Тайна лорда Мортона

Глава 10

Дети сидели, запертые в рекреациях, а мы собрались в учительской. Даму Морану отпоили успокоительным. Она молча выпила то, что предложила ей Невея Виевна, но на помощь Черного Вэла ответила решительным отказом.

— Что же это вы, дорогая, — ласково укорил ее директор, — сломя голову на него кинулись?

— Ах, я просто голову потеряла, когда увидела ЭТО. — Завуча передернуло. — Не думала, сто ОНО появится снова. Сколько лет прошло и вдруг… Тем более здесь! И сейчас!

— Никто не мог этого предвидеть! — согласился ректор.

— Мог, — подал голос Черный Вэл. — Ваши дети. Они накануне бросали руны и…

Дама Морана взвилась, словно под нею взорвался стул.

— А вы вообще молчите! — закричала она в лицо Вэлу. — Думаете, я не знаю, что это — ваша работа?

Я поспешил отодвинуться в сторонку и даже прижался к стене, чтобы меня вовсе не смело взрывной волной ее гнева. Все учителя уже расселись кто где, и мне осталось местечко только за камином — там, где обычно сидел Черный Вэл. Сейчас он стоял в центре комнаты, сверху вниз глядя на взбешенную даму Морану. Со своего наблюдательного поста мне не было видно выражение его лица — только затылок и собранные в хвост длинные черные волосы, но голос просто поразил своей холодностью и равнодушием.

— Нет, — сказал он. — Это не моя работа.

— Но вы же единственный! Единственный, кто знает, как ОН выглядел! Вы же были там! Вы были одним из НИХ! Вы просто должны…

— Должны стремиться к реваншу? — усмехнулся Вэл. — Через столько лет?

— Да! Через столько лет! Сейчас ОН на свободе, и кто знает, какие указания вы получили от своего хозяина! Может быть, ОН дал вам задание захватить власть в школе? Вы хотите превратить детей в зомби, в послушных боевиков? В монстров, каким сам был когда-то? Молчать! Я всегда вас подозревала! С самого первого дня! Я знала, кто вы на самом деле! Всегда знала!

— Вот как? — скрипнул Черный Вэл. — Так вы знаете и кто на самом деле мои родители?

Дама Морана завизжала. Я был просто в шоке — никогда не думал, что завуч способна настолько выйти из себя. А мне-то казалось, что злее, чем со мной, она уже не будет! Перед Вэлом стояла настоящая валькирия. Ей нужна была кровь, и она мечтала ее пролить.

— Молчать! — закричала она, когда смогла говорить. — Молчать! Вы чудовище!.. Мессир, — это уже относилось к директору, — изолируйте его! Немедленно! Как монстра! Как исчадие Хеля!.. В пентаграмму его! В огненную пентаграмму!

Вэл отступил на шаг перед ее гневом и в самом деле оказался в нарисованной на мозаичном полу пентаграмме. Она была не активизирована — просто рисунок на полу, — но сейчас это не имело значения. Теперь мне был виден его профиль, но понять, что он чувствует, было невозможно — настолько спокойно было его лицо.

— Не понимаю, чего дама Геррейд так взъелась? — шепнул я Берегине, которая сидела на скамеечке у камина ближе всех ко мне.

— Ну ты телок! — Старуха пыхнула трубкой. — ЗНАКА не видел?

— Видел, но…

— Это был знак Белого Мигуна! Огненное Сердце! — зверским шепотом объявила старуха. — Никогда не слышал?

— Нет. В нашем доме никогда не говорили о секте. Наверное, считали, что мне нельзя ничего знать о моих настоящих родителях. Я даже…

Берегиня сделала мне знак замолчать, потому что дама Морана снова пошла в наступление.

— Вы совершили преступление, Черный Вэл, — заявила она. — Это недопустимо! Тем более в школе! Вы не имеете права называться педагогом. Более того — вас нельзя на пушечный выстрел допускать к детям. Я сегодня же поставлю вопрос о вашем увольнении. Слышите? В трехдневный срок!

Меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, я сам, недавно испытавший на себе гнев завуча, жалел Вэла, а с другой, помня его прошлое, не мог не сердиться на него. «Так тебе и надо, — мелькало у меня в голове. — Ну, может быть, не совсем так, но надо!»

— Что же вы молчите? — выдохшись, дама Морана решила сменить тактику. — Объяснитесь! Мы вас слушаем. Чем вы руководствовались, рисуя этот проклятый ЗНАК?

Черный Вэл медленно покачал головой:

— У простых смертных есть такое выражение — «презумпция невиновности». Докажите, что это сделал я.

— А тут и доказывать ничего не надо. Вы единственный среди нас, кто был в секте Белого Мигуна, и единственный, кто знает, как этот ЗНАК выглядел. Кроме того, ваши апартаменты находятся на первом этаже. Вам удобнее всего потихоньку ночью сделать свое черное дело, Черный Вэл! И я помню вашу странную реакцию на этот ЗНАК. Кажется, это называется боевой магией?

Завуч повернулась к Берегине. Я юркнул за выступ камина, а старуха поднялась, деловито попыхивая трубочкой.

— Да, крест — это мощный прием боевой магии, — признала она. — Однако чтобы его применить, одного желания недостаточно. В большинстве случаев крест так и остается сотрясением воздуха. Нужно очень много Силы, чтобы заставить его работать.

— Видите? — завуч так и лучилась торжеством. — есть что добавить к этим аргументам?

— У простых смертных иногда в книгах и фильмах встречается такое выражение. — Голос Черного Вэла был до того скучен, что я был готов ударить зелейника. Он едва не зевал от скуки, а ведь тут решалась его судьба! — «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас». А вы явно собираетесь это сделать. Поэтому я лучше промолчу.

— Не умничайте, Вэл! Объясняйтесь!

— Этого я делать не буду.

— Но вы же единственный, кто был в секте Белого Мигуна! Только вы видели этот ЗНАК и знаете…

— Это не аргумент. Ваш сын, мадам, тоже был в секте. Вы тоже видели ЗНАК.

Дама Морана отшатнулась, бледнея. В глазах ее промелькнул самый настоящий испуг.

