Сюрприз для мужа

Глава шестая

В гостиной Джеллис быстро нацарапала на клочке бумаги номер телефона Натали и оставила его на камине. Она огляделась, не забыла ли чего-нибудь, потому что не собиралась больше сюда возвращаться.

Она посмотрела на диван, на котором они в первый раз любили друг друга. Повинуясь чувствам, она не захотела расставаться с ним и сейчас думала о том, сколько всего могло бы произойти, если бы она не приехала к нему в ту ночь…

— Ты останешься на ночь? — тихо спросил он.

Видимо, в ее глазах промелькнула тревога. Джеллис действительно была встревожена и взволнованна.

— У меня есть свободная комната, — улыбнулся он.

— О!

— Однако искушение будет слишком велико. А ведь мы не должны ему поддаваться, не так ли?

— Да, — согласилась она, не совсем понимая, с чем соглашается.

— Хочешь, я прослежу за тем, чтобы твои вещи высохли?

«Хочу ли я?»

Себастьен снова улыбнулся. В его глазах прыгали дьявольские смешинки. Он провел длинным пальцем по ее губам.

— Ты видишь, как со мной удобно?

Джеллис не слушала его. Полная страстного желания, она раскрыла губы и нежно куснула его за палец.

— Это опасно, — шутливо предупредил он. И словно в подтверждение его слов, за окном зловеще прогрохотал гром, а ветер возобновил попытки снести дом. Дождь неистово бился в окна. Себастьен улыбнулся и подошел к ней вплотную. — Слишком поздно, слишком поздно, — промурлыкал он. — Это значит, что ты не можешь поехать домой.

— Да, — согласилась она. — Себастьен!

— Что? — рассеянно спросил он, прикоснувшись губами к уголку ее рта.

Джеллис взволнованно вздохнула, сердце колотилось у нее в груди.

— А почему ты ждал две недели, чтобы поцеловать меня? — настойчиво спросила она.

Он замер и затем снова стал ласкать ее.

— Я не хотел никаких осложнений. — Он соблазнительно покусывал ее губы.

— А теперь хочешь? — с трудом произнесла она.

— А теперь мне не удается оставаться добродетельным.

— Но я вовсе этого не хочу, — прошептала она.

— Знаю.

Он немного отодвинулся от нее, и Джеллис, устремив на него свои кажущиеся огромными на маленьком личике глаза, нерешительно спросила:

— А ты этого хочешь?

Он как-то странно улыбнулся.

— О да, Джеллис. Еще как. Я хотел этого с самого первого раза, когда мы вместе обедали.

— Тогда почему…

— Потому что я думал, что справлюсь. А теперь мне кажется, что у меня ничего не выйдет. Чем больше я тебя вижу, тем больше хочу тебя. Я только об этом и думаю все эти дни и недели. А сегодня, когда во время дождя ты, смеясь, повернулась ко мне, я поддался искушению.

— И это было так ужасно?

— Да нет, не ужасно. Но немудро.

— Потому что…

— Потому что у тебя такой ранимый вид. В тебе есть какая-то… беззащитность, хрупкость. Когда я впервые увидел тебя, я не мог отвести от тебя глаз. Да и ни один из сидевших поблизости мужчин тоже.

— Но ты же читал газету!

— Только когда ты смотрела на меня. У тебя был такой таинственный вид, ты так отличалась от других… Элегантная и хрупкая, словно тебя коснулась неизбывная печаль, какое-то несчастье.

— Неужели? — изумленно спросила она.

— Да. Ты сидела одна, но не казалась одинокой или потерянной. На губах твоих была улыбка, и в глазах тоже, хотя ты вроде бы пыталась читать французскую газету. Ты шевелила губами и всякий раз, когда понимала написанное, удовлетворенно кивала головой. А когда слово не поддавалось тебе, ты хмурилась, раздумывала над ним и заглядывала во французский словарь.

— Я пыталась усовершенствовать свой французский.

