Сюрприз для мужа

Глава третья

Они переночевали в разных комнатах в маленьком мотеле. В последний раз, путешествуя здесь, они непрестанно смеялись и поддразнивали друг друга. Любили друг друга. Но сейчас между ними царила одна лишь напряженность.

— Ты готов?

Себастьен кивнул.

— Мы уже проехали половину пути, — лишь бы что-то сказать, добавила Джеллис, направляясь к машине.

— Да.

Она уселась за руль, подождала, пока он устроится, а потом выехала на дорогу, которая должна была вывести их на автостраду.

Часы тянулись один за другим. Безмолвные, напряженные часы, и чем дальше они ехали, тем более гнетущей становилась обстановка. Когда они разговаривали между собой, их разговор был каким-то зыбким, надуманным. Очевидно, оттого, что Себастьен, приближаясь к цели своей поездки, все больше замыкался в себе. Она же — из-за того, что понимала, что происходит. Им оставалось сделать последнюю остановку.

— Дальше мы не поедем, — пробормотала она, стоя рядом с Себастьеном, наполнявшим бензобак.

— Да, я думаю, ты устала.

— Немного.

— У тебя прекрасный французский.

— Спасибо. Это ты выучил меня.

— Разве? Странно, как это у меня хватило терпения, — ответил он шутливо, но не без горечи.

Джеллис посмотрела на него. Он, нахмурившись, водил пальцем по белой пряди волос.

— Ты поранил голову при аварии?

— Гмм? О, да. Мне наложили четырнадцать швов. — Он снял крышку с канистры, поставил ее на место, взглянул на Джеллис, потом посмотрел в окно.

Слегка вздохнув, Джеллис пошла к будке, чтобы рассчитаться за бензин. Подойдя затем к машине, она немного задержалась, прежде чем забраться в нее, и огляделась по сторонам. Она любила Францию. Ей нравились люди, язык. И вот она вернулась. Ненадолго.

Было уже далеко за полдень, когда они подъехали к повороту на Коллиур, и Джеллис бросила взгляд на своего спутника. Себастьен молчал с тех пор, как они отъехали с заправочной станции. Он мрачно смотрел по сторонам, явно не узнавая ничего вокруг, и Джеллис спрашивала себя о том, что творилось в его голове. «Надежда? Отчаяние? Как страшно не знать, кто ты. Кем ты был. Что делал». Ее тревожило, что ей принесут следующие несколько дней.

— Мы почти приехали.

— Да?

— Да, осталось только спуститься с холма. — Она поехала медленнее, чтобы он смог рассмотреть раскинувшийся внизу город, сверкающее море. Взглянув на его суровый профиль, Джеллис увидела, как он трет пальцами лоб. — У тебя болит голова?

— Нет.

Подавив вздох, она нерешительно спросила:

— Тебе что-нибудь кажется знакомым?

— Нет.

«Наверное, сейчас лучше не задавать ему вопросов, не торопить его. Но как это возможно? Как можно молча взирать на его боль? И на свою боль тоже?»

Чувствуя себя не в своей тарелке и сожалея, что вообще сюда приехала, она свернула на маленькую частную автостоянку, где можно было снять комнату на ночь.

— Отсюда нам придется пойти пешком, — тихо сказала она.

Он кивнул, открыл дверь и вышел. Потом с мрачным выражением лица вытащил их вещи из багажника и нерешительно стоял рядом с Джеллис, пока та запирала машину.

— Сюда. Здесь недалеко. Я захватила ключи, позвонила агенту и сказала ей, что мы приезжаем.

— Спасибо.

Идя по усыпанной гравием аллее, они не встретили никого из знакомых. И за это Джеллис была благодарна судьбе. Вряд ли она могла бы сейчас справиться с вопросами и праздным любопытством. Аллея перешла в небольшую площадь, и Джеллис почувствовала в горле ком при виде кадок с растениями на каждом отделанном железными решетками балконе. Буйства красок в это время года еще не было, но можно было разглядеть небольшие кустики, белые и розовато-лиловые цветы.

Остановившись перед дверью их квартиры, Джеллис попыталась прочитать в глазах Себастьена хотя бы намек на какое-то замешательство. Серый камень, строгие оконные переплеты. Небольшой, обычный — просто дом.

