперь, когда он исчез, мы с тобой партнеры, не так ли?

Мейсон усмехнулся. У Регги все-таки было одно достоинство: в его присутствии он чувствовал себя чрезвычайно умным, опытным и дальновидным человеком. Не то что с Такером, подавлявшим его своим интеллектом. Мейсон догадывался, что они с Регги были нужны Такеру для крупных дел, к примеру, для ограбления крупных банков, когда можно было сорвать большой кущ. До недавнего времени именно так все и происходило, пока Такер вдруг не отвалил от них. У Мейсона имелись на этот счет кое-какие мыслишки, частично озвученные им в присутствии Регги, но он дорого бы дал, чтобы узнать, что именно двигало Такером.

Обдумав все это, Мейсон снова воспрянул духом. Только они с Регги были в курсе, что у Такера неожиданно обнаружился брат-близнец. Помнится, Такер, узнав об этом, чрезвычайно оживился, а однажды вскользь упомянул о том, что, используя брата как прикрытие, можно водить полицию за нос и проворачивать неплохие дела. Идея отличная — слов нет, — но она могла стать грандиозной и принести им хорошую прибыль, если бы Такер включил в схему его и Регги. Такер, однако, не захотел, этого сделать и скрылся, так что за ним остался должок, который необходимо получить, желательно с процентами. Мейсон решил, что не пожалеет усилий, чтобы найти бывшего партнера.

— Такер где-то в этих краях. Я в этом уверен, хотя он не сообщил нам название ранчо своего па, чтобы мы не увязались за ним.

— Наплевать на название ранчо, — вмешался в разговор Регги. — Он и так оставляет за собой след, грабя окрестные банки и сваливая вину на своего брата.

— Да, сваливая вину на брата, — повторил со смешком Мейсон. — Благодаря этому я его и найду.

— Ты имел в виду, «мы» его найдем?

Мейсон метнул в Регги злобный взгляд.

— Да, я имел в виду именно это.

Про себя же Мейсон добавил: «И когда я его найду…»

Хотя тропинка, которая вела к ранчо «Дабл-Эс», была теперь хорошо знакома Саманте, в это утро она ехала по ней с чувством неуверенности в душе. Вчера они с Мэттом занимались любовью. Встреча носила случайный характер, но Саманте удалось убедить себя, что все идет хорошо и рано или поздно их с Мэттом проблемы уладятся. От эйфории не осталось и следа, когда она вернулась в город и поняла, что, по сути, ничего еще не решено и не сделано. Она до сих пор не сказала Мэтту о Шоне и Тоби, и это ее угнетало. Как ни крути, Мэтт мог оказаться в весьма неприятном положении — уж слишком опытным и настырным агентом был Шон, который, если не уедет, как обещал, обязательно докопается до правды. Кроме того, не следовало сбрасывать со счетов и Тоби, он мог выдать тайну Саманты, заботясь о ее благополучии. В любой момент он мог решить, что брат-близнец Мэтта — слишком опасный субъект, и растрезвонить об этом по всему городу.

Иными словами, Мэтта было необходимо предупредить о возможном неблагоприятном развитии событий. Тем более его работники через несколько дней вернутся на ранчо и тогда пообщаться наедине с Мэттом будет нелегко. Итак, сейчас — или никогда.

С мыслью об этом Саманта въехала во двор ранчо. Почти сразу после этого дверь домика распахнулась, и в дверном проеме появился Мэтт. Он показался ей слишком напряженным, кроме того, его широкополая шляпа была сильно надвинута на лоб. И взгляд у него был странный. Он смотрел на нее так, словно в данную минуту его занимали куда более важные дела, а она как бы находилась на втором плане. Саманта полагала, что при виде Мэтта ее сердце всякий раз будет биться с удвоенной силой, но, заметив его взгляд, сразу же задалась вопросом, всегда ли он будет встречать ее с радостью, так же как она его.

— Мне нужно поговорить с тобой, Мэтт. Во время наших последних встреч мы почти не разговаривали, и я поняла, что есть вещи, которые нам необходимо выяснить.

— Сегодня утром я тебя не ждал. На северном пастбище у меня срочная работа, но поскольку тебе не терпится, мы можем недолго поговорить, только недолго.

Когда же Саманта соскочила с лошади, Мэтт осведомился:

— Итак, что ты хотела сказать?

Саманта никак не ожидала, что их разговор состоится на пороге ранчо при ярком свете утра и что Мэтт будет куда-то торопиться.

— Я вижу ты очень занят. Если я не вовремя, мы можем поговорить позже.

— Это время ничем не хуже другого.

Нет, хуже, подумала Саманта, но решила тем не менее продолжать.

— Я должна кое о чем рассказать тебе.

После этого она сделала паузу, ожидая, как он отреагирует на ее слова. Но поскольку с его стороны никакой реакции не последовало, Саманта продолжила:

— В городе появился новый человек. Его зовут Шон Макгилл. Полагаю, ты слышал о нем.

