Талисман для графа

Глава десятая

Карета проехала между воротными столбами и двинулась дальше по северной аллее к Делаваль-Холлу. Джемайма замерла на краешке сиденья, и у нее засосало под ложечкой. Хотя всю дорогу от Лондона до Оксфордшира ее величали «миледи», только сейчас до нее дошло, что она – графиня Селборн. С обеих сторон расступился густой лес, и вдалеке показался белый каменный дом. Ей предстоит стать хозяйкой Делаваля! От страха Джемайму охватила дрожь.

Последнюю часть путешествия Роб провел в седле. Был ясный, прохладный день, с холмов дул ветер и гнал по голубому небу белые облачка, похожие на пушистых овечек. Замечательный день для возвращения домой! Джемайма следила не только за пейзажем, но и за мужем, который возвращался домой после пяти лет отсутствия. Роб с едва сдерживаемым волнением смотрел на следы запустения: на лужайках – трава по пояс, обвалившаяся ограда и заросшие дорожки. Он старался сохранить невозмутимый вид, однако это давалось ему с большим трудом.

Джемайма поняла, что очень плохо знает этого мужчину – своего мужа.

Карета развернулась на подъездной дорожке и остановилась. Лакей в ливрее подбежал открыть дверцу. Роб говорил, что Черчуард позаботился о том, чтобы в доме были наняты слуги, и теперь они выстроились на ступеньках лестницы поприветствовать господ. Незнакомый страх сжал сердце Джемаймы. Ее не научили быть обходительной хозяйкой, но придется ею стать.

Роб стоял у кареты и подал ей руку. Его прикосновение было приятно, и она улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, но она почувствовала, что его мысли не здесь, а, скорее всего, уже в доме, который показался Джемайме нескладным сооружением.

Дом был в три этажа, с неразмерно выступающей, громоздкой верхней частью, высокими окнами и множеством лепнины.

Неужели Роб не видит уродливости Делаваля?

Дворецкий вышел вперед и представил им слуг. Эта процедура заняла много времени. Джемайма кивала и улыбалась, пока у нее не заныло лицо. От волнения она не запомнила среди моря людей всех имен. В памяти запечатлелась, подобно спасательному кругу, экономка миссис Коул и маленькая девочка, дочка управляющего поместьем, которая подошла к Джемайме с букетиком васильков и пролепетала «добро пожаловать». Джемайма обняла ребенка и от избытка чувств едва не расплакалась, но слуги остались довольны.

Потом Роб повел ее к двери и вдруг, подхватив на руки, перенес через порог и поставил на блестящий плиточный пол вестибюля.

– Добро пожаловать в мой дом, – радостно произнес он.

Джемайма увидела, как он горд и доволен. Дом – вот его подлинная любовь, подумала она, и ей стало немного завидно.

Спустя три недели, проведенные в Делавале, Джемайма была вынуждена признать, что все идет не так, как она предполагала. Никаких разговоров о приобретении фортепьяно и о сельских школах больше не велось. Ей понадобились лишь старые платья, и она с утра до вечера занималась тем, что терла полы, мыла окна, стирала белье, и все для того, чтобы Делаваль превратился из заброшенного жилища в изысканный загородный дом. Она работала наравне со слугами и через три недели узнала их лучше, чем мужа, так как все это время Роб бывал с ней крайне редко, и она уже начала опасаться, не забыла ли, как он выглядит. Что ж, это неудивительно. Она работала в доме, а Роб ездил на фермы, обсуждал дела с управляющим, покупал на рынках скот и сельскохозяйственный инвентарь, поскольку мистер Черчуард выделил ему часть отцовского наследства, перешедшего к нему после женитьбы. Джемайма обижалась на то, что Роб отдалился от нее. Выходит, что она ничем не отличается от слуг, но тем по крайней мере платят. Она помнила, как ее взволновали его слова о том, что он собирается за ней ухаживать. Джемайма кисло усмехнулась. Роб совершенно не обращает на нее внимания. Он обрел свою давнюю любовь – дом.

Вначале слуги с неодобрением смотрели на то, что Джемайма работает вместе с ними, но спустя какое-то время начали это ценить. Экономка миссис Коул по-матерински относилась к Джемайме и настаивала на том, чтобы она каждый день отдыхала в оранжерее и выходила погулять. У Джемаймы не было здесь знакомых, соседям Роб явно не собирался ее представлять, и поэтому у нее вошло в привычку прогуливаться по саду и близлежащим полям, когда позволяла погода.

