За час до назначенной дуэли Сезара и графа Фейраса в дверь постучал один из слуг Торна, чьё лицо наглухо закрывала маска. Это создавало крайне неприятное впечатление, вызывая тревогу.
Гаитэ сильно сомневалась в том, что людям, предпочитающим скрывать лица, стоит доверять, пусть даже и в малом.
— Накиньте плащ, скройте ваше лицо под вуалью, госпожа, — посоветовал слуга.
По голосу Гаитэ узнала Маркелло и это её немного успокоило.
— Готовы прогуляться со мной по городу, дорогая невестушка? — хохотнул Торн, поджидавший её у выхода.
Как и у слуги, его лицо скрывала маска.
От кареты и носилок пришлось отказаться. Не хотелось привлекать к себе излишнего внимания. Брезгливо подбирая юбки, стараясь не отставать от мрачного проводника, Гаитэ шагала по улицам, на одной из которых их появление вспугнуло, заставив разбежаться, стаю бродячих собак, на другой в канаву торопливо утрусила роющаяся в грязи посредине улицы свинья.
Пройдя мост, перейдя реку, ступили на узкую тропу, ведущую в хитросплетённый лабиринт зданий — сердце Жютена.
Гаитэ поразило, насколько захудалым всё вокруг здесь выглядело: скопление крыш красной черепицы, ветхие фасады, заплесневелые скульптуры, безлико таращащиеся на мощёную брусчаткой площадь.
Солнце ещё не зашло. Воздух разогрелся, как от печки. То тут, то там улицы перекрывали гвардейцы. Видимо, следили за порядком, обеспечивая безопасность, но, судя по печальной статистике смертей и убийств, это не особенно помогало.
Несмотря на непоздний час, проститутки уже вышли на свой нелёгкий, опасный заработок. Их легко можно было отличить от других женщин по полупрозрачным юбкам, затянутым в корсет.
Маркелло подвёл к Торну громадного, боевого, коня.
— Дальше поедем верхом? — обрадованно спросила Гаитэ, бросая на жениха неуверенный взгляд. — Но у меня нет опыта верховой езды.
— Ничего страшного. Просто держись за меня, — порекомендовал он. — И желательно — покрепче.
Торн жёстко вонзил шпоры в коня. Они галопом понеслись вперёд. Редкие прохожие при виде их жались к стенам, не желая попасть под копыта разгорячённого жеребца.
Съёжившись позади жениха, прижавшись лицом к его спине, чуть ли не каждый момент ожидая падения, Гаитэ перестала смотреть по сторонам. Она перевела дыхание лишь тогда, когда конь остановился перед массивными воротами. Барельефы, украшающие их, показались Гаитэ препротивными.
За воротами открылась квадратная площадка, со всех сторону окружённая стенами. Старый камень снизу покрывал бурый налёт, между мощёных плит на земле не пробивалось ни травинки — настоящий каменный мешок.
— Добрый вечер, — шагнул им навстречу генерал.
Кажется, появление Гаитэ его обескуражило:
— Моя госпожа? Что вы тут делаете? — воскликнул он.
— Я настоял на присутствие моей дорогой невестушки, чтобы завтра она не сомневалась — мой брат убьёт вас сегодня абсолютно честно, согласно всем законам дуэльного кодекса.
Улыбка Торна была открытой и очаровательной, но от неё тошнило.
— Сеньора, вы не должны были приходить! Это опасно, — встревоженно проронил граф Фейрас побелевшими губами.
Генерала сопровождал уже знакомый Гаитэ Сорхэ Ксантий, граф Рифа. Он с неприкрытым, бесстыдным любопытством рассматривая Гаитэ.
— Сегодня просто вечер сюрпризов! — хохотнул Сорхэ. — Та, кого мы не надеялись увидеть — здесь, а тот, кого ждали, задерживается.
В ответ на дерзкую реплику врага Торн снова широко улыбнулся и вкрадчиво произнёс:
— Жизнь полна сюрпризов и неожиданностей. Видимо, мой бесшабашный братец задержался у юбки какой-нибудь очаровательной цветочницы. Уверен, он появится с минуту на минуту, а если нет, я охотно заменю его. Буду иметь честь, сударь, обрезать вам уши на лету. И, может быть, не только уши. Тогда всё, что вам останется, отныне и навсегда, так это только смотреть на чужих невест. Кроме взгляда вы ничем угрожать их будущим мужьям не сможете.
— На что вы намекаете? — вызывающе задрал подбородок Сорхэ.
— Намекаю?! Да я говорю открытым текстом: не смейте таращиться на мою невесту!