Наблюдая за ним, она заметила, что Себастьен совершенно ничего не узнает. До боли знакомым движением он отпер ворота и застыл перед ними как совершенный незнакомец. Белая полоска на его левом виске казалась знамением пришельца из других миров. Волосы на шраме никогда уже не станут темными. И эта белая прядь будет неким вечным напоминанием. Он повернулся, посмотрел на нее и криво усмехнулся.

Однако глаза его оставались мрачными. Как и ее глаза. Она вынула ключи, отперла дверь и прошла в милую квартирку, которая вдруг показалась ей холодной, пустой, безжизненной. «Может, мне лучше оставить его? — подумала Джеллис. — Пусть сам разберется. Сам придет к каким-нибудь выводам».

— Ты хотел бы побыть один? — тихо спросила она, но он покачал головой. — Тогда я приготовлю кофе, ладно? Агент сказала, что купит для нас продукты.

— Давай, — рассеянно согласился он и бросился в кресло.

У Джеллис дрожали руки. Она пошла на кухню, чувствуя, как на нее нахлынули воспоминания. Она поспешно попыталась отогнать их прочь. «Мне надо крепиться. Не принимать все близко к сердцу».

На столе стоял пакет с кофе. И там же — сахар и свежий хлеб. Холодильник был включен. Внутри оказались масло, молоко, какие-то овощи, фрукты. Глубоко вздохнув, она включила электрокофейник, потом открыла дверь на другой небольшой балкон. Растения на нем тоже были в полном порядке. С моря дул прохладный ветер, однако было не так холодно, как в Англии. И не так мрачно. «Мрачно только у меня на сердце, — подумала она. — И очень тяжело».

В последний раз, когда они приезжали из Англии в Коллиур, она делала все то же самое. Включила электрокофейник, вышла посмотреть на свои растения. А Себастьен тем временем выгружал их багаж. А потом подошел к ней сзади, обнял ее за талию, прижал к себе и прикоснулся губами к ее виску.

— Пойдем в кроватку? — предложил он с бесовскими искорками в глазах. И, подхватив ее на руки, понес в спальню. Глаза его смеялись, губы изогнулись в озорной улыбке, которая всегда обезоруживала ее. Они упали на широкую кровать и занялись любовью. Как много в них было страсти! А теперь они чужие. Вдруг Джеллис стало страшно. Ее испугало мрачное, пустое и неопределенное будущее.

Она прогнала воспоминания, вернулась на кухню и вытащила массивные кофейные чашки, которые они вместе купили на рынке. При мысли о том, как все могло бы быть хорошо, на ее глаза навернулись слезы. «Может, мне надо было надеть его любимое платье в надежде, что это оживит в нем память о былом? — с горечью подумала Джеллис. — Надо было подушиться его любимыми духами, распустить волосы, ведь ему так нравилось это… И тогда, быть может, его глаза, в которых всегда было полно смеха и любви, зажглись бы воспоминанием. И что же потом? Как он объяснил бы свое поведение? А вдруг никакого объяснения и нет? Что, если он просто разлюбил меня? Или нашего сына?»

Джеллис оставила кофе процеживаться и пошла к Себастьену. Она вновь ощутила свою зависимость и потребность в нем. Себастьен был в их прежней спальне. Открыв дверь гардероба, он рассматривал несколько новых платьев, аккуратно висевших на вешалке. Тихо застыв в дверях, Джеллис наблюдала за ним. Ее мучила безнадежная тоска по прошлому, которое она так хотела бы возвратить. Как бы ей хотелось, чтобы Себастьен повернулся к ней, улыбнулся и сказал, что все помнит, что все в порядке. Однако он этого не сделал, а продолжал безнадежно и мрачно всматриваться в содержимое гардероба. Глядя на этого чужого ей человека, Джеллис попыталась возненавидеть его. И не смогла. Он вытащил пиджак, надел его и мрачно улыбнулся. Пиджак туго обтянул его спину.

— Я располнел.

— Это не полнота, — поправила Джеллис. — Ты просто накачал мышцы. — Она вовсе не собиралась его жалеть или сочувствовать ему. Все это невольно выходило само собой. Этот некогда безгранично любимый ею человек так страшно отдалился от нее…

Себастьен снял пиджак, повесил его на плечики и повернулся к Джеллис.

