Глава 25

Сезар стремительным шагом приблизился к подставке, снимая с неё свою широкую цепь и доставая меч, так привычно улегшийся в ладонь, словно он с самого рождения был её продолжением.

— Что ты делаешь? — встревоженным шёпотом осведомилась Гаитэ.

— Планирую перерезать этой лживой твари горло. На этот раз тебе меня не остановить, — бесстрастным и, от этого ещё больше леденящим душу голосом, проговорил Сезар.

— Я не позволю тебе и пальцем тронуть моего брата!

Сезар на мгновение заколебался, потом коротко кивнул:

— Ладно. Твоего брата я трогать не буду.

С этими словами, собранно, спокойно и деловито он коротко, словно цыплёнку, распорол отцу Ксантию шею от уха до уха. В горле того забулькало, глаза распахнулись, на мгновение в них отразился ужас. Потом всё застыло в бесстрастной маске смерти.

Гаитэ ощутила, как в душе поднялась и опала очередная волна, неся за собой опустошение. Каждый раз, как перед ней убивали кого-то, кусочек души и сердца уходили вместе с другими людьми, правыми или неправыми, сильными или слабыми — неважно. Часть Вселенной оказалось стёртой вместе с очередным огоньком, погасшем в очередной паре глаз.

И даже становясь обыденностью это не теряло ни остроты, ни ужаса.

— Ты слишком легко убиваешь, — невыразительным голосом, борясь с подступающей к горлу дурнотой, процедила Гаитэ. — Слишком легко и слишком много.

— Пошли, — коротко бросил Сезар.

Усилием воли она заставляла себя молчать, из опасения сказать что-то лишнее. Слишком много противоречий, слишком мало точек соприкосновения.

Скользнув к небольшому окошку, Сезар глянул вниз, на лужайку, где отдыхали стражники.

— Сейчас весь гарнизон потопает в трапезную. Постараемся этим воспользоваться, — сказал он.

Гаитэ кивнула.

На мгновение она подумала подбросить Сезару мысль взять Микки с собой в качестве заложника. Это помешает младшему брату наворотить щдесь лишний дел в её отсутствие. Но как миновать все преграды с сопротивляющимся пленником на руках? У них и без того немного шансов на побег.

В комнате тошнотворно пахло кровью. От дурных предчувствий было никак не отделаться. Мрачная тишина не способствовала поднятию настроения. Ни звука не доносилось со стороны коридора. Стихли пьяные голоса, не слышно стало стука подносов и кувшинов.

Гаитэ боялась, что Микки с минуты на минуту может прийти в себя. Чем это обернётся, можно было только гадать. Ей не терпелось выбраться из комнаты. Неизвестность, убитый отец Ксантий — всё заставляло нервы искрить. Гаитэ была на волоске оттого, чтобы потерять над собой контроль.

Или впасть в оцепенение, что ничуть не лучше.

— Чего ты ждёшь? Почему мы медлим? — напряжённым шёпотом спросила она.

— Тс-с! — шикнули на неё в ответ.

Прижавшись лбом к оконному витражу, Сезар, казалось, весь обратился в слух. Затаив дыхание, он напряжённо вслушивался в каждый звук.

— Как только полностью стемнеет, постараемся отсюда вырваться, — зашептал он. — Я не предлагаю тебе остаться, Гаитэ. Если мне удастся сбежать, их месть падёт на тебя.

— Я и сама не хочу здесь оставаться, — заверила его Гаитэ.

— Ну и отлично.

По мощённым каменным плитам за дверью раздались гулкие шаги. Кто-то спешил сюда. Гаитэ с Сезаром переглянулись.

Сердце пропустило удар, когда незнакомый голос из-за двери позвал:

— Ваше Преосвященство? Дверь заперта, а у меня нет ключа и…

За дверью послышались звуки борьбы, сдавленные стоны и вновь — тишина.

— Госпожа? — послышался голос Кристофа. — Госпожа, вы можете отпереть дверь? Здесь, кроме меня, никого.

— Отопри! — велел Сезар и Гаитэ позволила створкам распахнуться.