— Понятно. За тобой было страшно интересно подсматривать, любоваться твоим изумительным ротиком. А потом еще эти твои прекрасные волосы, до них так и хотелось дотронуться. Вот так, — гортанно промурлыкал он и схватил колечко ее волос, поднес ко рту, потом отвел в сторону, поглядел на ее милое лицо и застонал.

Он еще что-то прошептал, чего не поняла Джеллис, и все не сводил с нее глаз, потом отпустил ее волосы и медленно начал развязывать пояс на ее халате. Точнее, на его халате.

Джеллис порывисто вздохнула и посмотрела на него в ожидании, потом вздрогнула, почувствовав на животе прикосновение его теплых пальцев.

— О, Себастьен! — воскликнула она, задыхаясь.

— Да, — сдавленно ответил он. — «О, Себастьен!» — это как раз самые подходящие слова. — Он снова приблизился губами к ее рту и стал рукой водить по ее обнаженному телу, тихонько приговаривая: — Я хочу смотреть на тебя. Хочу видеть тебя всю — ласкать тебя, целовать, держать в руках. Я хочу видеть твою наготу, твою страсть… А ты испытываешь ко мне страсть, Джеллис?

— Да, — сдавленным от страсти голосом пролепетала она.

— Да, — подтвердил он. — Поэтому ты так нервничаешь, не так ли? Потому что ты… хочешь. Как и я хочу, чтобы эти прекрасные руки касались меня, льнули ко мне, чувствовали меня… Я хочу… я так много хочу от тебя.

Джеллис уже не могла сдерживать себя, ее сотрясал озноб, она просунула руку ему под свитер, прикоснулась пальцами к теплой плоти и почувствовала, как он слегка вздрогнул.

— Сними это, — тихо произнесла она.

От его резкого движения она едва не упала на пол. Себастьен поднялся, сбросил свитер и швырнул его на диван. Потом, повернувшись к ней, он раздвинул полы ее халата и прижался к ней грудью. Плоть к плоти, теплая, наэлектризованная, волнующая. Он схватил ее волосы, в каждую руку по пряди, поднял ее голову и стал целовать так, как никто никогда ее не целовал.

Они намеренно сдерживали страсть, но Джеллис нуждалась в его поощрении. Последние дни и недели она мечтала только об этом. Руки ее оказались зажаты между их телами, но она все же выпростала их и обняла его. Дрожащими пальцами она расстегнула молнию на его брюках, сдавленно вздохнула, обнаружив, что под ними у него ничего не было надето, и помогла ему освободиться от одежды.

Не отрывая от нее губ, Себастьен приподнялся немного, чтобы ей было удобнее, и, освободившись от брюк, опустился на нее. Они вздохнули одновременно, и Джеллис обвила его обеими руками, крепко-крепко, и поцеловала его так, словно мечтала навечно растянуть это наслаждение.

Они ни о чем не думали, не строили никаких планов, не было между ними и неловкости — они просто приникли друг к другу так, словно всю долгую жизнь любили друг друга. Они двигались в унисон, любили друг друга восторженно и страстно. Их будто загипнотизировали… Он двигался, и она вторила ему, он стонал, и она отзывалась эхом. Не было никакой боли, одно только наслаждение и короткий всплеск смеха, когда они скатились на пол, чудом не столкнувшись с кофейным столиком и не опрокинув чашек с остывшим кофе.

Лежа наверху, со струящимися по обеим сторонам лица волосами, Джеллис улыбнулась необыкновенно прекрасной улыбкой. Она без смущения всматривалась в его озорные карие глаза. Однако нога его все еще оставалась на диване, он зацепился за подушку, надеясь уберечься от падения. Все так же, не разлучаясь, удовлетворенные, на вершине блаженства, они оба рассмеялись.

— Да здравствуют различия! — улыбаясь, воскликнул он по-французски.

— Да.

Они медленно освободились из объятий друг друга, и это было не менее приятно, чем недавнее занятие любовью, и снова вскарабкались на диван. Себастьен закутал ее в халат и, не выпуская его отворотов из рук, нежно поцеловал ее в губы.

— Изумительно, — пробормотал он, и в глазах его промелькнули смешинки.