— Помоги мне, — тихо попросил он. — Скажи мне, каким я был раньше. У меня такое ощущение, будто я не существую. И никогда не существовал. Я помню только грязный грузовой корабль и этих грубиянов повсюду. Я смотрю на тебя, но не знаю, кто ты. Наверное, мы целовались, занимались любовью…

Отвернувшись, Джеллис попыталась заговорить ровно, безразлично.

— Да. — Однако ни ее сердце, ни душа не были безразличными.

— Но я ничего не помню! — устало вздохнул Себастьен и потер себе лоб.

— Не пытайся себя насиловать.

— Почему? — отрывисто спросил он. — Ты что, специалист по травмам головы? Ты что-нибудь смыслишь в амнезии? Прости, — вымученно извинился он.

— Все в порядке. Но ты и правда ожидал, что на тебя нахлынули бы воспоминания, едва ты переступил бы этот порог?

— Да, — задумчиво ответил он. — Кажется, я так и думал.

— В таком случае весьма сожалею. Я расскажу тебе все, что смогу, сделаю, что смогу, но…

— Но это ничего не даст, не так ли? Последний осматривавший меня доктор сказал что-то насчет блокировки памяти. Но почему? Почему это случилось со мной? Что же произошло, Джеллис?

— Не знаю.

— Ты опасаешься меня, разве не так?

— Я пытаюсь возненавидеть тебя, — еле слышно произнесла она. Подойдя к окну, она стала смотреть на море. Ей было легче, когда она не видела Себастьена. — Больше года мы были друг для друга всем. По крайней мере, я так думала. Я любила тебя. Душой и сердцем. И я думала, что ты испытываешь ко мне те же чувства.

— А я не испытывал?

— Очевидно, нет, — удрученно ответила она.

— Но ведь никакого намека на это не было? Просто в один прекрасный день я ушел? Прислал тебе записку? И что я там написал?

— Что ты не вернешься.

— И больше ничего? Ничего не произошло? И что я сказал? Или сделал? — Он подошел к ней, медленно развернул к себе и посмотрел на ее прелестное лицо. — Должно быть что-то еще! Должно быть! Ты говорила, что искала меня…

— Да. Я не могла поверить в это. И мне надо было знать, что происходит. А потом…

— Что потом? — подсказал он.

Она покачала головой. Какой смысл говорить ему о Натали? От этого у него еще больше все перепутается в голове.

— А потом я поехала в Англию, — сказала она. Дни, недели проводила она в тревоге, не зная, где он, что с ним стряслось. И в конце концов она попыталась заставить себя забыть обо всем, что случилось, почему он сделал то, что сделал. Она как-то приноровилась к новой жизни, потому что теперь ей надо было заботиться не только о себе одной. Но она не могла сказать ему об их сыне. Пока не могла.

«Итак, до тех пор, пока я не примирюсь с этим новым Себастьеном, я буду молчать. Расскажу ему только о нашей совместной жизни, как все было до того, как он покинул меня». Джеллис увидела его хмурое лицо. «Он по-настоящему и не видит меня, — подумала она. — Только пытается приподнять завесу, которая никак не хочет раскрываться перед ним».

— Ты говорила, что я был добрым и веселым…

— Да.

— Ну, расскажи мне. Какие-нибудь эпизоды, что-нибудь. Помоги мне, Джеллис! Каким я был? Что делал? Как себя вел? Я смотрю на тебя и не могу поверить, что мог забыть тебя. — И словно в трансе Себастьен протянул руку и нежно коснулся пальцами ее щеки, заглянул ей в глаза. Она напряглась, стараясь заставить себя ничего не чувствовать. — Ты необыкновенно красива, и я очень хочу поцеловать тебя. Можно? — хрипло спросил он.

Внезапно сердце Джеллис встрепенулось, ею овладели страх и паника. Ей вдруг стало трудно дышать, и она прошептала в безумной тоске:

— О Себастьен…

— Это «да» или «нет»? — пряча улыбку, спросил он. Он не сводил с нее пристального гипнотического взгляда, затем провел рукой по ее косе… — Ты дрожишь…

— Прошу тебя, не надо, — прошептала она.