— Вы забываетесь, Вэл, — прошипела она, сжимая кулаки. Я бы не удивился, если бы волосы на ее голове зашевелились, превращаясь в змей.

Директор вскочил, решив, что пора вмешаться.

— В самом деле, Вэл, — проблеял он, подбегая, — вы перегибаете палку…

— ЛОРД Вэл, с вашего позволения, — ледяным тоном поправил его зелейник.

— А мне все равно! — от испуга дама Морана внезапно перешла к злости. — Все! Мое терпение лопнуло! Советую вам написать заявление об уходе! Немедленно!

— Я этого не сделаю.

Несмотря на безотчетный страх, который внушал мне зелейник своим поведением, я не мог не восхищаться им. Так держаться перед лицом полного краха своего будущего!

— Я вас заставлю!

— И совершите ошибку. Потом придется извиняться…

Онемев от такой наглости, дама Морана только могла хлопать глазами и хватать ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. Все молчали, пораженные. Мессир Леонард сокрушенно покачивал головой. Окруженный стеной молчания Вэл повернулся и спокойно направился к двери.

Но далеко уйти ему не дали. Сквозь запертую дверь просочились, держась за руки, Прилежный Ученик и Студентка-Неудачница. Оба привидения были возбуждены и казались поэтому прозрачнее, чем есть на самом деле. У Студентки к тому же волосы на голове полностью изменили форму, превратившись в шевелящуюся массу.

— Мы видели! — затараторили они хором. — Мы все видели! Мы все знаем! Спросите нас! Мы знаем!

— Я выучила этот предмет! — воскликнула Студентка. — Честно-честно!

— Что вы знаете?

— Мы видели, как на арке появился этот ЗНАК! — воскликнул Прилежный Ученик. — Ну, тот, который внизу.

— Знаете? — Дама Морана с торжеством посмотрела на Черного Вэла, остановившегося в дверях. — Расскажите все, что видели.

Привидения посмотрели друг на друга.

— Ну, собственно, мы не совсем… то есть я хотела сказать, что я… ну, в общем, я почти, — засмущалась Студентка. — То есть мне вот только что казалось, что все знаю, а потом вдруг… В общем-то, это не я! Меня там не было! Честно-честно! Я же учила-а… Она залилась горючими слезами.

— Не морочьте нам голову. Вы не на экзамене! — прикрикнула завуч. — Так кто-нибудь хоть что-нибудь видел?

— Позвольте мне. — Ученик поправил несуществующие очки. — Дело в том, что мы доподлинно знаем, что у ночного происшествия есть один свидетель. И мы готовы его вам предоставить.

— Кто это?

— Оживающий Доспех.

Мы переглянулись. Большая часть доспехов стояла в холле, где появился ЗНАК. Дух Рыцаря чаще всего оживлял именно их. Редко когда его встречали в школьном музее на третьем этаже. И если он действительно ночью находился там, то просто обязан был все увидеть — привидения воспринимают мир не так, как мы. От них невозможно укрыться.

Привидения пошептались, и Студентка растворилась в воздухе, помчавшись искать Доспех.

Они явились несколько минут спустя, и, когда я увидел Оживающий Доспех, мне стало слегка не по себе. Ибо на сей раз неугомонный дух Рыцаря переселился в доспех гладиатора. Одно дело, когда на вас движется доспех конного рыцаря тринадцатого века с опущенным забралом, и совсем другое, когда перед вами возникают наручи, поножи, короткая кожаная юбочка и несколько причудливо перекрещивающихся ремней, увенчанных шлемом-шляпой. Кое-кто из дам даже отвернулся. А Доспех ударил себя в ремни наручем и рявкнул невидимой глоткой:

— Аве Кесарь! Моритури ди салютант! — и застыл по стойке «смирно».

— Ага, — кивнул мессир Леонард, подходя. — Значит, это ты все видел?

— Мой император, — напыщенно произнес Доспех, — я готов исполнить любой ваш приказ. Хотите — я сражусь за вас на арене с диким зверем. Хотите — пускайте против меня сколько угодно бойцов. Я готов умереть ради вас… и достойного вознаграждения в случае победы. И пусть благословит меня Марс, а вас не оставит своей милостью Юпитер!

Я уже, кажется, говорил, что дух Рыцаря всегда перевоплощался в ту эпоху, чей доспех надевал? Мессир Леонард помотал гривой.

— Мне не нужна твоя смерть, доблестный воин, — подыграл он гладиатору, — мне нужно знать, что ты видел сегодня ночью.

— Сны, — без запинки ответил Доспех. — Сны о родной Фракии. Сны о матери и отце. А потом мне снилось, что я был захвачен в плен и снова стал рабом… Но это все прошло. Морфей разомкнул свои объятия, и ваш верный Спартак снова с вами!

— Ночью в холле замка, — рванулась в бой дама Морана, — что ты видел ночью в холле замка? Там кто-то нарисовал ЗНАК…

— Я не был ночью в холле ни замка, ни виллы, — в голосе привидения послышалась обида. — Я честный гладиатор и ночами сплю в своем доме, в объятиях жены и никуда не хожу. Тем более в замки.

— Значит, ты ничего не видел?

— Я спал и видел сны, мой император. Если вы сомневаетесь во мне, то лучше бы мне покончить с собой, чем вызвать ваш гнев!

— Тут кто-то морочит нам головы, — догадалась дама Морана и почему-то снова обратилась к Черному Вэлу. Тот стоял, подпирая плечами дверной косяк, и давился от смеха. Но прежде чем завуч и зелейник снова схлестнулись, на помощь им пришел мессир Леонард.

— Боюсь, я знаю, в чем дело, — цокая копытами, он обошел доспехи гладиатора кругом. — Ты ни в чем не виноват, мой верный Спартак, — сказал он привидению. — Империя не сомневается в твоей верности, и вовсе не ты вызвал наш гнев. Отправляйся к себе и живи спокойно, ожидая наших приказаний.

Доспех отсалютовал и растворился в воздухе, оставив после себя легкий аромат конюшни, а директор уселся по-собачьи в центр освободившейся пентаграммы.