Цепким взглядом оценив обстановку, Кристоф коротко кивнул Сезару в знак приветствия.

— Рад, что вы здесь, милорд. Не придётся тратить время на то, чтобы вызволять вас из подземелья. Оставшийся у меня порошок я подмешал к вину стражников, он оказал прекрасное действие.

— Ты снова всех отравил?! — от отчаяния Гаитэ едва не заломила руки.

— Прекрати! — одёрнул её Сезар. — Это изначально было сонное зелье.

— Но некоторых оно убило…

— Видимо, что-то в их организме не ладилось, сеньорита. Здоровым людям эта отрава не грозит ничем, кроме сладкого сна да начальственного гнева поутру, — заверил Кристоф, стараясь успокоить Гаитэ.

— Значит, пусть свободен? — деловито уточнил Сезар.

Он оживал прямо на глазах. За несколько дней плена он сильно исхудал, но сейчас выглядел куда бодрее, чем полчаса назад.

— Да, сеньор. Но надо спешить.

Не говоря ни слова, крепко схватив за руку Гаитэ и зажимая меч другой рукой, Сезар, пригнувшись, покинул их временную темницу.

Перед тем, как последовать за ним, Гаитэ бросила взгляд на брата. Он так и не успел прийти в себя, и она была этому рада.

— Как пойдём? — спросил Сезар у Кристофа.

— Через кухню.

Поднявшись на несколько ступенек, они пересекли коридор и несколько тёмных комнат.

— Ты вооружен, Кристоф? — внезапно спросил Сезар.

— У меня есть кинжал и гаррота, сеньор.

Все трое замедлили шаг и только тут Гаитэ обратила внимание на маячившую впереди тень — какой-то несчастный пытался бороться с сонным порошком и честно исполнить свой долг. Столкнувшись с узниками, он не успел издать ни звука — Сезар с размаху ударил его кулаком по лицу. Голова несчастного стукнулась о камень стены и, съехав вниз, он распластался на полу.

— Вперёд! Живее!

Они поспешно миновали трапезную, где чадили факелы и мирно дрых весь гарнизон. Кто-то развалился на скамьях, кто-то на полу, кто — навалившись прямо на столы. То же зрелище ждало их и на кухне, освещённой слабым отсветом дотлевавших под огромными котлами углей.

— Сюда, госпожа, — Кристоф указал на чулан. — Вам нужно переодеться мальчиком. Будет удобней, теплее и не так приметно.

— Только быстрее, — процедил сквозь зубы Сезар.

— Помогите мне расшнуровать платье.

Пробормотав какое-то витиеватое ругательство, Сезар мгновенно ослабил тесёмки. Гаитэ с облегчением освободилась от пышных юбок, мысленно благодарила Кристофа и за верность, и за предусмотрительность. В этой одежде было намного теплее и комфортней.

Сезар тоже не терял время даром, сменив дурацкую сутану на одежду одного из лучников.

— Куда теперь?

— Туда!

В чулане, где переодевалась Гаитэ, оказалось пробитым слуховое окошко. Это естественное отверстие было достаточно большим, чтобы через него протиснуться.

Кристоф, их добрый гений, достал верёвочную лестницу. Её привязали к оконной раме. Сезар полез первым, Гаитэ — за ним, Кристоф замыкал спуск.

Гаитэ старалась думать о чём угодно, только не о том, что она делает. Она — обычная девушка, не самого храброго десятка, уцепившись за шаткую лестницу, скользит вдоль стены в тридцати футах от земли.

А если она сорвётся? Она же расшибётся насмерть!

«Не думать об этом! Просто не думать».

В этот момент как назло из-за зубца стены свесилась голова в шлеме.

— Кто здесь? — огласил чей-то голос ночную тишину.

Трое беглецов, вцепившись в верёвочную лестницу, прижались к стене. Пальцы ломило, с такой силой Гаитэ вцепилась в верёвку.

Между тем часовой, убедившись, что всё спокойно, продолжил обход. Скоро звук его шагов затих, и они продолжили спуск.