— Красивые волосы, — продолжал он, словно не слыша ее слов. — Мне хочется обвить их вокруг твоей длинной шеи, прижать тебя к себе…

— Нет! — Она вырвалась на свободу, но он успел поцеловать ее. Не яростно и не грубо, но как человек, который истомился по ласке. Из его груди вдруг вырвался странный гортанный всхлип, и он принялся обследовать ее рот, наслаждаясь его сладостью. Она ничего не могла поделать, только покорно стояла перед ним. Сердце ее неистово билось, в горле пересохло, а его теплый поцелуй пробудил у нее знакомый трепет, эту нарастающую боль, из-за которой все ее тело вдруг обмякло, а колени стали подгибаться.

Она закрыла глаза, отчаянно пытаясь не отвечать на его ласку, но почувствовала, что мысли ее замедляют свой бег, а тело начинает плавиться…

— Нет! — Вырвавшись из его объятий, она быстро повернулась к нему спиной. — Ты не должен, — в смятении произнесла она. Однако было уже слишком поздно. Он уже сделал свое дело.

— Прости меня, но… Это было так же, Джеллис? Между нами? Такой же магнетизм?

— Да, — с болью призналась она и обвила себя обеими руками, пытаясь согреться.

— Тогда поговори со мной. Расскажи, как все было. Пожалуйста.

Расстроенная, смущенная, испуганная былыми чувствами, которые, как ей казалось, она сумела забыть, Джеллис хрипло пробормотала.

— Мы не любили надолго расставаться. Если ты соскучился по мне…

— А ты разве не скучала по мне?

— Скучала, — призналась Джеллис. — Я всегда по тебе скучала. И до сих пор скучаю.

— А если бы я не утратил память? Не оставил бы тебя? Что бы мы сейчас делали? Занимались бы любовью?

— Да, — выдавила из себя она. Все тело у нее заболело от внезапно нахлынувшего желания. «Воспоминания…» — Ты подхватил бы меня на руки, когда мы вошли через парадную дверь, принес бы меня сюда…

— И занялся бы с тобой любовью?

— Да.

— А я был хорошим любовником, Джеллис?

— Да. — В глазах у нее все расплывалось из-за слез, она торопливо перевела дух. — О, Себастьен, ты был такой нежный, забавный…

— Забавный? О Боже, не представляю себя забавным, даже если бы ты дала мне руководство по этому искусству. Продолжай, расскажи мне, как все было. Сделай так, чтобы я представил все. Поставь сцену. Сделай вид, что это игра. Ты уезжала за покупками, теперь вернулась, я здесь — и что дальше? Что бы я сказал? Сделал? Помоги мне, Джеллис!

Она на миг закрыла глаза, потом глубоко вздохнула.

— Ты бы улыбнулся… О, Себастьен, у тебя была такая озорная улыбка!

— Правда? — угрюмо спросил он. — Да.

— А дальше что?

— О, ты бы взял у меня покупки, рассовал бы их куда-то, а потом… — Она снова глубоко, болезненно вздохнула и хриплым голосом продолжила: — Ты бы взял меня на руки. Твои глаза зажглись бы смехом, а потом ты поцеловал бы меня так, словно мы не виделись несколько недель, и…

— Как? — перебил он. — Нежно? Страстно? Как?

— Разве это имеет значение?

— Да! Так как же?

Она отвернулась от него и печально прошептала:

— Ты начинал с уголка моего рта и все время шептал… — «Шептал и подгонял меня, и этот его голос и дьявольский смех в глазах… И всегда по-французски, всегда, занимаясь со мной любовью, он произносил какие-то французские слова». Глаза у нее снова наполнились слезами, и она прошептала в тоске: — О, Себастьен, я не могу!

Он нежно взял ее и повернул за плечи к себе.

— Нет, можешь. Пожалуйста. Я понимаю, что делаю тебе больно… Господи, Джеллис, каким же я был ублюдком, раз заставил тебя так страдать!

— Не знаю! — закричала она. — Это-то меня больше всего и терзает! Я ничего не знала! Я думала, я считала, что ты не такой как другие, и все время… — Она крепко сомкнула веки и глубоко вздохнула. — Прости меня. Но мне так тяжело.