Уже наступила середина сентября, и в воздухе ощущалось приближение осени.

Джемайма, обследуя окрестности, пришла к выводу, что Делаваль – очень красивое поместье, чего не скажешь про дом. Длинная лесистая подъездная аллея вела к фасаду, а парк позади дома был заброшен: неухоженные кусты роз росли вперемешку с черной смородиной, жимолостью, наперстянкой и чабрецом; мак, крапива и дикая петрушка заполонили все кругом. На заросшей сорняками подъездной дорожке бродили павлины, а в теплицах они свили гнезда.

Во время одной из прогулок Джемайма увидела вдалеке Роба – он беседовал с управляющим о починке ограды вокруг пастбища. Пока она раздумывала, не подойти ли к ним, Роб уехал. Поскольку Джемайма не ездила верхом, то не могла присоединиться к нему в поездках, да он и не приглашал ее, хотя на конюшне уже стояли очень милая, послушная кобылка, верховая лошадь Роба и несколько гужевых лошадей.

Джемайме ничего не оставалось, как бродить по заросшим лесным тропинкам, вдыхать запах трав и сухого папоротника, пробираться сквозь заросли крапивы и рассматривать бабочек, птиц и зверьков. До сих пор ей не приходилось жить в деревне. Непривычный ритм деревенской жизни приводил в замешательство.

Ночи были очень темные, и звезды на небе сияли подобно брильянтам, а тишина казалась живой. Однажды, услыхав доносившийся из леса крик оленя, Джемайма едва не умерла от страха.

Окрестности привлекали своей красотой, и вскоре ей все стало нравиться: росинки на паутине, стелившейся по траве, стук дятла в лесу и шелест ветра в ветвях деревьев. Как-то рано утром во время прогулки она увидела в конце дороги лису.

Лиса посмотрела на Джемайму бездонными золотистыми глазами, затем повернулась и медленно пошла прочь. Джемайме хотелось поделиться своими наблюдениями с Робом, задать ему вопросы, но ему, видно, было не до нее. Он торопился успеть сделать как можно больше до зимы. Весна принесет им новые надежды, а пока Джемайма с тоской думала не только об уютной вилле в Туикнеме, но даже о доме на Большой Портлендской улице. Джек не умел писать, а мама нацарапала несколько строк, пожелав ей счастья в новой жизни. Как Джек и предполагал, Альфред Джуэлл выкинул строптивую дочку из своей жизни. Миссис Джуэлл заверила Джемайму, что не сообщила мужу ее адрес и то, что дочь стала графиней. Она боялась, что Альфред захочет извлечь выгоду из неожиданного родства с аристократами. Прочитав письмо, Джемайма расплакалась. Сколько всего мама не смогла написать! Но нечего предаваться хандре и жалеть себя из-за того, что все обернулось не совсем так, как она ожидала! Роб увлечен Делавалем, а не ею. Но он ведь женился на ней лишь для того, чтобы получить Делаваль, и, если ей не нравится новое житье, ничего не попишешь. Она – графиня. У нее есть уродливый особняк и верные слуги, а со временем она приспособится к изменениям в своей жизни. Но то, что у них с Робом ненормальные отношения, было ясно не только ей.

Как-то она услышала разговор миссис Коул со старшей горничной. Джемайма выходила, чтобы принести чистой воды для мытья окон, и служанки думали, что они одни.

– Просто позор! Его милость целыми днями занят в имении, а маленькая графиня работает в доме. Они совсем не бывают вместе, двух слов друг другу не скажут!

– Они так устают, что им не до разговоров… и до всего остального тоже, – ответила горничная. – Тилбури говорит, что дверь между их спальнями всегда заперта.

– Ах ты! В деревне говорят, что это брак по расчету. Я слыхала, леди Маргрит вернулась из Лондона. Интересно, что она об этом думает?

– Скажет небось, чтобы поскорее заводили наследника, – захихикала горничная. – Ну и ну, миссис Коул! Он такой красивый мужчина, и ее милость такая хорошенькая. А вообще-то благородных не поймешь!

Миссис Коул со стоном выпрямилась и уперлась руками в бока.

– Скажи на милость, Дейзи, зачем скрести до блеска Делаваль, готовя дом для наследника, если лорд и леди Селборн и не думают его заводить…

– Полагаю, мы займемся этим, когда придет время, – сказала Джемайма. Она вошла с кувшином воды и с грохотом поставила его на подоконник. – Это занятие идет под номером двести в моем списке неотложных дел, миссис Коул, после выбивания штор в комнате для гостей!