— Потрясающе.

— Пойдем спать.

Она улыбнулась, целуя его и одновременно лаская взглядом, и он ответил ей тем же.

— Пойдем.

«Я думал, что смогу справиться с этим». Да, так он тогда сказал. И в конце концов у него это получилось. И в то же время она не сожалела о том, что случилось. Раз уж она встретила его, то все остальное было неизбежно.

И вот теперь ей надо уезжать.

Она ни с кем не попрощалась. Все равно не вынесла бы этого. И не хотела, чтобы кто-нибудь видел боль в ее глазах и грусть. Она медленно выехала из Коллиура, не оглядываясь назад.

Она не знала, что Себастьен смотрел ей вслед. Не знала, что он вернулся в их квартиру, блуждал по опустевшим комнатам, а потом тоже уехал.

Сидя за рулем, она думала о Себастьене. Два последних дня она перестала замечать его жесткость, провалы памяти. Он снова стал ее Себастьеном, и ей захотелось вернуться. Но она не могла.

Кроме того, ее родители собирались поехать в кругосветное путешествие, которое они планировали и на которое копили деньги еще с тех времен, когда она была маленькой девочкой. Она не могла украсть у них их мечту. Но ей было так трудно уезжать от Себастьена. Ничего тяжелее этого в жизни она еще не испытывала.

Она провела ночь в Новотеле и к четырем часам следующего дня подъехала к терминалу Ле Шаттл, почти не вспоминая о своем путешествии.

Через неделю, за десять дней до Рождества, родители Джеллис уехали, и она перебралась в свой коттедж. Ей казалось, что она никогда не уезжала. Она осторожно задернула шторы в спальне, чтобы не разбудить сынишку, и стала смотреть на видневшееся вдалеке море. Много времени она провела, глядя на море, представляя, как Себастьен ходит где-то там, на другом берегу. Где-то там.

«Может, мне надо было сказать ему, что мы женаты? Что у него есть сын? И пустить его назад, в мою жизнь?» Ей почему-то казалось, что именно так она и должна была поступить. И ей хотелось этого. Очень хотелось. Но все это было бы лишь притворством. Его поведение всегда будет барьером между ними. И если она чему-то выучилась за эти несколько месяцев, то это предосторожности. Она уже раз отдалась своим чувствам без оглядки. И не могла позволить себе снова сделать то же самое. Если бы у нее не было ребенка, то, может, она и попробовала бы снова. Но ребенок у нее был, и о нем надо было позаботиться. Сыну нужна мать.

Глубоко вздохнув, она в тоске посмотрела на улицу и улыбнулась, заметив, как черная собака копошилась в мусорном бачке миссис Нейтер. «Надо бы как-то дать знать псу, а то ему будет худо, если она его поймает». Она всего несколько месяцев прожила в деревне, но уже вполне разобралась, что у нее за соседка. Джеллис понятия не имела, что сама являлась бесконечной темой для пересудов и что людям до смерти хотелось узнать, откуда она приехала, кто отец ребенка и где он скрывается. В этой размеренной повседневной жизни Джеллис казалась себе какой-то нереальной. И несмотря на то, что сделал Себастьен, все равно постоянно тосковала по нему, жаждала его прикосновений, его улыбки. Не было ни дня, чтобы она не думала о нем. Она осторожно задернула шторы, потом спустилась, чтобы приготовить себе что-нибудь поесть и закончить наконец накидки для подушек, которые она вышивала для почтмейстерши.

Первая открытка от родителей пришла из Мадейры, и Джеллис усмехнулась. «Наверное, мне надо было поехать с ними, по крайней мере, я бы не мерзла». Вокруг коттеджа завывал арктический ветер, видимо, должен был выпасть снег. В деревне все готовились к Рождеству. В окнах появились елки и огоньки, на дверях — гирлянды. Но не на ее двери.