— Дело вот в чем, — сказал он. — Наш дух Рыцаря, перевоплощаясь в тот или иной доспех, всякий раз оставляет свою память в прошлом. Будучи гладиатором, он не помнит, где был и что делал в доспехе русского ратника. А став русским ратником, забывает, что был когда-то тевтонским рыцарем. И так далее. Девушка, — кивнул он Студентке, которая понуро стояла в уголке, размазывая по щекам слезы пополам с косметикой, — ты помнишь, в каком доспехе был дух Рыцаря ночью?

— Ка-а… а-а… кажется, в кольчуге Викинга, — всхлипнула она.

— Вот и отлично. Значит, надо всего-навсего подождать, пока снова не оживет Викинг!

— Но этого можно ждать сколько угодно! Хоть до скончания века!

— Нет. Мы можем приблизить это время, если просто-напросто разберем все доспехи в холле и поменяем местами их детали, — вмешалась Берегиня. — Например, к русской кольчуге приделаем греческий шлем, а к пластинчатой броне монгольских ратников добавим наручи тевтонских рыцарей. Дух Рыцаря не будет вселяться в неправильно собранные доспехи, и ему останется один выход — кольчуга Викинга. Которую мы нарочно оставим нетронутой!

— Великолепно! — просияла дама Морана. — Это выход… И горе тому, — добавила она свирепым шепотом, взглянув на Черного Вэла, — кто помешает духу вселиться в доспех Викинга или оставит неповрежденным какой-нибудь другой доспех!

Школа была в трансе. Уроки в тот день сократили, дети ходили притихшие. Гнетущая тишина стояла даже на переменах, ибо дама Морана не выдержала и прочла перед всеми лекцию о том, что не потерпит никакого нарушения дисциплины. Сгущая краски, она просто-напросто напугала детей. Да и мы, учителя, ходили на цыпочках.

Я мало знал о секте Белого Мигуна — только то, что рассказал мне мессир Леонард, вручив фотографию матери, да по обрывкам беседы с Черным Вэлом. Но интуитивно догадывался, что возрождение Братства может обернуться для всего магического мира катастрофой. Белый Мигун на свободе. Неизвестно, где он находится, но что он собирает силы для реванша — не вызывало сомнений. В новостях периодически передавали информацию о том, что Белого Мигуна якобы видели тут и там. Сперва он мотался во всем Британским островам, но потом его встретили в Дании. А спустя какое-то время некто похожий на Мигуна крутился в Парижском Диснейленде, и кое-кто даже видел, как он садился в поезд до Силезии. Старую Европу продолжало лихорадить, но до сих пор нигде столь активно не проявляли себя сторонники Мигуна. Представляете, какой разразился бы шум, если бы узнали о ЗНАКЕ в Школе МИФ? Это, как минимум, означало бы, что Белый Мигун уже добрался до Скандинавии!

После занятий я сбегал в библиотеку и попросил Серую Мышь дать мне подшивки газет и журналов двадцатилетней Давности, но библиотекарша меня огорошила — оказывается, после того как Мигун был арестован, пришел приказ из Министерства, повелевающий уничтожить всю информацию о секте! Оставили только кое-что в архивах и учебниках истории. И она, как честная волшебница, выполнила приказ.

Отчаявшись что-либо отыскать — ибо в свои школьные годы уже читал учебник по истории магии и не нашел там ничего о секте, — я возвращался к себе и не поверил своим глазам, когда увидел, что возле дверей в мою комнату топчется Даниил Мельхиор.

На мальчике не было лица. Веки опухли от слез, он кусал губы и подозрительно сопел носом. К груди мальчик крепко прижимал объемистый сверток, показавшийся мне знакомым.

— Что случилось? — Я потрепал Даниила по плечу.

— Вот… вот, — всхлипнул он.

Сверток оказался инсектарием, который несколько недель назад я сам сделал для его мотылька. Несчастное насекомое лежало на дне без признаков жизни.

— Пошли. — Я распахнул дверь, пропуская мальчика внутрь.

На Даниила было жалко смотреть. Усевшись к столу, он поставил инсектарий, вытащил тельце мотылька и склонился над ним. Я осторожно вынул насекомое у него из рук и внимательно осмотрел.

Мотылек выглядел ужасно. Пушок на тельце весь вылез, оно сморщилось и местами начало чернеть. Глаза тоже обмякли. Крылышки облетели и обтрепались, а бурый узор на них выцвел. Только усики-антенны еще сохраняли прежний вид и слегка подрагивали.

— Он… он умер? — Даниил с опаской заглядывал мне в руки.

— Пока еще нет.

— Значит, ему можно помочь? — Мальчик вцепился мне в локоть.

— Боюсь, что нет. Извини. — Я осторожно положил мотылька под свет лампы. — Твой отец — ведь это дух твоего отца! — не мог быть вечно с тобой. Он остался на этом свете, чтобы защищать тебя от опасностей, но сегодняшние события… Ты знаешь, что сегодня произошло?

— Да, — кивнул мальчик, — кто-то нарисовал на арке в холле Знак секты Белого Мигуна.

— Вот как? — Я удивился. Мы же ничего не объясняли детям! — Откуда ты знаешь?

— Просто знаю, и все, — буркнул Даниил, но потом все-таки ответил: — У нас дома он был нарисован на стене. Мама и папа всегда завешивали его картиной, когда к нам приходил инспектор от Инквизиции.

— К вам приходили инквизиторы?

— Да. Раз в месяц. Папа говорил — проверить, как мы живем, потому что они думали, что мои родители… ну, до сих пор не забыли… ну, вы понимаете?

Я кивнул. То, что инквизиторы не оставляют своим вниманием бывших сектантов, для меня было новостью. Но почему ничего подобного не сообщил Вэл? Почему, в конце концов, к нам домой не ходили инспекторы? Ведь на воспитании Графов находился я — сын духовной дочери самого гуру! Или все-таки приходили, но я был слишком мал и не запомнил?

Мотылек слегка пошевелил усами. Он попытался приподняться, но слабые лапки его не слушались. Даниил жадно следил за ним.

— Мы можем что-нибудь для него сделать? — прошептал он. — Может быть, заклинание…

— Вряд ли. Прости, Даниил, но Знак Мигуна… Мигун был очень сильным магом. Сильным и опасным. Думаю, твой отец пытался защитить тебя от него. Но раз здесь появился его Знак, то…

— Мой отец сражался с ним и проиграл?