Вскоре они благополучно достигли земли и сели в седло. Гаитэ пришлось уцепиться за спину Сезара. Было ужасно неудобно, но выбирать не приходилось.

— Потерпите совсем немного, сеньорита. Вскоре доберёмся до реки, там ждёт лодка.

Пересесть в лодку было сущим наслаждением. Гаитэ затруднялась сказать, что переносить было тяжелее — скачку, когда, казалось, она в любой момент могла соскользнуть в мокрую от росы, траву на земле или близость горячего тела Сезара.

— Благодарю тебя! — Сезар протянул руку Кристофу, в нарушении обычая, запрещающим аристократии пожимать руку черни. — Ты спас наши жизни.

— Рано пока благодарить, сеньор, — не смотря на сказанные слова, Кристоф охотно пожал протянутую ему ладонь. — Вот когда доберёмся до Жютена, тогда и поблагодарите.

— Идёт, — засмеялся Сезар. — Но до этого далеко.

— Быстрее, чем думаете. Чуть дальше мы зафрахтовали корабль. Ведь сеньорите будет тяжело добираться до столицы верхом на лошадях.

— Зафрахтовали корабль? — изумлённо воскликнула Гаитэ. — Но как ты сумел?.. Сеньор, что вы делаете? — изумлённо воскликнула она, заметив, что Сезар, поднявшись в полный рост, снимает с себя камзол и рубашку.

— Я промок. Пусть воздух высушит меня.

Гаитэ хотелось сказать ему, насколько неуместно сейчас блистать телом.

И почему человеческое тело так по-разному смотрится? Там, перед отцом Ксантием, обнажённый торс Сезара не казался ей красивым. Взгляд не цеплялся с полной беспомощностью за сильные плечи, гибкую шею. Эти несколько дней, принесших столько несчастья, заставили Сезара похудеть, но от него так и веяло силой и энергией. А взошедшая луна словно нарочно обливала его серебристым светом, тщательно обрисовывая все мускулы на груди, спине и животе.

— Друг беглецов и сообщница влюблённых, — перехватив её взгляд, усмехнулся Сезар.

— Ты это о чём?

— О луне конечно, — снова засмеялся он. — Она так прекрасна. Удачно мы проскочили, правда?

Гаитэ с удивлением осознала, что улыбается ему в ответ.

Она остро чувствовала, как по коже и влажным от ночных испарений волосам, струится ночной ветерок, напоённый запахом трав.

Река, чёрная и непроглядная, струилась вдоль лодки, а вёсла вздымали фонтан сверкающих брызг.

И не глядя на Сезара, Гаитэ чувствовала, что он не сводит с неё глаз. Взгляд его был полон лестного, пугающего, совершенного неуместного в их положении, чувства.

«Слава богу, что мы не одни. Что с нами Кристоф!», — думала Гаитэ.

Она корила себя, но ничего не могла поделать. Взгляд её, стоило хоть на мгновение ослабить контроль, возвращался к высокому, словно литому, торсу, к горделивому подбородку, к жёстким вьющимся волосам.

«Скоро весь этот кошмар закончится. Скоро я вернусь к Торну и всё будет, как прежде».

Но в глубине души Гаитэ осознавала, что занимается самообманом. По-настоящему кошмар не заканчивался. Она просто открывала ещё одну главу.

И как прежде всё, увы, быть не может.

Но, по крайней мере, они выжили. А это уже немало. Эту битву они выиграли. Хотя сама война, вероятно, у них ещё впереди.

Мужчины устроились в середине лодки, Гаитэ уселась на носу. Она старалась сосредоточиться на будущем, но мысли рассыпались, всё время кружили вокруг одной и тоже же темы.

Отделаться от смутных и неприятных, даже тягостных ощущений не получалось.

Всё казалось гнетущим, но более всего взгляды Сезара и его присутствие.

Он вёл себя так, будто между ними что-то определилось, что-то вот-вот должно было произойти.

Кого в том винить? Его? Или — себя? Гаитэ, с её развитым чувством ответственности и комплексом вины, больше склонялась ко второму.