Мэтт несколько секунд хранил молчание. Потом сказал:

— Уж не тот ли это любознательный парень, который имеет привычку задавать множество вопросов?

Саманта внутренне напряглась.

— Это я его вызвала. Он был другом моего отца.

— Твоего отца… агента Пинкертона?

— Шон тоже агент Пинкертона.

Мэтт промолчал.

— Шон изображает моего старого приятеля, когда заходит в салун, где я устроилась для вида работать. Но на самом деле я называю его дядя Шон, и он мне не приятель, а скорее родственник, и я призвала его на помощь, когда находилась в состоянии фрустрации из-за того, что никак не могла разобраться с делом, ради которого сюда приехала. Это произошло еще до того, как мы сблизились. Шон тоже занимался этим делом, но недолго, поскольку агентство дало ему другое задание. Я знала, что он приедет, если я попрошу, но отправив телеграмму, я сразу пожалела об этом.

— Но почему ты говоришь мне об этом только сейчас?

— Я ничего не сказала Шону. Я даже попросила его уехать, сама хочу закончить то, что начала. Но он отказался. Он догадывается, что я что-то скрываю. Если Честно, мне никогда не удавалось обмануть его, а он — такой въедливый и непреклонный. И обязательно узнает про твоего брата. Шон представляет большую опасность.

— Это все?

— Нет.

— Что еще?

— Тоби Ларсен знает, что у тебя есть брат-близнец.

— Это ты ему рассказала?

— В молодости он был другом твоего отца, — быстро ответила Саманта. — Он знал об отношениях твоего отца и матери, а также о ее беременности. /Похоже, он единственный из местных знает, что у нее родилась двойня.

— Тогда почему ему понадобилось так много времени, чтобы разобраться в сути дела?

Саманта с удивлением посмотрела на Мэтта.

— Мне показалось, или я слышу в твоем голосе нотки недоверия?

Мэтт повторил вопрос:

— Почему ему понадобилось так много времени, чтобы протянуть ниточку от меня к брату?

— Тоби считал, что младший брат-близнец умер. Как и твой отец, между прочим. После бегства матери отец всерьез занялся спасением ранчо и твоим воспитанием. У него оставалось слишком мало времени для встреч с друзьями, и их с Тоби пути разошлись. Тем более последний надолго уехал из этих мест и забыл о том, что произошло.

— А почему он никому ничего не сказал, когда вспомнил о ней?

— Потому что я попросила его держать рот на замке.

— Ты попросила его об этом?

— Мэтт, я…

— И теперь, значит, когда мы… хм… сблизились, ты мне все это говоришь?

Ей не понравился его тон. Глядя на него со стороны, можно было подумать, что он чуть ли не намеренно пытается ее разозлить, продолжая в том же духе:

— Рассказываешь о своих двух приятелях, представляющих угрозу для меня и моего брата и способных в любой момент обнародовать наш секрет, который мы, между прочим, хотели бы сохранить?

— Так уж получилось.

Откуда мне знать, всю ли правду ты мне сказала сейчас?

— Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном после… после вчерашнего?

— Ты прекрасная актриса. Это всем известно.

Саманту поразили неожиданные изменения в его настроении и отношении к ней. Если б она знала, что такое возможно…

— Это я, Саманта, Мэтт… говорю на тот случай, если ты кое-что забыл. Только вчера ты мне признался в любви. Я тебя просто не узнаю! — воскликнула она.

— Как ты верно заметила, это было вчера.

С минуту помолчав, Саманта осведомилась:

— Что-то случилось? Что могло за одну ночь испортить наши отношения?

Мэтт не ответил.

— Мэтт…

Поскольку тот продолжал хранить молчание, Саманта ледяным тоном произнесла:

— Я приехала сюда, чтобы сообщить тебе о дяде Шоне и Тоби. Я исполнила задуманное, так что могу теперь с чистой совестью возвращаться в город.

Саманта забралась на лошадь и, прежде чем пустить ее рысью, посмотрела на Мэтта. Через несколько минут, когда лошадь проскакала по тропе двести или триста ярдов, Саманта оглянулась и бросила взгляд на ранчо: Мэтт даже не пытался ее догнать. И она в очередной раз задалась вопросом, касавшимся ее и Мэтта: когда и по какой причине их отношения дали трещину?

Разговор прошел весьма неудачно, и Мэтт понимал это, но предыдущий день, после того как уехала Саманта, завершился для него не лучшим образом. Поговорив с Такером, он окончательно утвердился в мысли, что за деяния брата ему скорее всего придется лично объясняться с властями, а возможно, и ответить за укрывательство. Именно тогда он понял, что Саманту необходимо держать на расстоянии вытянутой руки, чтобы не впутать в эту историю еще и ее.