— Да.

— Мне страшно, — прошептал Даниил.

Я обхватил его за плечи, и мальчик прижался ко мне, вздрагивая, словно за дверями уже стоял кто-то пришедший по его душу.

Мотылек все еще шевелился. Я присмотрелся к его движениям. Насекомое явно пыталось дать нам какой-то знак? Или это просто агония?

— Он умирает, — всхлипнул мальчик.

— Да.

— И мы ничем не можем ему помочь?

— Думаю, можем, — сказал я. — Мы должны позволить ему умереть.

Даниил с испугом воззрился на меня. Какой-то миг мне казалось, что он вот-вот схватит мотылька и убежит.

— Понимаешь, — торопливо заговорил я, — твой отец уже все равно мертв. Его душа вернулась в этот мир, чтобы защищать тебя, и он был при тебе так долго, как мог. Но мотыльки недолговечны. Обычное насекомое давно бы уже умерло — его поддерживает воля твоего отца. Вселись он в какое-нибудь другое существо, с более долгой жизнью, он бы и прожил в этом облике дольше. Но мотыльку — настоящему мотыльку — пора умирать. Ради любви к твоему отцу мы не имеем права заставлять его дольше мучиться. Поверь, он будет тебе только благодарен за то, что ты позволишь ему обрести покой.

— Нет! — вскрикнул Даниил. — Вы говорите это нарочно! Я знаю! Это не покой! ТАМ нет покоя! ТАМ нет вообще ничего! Тот свет — сказка, обман! Я не хочу, чтобы он умирал! Нельзя, чтобы умирали! Смерть — это же так страшно! Я видел, как умирала мама! Я не хочу! Не хочу!

— Замолчи! Мне, между прочим, пришлось хуже. Мои родители тоже умерли! Но твой отец хотя бы некоторое время оставался подле тебя, а мои бросили меня. Они не приходили даже во сне, и тем более в мотыльках! Они оставили меня на произвол судьбы. Но если бы это зависело от меня, я бы подарил им посмертный покой. И ты должен это сделать. Это твой долг.

Мальчик некоторое время стоял и смотрел в пол. Потом шмыгнул носом, вытер рукавом глаза и пробурчал:

— Что надо делать?

— Не знаю. Просто раздавить насекомое нельзя. Надо сперва освободить из него душу твоего отца… Наверное, есть какие-то пентаграммы со знаками смерти. Мы можем спросить у мессира Леонарда. Директор…

— Не надо, — вдруг прервал меня Даниил, — посторонние не должны при этом присутствовать. Я сам.

Я удивился такому ответу, но удивление мое стало еще больше, когда мальчик достал из кармана кусок мела и, опустившись на колени, стал чертить на полу классной комнаты пентаграмму. Движения его были поначалу медленные и осторожные, но после нескольких первых линий он обрел уверенность.

— Что ты делаешь? — поинтересовался я, отходя в сторону. — Откуда ты это знаешь?

— Я… — Даниил захлопал ресницами. Он стоял на коленях в середине недорисованной пентаграммы. — Я проходил это в школе. В Полых Холмах.

— Я, конечно, не специалист, но, по-моему, это черная магия.

— Ага. Мы же там изучали черную магию. Эта пентаграмма наиболее подходящая, как мне кажется.

— «Как тебе кажется!» — передразнил я. — Откуда ты ее взял-то?

— Из учебника, — последовал короткий ответ.

Мне оставалось только удивляться. Получив конкретное задание, Даниил перестал распускать нюни и работал спокойно и сосредоточенно. К тому времени, как приготовления были закончены — пришлось пожертвовать несколько свечей и устроить маленькое кровопускание самцу-единорогу, — мотылек уже почти перестал подавать признаки жизни. Он лежал у меня на ладони, как меховая тряпочка, и только по клочкам ауры можно было догадаться, что жизнь еще не покинула крошечное тельце.

Даниил критически осмотрел свое творение, потом взял у меня мотылька, погладил его и, тяжело вздохнув, положил в центре пентаграммы.

— Что дальше? — шепотом поинтересовался я.

— Не знаю. — Даниил пожал плечами. — Я думал, вы мне поможете!

Я уже собрался было возмутиться, но тут заметил, что мотылек шевельнулся. Тельце его окутала странная дымка. Зажженные по углам пентаграммы свечи дрогнули, выбрасывая клубы дыма.

— Тс-с, — сжал я локоть Даниила. — Кажется, началось…

Мальчик ахнул. От тела насекомого отделялась серая дымка. Оно как бы таяло, плавилось, превращая в дым, который, поднимаясь вверх, постепенно обретал очертания человеческой фигуры.

— Папа, — прошептал Даниил. — Папа!

Силуэт вздрогнул. Человек в пентаграмме повел головой по сторонам.

— Кто здесь?

— Папа, это я! Я здесь! — Даниил подпрыгнул, взмахнул руками, и я еле удержал мальчишку от того, чтобы он не прыгнул в пентаграмму. Страшно даже представить, что ждало бы его в этом случае. Но дух Йозефа заметил мальчика.

— Дэниэль, — выдохнул он. — Сынок… Это ты! Живой?

— Живой, папа. А почему…

— Цена слишком велика. Я готов был на все, но я не хотел отдавать тебя. Прости. Я должен был сделать выбор, и я его сделал.

— О чем это он? — Даниил повернулся ко мне.

— Спроси его сам, — шепнул я. — Меня он просто не услышит.

— Что ты говоришь? Какой выбор? Куда ты должен был меня отдать и почему ты умер?

— Белый Мигун, — последовал ответ. — Я верно служил ему. Я помнил его и не оставлял надежды, что он вернется. Но добыть ему свободу было слишком тяжело. Твоя мама отдала свою жизнь, чтобы узнать, как это можно сделать. Своей смертью она заплатила за знание. А я должен был воплотить это знание в жизнь. Свобода для гуру — в обмен на самое дорогое, что у меня есть. Я не смог отдать тебя, Дэниэль. Я ушел за ним сам. Прости меня.

