Таинственный венецианец

Глава 5

Чезаре вышел из офиса Марко Кортины, находившегося в самом центре Фондако деи Тедески, главного почтамта Венеции. Он шагал, прокладывая себе дорогу сквозь шумную, не исчезавшую даже в часы сиесты толпу туристов, полностью слившись с нею и оставаясь незамеченным, что его вполне устраивало. Граф не имел ни малейшего желания привлекать внимание к своей персоне в этой части Венеции.

Он перешел по мосту Риальто в другую часть города и направился по боковым улочкам и аллеям к площади Сан-Марко, где обещал встретиться с Челестой в одном из открытых кафе в одиннадцать часов. Чезаре бросил взгляд на часы — было уже почти одиннадцать.

Челеста выразила желание посетить несколько магазинов, что освободило его от обязанности сопровождать ее в городе. Это оказалось очень кстати: графу срочно нужно было повидаться с Марко и передать ему необходимую информацию, а подходящий предлог посетить Фондако никак не подворачивался.

Чезаре вновь подумал о том, как глупо было с его стороны позволить гостям бабушки остаться в палаццо, когда так много поставлено сейчас на карту. Но воспитание не позволяло ему вести себя грубо, и, кроме того, оказалось, что их присутствие в палаццо не так уж неприятно. Не говоря уж о значительных денежных активах Челесты.

Он сомневался в том, что кто-либо может поверить в его равнодушное отношение к планам графини женить его на богатой и очаровательной вдовушке, а попытка продемонстрировать свой интерес к падчерице не имела успеха.

Вспоминая тот полдень, который он провел с Эммой два дня назад, Чезаре вновь и вновь проклинал себя. Он поступил глупо, даже по-идиотски, и добился лишь того, что разрушил ту хрупкую дружбу, которая зарождалась между ним и этим ребенком.

Ребенком? Он задумался. Не было ничего детского в этом мягком, теплом и податливом теле, которое он прижал к себе, подхватив девушку на ступеньках. Он тогда явственно ощутил трепетную дрожь юной плоти и, вспоминая свою реакцию, честно признался себе, что при других обстоятельствах вполне мог бы ради развлечения заняться Эммой всерьез.

Это была настоящая, уже оформившаяся молодая женщина, но ей не хватало утонченности. Трогательное сопротивление чувствам, которые он мог в ней пробудить, удивительным образом растрогало его, и граф решил еще раз повторить свой эксперимент с Эммой.

Челеста была совсем другая, очень красивая и очень богатая, да и разница в возрасте между ней и графом была не так уж велика — они принадлежали к одному поколению. Чезаре догадывался, что она вполне готова ускорить процесс их знакомства, переведя его в нечто более серьезное. Но он не чувствовал к ней никакого влечения. В своей жизни он знавал многих женщин и всегда считал, что для физического влечения красота — необходимый элемент. Но теперь Чезаре вдруг обнаружил, что был не прав. Этот ребенок, Эмма, не отличалась красотой, но ее высокое, стройное и нежное тело было желанным, хотя она сама об этом даже не подозревала, а ее волосы были мягкими, как шелк, и слабо пахли лимонным шампунем. Вспоминая ее маленькие мягкие руки, Чезаре почувствовал отвращение к самому себе, вдруг поймав себя на мысли, что представляет, какое волнующее удовольствие получил бы он, ощущая эти маленькие нежные ладони на своем теле, и какое чувственное наслаждение испытала бы она в его руках.

«Чезаре, Чезаре! — твердил он себе сердито. — Каким образом такой мужчина, как ты, позволил себе так легкомысленно увлечься девятнадцатилетним ребенком. Тебе уже почти сорок лет!»

И не имело значения, что он только думал об этом. Согласно той религии, которую он исповедовал и к которой относился так серьезно, как ни к чему другому в своей жизни, помыслы так же вызывали осуждение, как и поступки.