— Я буду таращиться на всё, на что пожелаю!
— Только до тех пор, пока у вас есть глаза!
— Довольно! — прогремел Фейрас. — Вы оба присутствуете пока лишь в качестве секундантов. Ваш брат, Ваша Светлость, не явился вовремя, что, безусловно, не украшает дворянина…
Лицо Торна исказилось от ярости, рука выразительно улеглась на эфес шпаги.
— Господа, — примирительно вскинула руки Гаитэ. — Не стоит распаляться по пустякам. Тем более, что вот и сам Сезар Фальконэ, собственной персоной.
Он приблизился с небрежной, нарочитой неторопливостью.
— Доброго вечера, сеньоры и, — стрельнув взглядом в Гаитэ, стоявшую чуть поодаль, подчёркнуто уважительно склонил голову перед ней голову, — сеньорита.
— Вы позволили себе опоздать, — в голосе Сорхэ слышалось лёгкое раздражение.
— Напротив, — сохраняя невозмутимый вид ответил Сезар. — Я пришёл слишком рано и решил в ожидании вас немного прогуляться.
Он с усмешкой оглядел соперников, уделив особое внимание не Фейрасу, а Сорхэ.
— Ну так что, сеньоры? Условия поединка мы не оговаривали. Я готов выслушать ваши предложения.
— Возможно, пока не поздно, лучше всего будет завершить миром? — Гаитэ, как единственной женщине среди присутствующих вовсе не стыдно было выступить с подобным предложением.
— Ну уж нет! — фыркнул Торн. — Не будем превращать драму в фарс! Не зря же мы тащились на ночь глядя в такую даль? Или кто-то из господ желает принести извинения?
— Откровенно говоря, это затруднительно, поскольку никто перед вами не виноват, — высокомерно фыркнул Сорхэ. — И нам совершенно не в чем извиняться.
— Вы оскорбили мою невесту, — подал голос Торн, — и я считаю вправе требовать сатисфакции.
— Странно, что невеста ваша, а дерётся ваш брат, — окинув Торна насмешливым взглядом, процедил сквозь зубы Сорхэ.
— Ничего странно, ведь именно мой брат стал свидетелем оскорбления!
— Да я не оскорблена! — возмутилась Гаитэ.
Но никто из мужчин не желал её слушать. Им не нужна была правда — им нужны была причина. Возражать против этого было столько же резонно, как драться с мельницей.
— Я с радостью поучаствую в жеребьёвке. Нас двое на двое, мой слуга Маркелло и моя невеста станут свидетелями.
— Согласно Дуэльному Кодексу, женщина не может считаться свидетелем, — напомнил Сорхэ.
— И всё же, как мы знаем, к свидетельствам высокородных сеньор прислушиваются. Надеюсь, вы не станете отрицать, что имя Рэйвов достаточно высокородно? — пожал плечами Сезар.
— Я предпочитаю оставаться секундантом, — скороговоркой процедил Сорхэ, скрежеща зубами.
— Речь истинного храбреца! — хохотнул Торн.
— Ваше право, — коротко кивнул Сезар. — Ну что, ж! Начнём.
Он сбросил колет и в одной рубахе прошёл к центру площадки. Фейрас, слегка поколебавшись, последовал за ним. Оба встали в позицию: Сезар — справа, граф Фейрас — слева.
Повисшая тишина давила на психику не меньше жуткой улыбки Сезара.
В это самое мгновение Гаитэ впервые возблагодарила судьбу за то, что та привела её к Торну. Старший брат, несмотря на внешнюю грубость и резкость, был вполовину не так жуток и опасен, как младший.
Должно было произойти что-то страшное — не могло случиться иначе. Такие жуткие ощущения не во сне, а наяву Гаитэ уже и забыла, когда испытывала.
Граф Фейрас пошёл в атаку первым, медленно и аккуратно обнажив шпагу, переминаясь с ноги на ногу, будто ему жали сапоги. Сезар же не шелохнулся. В своей неподвижности он легко мог поспорить со статуями.
Сделав пробный взмах шпагой Фейрас не достиг цели. Сезар легко ушёл от удара, даже не обнажив меча. Разозлённый подобным пренебрежением Фейрас нанёс удар сбоку, но, снова не поднимая оружия, Сезар отступил.
Следующая атака генерала стала для него последней. Стремительным движением Сезар поднял шпагу и её острый кончик оставил тонкую алую нить на шее его противника. Глупое тело продолжало по инерции двигаться вперёд, затем бег резко прервался и Фейрас рухнул на каменные булыжники.