Даниил попятился, отступая от пентаграммы, и наткнулся на меня. Я обхватил мальчика за плечи, но мне самому требовалось утешение. Двадцать лет прошло, а последователи Белого Мигуна до сих пор живут на свете и, несмотря ни на какие ухищрения инквизиции, ждут возвращения своего гуру.

— Прости меня, Дэниэль, — повторил призрак.

Я потормошил мальчика:

— Спроси у него, где сейчас Белый Мигун. Он знает?

— Нет, — прошелестел призрак, услышав вопрос из уст своего сына. — Прости. Ты не должен… не должен был… не дол…

Голос его истончился, по телу пробежала рябь, и призрак растаял. На полу в центре пентаграммы осталось лежать тело мотылька — или, вернее, полурассыпавшийся трупик. Даниил, опустив голову, стоял столбом. Когда я тронул его за плечо, он вдруг вскрикнул, оттолкнул мою руку и бросился прочь.

Дня два после этого я ходил как в воду опущенный. Мне не давало покоя то, что я услышал от призрака Йозефа Мельхиора. Получалось, что Даниил мог умереть ради того, чтобы Мигун выбрался на свободу. Его отец должен был отдать самое дорогое… Но его любовь была слишком сильна, и даже преданность гуру оказалась бессильной перед отцовским чувством? Хм, мои родители явно любили меня гораздо меньше, если предпочли самоубийство. И не права ли дама Морана в отношении Черного Вэла? Ведь он был одним из боевиков секты. А что, если и он, по примеру четы Мельхиор, тоже приближал возвращение Мигуна?

Терзаемый этими мыслями, я по полночи ворочался в постели и иногда до рассвета лежал, не сомкнув глаз. Мне все казалось, что, стоит мне задремать, как зелейник придет по мою душу. К концу второй бессонной ночи я уже желал, чтобы его поскорее уволили.

К сожалению, пока что вину Черного Вэла доказать было невозможно. Берегиня и ее ученики трудились не покладая рук, разбирая доспехи в холле и школьном музее и перебирая их заново, и в конце концов все они обрели фантастический вид, но дух Рыцаря вместо того, чтобы попасть в подготовленную ловушку, испарился совершенно. Обычно призраки исчезали на три дня, а то и на пару недель. В прежнее время отсутствия Оживающего Доспеха никто бы не заметил, но сейчас это выводило всех из терпения.

На третью ночь бессонница все-таки дала о себе знать, и я заснул около полуночи. А когда проснулся, выяснил, что проспал завтрак.

Готовый ко всему, я с тяжелой головой выполз из своей комнаты и сразу понял, что оправдались мои самые дурные предчувствия. Ибо от волнения и удивления гудел уже наш четвертый этаж, а именно его центральная часть, где находилась учительская.

Ожидая увидеть там все, что угодно, я помчался сломя голову и, еще подбегая, увидел столпившихся детей и взрослых, разглядывавших написанную на стене аршинными буквами надпись:

«ОТДАЙТЕ ЛОРДА МОРТОНА!»

Кто-то обернулся, заметил меня, потормошил соседа. Все зашевелились, расступаясь и освобождая мне дорогу. Гул голосов понемногу стих, и к стене я подошел в гробовом молчании.

Огромные буквы были написаны на высоте человеческого роста, и написаны они были кровью.

Рядом что-то задвигалось, и меня ухватили за локоть. От неожиданности я вскрикнул и схватился за амулет, но это оказался Спурий. Учитель-оборотень тяжело дышал после быстрого бега, от него пахло морозом и зверем.

— Я из свинарника, — прохрипел он, хватая полным ртом воздух. — Зарезан кабан Скринфакси.

Спурий воровато обернулся и, приблизив губы к моему уху, прошептал:

— У него разорвано горло! Я полузверь, я знаю, что говорю.

— Так может быть…

— Ты что, совсем того? — зашипел он. — Полнолуние только через неделю!

Учителя постепенно выходили из ступора. Детей — большинство из них уже пришло из столовой на уроки — кое-как загнали в классы, а двери, ведущие на этаж, перекрыли, чтобы новость не распространялась дальше по школе.

Придя в класс, я молча сел за стол. Девушки шестого курса, одиннадцать пар глаз, молча смотрели на меня. Я чувствовал разлитое в воздухе напряжение. Кровавые надписи кого угодно способны вывести из себя.

— Все в порядке — Я с усилием встал. — Начнем урок. Сегодняшняя тема…

— Значит, это правда? — послышался дрожащий от волнения голос.

— Что правда? — поискав глазами говорившую, я наткнулся на Ингу. Под моим взглядом девушка покраснела.

— Ну, это правда, что вы — это вы?

— Что вы — тот самый Мортон? — подала голос Вероника. — Или вы его однофамилец? Понимаете, мы давно спорили, вы это или не вы, а спросить не решались.

Я набрал полную грудь воздуха.

— Да. Я — это я.

Класс оживился. Девушки шушукались, переглядывались, толкали друг друга локтями. На меня уставились обожающие, восторженные, любопытные взгляды.

— Расскажите, — попросила Кристина.

— Что рассказать?

— Ну, все. Как вы… ну, жили? И вообще?

— Да я ничего не знаю. Понимаете, то, что я Максимилиан Мортон, я узнал всего год назад. До этого меня звали Эмилем Графом, и я воспитывался в другой семье. У меня было обычное детство — родители, брат и сестра. Я жил так же, как все мальчишки. И ни разу со мной не произошло чего-то из ряда вон выходящего. У меня даже нет никакого шрама или там, например, родинки. Правда-правда!

Девушки захихикали. Видимо, мои слова насчет родинок и шрамов показались им забавными.

— Но вы же должны были знать! — не сдавалась Кристина.

— Что? Про Мортонов? Да, мы проходили о них по Истории Магии, но это было так давно. Я даже не думал, что легенда о сыне Мерлина имеет ко мне какое-то отношение. Я же тогда был Эмилем Графом!

— И вас не насторожило, что три поколения Мортонов во время разгула мракобесия прожили под чужими именами?