Вскоре Чезаре вышел к площади Сан-Марко и, прежде чем встретиться с Челестой, закурил сигарету, давая себе возможность справиться со своими мятежными мыслями. Единственной его страховкой в данной ситуации могла бы стать Челеста. Увлечение ею должно было выбить из его головы все мысли об Эмме Максвелл, но и этот путь был чреват опасностями — иного рода.

Челеста уже ждала его в кафе, потягивая кампари и держа в идеально наманикюренных пальцах длинную американскую сигарету. Она была одета в бледно-голубое льняное платье с рукавами три четверти и низким круглым вырезом. Ее пышные вьющиеся волосы аккуратно обрамляли лицо, и легкий шифоновый шарф обвивал шею. Челеста была молодой, красивой, элегантной и полностью владела собой.

Чезаре остановился около ее столика. Она взглянула на него и довольно улыбнулась.

— Ну, Видал, — промурлыкала она, — вы опоздали на пять минут. — В ее тоне промелькнули нотки упрека.

— Очень сожалею. Мне пришлось задержаться. — Чезаре сел рядом с ней и щелкнул пальцами, подзывая официанта. — Надеюсь, вы простите меня?

Челеста позволила ему взять свою руку и слегка повела прелестными плечами.

— Только ради вас. Где же вы были?

— Занимался своими делами, — небрежно ответил Чезаре. — Итак, что вы пьете?

Немного погодя Челеста вдруг выразила желание посетить собор.

— Вы уверены, что хотите этого? — безо всякого энтузиазма спросил граф.

— Конечно, мой дорогой. Я уже довольно долго нахожусь в Венеции, но так и не видела ни одной достопримечательности. Могу я наконец посетить собор?

Они последовали за толпой туристов и вошли в мир венецианско-византийской архитектуры, сверкающий золотой мозаикой стен и мерцающий мраморной мозаикой полов. Здесь были собраны бесчисленные произведения искусства, и осмотреть все сразу за одно посещение не представлялось возможным.

— Строительство этого храма началось в девятом веке, — сообщил Чезаре и посмотрел на Челесту, но не увидел на ее лице того несдержанного восхищения, которое светилось совсем недавно в глазах Эммы. Вместо этого он заметил лишь скучающее одобрение, как будто красота, их окружающая, совсем не волновала Челесту.

— Старинные постройки меня не вдохновляют, — честно призналась Челеста и вздохнула с облегчением, когда граф предложил закончить осмотр, сказав, что они уже достаточно всего посмотрели. — Да и живопись почему-то не приводит меня в восторг. — Челеста все же упорно продолжала идти дальше. — Я хочу сказать, что у меня тоже есть несколько картин, доставшихся мне от Клиффорда, но я смотрю на них больше как на объект вложения капитала. — Она хихикнула как девчонка. — А вы, Видал, много знаете о художниках?

— Немного, — ответил он сухо, и Челеста удивленно на него посмотрела.

— Я чем-то вас обидела, Видал? Я не хотела, поверьте, дорогой. Я считаю себя человеком нового времени. Дайте мне тонну зеркального стекла и бетона, добавьте шведской древесины — и я счастлива!

— No importa[5], — покачал головой Чезаре, в первый раз ответив ей на своем родном языке.

Челеста с раздражением почувствовала, что каким-то образом его разочаровала. Она взяла графа под руку и проворковала:

— Видал, куда мы пойдем теперь? Вы что-то говорили насчет ленча, кажется.

— Ленч? — Граф пожал плечами. — На ленч мы отправимся в палаццо, si[6]?

Челеста прекрасно поняла, что сейчас лучше с ним не спорить.

— Хорошо, — кивнула она, — но мы поплывем в гондоле, да?

— Если вы так желаете, — равнодушно ответил граф.

Гондола медленно и плавно двигалась по спокойным водам канала, и Челеста расслабилась, удовлетворенная присутствием Видала рядом с собой, да еще так близко. Сиденье в гондоле было достаточно удобным, но довольно тесным для двоих, и приходилось тесно прижиматься друг к другу. Это так романтично, особенно ночью! Несмотря на дневное время, Челеста надеялась, что граф не обманет ее ожиданий.