Всё произошло так молниеносно и быстро, что Гаитэ не успела ещё ничего осознать, а уже всё было кончено.
«Как мало крови», — только и пронеслось в голове.
Она всегда считала, что, если перерезать горло, кровь бьёт фонтаном. В действительности всё было не так. Тонкая струйка, очень тонкая струйка — и всё.
Торн заулюлюкал, громко аплодирую.
Сезар, повернувшись к нему, отвесил щегольский поклон, пристукнув каблуками, как в танце.
Сорхэ был в ярости:
— Проявите уважение! Человек умер!
— Только не надо играть, — издевательски покачал головой Торн. — Если бы в схватке погиб мой брат, ты бы смеялся!
— Вы! Два мерзких червяка, выползших не из чрева матери, а прямиком из преисподней! — рыкнул Сорхэ, подходя ближе.
Глаза его сверкали бешеным огнём.
— Если я правильно вас понял, сеньор, вы поменяли своё мнение? Желаете драться?
Сорхэ пошёл по кругу, обходя неподвижно стоявшего Сезара, чередуя серию быстрых шагов с сериями коротких:
— Желаю намотать твои кишки на свою руку, ублюдочная сволочь!
Сезар не счёл нужным что-то отвечать. Выпад Сорхэ прошёл мимо — Сезар лишь слегка качнулся.
Гаитэ не была сведуща в фехтовальном искусстве, но некоторые вещи и не требуют изучения для того, чтобы оценить деяния мастера. Сезар Фальканэ в совершенстве владел как своим телом, так и своим клинком. Сорхэ отлично владел шпагой, удары были точно и смертоносны, но его несчастье заключалось в том, что в соперники на этот раз ему достался полубог.
Удар из верхней позиции с заходом влево — мимо!
Ложный выпад в поясницу — мимо!
Возвратный выпад в голову — и снова клинок не нашёл свою цель.
Не получилось достать шею противника из полупозиции снизу вверх.
Всё это время Сезар лишь уходил в защиту, не атакуя в ответ до тех пор, пока Сорхэ словно не обезумел, начав наносить беспорядочные удары вне всякой стратегии.
Лицо Сезара снова выглядело каменной маской.
Видимо, игра утомила его. Поединок продолжался, но роли переменились. Фальконэ, наконец, перешёл в атаку: лёгкий поворот корпуса, шаг правой вперёд и такой же молниеносный выпад. Со злой усмешкой на лице брат Торна играл шпагой, выделывая финт за финтом, как кошка, играет с обречённой ею мышкой.
Двое людей медленно двигались по кругу.
Лицо Сезара больше не выглядело спокойным — оно было жестоким и алчным. Он хотел убить и не скрывал этого. И Гаитэ видела по его лицу, читала по нему — верная смерть!
Теперь Торн не улюлюкал и не аплодировал.
— Пожалуйста, не нужно! — сорвалось с губ Гаитэ одновременно с тем, как Сезар издевательски изящным движением вогнал шпагу в очередную шею; перед тем как второе тело рухнуло на землю в аккурат рядом с первым.
— Сеньора? — обернулся Сезар к ней, дрожавшей от ужаса перед двумя увиденными смертями. — Вы что-то сказали?
Она чувствовала себя в этот момент беспомощной, словно обнажённой.
Ненависть, негодования, понимание, что всё изначально было подстроено, что её использовали как наживку для того, чтобы расправиться с двумя самыми верными людьми её матери — всё это пришло позже.
В тот самый момент Гаитэ ни о чём не могла думать, кроме одного — как быстро гаснет пламя жизни. О том, что кто-то может быть настолько чудовищен, что гасит его, не колеблясь и не зная раскаяния, словно настоящий зверь.
— Это… это мерзко, — попятилась она.
— Мерзко — что, сударыня? — вежливо поинтересовался Сезар.
— Оставь её в покое! — велел Торн.
— Я отвечу, — собственный голос казался Гаитэ чужим, когда, шагнув вперёд, она остановила ненавидящий взгляд на Сезаре. — Мерзко то, что вы задумали сделать это, используя мою наивность и доверчивость. Из-за моей глупости пострадали те, кто был наиболее предан…
— Вам? — переспросил Сезар, качая головой. — Не обольщайтесь. Любой из этих господ, не задумываясь, перерезал бы глотку и вам и мне, будь это в интересах их обожаемой Тигрицы!
— Только резать мне глотку моей матери не интересно от слова «совсем», — бесцветным голосом возразила Гаитэ. — Пользуясь случаем, вы избавились от противника, подло и беспринципно. Да ещё заставили меня смотреть на это. Вы отвратительны!
