Такая нежная любовь

Глава 4

Черил проснулась в прекрасном настроении. Она потягивалась в постели, солнышко сверкало, и нежный аромат кофе начинал щекотать ей ноздри: Брюс частенько готовил завтрак, когда у него было на то время.

Половина восьмого. Дети вошли друг за другом, неся поднос своей мамочке. Им тоже приходила в голову идея побаловать ее. Саманта расположила свежесобранные маргаритки и лютики вокруг тарелочки с тостами, Бобби торжественно держал стакан апельсинового сока, который подал ей прямо в руки.

— Пей, — произнес он вместо приветствия.

Она сама столько раз будила своих детишек этим традиционным стаканом, что он был горд повторить этот обычай с точностью до наоборот. Смеясь, молодая женщина подчинилась, в то время как Брюс наливал ей черный кофе.

— Хорошо выспалась? — спросил он.

— Превосходно, а ты?

— Ты же знаешь, что я всегда сплю как младенец.

— А как спят младенцы? — спросила Нэнси своим тоненьким голоском.

— Закрыв глаза, — объяснил Бобби с ученым видом.

Вся семья расхохоталась, и Брюс, смеясь, взъерошил ему волосы.

— Ты прав, человечек мой. Младенцы всегда закрывают глаза, когда спят.

— Взрослые тоже, — продолжал Бобби, немного задетый. — Но когда ты говоришь, что кто-то спит стоя, то тогда не обязательно закрывают глаза.

На этот раз Черил захлопала в ладоши при таком безупречном рассуждении, и ребенок принял важный вид, совершенно довольный произведенным эффектом.

— Вперед, утята! — воскликнул Брюс. — Теперь быстренько собирайтесь, а не то пропустите свой автобус.

Он поцеловал их в лоб по очереди, включая Черил, которая неожиданно вспомнила об их вчерашнем вечере. Она нахмурилась.

— В котором часу ты вернешься сегодня вечером?

— Как обычно, а что?

— Просто так. Желаю тебе хорошо развлечься.

Он застыл, несколько удивленный.

— Киска моя, в чем дело, что-то не так? Я нахожу, что в последнее время ты не совсем в форме.

— Успокойся, все хорошо.

— А я считаю, что ты слишком переутомляешься.

— Как это?

— Ты не боишься, что магазинчик вдобавок к твоей занятости по дому…

Она взорвалась.

— Ну уж нет! Не хватало, чтобы и ты еще в это вмешивался!

— Еще и я? Что ты хочешь этим сказать?

Она прикусила себе язык.

— Ничего. В конце концов, вы все одинаковые! Для вас женщина должна довольствоваться тем, что сидит дома, чтобы стирать пыль с мебели и стряпать на кухне!

— Ну что ты такое говоришь? Я никогда не требовал ничего подобного! Черил, послушай! Ты мне кажешься усталой, и отсюда твое такое состояние!

Он был прав, она признала это тем более охотно, что винила во всем Стефена. Не хватало, чтобы теперь он сеял семена раздора в ее доме!

— Прости меня, — сказала она. — Я действительно несколько взвинчена, но это пройдет.

— Ты в этом уверена?

— Да.

— Я постараюсь скоро устроить для нас спокойный уик-энд. Отдадим детей твоим и моим родителям, а сами отправимся на экскурсию по Флориде. Хочешь?

Растрогавшись, она прижалась к нему.

— О да! Брюс, давай сделаем это. Какая чудесная мысль!

Он поцеловал ее и вышел успокоенным.

Черил горячо молила небо, чтобы этот уикэнд наступил поскорее и продлился как можно дольше. Она не разрешит своих проблем, но, вновь обретя ясность духа, может быть, сможет начать объяснять Брюсу свою жажду творчества. Покуда молодая женщина одевалась, мысль эта не покидала ее. Если бы она решилась спокойно поговорить об этом с мужем, то они смогли бы вместе найти правильное решение. Это был бы лишь вопрос времени.

Она проводила в школу Нэнси и добралась до магазинчика, представляя себе, как отреагировал бы ее муж, если бы она порассказала ему о всех своих несбывшихся честолюбивых замыслах. Достаточно будет обойтись с ним мягко, дать ему понять, что еще ничто не потеряно.

Когда пришла Кэтлин, то Черил встретила ее дымящимся чаем и широкой улыбкой.