— Видал, — промурлыкала она призывно, — простите меня, если я чем-то вас обидела. Но не будьте таким букой, скажите же, что прощаете меня!

Видал Чезаре посмотрел на нее. Ее лицо было так близко, что он мог видеть маленькие морщинки вокруг ее глаз и в уголках губ. Не так уж она молода, как хочет казаться! Но все равно Челеста выглядела потрясающе красивой, он не мог этого не признать. Однако почему-то она вызывала у него неприязнь, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отпрянуть, когда она прикоснулась губами к его щеке.

— Видал, вы знаете, почему ваша бабушка пригласила меня, не правда ли? — тихо спросила Челеста.

— Да, знаю, — кивнул он.

— Ну и?..

— Давайте не будем торопить события, Челеста, — спокойно ответил граф. — Надо проще смотреть на вещи, дорогая. У нас полно времени.

Глаза Челесты сузились. В отношениях с мужчинами она всегда сама задавала тон, и это был первый случай в ее жизни, когда она неожиданно потерпела неудачу. Челеста отшатнулась от него и выпрямилась. На ее щеках заиграл лихорадочный румянец, предвещая, как сказала бы Эмма, припадок гнева. Однако в этот раз Челеста не потеряла самообладания, сейчас этого делать не следовало, пока… Пока они не поженятся. Став графиней Чезаре, она сумеет поставить его на место и не допустит больше подобного обращения с собой.

Чезаре внимательно наблюдал за ней, отчасти забавляясь ее поведением. Она вела себя словно оскорбленный ребенок, и все потому, что дела пошли не так, как она планировала.

Закусив губу, чтобы скрыть свое раздражение, Челеста спросила:

— Есть ли здесь острова с пляжами, где можно позагорать и поплавать? Как насчет Мурано? Это не там делают знаменитое венецианское стекло?

Чезаре лениво закурил сигарету:

— Купаться можно на острове Лидо.

— Нет, меня интересует более уединенное место. Купание в толпе не привлекает меня. Я хотела бы устроить пикник на одном из пустынных атоллов. Мы сможем это сделать, Видал?

— Вы имеете в виду… мы вдвоем? — нахмурился Чезаре.

— Почему нет?

— Я подумал, может ваша падчерица захочет к нам присоединиться. Тем более что она еще ни разу со дня вашего приезда не искупалась в море, а молодые так любят бывать на пляже.

Челеста провела языком по пересохшим губам.

— Эмма должна развлекаться сама, — холодно ответила она. — Я ей не сторож.

— Однако мне кажется, было бы негостеприимно оставить ее опять дома на весь день с моей бабушкой. Хотя я знаю, что им вдвоем очень хорошо. Бабушка рассказывала мне вчера вечером, какая способная ученица Эмма. Графиня учит ее разбираться в искусстве, объясняет, как узнать, подлинная картина или нет, ну и тому подобное. Вашей падчерице, кажется, нравятся эти занятия.

— Перестаньте называть ее моей падчерицей, — сказала сквозь зубы Челеста.

— Почему? Разве это не она?

— Конечно, она. Я бы не привела в ваш дом какую-нибудь мошенницу.

— Хорошо. Но послушайте, моя дорогая Челеста, вы находитесь в палаццо уже несколько дней, и в течение всего этого времени Эмма не имела возможности куда-нибудь выйти, кроме того первого дня, конечно, — сказал он, вспоминая. — Мы с ней тогда были в лагуне.

Взгляд Челесты стал колючим и холодным.

— Как я поняла, Эмма в тот день собиралась пройтись по магазинам. Оказывается, она успела провернуть сразу два дела.

Чезаре запоздало подумал, что ему не следовало говорить об этой прогулке Челесте. С ее темпераментом она, вернувшись в палаццо, наверняка устроит падчерице «веселую жизнь».