Экономка осталась стоять с раскрытым ртом, а горничная залилась краской.

– Прошу прощения, мэм, я вас не увидела.

– Ничего страшного, – ответила Джемайма. – Это тем не менее правда.

Извините меня – я знаю, что мне не положено обращать внимание на подобные замечания, но я выросла в семье, где прямо говорят то, что думают, поэтому я не смогла промолчать.

– Да, мэм. – Экономка была смущена и удивлена словами хозяйки. – Я почищу подсвечники в зале, хорошо, мэм?

– Да, пожалуйста, – ответила Джемайма. Она дождалась, когда за служанками закрылась дверь, и расхохоталась.

Но замечание экономки не выходило у нее из головы. То, что слуги сплетничают, – в порядке вещей, да и закрытую дверь между их с Робом спальнями они не могли не видеть. Наверняка они это заметили в первую же ночь. Джемайма знала, что леди не должна из-за этого переживать, но она не леди.

Новость о возвращении бабушки Роба тоже ее взволновала. Пройдет немного времени, и заявится леди Маргрит, чтобы узнать, как обстоят у них дела после столь стремительной женитьбы. Колкостей им не избежать.

Джемайма собиралась поговорить с Робом после обеда, но он прислал сказать, что извиняется, обедать не будет и ложится спать. Джемайма сидела в прибранной гостиной и рассеянно листала страницы женского журнала полуторагодичной давности, а внутри у нее все кипело. Когда она отправилась спать, то изо всех сил подергала ручку двери в комнату Роба, но никаких звуков оттуда не доносилось.

Следующий день был очень жаркий и солнечный. Джемайма провела его, проветривая комнаты для гостей, хотя навряд ли кто-то когда-нибудь будет приглашен в Делаваль. Мебель была старомодная, но прочная, и прослужит еще долго.

Джемайма знала, что Роб пока не думает о том, чтобы сменить внутреннее убранство. Все отцовские деньги уйдут на восстановление поместья и ферм, чтобы Делаваль снова приносил доход. Деньги бабушки, если он их унаследует, тоже пойдут туда же. Джемайма развешивала одеяла на веревке, натянутой между яблонь, и вновь размышляла о том, что Робу будет не трудно выполнить условия бабушкиного завещания. Трудности начнутся по истечении ста дней, когда выяснится, что они забыли имена друг друга. А сколько им было сказано слов о том, что он станет ухаживать за собственной женой! Если у него такое представление об ухаживании, то, значит, мужчины еще менее сведущи в сердечных делах, чем она предполагала.

Джемайма продолжала дуться до вечера, а когда наконец вернулся Роб после тяжелого, жаркого дня, проведенного на нижнем пастбище, она, подождав минут десять, решительным шагом направилась к его спальне и громко постучала в дверь.

Спустя минуту дверь открыл камердинер Тилбури. Джемайма увидела Роба – он стоял у комода и мылся в большом белом тазу. Лицо у него было мокрое и на волосах блестели капельки воды. У Джемаймы все внутри сжалось. Его лицо и руки загорели от работы на солнце, но около шеи, там, где кожу закрывала рубашка, выделялась светлая полоска, до которой Джемайме захотелось дотронуться. Но вместо этого она воинственно скрестила руки на груди и, невзирая на волнение, вошла.

– Могу я поговорить с вами, Роберт?

Тилбури готовил вещи Роба к вечерней трапезе, и его присутствие было не слышно и не заметно, как это бывает у вышколенных слуг. Джемайма впервые очутилась в комнате Роба и с интересом огляделась. Комната, точно такая же, как у нее, была обставлена старинной мебелью. Над каминной полкой висели портреты родителей Роба, а на маленьком столике красовалась целая коллекция фарфоровых блюд, привезенных, вероятно, Робом из Индии, когда он там служил. Я совсем ничего не знаю о его вкусах и интересах, тоскливо подумала Джемайма.

Роб, увидев стоящую на пороге Джемайму, вопросительно поднял брови и потянулся за полотенцем.

– Спасибо, Тилбури. Оставь нас, пожалуйста.

Камердинер бесшумно удалился, закрыв за собой дверь. Джемайма осталась с глазу на глаз с Робом… и забыла, зачем пришла.

– Добрый вечер, Джемайма. – Роб вытер руки и опустил закатанные рукава. – Что вы хотели мне сказать?