— Я бы сказала, что сегодня ты выглядишь лучше! — заметила шотландка.

— Это верно. Вчера я несколько заморочила себе голову. Думаю, на самом деле все образуется, если я открыто поговорю обо всем этом с Брюсом.

— Отличная мысль. Ничего лучше тебе и посоветовать нельзя.

Они выпили чай, а затем Кэтлин задала тот вопрос, которого опасалась ее подруга.

— Кстати, а твой вчерашний ужин, он хорошо прошел?

— Очень хорошо.

— Ну и как он — этот будущий кандидат?

— Очень хорош и с большими претензиями.

— Посмотрите на нее! Значит, он тебе не понравился?

Черил отвела взгляд.

— В личном плане — нет, но, возможно, это будет прекрасный сенатор. Я не хотела бы оказывать на тебя давление при голосовании.

— Ну, вот ты сразу такая церемонная! Прежде всего — я не имею права голоса; далее, я почти целиком полагаюсь на то чувство, которое вызывают во мне люди. Может быть, это и не очень политично, но я уверена, что большинство избирателей действует как и я!

— Ну, тогда ему надо поменять свой имидж. Это уж точно будет задача Брюса.

— О нем еще не слышали?

— Не знаю. Фамилия Фицджеральд — это тебе о чем-нибудь говорит?

Черил умышленно опустила имя в надежде на то, что Кэтлин не будет проводить параллели с их разговором накануне. Она оказалась слишком болтливой, но, слава Богу, не произнесла тогда его фамилии — в этом она могла поклясться.

Кэтлин нахмурила брови.

— Фицджеральд… Стефен Фицджеральд?

Ошеломленная Черил широко открыла глаза.

— Ты его знаешь?

— Дорогуша, высший свет Нью-Йорка только его и знает! Это адвокат мирового масштаба с очень хорошей репутацией, особенно в той области, которая касается торговли произведениями искусства. Он выпустил также несколько книг, посвященных разным видам западной демократии.

— Откровенно говоря, я никогда об этом не слышала. Ты не путаешь его с кем-нибудь другим?

— Ну нет! Я не занимаюсь специально политикой или правом, но поскольку он дает пищу для светской хроники, то я его заметила.

А Черил за одиннадцать лет так ни разу и не слышала о нем! Пусть она не читала светских сплетен, но это было все-таки удивительно — ни единожды не обратить внимания ни на его фамилию, ни на фотографии в газетах. Чтобы себя успокоить, она подумала, что была не одна такая незнающая, поскольку Брюс, похоже, тоже ничего не слышал о нем.

— Расскажи мне, что ты читала о нем, — попросила она.

— Много чего. Прежде всего ты не ошиблась: речь идет действительно о плейбое. Его всегда видят на самых известных светских приемах под руку с модными девушками. Я не подозревала, что он однажды решится выставлять свою кандидатуру на выборах, но он скачет через ступеньки.

— Да, он будет, по-видимому, одним из самых молодых сенаторов.

— Публика любит молодежь.

— Но еще надо, чтобы его признала собственная партия.

— Полагаю, он демократ?

— Да.

— Естественно. В принципе она считается партией бедняков, а там каждый раз выступают миллиардеры.

Черил задумчиво улыбнулась.

— Надо быть действительно миллиардером, чтобы вынести груз избирательной кампании.

— Да, и господин Фицджеральд не отстает в этом отношении: он член большого семейства из Огайо, которое сделало состояние на торговле сельскохозяйственной продукцией. Одна из тех солидных фамилий со Среднего Запада, которые в начале века владели собственными железными дорогами.

Черил чуть было не спросила, почему же тогда он учился в Нью-Йорке, а не в своем штате, но вовремя прикусила язык и продолжала с равнодушным видом:

— Почему же он выставляет свою кандидатуру здесь, а не у себя?

— Потому что он живет в Нью-Йорке уже более девяти лет. Я, что ли, должна учить тебя законам твоей страны?

— Нет… я просто думала…

Она думала, что Стефен вернулся, чтобы осесть вблизи нее вскоре после их разрыва, что на самом деле ей не пришлось бы ждать долго, чтобы продолжить свою учебу… Она думала, что он, однако, ни разу не подал ей знака… Она думала, что, может быть, он был уже здесь, когда она отправлялась в Англию… Она думала обо всех этих неурядицах, возникших из-за одного излишне импульсивного слова, из-за оскорбительной гордости…

Их судьба была решена в считанные минуты.

