Глава 18

И вот он настал — Бельтан.

По традиции в этот день устраивают карнавал. В Неврской Школе Искусств и потом в Колледже я не особенно жаловал такие мероприятия — из-за застенчивости и невысокого мнения о своей персоне. Да и с фантазией у меня похуже, чем у всех магов. Настоящий чародей и волшебник просто обязан быть выдумщиком и фантазером — без воображения нет магии. Поэтому для меня сущим наказанием было придумывать карнавальный костюм.

В этом году дела обстояли таким же образом. Вечером, за два часа до торжественного открытия праздника, я еще не придумал, как наряжусь. То есть за два часа до выхода я только вспомнил, что нужен карнавальный костюм.

Еще год назад я бы запаниковал и вовсе никуда бы не пошел, но последние события меня кое-чему научили, и я заметался по комнате в тщетной попытке найти хоть что-нибудь подходящее. Открывая все дверцы подряд, я в один прекрасный момент добрался до шкафа…

А я и забыл, что до меня тут жила женщина! На меня прямо-таки обрушился ворох платьев, туфель, париков, пелерин и разных кружевных штучек. Всю эту гору придавил кованый сундучок с косметикой, и я понял, что выход найден.

Два часа спустя я осторожно переступил порог своей комнаты. Чтобы удержаться на каблуках, мне пришлось взять зонтик, на который я опирался, как на тросточку, и все-таки колени мои от волнения подгибались, когда я вошел в парадный зал.

И сразу понял, что никто не будет надо мной смеяться и тыкать пальцами. Потому что даже Хеллоуин не шел ни в какое сравнение с тем, что происходило в Школе МИФ в день Бельтан.

Все мои коллеги изменились до неузнаваемости. Лыбедь красовалась в костюме облачной девы — огромные белые крылья закрывали ее тело с ног до головы, а на распущенных волосах сверкала огромная корона. Больше на ней, как оказалось, ничего не было. Леди Ульфрида преобразилась в снежную королеву, а вместо Лилиты по залу прыгала Богиня Кали в ожерелье из черепов, вся перемазанная сажей и увешанная оружием. Сирена тоже была птицей — только угольно-черной с длинным золотым хвостом и вампирьими клыками во рту, а вместо Берегини в ступе сидела жуткого вида Баба Яга — горбатая, грязная, в лохмотьях и ужасно старая. Изменилась даже дама Морана — она переоделась в настоящую валькирию: длинные косы, кольчуга, рогатый шлем и копье. Костюмы остальных коллег были куда как скромнее. Исключение составили только Спурий — в облике волка — и сам мессир Леонард. Наш директор-пука превратился в толстого белого пони с ромашками в гриве. С задорным ржанием он носился среди школьников. Время от времени он приставал к какой-нибудь из девочек с предложением прокатить, но стоило всаднице устроиться на его толстом крупе, как он сбрасывал ее и убегал, весело помахивая хвостом.

— И-ги-ги-ги-ги! — подскакал он ко мне. Заглянул в лицо — и попятился.

— Я тоже хочу прокатиться, — подмигнул я. Но директор ошалело помотал головой и со всех своих коротеньких ножек ринулся прочь.

Я очень боялся, что мессир Леонард разболтает всем о моем маскараде, но, видимо, в облике пони он был лишен возможности разговаривать, так что какое-то время я крутился среди школьников, разглядывая средневековых рыцарей, различных духов, девочек-фей, мальчиков-гномов, чертей, русалок и прочую нечисть. Некоторые оригиналы оделись как простые смертные — джинсы, кожаные куртки, тренировочные костюмы, татуировки и кроссовки. Были и те, кто изображал растения — подозреваю, что оранжерея лишилась больше половины своих насаждений.

Праздник должен был начаться шествием масок, после чего все проследуют к украшенному майскому дереву для пира. В разгар пира будут показаны различные чудеса: обычно для этой цели приглашают артистов, но наша школа решила обойтись художественной самодеятельностью. А в конце выберут Короля и Королеву Мая: тех, чьи карнавальные костюмы будут признаны лучшими. Ну а после этого начнутся танцы и все остальное, на что окажется способной фантазия участников праздника.