Это решение далось Мэтту нелегко. Но Саманта пока не стала агентом Пинкертона и не имела жетона агентства, способного защитить ее от различных неприятностей, могущих возникнуть в связи с этим делом. Такер раскаивался, что вовлек ее в это дело, но это уже ничего не меняло. Положение и так было напряженным, а с неожиданным появлением Шона Макгилла и Тоби Ларсена усложнилось. Короче говоря, Мэтт не мог рисковать.

Некоторое время Мэтт созерцал пустую тропу, по которой Саманта ускакала в город. Он исполнил то, что намеревался: заставил ее резко изменить к нему отношение. Ведь от любви до ненависти — один шаг. Осознав это, Мэтт почувствовал себя несчастным.

Мэтт все еще находился во дворе, когда услышал стук копыт. Он очень удивился, увидев, что к ранчо подъезжают Дженни и Такер, но не сказал ни слова, когда они въехали во двор и Такер помог Дженни слезть с лошади. Дженни что-то прошептала Такеру на ухо и вложила ладошку в его руку.

Первой заговорила Дженни:

— Хочу сообщить, что Такер поставил меня в известность о своем намерении сдаться властям. Честно говоря, не представляю, каковы будут последствия того, что он собирается сделать. — Дженни густо покраснела и повернулась к Такеру. — Но как бы то ни было, с этого дня мы вместе и питаем друг к другу нежные чувства.

Заметив, как помрачнел Мэтт, Дженни скороговоркой продолжила:

— Знаю, что ты — в силу множества причин — не ожидал услышать от меня такие слова. Извини, Мэтт. Возможно, тебе показалось, что мы пришли к вышеупомянутым выводам слишком поспешно, но это не так. У меня такое чувство, что я знала Такера всю свою жизнь. Встретив его, я познала внутреннюю суть человека, мужчины. И тогда все мои мысли о счастье и мечты об идеальной любви стали явью. Более того, реальность превзошла воображение. Такер говорит, что испытывает то же самое, и я верю ему. С ним, Мэтт, у меня появилось ощущение, что мы созданы друг для друга и ждали определенного судьбой срока, чтобы соединиться.

Сделав паузу в ожидании реакции Мэтта, каковой, впрочем, не последовало, Дженни снова заговорила:

— Я хотела уехать с Такером, чтобы избежать преследования властей, по эгоистическим причинам: я люблю его и не хочу, чтобы нас разлучили на срок, который должен определить закон. Но Такер с этим не согласился. Он сказал, что при таком раскладе я стану частью его прошлого, а он этого не хочет. Он сказал, что хочет рассчитаться с законом раз и навсегда, чтобы в дальнейшем нам не пришлось ничего скрывать.

Поскольку Мэтт продолжал хранить молчание, Дженни с надеждой в голосе произнесла:

— Полагаю, ты понимаешь, что к чему, Мэтт. Такер хочет, чтобы прошлое не тянулось бесконечно за ним, мешая ему двигаться вперед. Он хочет, чтобы мы без страха смотрели в будущее.

Мэтт отреагировал на все это следующим образом — бросил взгляд на брата и осведомился:

— Полагаешь, это справедливо — просить Дженни ждать столько, сколько определит для тебя закон?

— Нет, но…

Перебив Такера, Дженни произнесла:

— Справедливо. По крайней мере с моей точки зрения, Мэтт. Я люблю Такера. И готова ждать его сколько угодно, ибо без него для меня нет будущего. Но тебя я тоже люблю и хочу, чтобы ты пожелал нам добра и удачи.

— Дженни…

— Прошу тебя, Мэтт.

Мэтт глубоко вздохнул. Он видел, как пальцы Такера сжимали руку Дженни. Это была демонстрация нежности, но со значением. Такер тем самым как бы обещал любить, поддерживать и защищать ее.

Обдумав все это, Мэтт сказал:

— Если вам требуется мое благословение, то считайте, что оно у вас в кармане. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что я желаю вам счастья? Благословение, однако, сопряжено с одним условием.

— Каким условием? — спросил Такер.

— Я хочу, чтобы ты выждал некоторое время, прежде чем идти сдаваться. — Бросив взгляд в сторону тропы, по которой полчаса назад ускакала от него Саманта, Мэтт, поколебавшись, произнес: — Прежде я хочу уладить кое-какие дела.

— Со своим Пинкертоном?

— С Пинкертоном? — встревожилась Дженни. — О каком Пинкертоне ты говоришь, Такер?

— Я, Дженни, никогда не сделаю ничего, что могло бы причинить вред тебе или брату, — заявил Мэтт. Потом, одарив Дженни ободряющим взглядом, добавил: — Когда уеду, Такер расскажет тебе все, что знает об этом.

— Все, что знаю? Немного, надо признать.

Мэтт не отреагировал на комментарий Такера.

Такер сказал:

— Хорошо, Мэтт. Я подожду. — Затем, повернувшись к Дженни, сменил тему: — Нам с тобой, между прочим, предстоит еще объясняться с твоим папашей.

Мэтт смотрел вслед Дженни и Такеру, которые, вскочив на коней, двинулись в обратный путь в сторону ранчо «Серкл-О».