— Но мне-то никто не говорил в детстве, что я не Эмиль Граф. Я вообще, если хотите знать, пару раз прогулял этот предмет. Мы тогда с ребятами отправились в Милоград в зооцирк. А вы, по-моему, сами все знаете лучше меня. Так, может быть, это не я, а вы должны мне рассказать правду о роде Мортонов?

— Но это же все написано в учебнике! — не сдавались девчонки.

— Да, но я так давно последний раз держал учебник в руках!

— Ой, да это мы сейчас!

Пошептавшись, девушки отправили двоих разведчиц в библиотеку, и вскоре в мои руки лег учебник по Истории Магии. На шестом курсе историю уже не проходят, она относится к числу общеобразовательных предметов. Это был учебник за пятый курс, и я сразу открыл его на последних главах.

— «Восстание Белого Мигуна», — прочел я вслух.

— Почитайте, — заныли девушки.

Я помотал головой — с первых же строчек рассказ о секте полностью захватил мое внимание. В свое время я довольно бегло ознакомился с этим параграфом, да и на экзамене мне попался билет по другой теме, и поэтому сейчас я, как будто впервые, читал о жизни моих родителей.

"…Секта, — писалось в учебнике, — провозглашала близкий конец света. Ее гуру утверждал, что спасти мир могут только новые маги, выведенные с помощью его методик. А зачать новых магов должны его последователи. Прочие умрут страшной смертью в день и час, когда укажет он, Белый Мигун. Власти хотели запретить секту, и тогда Белый Мигун решил, что Час Возмездия настал.

Белые Боевики вышли из подполья. Они убивали, взрывали, подстраивали несчастные случаи. Буквально в течение нескольких дней Старая Европа была залита кровью, и пожар Восстания грозил перекинуться на другие части света.

Это был темный год. Маги боялись всего. Но еще больше их страшило то, что простые смертные, живущие под боком, могут почувствовать неладное и догадаются о подоплеке случившегося, а этого нельзя было допустить.

За помощью пришлось обратиться к Инквизиции. Когда-то давно инквизиторы были самыми ярыми противниками магов и магии. Впоследствии они ослабили свое влияние, одно время эта служба вовсе не существовала, потом ее реанимировали и превратили в полицию, но, когда вспыхнуло Восстание, Инквизиции вернули прежние полномочия. И Восстание было подавлено. Немалую роль в этом сыграл Иероним лорд Мортон…"

Дочитав до этого места, я осекся и поднял глаза на притихший класс. Девушки жадно следили за мной. Иероним лорд Мортон! Но ведь так звали моего отца! Что же выходит? Мой отец нарочно внедрился в секту, чтобы ее развалить? А как же быть с его самоубийством?

— Я ничего не понимаю, — сказал я, — у вас нет другого учебника?

— Нет. А разве вы сами не знаете правду?

— Я ничего не знаю! Только то, что мне говорят.

— Так не бывает! Если вы Хранитель, вы просто обязаны что-то чувствовать! Так сказано в учебнике за первый курс!

— Где он, этот учебник?

Вероника первая подхватилась, вскочила с места и рванулась к дверям, но они неожиданно распахнулись сами перед ее носом, и девушка попятилась, потому что в аудиторию строевым шагом вошла Берегиня в полном доспехе, держа наперевес секиру. Лезвие магического оружия переливалось и искрило. За нею выступал сам мессир Леонард в накидке мага Первой Гильдии и наша завуч, дама Морана Геррейд, с необычно серьезным видом. Вероника покраснела, что-то пролепетала и юркнула на свое место, но трое преподавателей даже не заметили девушки. Они сразу направились ко мне.

— Максимилиан Иероним лорд Мортон, — проблеял директор, — прошу вас следовать за нами. Немедленно!

— С вещами, — добавила завуч.

— А в чем дело? У меня урок…

— Урока не будет, — оборвала завуч. — Это приказ.

Я сошел с кафедры. Атмосфера в аудитории накалилась так, что девочки втянули головы в плечи. Вероника не сводила с меня глаз. Мне хотелось как-то подбодрить детей, но я только кивнул им на прощание и прошел в свою комнату. Там под присмотром Берегини — директор и завуч остались с классом — я дрожащими руками собрал свое белье и сменные рубашки.

— Книги можно взять?

— Нет.

Сердце у меня упало. Что они задумали? Забирать меня на глазах детей, посреди урока? А может быть, за мной приехали из столицы? Но тогда почему тайно? Почему я все узнаю последним?

Теряясь в догадках, я последовал за Берегиней. Незаметно к нам присоединились директор и завуч.

До учительской идти близко, но, несмотря на то что урок еще не окончился, нам на глаза попалось несколько мальчишек, сбежавших с занятий. Они спешили исчезнуть при виде грозного начальства, но их любопытные глаза зорко следили за нами из-за угла, и я не сомневался, что уже на перемене о моем «аресте» будет знать вся школа.

Учительская была пуста, но мы не задержались в ней, а прошли в смежную с нею маленькую комнатку с единственным окошком. Судя по старым обоям, когда-то она была предназначена для отдыха, но сейчас здесь не было практически ничего, кроме двух старых кресел и древнего шкафа, в котором стопками высились какие-то тетради и журналы. По углам клочьями висела паутина. Берегиня немедленно обошла каморку по периметру, проверяя секирой каждый угол, и удовлетворенно кивнула:

— Чисто.

Вслед за нами вошел Спурий. Учитель-оборотень был слегка взвинчен — до полнолуния оставалось всего несколько дней. Переступив порог, он сразу протянул мне кожаный пояс, состоящий из множества переплетенных шнурков.

— На, возьми, — сказал он. — Настоящий оберег против оборотней. Действует даже на меня — тут есть и моя шерсть. Носи не снимая, пока не минует опасность.

— Спасибо, — ответил я. — Но зачем все это?

— Затем, Максимилиан, что вы в большой опасности, — торжественным тоном произнесла дама Морана. — Как Хранитель важной Тайны. На вас идет охота, и страшно даже вообразить, что будет, если Белый Мигун доберется до вас.

— Все равно не понимаю!