Меня не узнавали довольно долго, пока не пришла пора садиться за столы. Только когда я скромно устроился в уголке учительского стола, меня вычислили методом исключения.

— Это ведь вы, Максимилиан? — наклонилась ко мне женщина удивительного вида. Она была необыкновенно худощава и затянута в змеиную кожу. Ее лицо мне было совершенно незнакомо, разве что голос…

— А вы — Маска? — догадался я.

— Хочешь, чтобы тебя не узнали — будь самим собой, — загадочно изрекла она. — Ибо все мы носим маски, и иной так сродняется с этой личиной, что не расстается с нею и после смерти. Но будьте осторожны — раз примерив маску, избавиться от нее очень трудно.

Я исподтишка разглядывал ее лицо — или то, что принималось за таковое. Непохоже, чтобы она такой родилась. Наверное, в юности с нею произошла какая-то катастрофа. Маска заметила мое внимание.

— Выглядит отвратительно, не так ли? — оскалила она губы. — К счастью, никто из окружающих не догадывается, что это — неумело наложенный макияж. И, надеюсь, вы никому не выдадите мою тайну?

— Я же Мортон, — сказал я. — А мы, Мортоны, умеем хранить тайны. У нас шестнадцативековой опыт.

— А скажите, Максимилиан, — она придвинулась ближе ко мне, — что вы чувствуете, став Хранителем? Изменилось ли ваше мировоззрение? Ведь вы теперь в ответе за весь мир! Не давит ли на столь хрупкие плечи столь тяжкая ноша?

— Пока нет, — улыбнулся я, не желая говорить Маске, что я еще не стал Хранителем: ведь Ритуал не был пройден до конца.

— А что вас заставило нарядиться в этот костюм? Тайные желания или жажда показаться оригинальным и выделиться из толпы? Карнавальный костюм ведь очень часто отражает тайный мир человеческих чувств. Каждый наряжается тем, кем хочет быть в реальной жизни и чему мешают обстоятельства!

— Неужели? — Делая вид, что изучаю изобилие яств на столе и украшения зала, я еще раз осмотрел пирующих.

— Именно так. Я, например, оделась змеей потому, что мечтаю однажды сбросить с себя это надоевшее тело, как змеи каждую весну сбрасывают старую кожу, и родиться обновленной. А вы?

— А вы никому не передадите то, что я сейчас скажу? — шепнул я.

— Клянусь Аполлонием Тионским, покровителем иллюзий!

— Я просто нацепил первое, что подвернулось под руку! — признался я. — Не умею подбирать карнавальные костюмы!

— Это значит, что вы всегда стремитесь быть самим собой и не желаете, чтобы вас принимали за кого-то другого! — воскликнула Маска. — Ужасное качество для Хранителя Тайны Мортонов, милый Максимилиан! Ведь вам теперь до конца своих дней придется притворяться!

Я вздохнул. Знала бы преподавательница магии иллюзий, что сейчас я притворяюсь Хранителем Тайны, которой не знаю!

Праздник тем временем продолжался, и начались танцы. Немного выпив, я осмелел и уже направился к девушкам, чтобы пригласить кого-нибудь, как вдруг рядом послышалось деликатное покашливание:

— Разрешите пригласить вас… МИЛЕДИ?

Я вскинул голову. Передо мной стоял принц эльфов — тех самых древних эльфов, что были высоки, стройны и красивы. Его светлые одежды трепетали от легкого ветерка, высокое чело венчал серебряный обруч, длинные темные волосы рассыпались по плечам.

— Вы принимаете приглашение, ЛЕДИ? — повторил он, подмигнул, и я шарахнулся прочь. Каблуки подкосились, и я бы упал самым позорным образом, если бы «эльф» не подхватил меня.

Это был Черный Вэл!

— Я… это… ну, я… э-э… — залепетал я.