На этот раз воцарившаяся тишина была звенящей.
— Я понимаю твоё огорченье, — произнёс Торн, подходя ближе, так, что Гаитэ почувствовала тепло, исходящее от его тела и почувствовала поддержку. — Откровенно говоря, братец, я тоже не думал, что ты зайдёшь так далеко, что оставишь за собой два трупа. Хотя мог бы и догадаться. Ты никогда не умеешь остановиться вовремя. Но насчёт «подло», — милая, это перебор. Поединок был честный. Ты же сама видела, брат рисковал жизнью дважды там, где каждый из них рискнул лишь раз. Правда, менее успешно, — хмыкнул он.
— Ненавижу! Ненавижу вас обоих! — в отчаянии закричала Гаитэ, сжимая кулаки в бессильной ярости и горьком отчаянье.
Смерть не была ей в новинку. Она встречалась с владелицей острой железной косы, срезающей жизни под корень и раньше, но то были жертвы старости, болезни или несчастного случая, но никогда — убийства.
— Маркелло, — кивнул Торн, — позаботься о телах. Сделай всё возможное, чтобы их доставили родным и похоронили с почестями.
Он слуге кошелёк, звякнули монеты.
— Да, мой господин, — покорно отозвался слуга, поймав кошель на лету.
Гаитэ отвернулась, не в силах смотреть на слишком простые, примитивные действия. С людьми обращались как с дровами, перетаскивая с одного места на другое с бесчувственной, небрежной деловитостью.
— Мне жаль, что так получилось.
Услышав грустный голос Сезара над своим ухом, она покачала головой:
— Ложь. Вам не жаль.
— Послушайте! Когда утром я пригласил вас на поединок, я просто шутил. Привести вас сюда со стороны Торна было…
— Что? — гневно сверкнула она глазами, порывисто к нему оборачиваясь. — Было ошибкой?
— Ошибкой? — Сезар криво усмехнулся. — О, нет! Не ошибкой — тонким расчётом! Торну только на руку, чтобы вы меня ненавидели.
— При чём здесь Торн? Вы сами сделали всё для того, чтобы заслужить мою ненависть: соблазнили мою мать, убили брата, разорили подвластные земли, прикончили последних людей, сохраняющих мне верность!
— Вы пристрастны и несправедливы ко мне. Насчёт вашей матери — согласитесь, трудно принудить к чему-то женщину, превосходящую вас годами, умом и опытом?
— Довольно! — попыталась гневно оборвать его Гаитэ.
Но Сезар продолжил скороговоркой:
— То, что было между мной и вашей матерью, нельзя назвать иначе, чем приятной интрижкой. Я понимаю, это отталкивает вас от меня, но прошлого изменить никому не под силу — даже мне.
— Даже вам? Почему — даже вам? Вы чем-то отличаетесь от прочих смертных?
— Отличаюсь.
— Разве что в худшую сторону!
— Однажды я стану императором Саркассора. Не номинальным, как мой отец, а обладающим реальной властью. Я положу конец бесконечным междоусобицам в стране, объединив провинции и превратив наш край в великое государство, процветающее, благоденствующее. Я стану великим правителем, прославившемся в веках.
— У вас грандиозные планы, Ваша Светлость, — зло сощурилась Гаитэ. — Но разве в этой очереди мой будущий муж, ваш старший брат, не стоит первым? Вы, видимо, уже придумали, как решить этот вопрос?
По лицу Сезара промелькнула судорога ярости и оно тут же застыло уже знакомой Гаитэ, неподвижной маской, надёжно скрывающей все душевные порывы.
— Что ж? Вы правы, — пожал он плечами. — Мой брат стоит у меня на пути во всех направлениях, обойти его будет трудно. Вы сделали правильный выбор, мадонна! Что остаётся мне? Лишь шпага! В то время как Торна ждёт императорский венок.
— Зато шпагой вы владеете мастерски, что с пафосом и продемонстрировали, только что беспощадно расправившись с моими друзьями.
— Это был честный бой! Вы не имеете никакого права смотреть на меня, как на убийцу!
— Я буду смотреть на вас так, как вы того заслужили. Формально — да, дуэль была честной, но на деле же вы прекрасно знали, что противник слабее? Могли бы проявить великодушие!
Сезар посмотрел на Гаитэ так, словно усомнился в её умственных способностях:
— Проявить великодушие? — сдавленные от ярости голосом выплюнул он. — Зачем? Чтобы оба негодяя продолжили плести против меня и моей семьи интриги? Ну нет! Если противник не капитулирует, его уничтожают. Это касается как львов, так и змей, сударыня. Советую вам это запомнить!