— Да, — бесстрастно согласился он. — Ты думала, я вел двойную жизнь? Притворялся, что любил тебя?

— Да, — с болью призналась она.

— Но почему?

— Не знаю. Я не понимаю, как вообще можно так поступать. Возможно, ты и любил меня, — тихо добавила она. — А потом, может, тебе стало не по себе, ты почувствовал себя в ловушке. Я не знаю, Себастьен, все же какими бы ни были причины, но написать мне всего лишь записку… Так мог поступить только трус.

— Ты права, — мрачно согласился он.

— И в то же время я не сказала бы, что ты был трусом.

— Значит, и у тебя в голове мысли ходят по кругу и ответа нет. Как и у меня.

— Да, — ответила она и попыталась улыбнуться.

— Не думаю, что ты права, улыбаясь мне, — иронически упрекнул он ее. — Ведь я последние четыре месяца соблюдал воздержание. Хотя сомневаюсь, что по своей природе склонен к этому.

— Да уж, — покраснев, заметила она.

— Продолжай. Так что я там нашептывал?

— Разные предложения.

— Предложения? Какие предложения?

— Эротические, — пробормотала она, смущенно пожав плечами.

— Эротические?

— Да.

Вдруг в глазах у него вспыхнули веселые огоньки, и он спросил:

— Ну, а потом что?

— Перестань! — закричала она. — Сейчас же перестань! Разве ты не видишь, что я пытаюсь возненавидеть тебя?

— Вижу, — хмуро согласился он. — Это я вижу. И вижу истерзанную женщину, такую же истерзанную, как мой разум, и мне невыносима мысль, что я могу не вспомнить прошлое. Что до конца моих дней я буду блуждать в этой призрачной стране.

— Понимаю, — беспомощно кивнула она. И улыбнулась робко, почти как Себастьен.

— Наверное, тебе не следовало говорить об этих эротических предложениях. Теперь у меня возникло отчаянное желание нашептать их тебе на ухо.

Он всматривался в ее лицо, в ее глаза и постепенно мрачнел.

— Я совершенно тебя не помню, и все же что-то притягивает меня к тебе. Ощущение тепла, мира, потребности… и возбуждения, — тихо добавил он. — Пока мы долго-долго ехали сюда, я рассматривал пейзаж, но он для меня ничего не значил, и я лишь ощущал твою близость, легкий аромат твоих духов, твое тепло. Мне хотелось, чтобы ты остановила машину, повернулась и дотронулась до меня. Неподобающие желания, да?

Она не ответила, не могла ответить, потому что сама испытывала подобное возбуждение. Она желала его. И хотела, чтобы кончился наконец этот кошмар.

— Ты ведь чувствуешь то же, что и я?

— Да, — откровенно призналась она. — Но ведь этого не может быть, разве не так?

— Почему?

— Не может.

— Но почему же?

— Потому… — Всматриваясь в дорогое для нее лицо, которое сейчас было не жестоким, а просто печальным, она продолжила: — Потому что я не хочу снова пройти через все это. Предположим, что мы начали все сначала. Предположим, у нас все будет так же хорошо, как было. И представим себе, что к тебе вернулась память. И что тогда, Себастьен?

Он мрачно улыбнулся.

— Тогда я узнаю, почему ушел от тебя. И, может, снова уйду.

— Да, но я не переживу это еще раз.

— Не сможешь? — Глядя на нее, испытывая массу противоречивых чувств, он тихо сказал: — Ты по-прежнему любишь меня, да?

Она вымученно улыбнулась и кивнула головой.

— Скажи мне, как перестать любить тебя, Себастьен. Научи, как. — Глаза ее скрывались за длинными ресницами. Она отвернулась. — Я разолью кофе по чашкам. — «Но если Натали здесь ни при чем… Нет, — решительно отбросила она эту мысль, — я и в самом деле не смогу все это пережить еще раз. И неважно, что сейчас больно и еще сердце разбито. Мне надо думать о ребенке. И я должна быть сильной».

Когда он наконец вышел, Джеллис сидела на балконе, укутавшись в кожаную куртку, и держала в руках чашку с кофе. Она позвонила матери, сообщила ей, что благополучно приехала, и пообещала позвонить, когда будет возвращаться.