— Не танцуете? — Его тонкие губы искривились в знакомой мне усмешке.

— Да! То есть… ну, вы понимаете, я… в какой-то мере… в общем…

— Понимаю. — Он смотрел поверх моей головы. — Но от бокала вина не откажетесь?

Май начинался теплым, и танцы перенесли в школьный парк. Брауни украсили его фонариками и гирляндами, и деревья озарились разноцветными огоньками. На краю парка стояли столики с угощением, а танцующие кружились меж деревьев. Подав руку, Черный Вэл отвел меня к крайнему столику и налил вина.

— Ты просто очарователен, Макс, — сказал он.

Я поперхнулся вином, и зелейник похлопал меня по спине.

— Как вы меня вычислили? — промолвил я, едва продышался.

— Вас невозможно не узнать, Максимилиан.

— А вы просто неузнаваемы! — выпалил я. — Я никогда не думал, что вы…

— Простые смертные устраивают карнавалы, чтобы примерить чужие маски и образы, хоть ненадолго вырвавшись из привычного круга условностей, попробовать разнообразить свою в общем-то бедную жизнь. — Черный Вэл прихлебывал вино и смотрел на танцующих поверх моей головы. — И только мы, маги, знающие свое истинное "Я", надеваем маски, чтобы скрыть его — или чтобы просто вспомнить, кто мы есть на самом деле.

— На самом деле я не… — возмущенно начал я. — Я хотел сказать… ну, вы понимаете, Вэл!..

— Лорд Вэл, — скривился он. — Уж сегодня могли бы запомнить!

Я взглянул на его светлые легкие одежды знатного эльфа и почувствовал угрызения совести.

— Простите меня, милорд, — сказал я. — Однако почему вы так упорно требуете, чтобы вас титуловали лордом?

— Смотри!

Он чуть-чуть поправил на плечах воздушный плащ, струящийся до земли, словно поток лунного света, и я увидел, что плащ скреплен на боку большой серебряной брошью. На ней был искусно вычеканен герб — наковальня, пронзенная увенчанным короной мечом и поддерживаемая двумя лебедиными крыльями. По контуру броши шел ряд алмазов.

— Это королевский герб. — Вэл по-прежнему не смотрел мне в лицо. — Ты же знаешь, что мое раннее детство прошло в детдоме простых смертных. Личные вещи его воспитанникам не полагались — мы же были сиротами. Но эта брошь… Она была приколота к моим пеленкам и сопровождала меня всю жизнь. Ее у меня отбирали воспитатели, но она мистическим образом возвращалась. Когда убежал и жил на вокзалах и в подвалах, я мог продать ее, обменять, потерять — и находил на другой день, просто сунув руку в карман. Тот маг, что нашел меня на вокзале простых смертных и определил в интернат для волшебников-сирот, наверняка знал, чей это герб. Но испугался. По крайней мере, я так думаю. Потом я рылся во всех геральдических справочниках и знаю одно — это королевский герб. Но род, который его носил, угас.

— Не угас, раз есть вы, — осторожно возразил я.

— Угас! — жестко поправил меня Черный Вэл. — Ибо я не могу доказать свою причастность к этому роду. И давай не будем больше об этом! Пошли! Мне здесь надоело.

Сказать по правде, мне тоже, но я медлил. Тогда Черный Вэл просто взял меня за руку и повел через украшенную гирляндами и факелами рощу к темной громаде школьного замка.

Совсем рядом звучала музыка, слышались смех и возгласы артистов — на сколоченной заранее платформе показывали очередной номер художественной самодеятельности, но и под деревьями кипела жизнь.

Возле толстой ивы я заметил прильнувшую друг к другу парочку. Парень и девушка целовались так страстно, что я мог подойти и потрепать их по плечу — они бы ничего не заметили. Прервав поцелуй, девушка припала к плечу парня, застонала, пробормотав что-то, и по голосу я узнал Кристину Шульц. Парень подле нее оказался Адамом Лексом. Он шепотом ответил своей подружке и принялся дрожащими руками расстегивать крючки на ее карнавальной тунике.