– Я хотела поговорить с вами без присутствия слуг и могу сделать это только сейчас, так как одного застать вас невозможно.

Роб бросил полотенце на спинку кровати. Он выглядел усталым, измучившись от работы весь день на жаре. Джемайме стало стыдно, но она тут же спохватилась. У нее забот тоже хватает!

– В чем дело? – тихо спросил Роб.

– Роб… просто я беспокоюсь о вас. Вы такой усталый! Нельзя же убивать себя работой.

Роб раздраженно взглянул на нее.

– Вы не знаете сельской жизни, Джемайма. Сейчас самое напряженное время.

Мы не можем сидеть и ждать зимы, когда коровники разваливаются, а сено гниет на полях.

– Возможно, вы правы в том, что я почти ничего не смыслю в деревенской жизни, – стараясь не раздражаться, сказала она, – но вы не уделили ни минутки, чтобы меня просветить. Когда вы говорили о восстановлении Делаваля, я думала, что мы вместе будем работать в имении. Но, если судить по тому времени, какое мы проводим друг с другом, мы словно живем в разных местах.

Роб провел рукой по влажным волосам.

– Джемайма, я очень устал…

– Вы вечно устаете! – взорвалась Джемайма. – За обедом от усталости вы едва можете есть, не говоря уже о том, чтобы поговорить со мной! А потом мы расходимся по спальням, дверь между которыми заперта. Слуги это заметили, и они меня жалеют!

– Так вот что вас волнует? Вам следует научиться не обращать внимания на сплетни слуг.

Джемайма уперлась руками в бока.

– Леди Селборн из Делаваля должна быть выше этого, не так ли?

– Разумеется.

– Но она не выше того, чтобы скрести полы и стирать занавески! Либо то, либо другое, Роберт. Я начинаю считать себя одной из служанок, о которых вы так пренебрежительно говорите!

На лице Роба появилось замкнутое, упрямое выражение.

– Джемайма, я слишком устал, чтобы обсуждать это сейчас. Я хотел бы как следует умыться и одеться к обеду, а пока вы здесь, я не могу это сделать.

Джемайму бросило в жар от возмущения.

– В таком случае где мы можем поговорить? У вас есть время на все… кроме меня. За месяц, прошедший с того дня, как мы поженились, я знаю о вас не больше, чем раньше!

Роб стянул через голову рубашку и отбросил в сторону. Джемайма мгновенно отвела взгляд от его широкой, мускулистой груди.

– Я считал, – сказал Роб, – что в Лондоне вы выразили желание держаться от меня подальше. Вы передумали? В этом все дело?

Краска залила щеки Джемаймы.

– Нет, конечно! Как же вы самонадеянны! Я не собираюсь заставлять вас общаться со мной.

– Простите, – подчеркнуто вежливо произнес Роб. – Мне показалось, что вы именно это и делаете.

Они замолчали. Джемайму от возмущения лихорадило. Почему мужчины, когда захотят, бывают такие внимательные и обворожительные, а потом являют собой полную противоположность? Говорят, что мужчина, ухаживающий за женщиной, похож на апрель, а женатый – на декабрь, но она не ожидала, что все произойдет настолько быстро. Роб задобрил ее и уговорил принять его предложение, а теперь, получив то, что хотел, отстранил от себя, занимаясь более важными делами, такими как молочный скот и стадо овец.

– Здесь необходимо вымыть пол, – вдруг заявила она. – Раз считается, что я это хорошо делаю… – Она схватила таз и выплеснула воду на мужа. К счастью, таз был наполнен не до краев, а иначе протек бы потолок внизу в столовой и все ее усилия предыдущей недели пошли бы насмарку. А пока что Роб, отплевываясь и отряхиваясь, закричал: – Черт возьми! Вот негодница!

– А вы – напыщенный дурак! – крикнула в ответ Джемайма. – Жаль, что я этого не знала до того, как вышла за вас!

Роб схватил ее за руки. С него капала мыльная вода, и тонкое хлопчатобумажное платье Джемаймы тут же вымокло и сделалось прозрачным, словно намокшая промокательная бумага. Она пыталась вырваться, но оказалась крепко прижатой к груди Роба. Джемайма почувствовала, что тело Роба пышет жаром.

– Отпустите меня!

– Минутку, – ласково произнес Роб. – Кто бы мог подумать, что вы такая вспыльчивая?

– Поделом вам, раз женились на дочке простолюдина! Если вам нужна безжизненная аристократка, то женились бы на вашей кузине!