— О чем ты мечтаешь, Черил?

— О том, что ты мне сказала. Это правда — он славный парень, но я нашла в нем какую-то жестковатость в манере высказываться.

— Он пришел один?

— Да. Не поведет же он с собой какую-нибудь актрису на деловой ужин!

— Нет, но свою жену…

— Он женат? — Черил не смогла не затрепетать.

— Да, эта история вызвала большой скандал. Я удивляюсь, что ты не в курсе.

— Какой скандал?

— Он женился очень рано и был готов не сегодня завтра бросить жену и детей, чтобы жить, как ему хочется. В этом отношении у него подмоченная репутация, и его могут осуждать за такое.

— Я думаю! Надо обязательно рассказать обо всем Брюсу. Это удержит его от участия в его избирательной кампании.

— Потому что ты против?

— Еще как!

Она ответила слишком быстро, слишком сухо, но Кэтлин не отреагировала.

— Я попрошу Брюса, — добавила она, — провести углубленное расследование его прошлого, прежде чем подписывать какой-нибудь контракт.

При этой мысли сердце ее упало: расследование означало, что Брюс весьма скоро обнаружил бы ту роль, которую она когда-то сыграла в жизни Стефена. Нет, именно этого она ему и не скажет. А если он уже его начал?.. У нее закружилась голова. Как теперь предупредить Брюса? Каким образом не шокировать его? Не ранить глубоко в сердце? И в очередной раз она прокляла Стефена и иронию судьбы, которая вновь ставила его на ее пути.

Она занималась с одной из покупательниц, когда зазвонил телефон. Трубку сняла Кэтлин, и Черил не могла не понаблюдать за ней краем глаза. Она увидела, что та была озадачена, что-то промямлила в ответ, а затем положила трубку.

Когда покупка была сделана и клиентка ушла, шотландка заметила небрежным тоном:

— Это был Стефен. Он перезвонит.

— Стефен!

— Это то, что он сказал.

Она не сделала больше никаких замечаний, но Черил дала бы руку на отсечение, что она о чем-то догадалась.

Когда телефон зазвонил вновь, она почувствовала себя парализованной от страха, который колотил ее с головы до пят. В этот раз трубку тоже взяла подруга, но это был всего лишь поставщик.

У нее так сильно кружилась голова, что она вынуждена была присесть. На этот раз не было никаких сомнений: Стефен явно искал встречи с ней. Каким образом у него оказался номер телефона? Не у Брюса же он его попросил! А кто знает? Он способен на такую дерзость.

Что Стефен от нее хотел? Он видел, что она замужем, хорошо ладит с мужем. Если ему надо было сообщить что-то важное, то он мог бы это сделать уже давно. Значит, его поведение было напрямую связано со вчерашним…

Зазвонил телефон, и в этот раз она вбежала в подсобку.

— Подожди, я иду.

Она закрыла за собой дверь и сняла трубку.

— Госпожа Мандрелл? — спросил женский голос.

— Да, это я.

— Не кладите трубку, с вами будут говорить.

Она бы уже тысячу раз бросила эту трубку, если бы была уверена, что он больше не будет настаивать.

— Черил?

Этот голос. Этот голос, который она когда-то безнадежно мечтала услышать месяцами и который не хотела слышать теперь.

— Здравствуй, Стефен.

— Как у тебя дела?

— Хорошо, как ты мог убедиться.

— Это правда. Ты была роскошна.

Он всегда умел очаровывать, и в таких случаях его голос наполнялся теплыми интонациями, может быть, чуть преувеличенными, но было так приятно его слышать!

Надо моментально подключить к разговору мужа, чтобы избежать ложного толкования:

— Это Брюс дал тебе мой телефон?

— В магазин? Нет. Я начал с того, что позвонил тебе домой, и домработница ответила мне…

— А! Правильно. Я об этом не подумала.

— Как ты?

— Ты меня уже спрашивал.

— Да. По правде говоря, мне совершенно не нравится разговаривать вот так по телефону. Я хотел бы видеть тебя.

— Ты вчера меня уже видел.