— Да это же элементарно, Мортон! — воскликнула завуч. — В нашей школе действует сообщник Мигуна. Преступникам нужны вы, Мортон, Хранитель Тайны. Обнаружив, что вы — это вы, сообщник даст знать своему повелителю, тот явится сюда и…

— И что? Насколько мне известно, нельзя извлечь тайну из разума Мортона никакими пытками. Есть только один способ для постороннего узнать правду — это присутствовать при Ритуале передачи. А передавать ее можно только от отца к сыну. У меня же нет детей. Я это точно знаю, потому что я девственник. Я никогда и ни с кем… ни разу в жизни! Так что Мигуну и его сообщникам сперва придется познакомить меня с девушкой, с которой я бы захотел иметь детей, потом ждать целых девять месяцев, пока родится ребенок. Родиться может и девочка, а значит, попытку придется повторять… По-моему, это слишком долго. Да и я еще могу заартачиться. Не получилось же у Мигуна присутствовать при Ритуале, когда его проводил со мной мой отец…

Здесь я осекся, потому что внезапно понял, что остальные смотрят на меня с какими-то странными лицами и даже не пытаются спорить. Более того — обмениваются сочувствующими и понимающими взглядами, а Берегиня даже делает успокаивающие знаки.

— Что это значит? — воскликнул я. — Вы что-то скрываете от меня? Что?

Мессир Леонард кашлянул. Пышная грива его колыхнулась.

— Максимилиан, сядьте, — попросил он. — Для вас так лучше… Вот так, хорошо, — кивнул он, когда я отыскал наименее продавленное кресло. — Вы должны знать… Да, Белому Мигуну не удалось присутствовать при Ритуале передачи Тайны от вашего отца вам, потому что Ритуала не было.

— То есть как?

— Вы не Хранитель Тайны, Максимилиан. Ее у вас нет. Но вы МОЖЕТЕ стать ее Хранителем, если Ритуал будет произведен. Вас можно использовать. Стоит Мигуну захватить вас…

Я взмахнул руками, прерывая директора:

— Простите, что перебил. Но позвольте мне самом разобраться. Итак, Тайны у меня нет. Так?

— Так. Ваш отец не стал проводить Ритуала передачи. Почему — нам неизвестно.

— Стоп. Откуда вы это знаете?

К моему удивлению, директор замялся и даже вполне по-человечески стал кусать губы.

— Ну, скажем так — я имею доступ к секретной информации, — промямлил он.

— Вы знали это всегда?

— Нет. Запрос я делал раньше, но ответ пришел только что. Канцелярские проволочки, знаете ли…

— Хорошо. — Я перевел дух. — Значит, Хранителем был мой отец?

— Да. И он умер, будучи таковым.

— Отлично! — воскликнул я. — Хранитель мертв, Тайна умерла вместе с ним!.. Насколько я знаю, в роду Мортонов может быть только один Хранитель в каждом поколении? Так? Что же мы сидим? Ни Мигуну, ни кому бы то ни было до Тайны не добраться…

— Ах, молодой человек, молодой человек, — директор укоризненно покачал головой. — А еще урожденный маг, с высшим образованием! А потусторонний мир на что? А магия мертвых? А спиритизм, в конце концов? Дух вашего отца при жизни был связан слишком страшной тайной, чтобы он мог спокойно отправиться в Горние Выси. Да и его смерть никак не назовешь естественной. Так что вызвать его дух проще простого. А Белый Мигун к тому же специализировался на нетрадиционной черной магии. Поверьте мне — он знает способ, как вызвать дух вашего отца и заставить его провести Ритуал. И на этом Ритуале Белый Мигун просто обязан будет присутствовать, ибо без него Ритуала не будет вообще.

Я почувствовал, что вспотел. Мне уже мерещились черные свечи, пентаграммы, заунывное пение и кровь жертвенных животных вместе с прочими атрибутами запрещенной черной мессы.

— А может быть, можно без этой проклятой Тайны? Ведь жили же как-то маги без нее много веков до рождения моего предка?

— Боюсь, что нет, — покачала головой завуч. — Руны говорят, что в случае утраты Тайны магический мир может скатиться в пучину анархии. Наступит разброд и шатание в умах. Исчезнет мощный сдерживающий фактор. Кроме того, есть опасность, что впоследствии ее откроют заново. Но где гарантия, что второоткрыватель не решит ею воспользоваться? Да потом — существует Традиция. Магия держится на Традиции. Исчезновение Тайны — подрыв основ. Ведь у нее есть и обратная сторона — пока существуют Хранители Тайны, существует и магия. Вспомните Темные века — три поколения Мортонов прожили в безвестности под чужими именами. И в это время, когда маги только ВЕРИЛИ, что Тайна утрачена, кризис переживала и магия. А что будет, если вместо ВЕРЫ придет УВЕРЕННОСТЬ? Мы должны знать, что Тайна есть. Пока она существует, мы — маги. Понимаете?

Я смог только кивнуть. И не потому, что впервые осознал ответственность моего рода перед магическим миром, но и потому, что дама Морана впервые разговаривала со мной по-человечески, а не приказным тоном.

— Поэтому, Максимилиан, — закончила она, — мы просто обязаны принять превентивные меры. Вы останетесь здесь до тех пор, пока мы не отыщем для вас более надежное убежище или пока Белый Мигун и его сообщник не будут арестованы.

Я оглядел выцветшие обои, пол, который последний раз красили при жизни моей матери, маленькое окошко, забранное решеткой, паутину по углам. Моя тюрьма…

Директор догадался о моих чувствах.

— Это временно, Максимилиан, — сказал он. — Всего на одну-две ночи. Я подыщу для вас подходящее местечко, даже если придется переправить вас из школы. Мы готовы к любым убыткам и даже к скандалу, потому что нам придется открыть правду. Но ради Тайны Мортонов мы просто обязаны это сделать.

— Я не хочу, — возразил я.

— Не упрямьтесь. Это для вашего же блага! — вступила в разговор завуч.

— Макс, мы хотим тебе добра, — добавила Берегиня.

— Добра? Изолировать меня, как преступника? Вы подумали, как мое исчезновение будет расценено детьми?

— Да, тут вы правы, Максимилиан, — закивала дама Морана. — Срывать вас посреди учебного года… Скорее всего, мы уже не сможем найти нового педагога на звериную магию и нежитеведение. Так что возникнут сложности с выпускными экзаменами… Но ничего не поделаешь. Школа готова на такую жертву.