— Это угроза? — отшатнулась Гаитэ.
— Скорее предупреждение. Впрочем, — дёрнул Сезар плечом, — расценивайте, как вам угодно. Ваше желание быть предубеждённой, из чего бы оно не исходило, очевидно! Я мог бы казнить этих двоих тупиц. Или подослать к ним наёмников. Но я позволил им умереть с честью, держа шпагу в руке, как и подобает воину. У них был шанс одержать победу или умереть. Они проиграли — горе павшим. Но я отказываюсь считать себя неправым, потому что я прав! Я понимаю ваши чувства, но не позволяете эмоциям взять верх над разумом.
Их взгляды снова встретились.
Гнев Гаитэ куда-то испарился, осталась лишь тоска и неуверенность — во всём.
Кому же верить, если даже собственное «я» вызывает сомнение.
Кто прав? Кто виноват? И вообще, если ли в этой жизни правые и виноватые? Или только те, кто дорог нам, за кем мы готовы и в огонь, и в воду, чтобы там не случилось и те, кто нет — последним мы не прощаем ничего.
— О, братец! Гляжу, ты пытаешься подружиться с моей будущей жёнушкой, пока я и мой верный слуга прибираем за тобой?
Вместо ответа Сезар резко оттянул жёсткий воротник, словно ему внезапно стало нечем дышать.
— Я пытался объяснить моей будущей родственнице, что не так плох, как всем вокруг хотелось бы.
Торн засмеялся, тяжело закидывая руку на плечо Сезару:
— О, мой вечное несчастный, вечно непонятый младший брат, — с издевкой протянул он. — И когда тебе надоест ныть? Перестань искать чужого одобрения и жить сразу станет легче.
С этими словами он отпил несколько глотков из фляжки, что держал в руке. Судя по неровным движениям, в ней была вовсе не вода. И прикладывался он к ней уже не впервые.
Спрашивается, зачем утром Гаитэ потратила на него столько лишних слов?
— Будешь? — протянул он фляжку Сезару.
Тот отрицательно мотнул головой.
— А ты, дорогая? — развязно вопросил Торн.
Вместо ответа Гаитэ отвернулась и направилась к калитке в воротах.
— Э! Нет, дорогая! Я бы не советовал тебе отрываться от компании, — пьяным голосом проревел Торн ей в спину. — Жютен и днём-то небезопасен, а ночью его улочки смертоносней трясины.
— Ну так иди за ней, дурень, — хмыкнул Сезар. — Иначе потеряем так же внезапно, как нашли.
— Этого никак нельзя допустить. Отец будет недоволен. Да и я, кажется, тоже, — засмеялся Торн.
Братья Фальконэ вели себя так, словно два человека только что не превратились в два трупа! Словно ничего, ровным счётом ничего не произошло!
В характеристиках Жютена они оказались правы. Не успела Гаитэ дойти до конца улицу, как дорогу заступили три человека, с виду, прилично одетых, но источающих угрозу.
— Смотрите, кто попался? Похоже на благородную даму? Но ведь благородные дамы по ночам одни не гуляют? — издевательски пропел тот из тройки, что стоял в центре.
Молодые люди вызывающе заложив руки на широкие пояса.
— Что ты сказал, смерд?! — рыкнул Торн, и напрасно Сезар пытался удержать его за плечо. Он стряхнул её, как досаждающую муху.
— Ничего, сеньор. Должно быть, мы обознались, — заискивающим, лебезящим тоном пропел второй, с тонкими усиками над слишком пухлой нижней губой, молодой человек. — Мы приняли даму за другую. Просим прощения.
— Извинить? — тёмной башней надвигался на ночных бандюг Торн. — Ну, нет! Никто не смеет косого взгляда поднять на моих шлюх, а ты только что встал на пути моей невесты! Ради твоего же блага я преподам тебе урок вежливости.
Гаитэ не сразу поняла, что случилось. Отчего парень заорал, как ошпаренный, хватаясь рукой за левую сторону лица. Почему Торн наклонился и что-то поднял с земли, протягивая нападавшим:
— Вот. Заберите его ухо. На память о том, какими осторожными следует быть на улице Жютена, особенно по ночам. И благодарите судьбу за моё хорошее настроение. Я удовлетворюсь одним только ухом. А ведь мог бы выколоть смерду оба глаза, — засмеялся Торн.
— Дорогая, — обернулся Торн, протягивая к Гаитэ руку, залитую кровью незадачливого воришки. — Пора возвращаться во дворец.