— Нет, я не то хотел сказать. Надо, чтобы мы могли спокойно поговорить. Ты не согласишься пообедать со мной?

— Здесь, Стефен, я тебя сразу же прерываю. Ты подписываешь контракт не со мной, а с агентством моего мужа.

— Но это тем не менее не мешает нам увидеться!

— Я тебе объясню.

Она была вне себя от ярости, поскольку не знала, каким образом отказать, чтобы не выглядеть грубиянкой.

— Я не буду с тобой встречаться в отсутствие мужа.

В ответ раздался снисходительный смешок, куда более оскорбительный, чем если бы он был откровенно насмешливым.

— Послушай, Черил! Ты не так уж изменилась! Ты не усвоила правил девятнадцатого века!

— Напротив, я сильно изменилась.

— Ну, я не нахожу этого. Знаешь, ничто не говорит так красноречиво, как лицо. Да-да, ты мне показалась более тонкой, более женственной.

— Естественно — у меня трое детей.

— Брюс мне именно так и сказал. Поздравляю.

Хорошенькое дело — он приглашал пообедать мать семейства! Во имя каких святых принципов она могла отказать? Тем более что ее просили увидеться с ним и быть с ним любезной, хотя бы ради того, чтобы не расстраивать дела мужа.

— Что такое важное ты хочешь мне сообщить? — без особой надежды продолжила она.

— Вот и узнаешь. Предлагаю встретиться в «Котч-Хауз» в полдень. Согласна?

— Это очень известное место! Тебя моментально заметят!

— У меня там свой столик, а обслуга позаботится, чтобы меня не беспокоили. Мы там будем в большей безопасности, чем где-либо в другом месте.

У него на все был ответ. Исчерпав доводы, а также гонимая любопытством, признаться в котором она себе не могла, Черил кончила тем, что согласилась.

— Хорошо.

— Тогда до скорого, моя козочка.

Ей всегда было неприятно, что он так называл ее. Слово вырвалось у него совершенно естественно, как будто они расстались вчера… Если только он не называет так всех женщин. Было бы куда лучше внушить себе эту мысль раз и навсегда: за свою жизнь он должен был иметь десятки женщин, и она оказалась лишь одной среди многих прочих, в то время как он мог произвести опустошительные разрушения в ее личной жизни и жизни всего ее семейства.

Однако она не смогла удержаться и не проверить в зеркале, как она выглядит: очень простая юбка и блузка. У нее должно было найтись что-нибудь поизящнее в запасном гардеробе.

— Кэтлин? Ты можешь мне дать на время твой костюм из зеленого шелка?

Шотландка мгновенно повернулась на сто восемьдесят градусов.

— У тебя сегодня вечером выход?

— Нет, пообедать. Я должна увидеть господина Фицджеральда и не нахожу себя достаточно прилично одетой.

— Ты знаешь, что можешь брать все, что хочешь. Я тебе даже советую примерить это янтарное ожерелье, оно под цвет твоих глаз.

Она помогла ей одеться, и Черил была признательна подруге за деликатность. Шотландка была достаточно проницательной, чтобы понять, по-видимому, многое, но она никак не высказалась по этому поводу.

— Разреши мне немного уложить твои волосы: они торчат во все стороны.

Ясно, мало кто обладал такой шевелюрой сирены, как Кэтлин, но Черил не очень-то жаловалась на свою, которая послушно укладывалась в прическу, надо было только чуть постараться.

Теперь, с янтарным ожерельем и подобранными серьгами, она выглядела блестяще в этом изумрудно-зеленом костюме, который хорошо подчеркивал оливковый цвет ее кожи.

— Ты великолепна! — воскликнула подруга. — В таком виде ты подпишешь любой контракт, какой захочешь!

Когда она подошла к своему столику, то прочла в глазах Стефена почти такую же оценку. Совсем как ее муж накануне, он галантно встал при ее приближении, чего за ним раньше не замечалось.

— Ты производишь сильное впечатление! — прошептал он, усаживая ее.

— Спасибо. Те же комплименты — тебе.

Безукоризненно сшитый костюм угольно-черного цвета придавал ему элегантность, которой она в нем раньше не замечала. Он слегка ослабил узел своего галстука, чего ее муж никогда не делал, но, не придавая ему небрежного вида, этот раскрытый воротник лишь подчеркивал несколько первобытный шарм его натуры. Как всегда, она не видела уже больше ничего, кроме этих темно-голубых глаз, блестящих и подвижных, которые частенько жмурились с намеком на улыбку или, напротив, застывали, чтобы неподвижно смотреть на что-то. Редко кто мог перед ним устоять.