— Да, но я не готов! — Я сам поразился силе своего голоса и звучавшей в нем уверенности. — Я не хочу уезжать! Слышите? И прятаться от Мигуна я не буду! Я его не боюсь!

— Телок. — Берегиня сплюнула на пол и добавила парочку выражений, которые я бы ни за что не согласился повторить. — Настоящий телок! Этот Мигун монстр! Он сотрет тебя в порошок!

— Не сотрет — я нужен ему живым.

— Да, пока он не подслушает Тайну. Потом он просто уничтожит тебя.

— И себя! Ведь если он откроет Тайну, он лишит Магии не только всех магов, но и себя в том числе!

— Ты придурок или притворяешься? — Берегиня потеряла терпение. — Да ему достаточно будет лишь пригрозить Парламенту на Горе, что он ее откроет, — и все его условия будут выполнены. Он начнет шантажировать Парламент и добьется верховной власти, потому что с такими вещами не шутят! И ты думаешь, его кто-нибудь остановит?

Сраженный ее напором, я только мотал головой, а завуч бросилась успокаивать боевого мага, которая уже спешила встать в стойку.

— Все равно, — прошептал я, — я не намерен бегать. Я хочу остаться.

Тут в комнату ворвался ураганом Спурий. Судя по скорости, с какой он влетел, оборотень подслушивал под дверью. Подскочив ко мне, он яростно стал трясти мою руку.

— Великолепно! — восклицал он. — Знай наших! Горжусь и хвалю! Кратчайший способ покончить с собой! Самый простой и удобный! Гениально! Молодец!

За его спиной завуч переглянулась с директором. Берегиня сделала пасс над моей макушкой, щелкнула пальцами и опять выругалась:

— Бесполезно! Мальчишка упертый, как баран! Скорее Перун начнет выращивать редиску и играть на балалайке, чем в эти мозги придет другое решение!

Я обиделся.

— Что такого? Это моя проблема, значит, она мне по силам. И потом — ведь Мигун охотится за мной. Глупо подставлять под удар остальных. А ведь он может пойти другим путем — например, снова начать вербовать детей. И потом, — внезапно мне в голову пришла дерзкая мысль, — вы же догадывались, к чему может привести прием на работу МЕНЯ? Почему вы все-таки это сделали? Вы же должны были предвидеть…

К моему удивлению, мессир Леонард замялся и стал ковырять копытом в полу.

— Ну, предсказание действительно было, — промямлил он. — Когда я услышал вашу фамилию, то попросил даму Геррейд раскинуть руны, и она… В общем, по результатам гадания вышло, что мы можем принять вас на работу и даже более того — обязаны это сделать.

— Обязаны! — ухватился я за это слово. — Значит, руны сказали, что я нужен школе. Какие это были руны, дама Морана?

Завуч вопросительно взглянула на директора, получила разрешающий кивок и вздохнула:

— Пройдемте.

Ее кабинет примыкал к учительской с другой стороны и был бы уютным, если бы в нем стояло поменьше шкафов с папками, журналами и мешочками с наборами рун. Над столом висел портрет Одина. О том, что завуч — женщина, напоминали лишь кружевные занавесочки на окнах и несколько дамских безделушек на столе. Но все они были небрежно сметены ладонью в угол, когда дама Морана усадила меня в свое кресло и разложила передо мной расчерченный пергамент.

— Я применила к вам классический прием гадания, — начала объяснять она. — Трижды по три руны: прошлое, настоящее и будущее. Потом просмотрела, какие руны из каких групп выпали, в каком положении и сколько раз. Вот ваша схема.

Рисунок был мне непонятен — двадцать четыре классические руны были сгруппированы в восемь групп по три руны. Все тройки образовывали круг, подобный годовому (в магическом календаре восемь месяцев вместо двенадцати у простых смертных. — Напоминание автора). И некоторые руны из разных троек были соединены линиями.

— В каждой тройке первая руна означает направление заклинания, задаваемое гадающим, — продолжала объяснения завуч. — Вторая — базу, необходимую для действия заклинания, и третья — новое, итоговое, направление. Вот что получилось у вас при простейшей расшифровке. Прошлое: обратное значение руны Кано — «омрачение», обратная же руна Вуньо — «кризис» и обратное же значение руны Перт — «смерть прошлого». И в самом деле — у вас умерло привычное вам прошлое, вы дважды меняли имя и семью, и оба раза это было связано со смертью — сперва родителей, потом вас как Эмиля Графа. Оба раза это сопровождалось омрачением.

Ваше настоящее — это то настоящее, которое было в начале учебного года и частично продолжается сейчас. Это опять-таки руна Кано в обратном значении «омрачение» — вы продолжаете чувствовать тревогу и боль. Но две другие руны — это Фе — «приобретение» и Уруз — «получение новой формы». Я растолковала это как ваше становление в роли учителя и приобретение жизненного опыта — именно через омрачение, ибо руна Кано легла в этой тройке второй, то есть была базой для действия заклинания.

— Согласен, — кивнул я. — Решение приехать в Школу МИФ я принял отчасти вопреки совету не покидать город.

— Это подтверждает мои выводы, — продолжала дама Морана. — Ну и будущее… кстати, оно еще не настало, как и ваше настоящее еще не закончилось… В будущем еще три руны…

Внезапно она осеклась и пристальнее вгляделась в пересекающиеся линии. Потом провела пальцем по ним, что-то шепча, повернула карту вверх тормашками, долго рассматривала под этим углом и наконец вернула в первоначальное положение.

— Хм, — помолчав, сказала завуч, — я точно помню, что выпадали другие руны. Было Фе-обратное — «отчуждение», Перт-прямое — «поиск» и Райд-прямое — «путь». Поиск своего пути через отчуждение всего прежнего. А теперь Ансуз-прямое — «получение чего-либо», Райд-прямое — «путь» и Кано-прямое — «обновленная ясность». Путь к получению обновленной ясности. Хм… Ваше будущее изменилось само.

— И что это значит? — спросил я.

— То, что вы можете остаться, — помрачнев, ответила дама Морана. — Более того — вы просто обязаны так поступить.