Сезар, опытный волокита, не мог не заметить её чувств и, со свойственными ему поспешностью и самонадеянностью, не трактовать их самым лестным для себя образом. А теперь, когда в своих фантазиях он практически получил всё, неминуемый отказ Гаитэ не может не вызвать какую-нибудь очередную вспышку, дикую выходку с его стороны.

А впереди встреча с Торном. И хотя всё, в чём Гаитэ могла себя упрекнуть, это сердечная слабость, проявляющаяся лишь в душевных терзаниях, а не в поступках, она чувствовала себя так, словно предала его.

Да, кто-то скажет, что глупо с её стороны вообще этим озадачиваться. Торн далеко не агнец, и уж кто-кто, а он, почувствовав зов плоти или сердечный жар, сдерживать себя точно не станет. Возможно именно сейчас, когда она терзается угрызениями совести, он принимает очередную любовницу на своём ложе и Гаитэ ещё повезёт, если к ней же не придёт с печальными последствиями своей неразборчивости.

И всё же она ничего не могла с собой поделать — чувствовала себя изменщицей и предательницей.

Наверное, было бы проще, испытывай Гаитэ к Сезару лишь простое вожделение. Но всё обернулось гораздо хуже. Уж скорее под определение «похоть» походило то, что она приняла за любовь по отношению к Торну — восхищение красотой и наслаждение, что она испытала в его объятиях. А душе в этом союзе всё время чего-то не хватало.

С Сезаром, несмотря на все его недостатки, Гаитэ чувствовала себя иначе. С ним было то, что глубже и сложнее похоти — то самое созвучие, гармония, которые никогда не достигаются искусственным путём, которые идёт словно бы от истоков самой природы, как данность — либо есть, либо нет. Ни привычка, ни искусственное выстраивание отношений, ни многолетнее сожительство этого не дают.

Наверное, такое полное созвучие, совпадение с другим человеком, непрерывная тяга к нему и называются любовью?

Какая ирония судьбы! Так ошибиться с выбором!

Но так или иначе, Гаитэ дала слово Торну. А Сезар, номинально или нет, женат на другой женщине. Как бы не пела душа, как не рвалась бы к нему — этот союз невозможен.

Может быть с Торном Гаитэ никогда не познает всей полноты счастья, но совершенно без сомнения, если поддастся своей слабости, не только она сама, но и другие смогут испить несчастья и бесчестья полным ковшом.

Лунный свет и мужчина, созданный для неё. Такой близкий и — такой недоступный.

Был бы он доступней, если бы она столь опрометчиво не сделала всё возможное, чтобы заполучить Торна?

Впереди стал вырисовываться небольшой посёлок. Высокие башни охраняли берег, а перед ним покачивалась небольшая рощица мачт — это стояли на рейде торговые судёнышки и баржи, на которых плавала по каналам местная знать.

Вскоре они поравнялись с одной из барж и перебрались на неё. Гаитэ смертельно устала, но хотела не столько отдохнуть, сколько просто побыть в одиночестве, чего на барже сделать было невозможно.

— Ваша Светлость, — приветствовал Сезара человек с рябым лицом, — прошу вас. Вам лучше присесть там.

Они оба устроились на мягких подушках, разбросанных на южный манер по дну баржи.

Гаитэ с облегчением заметила, что романтические настроения покинули её спутника. Лицо его вновь выглядело осунувшимся, озабоченным и сердитым. Ей даже показалось, что он выругался в ответ на какую-то фразу незнакомца.

Впрочем, ничего удивительного в смене настроений Сезара не было. Удавшийся побег — это хорошо, но какого это прославленному воину, гордому, как владыка преисподней, под покровом ночи бежать от повергнувшего его врага? Впрочем, если бы армия не предала его, не было бы этого бесчестия и позора. Никогда не стоит доверять наёмникам, да ещё и иноземцам, в придачу.

Да. Миссию они провалили. Мечтали остановить междоусобицу в истерзанной стране, а вместо этого — постыдный побег и унизительное поражение.

— Духи свидетели, я отомщу, — бормотал Сезар. — Не будь я собой, если всех и каждого не заставлю заплатить за это!

Загрузка...