Он начал смеяться.

— Это что-то новенькое! Женщина, которая находит вас в своем вкусе и говорит вам об этом!

— Мы живем не в девятнадцатом веке!

— Ты права, не мне на это жаловаться.

Он предложил ей сесть рядом с собой.

— Что хочешь выпить?

— Из спиртного ничего. Я еще не закончила свой рабочий день.

— Мудрая предосторожность.

При том, какой он ее знал, он действительно не мог не оценить такой разумный ход ее мыслей.

Она предоставила выбор блюд на его усмотрение.

Естественно, ничего особенного: разнообразные салаты, мясо с кровью, кофе, так как она пришла не ради удовольствия. Действительно, зачем она была здесь? Какой дать честный ответ на этот вопрос?

— Спасибо тебе, что приняла мое приглашение. Должен признаться, до последней минуты сомневался, что увижу тебя.

— Почему?

— Я опасался, как бы ты не вздумала играть роль честной замужней женщины. Впрочем, тебе это совершенно не идет.

— О! Правда? А какая роль мне идет? Никакая. Предпочитаю, чтобы ты была сама собой.

— Волосы по ветру и с эскизами под мышкой? С этим давно уже покончено.

— Я понял.

Принесли салаты. Они начали их пробовать при несколько напряженном молчании. Когда он заговорил, она поняла, что наступил решительный момент.

— Черил! Я ждал этого мгновения много лет.

Ошарашенная, она не могла при этом сдержаться и не уронить свою вилку.

— Как это?

— Я так искал возможность вновь увидеть тебя… Ты исчезла.

— Я всегда жила по тому же адресу, — сухо заметила она, — вплоть до замужества.

— Я не то хотел сказать. В то время я не мог заниматься тобой. А вот потом…

— Как это потом? А сколько лет я должна была тебя, собственно говоря, ждать?

— Не больше двух лет, необходимых для того, чтобы я окончательно осел в Нью-Йорке, открыл свою контору.

— А я? Что, предполагалось, должна была делать я в течение этих двух лет?

— Закончить свою учебу. Разве ты не этого хотела? Впрочем, я не понял, как это ты порвала со мной из-за своего призвания художника, а потом ни разу не притронулась к кисти.

— Откуда ты это знаешь?

— Я съездил повидать твоих родителей. Очень рассчитывал тебя там застать поглощенной работой еще в большей степени, чем в твоей маленькой мастерской. Ну и тогда-то они мне сообщили, что ты замужем!

— Они мне об этом никогда не говорили.

— Какое это имеет значение? В тот момент я понял, что больше никогда тебя не увижу.

— Они не дали тебе мой новый адрес?

— Нет. А зачем?

— Значит, то, что эта избирательная кампания поручена Брюсу, — чистая случайность?

— Могу тебе это подтвердить.

Черил вздохнула с облегчением. В какой-то момент она подумала, что Стефен устроил всю эту мизансцену с единственной целью найти ее. С него бы сталось.

— Ты, вероятно, был удивлен, увидев меня вчера вечером?

— Скорее да!

— Однако создалось впечатление, что ты готовился к такому совпадению.

— Я был совершенно ошеломлен. Слава Богу, что тебе надо было позвонить, так как это позволило мне выйти из моего оцепенения.

За несколько лет он благополучно стал превосходным дипломатом.

— Расскажи мне о твоей карьере. Ты действительно рассчитываешь сразу стать сенатором, минуя палату представителей? Не выставляя себя на пост губернатора? Ты мчишься без остановки.

— Не могу терять время. Я не первый и не самый молодой, поступающий таким образом.

— Ты, случайно, не метишь в президенты?

Он улыбнулся.

— Кто его знает? Только не рассказывай об этом, это пока секрет.

Она кивнула головой, несколько опешив от такого честолюбия. Он пойдет очень далеко, это совершенно очевидно. Она много слышала о нем. Упрямый студент, которого она знала, неослабно следовал той линии, которую сам себе начертал.

— А ты? — спросил он. — Когда выставляешься?

Она поджала губы.