— Я осмотрел все ящики, — тихо произнес Себастьен, принеся из кухни кофе. — А потом просмотрел бумаги на бюро. Банковские документы датированы только до января…

— Правда?

— Завтра я позвоню в банк, съезжу туда и встречусь с менеджером.

— Хорошо. И еще тебе надо увидеться со своим адвокатом. Он присматривал за твоими делами.

— И за тобой? — спокойно осведомился Себастьен.

— Мы поддерживали связь. Ты хочешь есть?

— Не очень. Мы можем поужинать позже.

— Да. — Когда-то, не так давно, ему нравилось готовить самому. «Раньше нравилось», — мысленно поправилась она.

— Пожалуй, я пойду прогуляюсь, — резко объявил он. — Разомнусь.

— Хорошо.

Он сморщился, аккуратно поставил чашку на металлический столик и спокойно вышел.

Когда он возвратился, Джеллис по-прежнему сидела на балконе и смотрела на море. Она улыбнулась ему механическим движением губ, и он улыбнулся ей в ответ. Однако это была улыбка не Себастьена, а какого-то незнакомца.

— Я знал кого-нибудь в этом городе? — тихо спросил он, усаживаясь напротив нее. — Куда бы я ни пошел, люди обращались ко мне, хлопали по спине, спрашивали об… этом. — Он дотронулся до белой пряди на голове и поглядел на Джеллис. — Мы с тобой встретились здесь? В Коллиуре?

— Да, в кафе, что стоит возле песчаного пляжа, где играют в волейбол. Это было в первый день моего отпуска.

— А я жил здесь?

— Да.

Он вздохнул и умолк.

— Я что-нибудь приготовлю.

— А ты не хочешь прогуляться?

Она покачала головой. Тихо вздохнув, вернулась в комнату. И по инерции, словно не прошло этих нескольких месяцев, вошла в гостиную, нажала кнопку на магнитофоне и слабо улыбнулась. Полилась ее любимая мелодия. Дебюсси.

Джеллис приготовила легкий ужин, который, однако, они не осилили. Весь этот вечер она наблюдала его боль и замешательство, видела, как он расстроен, хотя избегала смотреть ему в глаза. А он часто смотрел на нее. Часы тянулись, и напряженность между ними все нарастала, и у нее уже просто не было сил дольше выносить это. Она резко поднялась и заявила:

— Пожалуй, я пойду спать. Спокойной ночи, Себастьен.

— Спокойной ночи, — угрюмо ответил он.

На следующий день все было еще хуже. Напряженность стала ощущаться почти физически. После того, как Джеллис и Себастьен случайно дотронулись друг до друга, протянув руку за одним и тем же, они стали тщательно избегать телесных контактов. Они также избегали смотреть друг другу в глаза, понимая, что может произойти, если вдруг между ними возникнет незримая связь.

Не помог даже непрерывный поток гостей — владельцев магазинов, барменов, яхтсменов из Пор-Вандра. Все разговоры крутились вокруг аварии, и все они пришли, чтобы увидеть Себастьена, поохать и посочувствовать. И это все больше и больше угнетало его, потому что он ничего не помнил. Его улыбка в те редкие мгновения, когда он улыбался, оставалась напряженной. Как и улыбка Джеллис.

— Мне надо ехать домой, — наконец не выдержала она.

Он посмотрел на нее и отвел взгляд.

— Ты же говорила, что несколько дней…

— Я знаю, но…

— Пожалуйста.

— Но теперь, когда тебя снова все узнали…

— Прошу тебя. Ты — единственный человек, который может рассказать мне все, что я должен знать.

Самым ужасным было то, что она сама не хотела уезжать. Однако остаться было бы неимоверной глупостью. Джеллис не могла больше находиться в этой маленькой квартире с ним наедине, не могла ни касаться его, ни разговаривать с ним. А лежать каждую ночь всего лишь в нескольких метрах от него — это же настоящая пытка. «Я думала, что могу быть сильной, но ошиблась. Больше не могу. Я хочу его, жажду ощутить его тепло, хочу заниматься с ним любовью, хочу слышать его смех. И мне уже почти безразлично, что он сделал. Лишь бы он вернулся ко мне. Нет. Мне надо возвращаться домой».