Она смотрела, как падает снег, сидя с сыном на ковре в гостиной. Крошечные хлопья покрыли поля и крыши, как сахарная пудра. «Белое Рождество? Может быть. Последнее Рождество, проведенное во Франции, было теплым. И мы строили так много планов… Мы смеялись и любили друг друга. Но это Рождество… В это Рождество я буду одна…»

Она с грустной улыбкой смотрела на маленького Себастьена, и сердце ее переполнялось любовью к этому осколочку, к этой крошечной частичке ее мужа. А малыш тем временем с воодушевлением тряс погремушку, которую она держала над ним. «Узнает ли он когда-нибудь своего отца? А если узнает, то что подумает? Что будет к нему чувствовать? Будет ли сердиться? Или печалиться?» Глазки малыша начали смыкаться, и она снова улыбнулась.

— Ты занимаешь все мое время, мой маленький, — тихо сказала она. — Я только и делаю, что вожусь с тобой, забросив все дела. Но нам все равно, не так ли? — Она положила погремушку, подняла ребенка, прижала к себе его теплое пухленькое тельце, потерлась носом о его мягкую шейку. — А ты становишься тяжелым, дружок. — Она неловко встала на ноги, медленно подошла к колыбельке и осторожно уложила сынишку. — Я люблю тебя, — прошептала она и укрыла его теплым одеяльцем. — А на следующий год, когда ты станешь старше и будешь больше понимать, может быть, все изменится. — «Может, я кого-нибудь встречу. Может, даже выйду замуж». Однако она не могла представить себя замужем ни за кем, кроме Себастьена. Следующий год будет лучше.

Глубоко вздохнув, она вошла на кухню и огляделась. «А ты становишься неряхой, Джеллис, — упрекнула она себя. — Ты ведь раньше никогда не оставляла кухню в таком состоянии. То, что у тебя есть ребенок, вовсе не значит, что надо жить в беспорядке. Мать всегда так говорит». И улыбнувшись, она принялась за уборку.

Натянув резиновые перчатки, Джеллис начала наводить порядок. Через полтора часа, раскрасневшись от усердия, она вынесла пустые молочные бутылки за дверь. Поставив их на ступеньки, она выпрямилась, посмотрела на кружившие в воздухе снежинки и… заметила высокую фигуру мужчины. Он стоял на противоположной стороне улицы.

— Нет, — слабо прошептала она.

Сердце у нее болезненно сжалось, она нащупала дверную раму и крепко вцепилась в нее. Мужчина был без пальто, на нем был темно-синий толстый свитер и вельветовые брюки. Он держал обе руки в карманах. Темные волосы его были пересыпаны снегом. Он был таким же мрачным, суровым, как тогда, в Портсмуте.

И словно во сне, она заметила, как он идет к ней. Глядя ей в глаза, он распахнул ворота, аккуратно закрыл их за собой и медленно пошел по дорожке.

— Здравствуй, Джеллис, — тихим бесстрастным голосом поздоровался он. — Или, лучше сказать, мадам Фуркар?

— Что? — прошептала она.

— Но ведь ты мадам Фуркар, не так ли?

Сердце у нее сжалось, она выпрямилась и глубоко вздохнула.

— Да, — подтвердила она.

— Так почему же ты мне об этом не сказала?

— Я не хотела, чтобы ты знал, — с болью попыталась защититься она. — Уходи, пожалуйста.

— Нет. А ты не хочешь узнать, как я это выяснил?

Она яростно замотала головой, пытаясь закрыть глаза. Но он подставил ногу.

— Я поехал к твоим родителям, и соседка любезно сообщила мне, что они уехали. И она также сказала мне, — мрачно добавил он, — что ей страшно понравилась моя свадьба.

Джеллис опустила глаза и ничего не сказала. Да и что она могла сказать?

— Так что же еще ты от меня утаила? — злобно спросил Себастьен.

Джеллис испуганно и тихо вскрикнула и снова попыталась захлопнуть дверь.

Он дернул на себя дверную ручку, вошел в дом и затворил дверь изнутри.

— Что еще, Джеллис? Что еще?

И глядя в глубокие карие глаза, дрожащая, загипнотизированная, уверенная, что соседка рассказала ему все, она прошептала:

— То, что у тебя есть сын.