— Не знаю.

— Мое предложение по-прежнему в силе. Если тебе нужно, чтобы я представил тебя директорам картинных галерей…

— Мне ничего не нужно. Ты прекрасно знаешь, что я больше не работаю ни в живописи, ни со скульптурой. Ты сам же это сказал!

— А чего ты ждешь, чтобы за это взяться?

Это он-то задавал такой вопрос? Она чуть было не вспылила, но вовремя спохватилась. В конце концов, она не обязана была отчитываться перед ним, а тем более по подобным вопросам. Такого рода разговор мог бы состояться у нее с мужем.

— Посмотрим, — просто сказала она.

— Кажется, ты владеешь магазинчиком?

— Да, минералов.

— А! По мне лучше так. Я в какой-то момент подумал, что ты торгуешь платьями.

— А что плохого было бы в этом?

— Для тебя? Очень плохо. По крайней мере с камушками ты остаешься в той области, которую любишь.

— Это верно, — мечтательно проговорила она, — только она очень узкая.

— Как дела у твоих детей?

— Хорошо. Кстати, а ты? У тебя есть дети?

Он помрачнел.

— Да… нет, теперь уж нет.

— Как это?

— Я развелся.

У нее не было ни малейшего желания сочувствовать ему.

— И как давно?

— Несколько лет. Тебя что, настолько интересует моя жизнь?

— Невероятно. И не только меня. Я тебя предупреждаю: журналисты набросятся на все подробности твоей частной жизни. Я полагаю, тебе уже об этом говорили?

— Конечно, во всяком случае, я к этому готовлюсь. Да. Уже давно я не вижусь ни с женой, ни с детьми. Это похоже на то, как если бы я все время был холостяком.

— Будь осторожен, может сложиться очень плохое впечатление о твоем прошлом.

Он улыбнулся и положил свою ладонь на ее руку.

— Не волнуйся за меня.

— Правильно, не надо! Я полагаю, что ты все предусмотрел в этом плане.

— Почему ты вдруг такая резкая?

— Я спрашиваю себя: к чему это все нас приведет?

— «Это все»?

— Эта предвыборная кампания.

— К моему избранию, конечно. И ты будешь подругой сенатора штата Нью-Йорк!

Она предпочла не уточнять того, что он подразумевал под этим.

— Теперь ты думаешь только о своей карьере?

— Она увлекательна и отвечает моим чаяниям. Почему тебе хотелось бы, чтобы я оставил ту единственную часть моей жизни, которая никогда меня не разочаровывала?

— В то время как женщины, безусловно…

Он кисло улыбнулся.

— Пусть эти слова останутся за тобой.

Какое-то мгновение она провела в задумчивости, а затем неожиданно вскинула голову.

— На самом деле — почему ты хотел увидеть меня?

— Ради удовольствия.

— Ты обещал мне объяснить при встрече…

— Все объясняется само собой, разве нет? Когда теряешь кого-то из виду на столь долгий срок, то не возобновляешь знакомства по телефону!

— Но мы же провели вместе вчера целый вечер. Чего же тебе еще?

— Встретить тебя одну, такую, как ты есть. Попытаться вновь найти ту, которую я знал когда-то и которая — это правда — сильно изменилась.

— Я тебе это говорила.

— Да, знаю, но не уверен, что ты должна воспринимать это как комплимент.

— Почему?

— Внешне ты никогда еще не была столь красивой, но что-то в тебе увяло. Тот огонь, что пылал в тебе, похоже, угас, придушенный спокойной, правильной жизнью, которую ты ведешь.

— Запрещаю тебе судить о моей жизни!

— А я считаю, что имею право тебе это сказать по праву старого друга.

— Ты думаешь, мне следовало продолжать «малевать свои картинки», так, что ли?

Он также не забыл этого выражения. У него на лице появилась разочарованная улыбка.

— Признаюсь, в тот день я повел себя очень неловко.

— Не неловко, Стефен, а немного излишне честно. Потому что ты всего лишь высказал свои подлинные мысли. Над моим искусством и моими картинами ты насмехался всегда, потому-то я и спрашиваю себя, во имя чего ты упрекаешь меня сегодня в том, что я не отдаюсь этому!

— Быть может, оттого, что я наконец понимаю, какое значение они имели для тебя.

— Быть может… Слишком поздно.