– Я просто в восторге от того, что сделал, – ответил Роб. Он слегка отстранил ее, вглядываясь в разгневанное личико. Джемайма увидела, что глаза у Роба смеются… и ноги у нее задрожали.

Это никуда не годится! Но как тут станешь сердиться, когда ее предательское тело так восприимчиво к его прикосновениям?

– Отпустите меня, – снова, но теперь еле слышно, сказала она.

Роб едва касался ее, и она могла свободно отойти – и тем не менее этого не сделала. У него потемнели глаза, он наклонил голову, чтобы поцеловать ее, но она хлопнула его по руке.

– О нет! Прежде объяснитесь со мной!

Роб со смехом отпустил ее. Глаза его смотрели дерзко.

– Итак, я в вашем распоряжении. Вы хотели поговорить со мной. Догадываюсь, что не о пересудах слуг.

– Конечно, не об этом. – Джемайма нервничала, и мысли у нее разбегались. – Я слышала, что ваша бабушка вернулась из Лондона.

Роб был поражен.

– Неужели? Проклятье! Я так надеялся, что она пробудет там подольше.

– Боюсь, что она уже в Суон-Парке и, несомненно, вскоре нанесет нам визит.

И я не сомневаюсь в том, что о сплетнях она тоже узнает.

Роб нахмурился и вскочил с кровати.

– Полагаю, что нам следует спать в одной комнате, хотя бы для вида.

– Нет, благодарю вас, – ответила Джемайма. – Я не хочу спать в одной комнате с мужчиной, который избегает меня днем. Возможно, мои взгляды недостаточно аристократичны, но я буду чувствовать себя скорее любовницей, чем женой.

– Быть любовницей – это несколько большее, чем спать в одной комнате, Джемайма. Я могу показать…

– Нет, спасибо. – Джемайма очень волновалась, но глаза не отвела. – Вы – нахал, Роберт Селборн. Вы не обращаете на меня внимания уже три с половиной недели и после этого ожидаете…

– Она замолчала, так как Роб остановился около нее. Глаза его по-прежнему смотрели дерзко.

– Чего же я ожидаю?

– Ну, не ждете же вы, что я буду спать с вами, – отрезала Джемайма. – У вас в запасе еще шестьдесят пять дней!

– Шестьдесят четыре, – уточнил Роб. – Зачем прибавлять лишние дни? – Взор у него погас. Он сел рядом с ней на подоконник и взял ее за руку. – Джемайма, вы хоть представляете, почему я так долго вас избегал?

– Конечно, не представляю, поскольку вы не сочли нужным мне об этом сообщить, – сверкнув глазами, ответила она.

– Откуда я могу это знать, раз вы со мной не разговариваете? Я пришла к выводу, что вы слишком увлечены своим безобразным домом и поместьем, Роберт.

– Делаваль вовсе не безобразный! – оскорбился Роб. Он произнес это с такой болью, словно она обидела его любимца. – Как вы можете так говорить?

Джемайма рассмеялась.

– Роберт, дом – просто уродец. Вы либо слепы, либо настолько его любите, что не видите этого. Хотя в нем есть определенное очарование.

– Думаю, что вы это разглядели – вы его так отмыли, что он блестит как новенький, – сказал Роб.

Джемайма немного смягчилась.

– Я очень старалась. Спасибо, что вы заметили. Пальцы Роба сжали ей руку.

– Я замечаю все, что касается вас, Джемайма. – Он слегка коснулся ее щеки.

– Вижу, как завиваются у вас волосы, когда бывают влажными, и полоску между бровей, когда вы хмуритесь… – Он дотронулся до ее лба. – И то, как темнеют у вас глаза, как только я хочу вас поцеловать. – Роб наклонился. – Они становятся похожими на синее небо, чуть затуманенное облачком. А ресницы при этом дрожат…

Джемайма хотела оттолкнуть его и дотронулась до голого плеча. Забывшись, она провела пальцем по теплой коже. Роб засмеялся.

– Вот я вас и поймал. – Глаза у него весело блестели и были полны желания.

Джемайма поскорее отодвинулась от него. Она дрожала, но решила во что бы то ни стало высказаться.

– Роберт, вы все внимание уделяли Делавалю, а не мне. Поместье для вас словно безжалостный надсмотрщик. – Она склонила голову набок и взглянула на него. – Или чересчур требовательная любовница.

Роб усмехнулся.

– Думаю, что немного переусердствовал в последний месяц…

– Немного?

Роб виновато улыбнулся.