— Я встретил Эмму в тот день на пристани. Она была свободна, я тоже. Я предложил ей показать Венецию. Это все.

Теперь его тон был холоден, почти груб. Его раздосадовало, что приходится оправдываться перед Челестой. Та удивленно посмотрела на него и отвернулась. По тому, как она стиснула зубы, Чезаре понял, что Эмма услышит от своей мачехи весьма неприятный монолог.

— Челеста, — сказал он умышленно ласковым тоном, — cara mia, это была совершенно невинная прогулка. Да и что вообще могло быть? Но, моя дорогая, если мы собираемся более близко узнать друг друга, то, естественно, мне хотелось бы ближе познакомиться с девочкой, которая, возможно, станет моей… э-э… нашей падчерицей.

Он придавал голосом особое значение словам, и Челеста немного смягчилась, не в силах противиться его обаянию. А когда наконец они прибыли в палаццо, граф был почти уверен, что она уже забыла об этом разговоре.

Граф Чезаре был бы в шоке, окажись он свидетелем сцены в спальне Челесты после ленча, когда графиня удалилась в свои апартаменты немного отдохнуть. Но он в тот момент куда-то исчез, не сказав никому ни слова. А Челеста позвала Эмму в свою комнату под каким-то предлогом и, как только тяжелая дверь, скрадывавшая все звуки, за ними закрылась, набросилась на падчерицу, как кошка, атакующая мышь.

— Ты — маленькая лгунья! — кричала она в бешенстве. — Я могу перебросить тебя через колено и отшлепать туфлей за то, что ты делаешь из меня дуру!

Эмма в изумлении отпрянула.

— Тогда ты сможешь убедиться, что легче сказать, чем сделать, — ответила она, стараясь сохранять спокойствие. Ей было смешно представить, что такое маленькое и хрупкое создание, как Челеста, вдруг нападет на нее, юную амазонку, да еще с комнатной туфлей.

— Не умничай, Эмма! — зло предупредила Челеста.

— Ну, что опять не так? Что я такого сделала, чем вызвала такой фейерверк?

— Ты была на прогулке с Видалом, вот что! — продолжала бушевать Челеста. — А мне сказала, что идешь по магазинам!

Щеки Эммы вспыхнули, но она сумела сохранить чувство собственного достоинства.

— Верно, — спокойно ответила она, — я сказала так, когда уходила. Но когда я вернулась, ты не спросила меня, где я была.

— Ты хитрая и дерзкая девчонка! — воскликнула Челеста. — Естественно, я тебя не спросила. Я была полностью уверена, что ты ходила за покупками.

— Ну и что? — спросила Эмма, теряя терпение. — Граф пригласил меня на прогулку на своем катере. Мы побывали в лагуне, и это все. Он был очень любезен и довольно мил, и мы, естественно, не сделали ничего такого, чего следует стыдиться.

Челеста начала постепенно успокаиваться:

— Тем не менее ты ничего подобного делать больше не должна, понятно? Если граф опять пригласит тебя поехать куда-нибудь с ним, ты откажешься независимо от того, насколько невинным и пристойным будет его предложение. Поняла?!

— Я вижу, ты глупая и ревнивая самодурка! — воскликнула Эмма, и ее глаза предательски заблестели. — О, ну почему ты не отпускаешь меня домой, в Англию? Я здесь совершенно бесполезна. Разреши мне уехать. Пожалуйста!

— Напротив, ты очень даже полезна здесь, — возразила Челеста. Теперь она выглядела довольной. — Граф сказал мне, что ты очень понравилась старой графине. Как я поняла, она дает тебе уроки по искусству?

— Да. По истории живописи. Тинторетто и Каналетто. Здесь много их картин. Графиня рассказывает мне о них. Это очень интересно. — Эмма тяжело вздохнула. — Но все-таки я хочу домой.

— Я тебе уже говорила, когда ты сможешь уехать, — сказала Челеста спокойно, но твердо. — Теперь иди. Я хочу отдохнуть. У меня было трудное утро.