— Только еще один день, — в конце концов согласилась она. — Мне надо кое-что купить к Рождеству.

— Но ты можешь это сделать здесь.

— Нет. Мне надо ехать домой. Но сейчас нам нужен хлеб, яйца…

— Я схожу.

Она покачала головой.

— Мне нужно немного проветриться. — Она поспешно собралась и отправилась в город. «Это мои друзья», — грустно подумала она, рассеянно улыбаясь и приветствуя владельцев магазинов. Все, казалось, были смущены, чувствовали себя неловко, не знали, что сказать. Джеллис видела по их глазам, что они жалеют ее, сочувствуют ей. Однако никто ничего не мог сделать, в том числе и она сама.

Когда она вернулась, Себастьен сидел за кухонным столом. Перед ним был альбом с фотографиями и пачка любительских снимков. Но не свадебные фотографии. Они хранились у нее в Англии. Вместе с фотографиями их сына.

Себастьен посмотрел на нее и, улыбаясь, пояснил:

— Я нашел их в гостиной. Когда они были сделаны? Прошлым летом?

— Да.

— У меня там такой юный вид.

— Тебе тридцать пять.

— Да, — усмехнулся он. — Какая удивительная разница, хотя прошел всего лишь год. А я даже не знаю, сколько тебе лет.

— Двадцать восемь.

Зажав один из снимков между пальцами, Себастьен несколько мгновений молча рассматривал его.

— Ты тут выглядишь совсем по-иному. Счастливой. — Повернув снимок, он показал его Джеллис.

Она медленно взяла его, потом долго рассматривала себя — веселую девушку в легком летнем платье, с длинными распущенными темными волосами, как нравилось Себастьену. Никакого намека на то, что должно было произойти.

— Где был сделан этот снимок?

— В «Обители» или где-то там. В Пиренеях.

— Местность кажется такой мрачной…

— Так оно и было. Это старый монастырь. Часовня была совсем заброшена, плитки на полу разбитые, неровные. Темное, нелюдимое место. Птичьего пения не слышно, хотя во дворе росли деревья…

А она смеялась, потому что им помешали. Они не могли оторваться друг от друга, не могли удержаться от того, чтобы не прикасаться друг к другу. Джеллис прижала его к дереву, медленно расстегнула пуговицы рубашки и принялась покрывать его грудь быстрыми обжигающими поцелуями. Однако им помешала другая искавшая уединения парочка. Джеллис со смехом развернулась, и в этот момент Себастьен сфотографировал ее.

Грустно улыбнувшись, она вернула ему снимок и взяла другой. Это была его фотография. Джеллис долго смотрела на нее, вспоминая.

— Ты был такой… очаровательный, — мягко пробормотала она. — Милый, немного колючий, настоящий француз.

— Но я говорю как слабоумный.

— Нет, — нежно возразила она. Медленно положив на место фотографию, она поглядела на него. «Он не слабоумный. Просто обманщик и трус. Но тогда я этого не знала».

Глубоко вздохнув, Себастьен сложил снимки в аккуратную стопку, а потом снова разложил их.

— Расскажи мне об этом. Как мы познакомились.

— Хорошо, — тихо согласилась она. — Может, сначала выпьешь немного кофе?

Он кивнул. Джеллис встала, чтобы выключить кофейник, взять кружки. «Последний день, — подумала она. — Завтра я поеду домой. Мне надо поехать домой». Нервы у нее были на пределе.

Она стояла сзади, ожидая, пока подогреется кофе, и смотрела на него. Смотрела на спину, которую раньше ласкала. На волосы, которые любила ерошить. И вдруг на нее нахлынула страсть, тоска по этому человеку, единственному мужчине, который перевернул ее мир, поставив его с ног на голову. Она отчаянно хотела обнять его, поцеловать в висок, чтобы он повернулся и усадил ее к себе на колени… Однако эти мечты надо отбросить. «Я не могу рисковать еще раз».

Джеллис напряглась, смахнула слезы, разлила кофе по чашкам и принесла его в гостиную. Усевшись напротив Себастьена, она обхватила чашку пальцами и, потупив взор, размышляла над тем, что бы ему сказать.