– Вы шесть раз не пришли к обеду, а пять раз возвращались так поздно, что я даже этого не услышала. Иногда я не вижу вас целый день. Мне не нравится, что вы изводите себя работой, – поколебавшись, сказала она. – Это не идет вам на пользу…

– Как приятна такая забота. – Роб поцеловал ее в щеку. – Хотите узнать и другую причину моих отсутствий?

От его близости у Джемаймы сильно забилось сердце. Небритая щека Роба царапала ее гладкую щечку, и она отскочила от него.

– Я умышленно избегал вас, Джемайма, – тихо произнес он. – Кроме вас, я почти ни о чем не думаю. И когда строю ограду, чиню коровник или обсуждаю покупку семян с Джефсоном…

Гнев у Джемаймы утих.

– Как романтично, Роберт. Пожалуйста, продолжайте.

Роб запустил пальцы в волосы.

– Вы можете смеяться, Джемайма, но вы не подозреваете об угрожающей вам опасности. Я думал, что если буду проводить каждый день вне дома и работать до изнеможения, то так устану, что у меня не останется времени… на любовные терзания. – Он внезапно встал. – Но все получилось наоборот – от физического труда я стал еще более…

– Пылким?

– Похотливым, безнравственным, сладострастным. – Роб бросал на нее свирепые взгляды.

– Неосмотрительным и опрометчивым, – ласковым тоном закончила Джемайма и улыбнулась. – Ох, Роберт…

– Это не смешно, – раздраженно сказал он.

– Конечно, не смешно. – Джемайма соскользнула с подоконника, подошла к Робу и положила ладони ему на грудь. – Однако вы могли бы сказать мне об этом.

– Нет, не мог. Если об этом говорить, будет еще хуже. Тогда я стану еще больше думать о вас, потом захочу поцеловать. Сказать по правде, не только поцеловать. Я уже говорил – вы не представляете, какая опасность вам грозит.

– Но из-за того, что вы не сказали мне, почему меня избегаете, я решила, что не нравлюсь вам, – сказала Джемайма.

– Я подумала, что Делаваль для вас все и поэтому ваше внимание уделено только ему.

Роб засмеялся.

– Мне больше хотелось уделить все внимание вам…

Джемайма быстро сделала шаг назад.

– Вы же знаете, что не можете так поступить.

– А вы возражали бы, если б я это сделал? Совсем недавно вы были к этому не склонны, моя дорогая. Я не забыл, что вы считаете любовь ловушкой.

– Не знаю. – Джемайма покраснела. – Но я думала о вас, Роберт. Это правда.

– Дорогая моя! – с восторгом воскликнул Роб.

– Но еще осталось шестьдесят четыре дня, – напомнила она.

Роб протянул руку и заключил Джемайму в объятия. Он не целовал ее, а просто крепко прижимал к груди, что было очень приятно. Джемайму волновал запах сандалового дерева, которым пахла его кожа. Ей захотелось слизнуть с лица Роба капельки пота и воды. Она уткнулась раскрасневшимся лицом ему в грудь.

– Роберт, разве желание провести время с собственным мужем – вульгарно?

– Это не модно, – со смехом ответил он. – Впрочем, как и отчаянное желание поцеловать собственную жену. Боюсь, что мы оба друг друга стоим.

Джемайма приложила палец к его губам.

– Подождите! Вы не можете меня целовать.

– Джемайма, пожалуйста, – застонал Роб.

– Нет, ни в коем случае. Мы же в вашей спальне…

– Один поцелуй не нарушит обета безбрачия, – сказал он.

– Это зависит от…

– От поцелуя?

– От того, что понимать под безбрачием. Он покачал головой.

– Сейчас я не склонен втягиваться в философскую беседу. Может быть, завтра, когда мы вместе поедем верхом.

– Но я не умею ездить верхом.

– Значит, я вас научу. Страсть у нас с вами сразу улетучится, так как через несколько минут мы начнем браниться, поэтому давайте лучше сейчас воспользуемся…

Джемайма проскользнула под его рукой и побежала к двери.

– Когда научите меня ездить верхом, вот тогда и подумаете о том, нарушат поцелуи условия завещания или нет.

– Джемайма! Вот проклятье! – крикнул Роб.

Но жена юркнула в дверь, ведущую в ее спальню, и он услышал, как щелкнул замок.

– Надеюсь, что вы способная ученица и быстро научитесь, – пробормотал он, глядя на закрытую дверь, – или я умру от воздержания.