Я рванулся к подросткам, но Вэл удержал меня.

— Не мешай, — прошептал он. — Сегодня можно. Через месяц он сдаст экзамены и уедет из Школы МИФ, а она будет учиться еще целый год. Одна! Без него!..

— Но ведь это же школа! И они еще дети! — возмущался я.

— Не мерь всех своей меркой. — Вэл потащил меня прочь. — Сегодня ночь Бельтана, ночь Любви. Сегодня можно все. Ручаюсь, Лилита со Спурием уже уединились где-нибудь в укромном уголке для занятий любовью и выползут из него только под утро.

Этот аргумент меня сразил, и дальше я шел молча, хотя внутри у меня все сжималось от тревожного предчувствия. Но волшебная ночь Бельтана сделала свое дело, и я подчинился ее чарам.

Мы прошли в школу одним из запасных выходов, которые отпираются не ключами, а особыми заклинаниями. Наши шаги гулко отдавались в каменных коридорах. Несмотря на царивший мрак — я трижды споткнулся на первых пяти ступеньках, — Вэл отлично ориентировался здесь. Когда я споткнулся в четвертый раз, он молча наклонился, стащил с меня эти уродские туфли, и дальше я шел босиком. Было ужасно холодно — мы шли по голым камням.

Лязгнула задвижка. Втолкнув меня в комнату, Вэл немного повозился — и вспыхнул свет. Газовая лампа — не светлячковый факел, как на этажах школы, а именно лампа, — озарила низкие своды, маленькое полукруглое окошко под потолком, камин, постель в нише, два столика, длинный сундук у стены.

Я был в обиталище Черного Вэла. Его знаменитые темные одежды, делавшие его похожим на книжного злодея, валялись комком на стуле с высокой спинкой. Пока я озирался, хозяин комнаты достал еще вина. Я застонал, увидев полный до краев бокал:

— Я не пью!

— Чья бы корова мычала, — проворчал он. — Это Мед Поэзии — вернее, эль на основе Меда Поэзии. Не спрашивай меня, где я достал рецепт. Великий Один удавился бы от зависти, насколько для меня это оказалось просто.

Я попробовал. На вкус это был эль, так густо настоянный на травах, что его трудно было назвать пивом и тем более вином. На языке осталось странное послевкусие — видимо, то, что отличает Мед Поэзии от прочих напитков. Черный Вэл осторожно вынул опустевший бокал из моей руки.

— Ну как?

— Здорово. — Я облизнул губы.

— Помнится, — севшим голосом вдруг произнес Вэл, — когда тебя атаковали журналисты, ты заявил при всех, что готов отблагодарить меня за спасение жизни любым способом… Сегодня у тебя есть возможность это доказать.

— Что вы имеете в виду?

Он молча покачал головой и сжал мои плечи.

— Ничего. — Лицо его вдруг исказилось, словно от сильной боли. — Просто побудь со мной. Я… я слишком долго был один. А сейчас особенно!

— Сейчас праздник, — напомнил я.

— Но не для меня. Для таких, как я, нет праздников и будней. Я проклят. — Он отпустил меня и отвернулся. Широкие плечи его поникли, и он стал словно меньше ростом. — Ты знаешь, что такое — быть проклятым? И как это больно? Ни родных, ни друзей…

Я не знал. Но мне вдруг ужасно захотелось хоть как-то облегчить его боль. Я встал за его спиной:

— Если это вам поможет, я готов быть вашим другом. И не только…

— Спасибо. — Он развернулся так стремительно, что чуть не ударил меня локтем в грудь. — В таком случае…

Он стремительно перехватил мои запястья одной рукой. Я не успел и пикнуть, как он достал нож.

— Что вы хотите сделать?

— Пошли.

Сопротивляться было бесполезно — Вэл тащил меня за собой, как мальчишку. Больше всего на свете я боялся, что сейчас нас заметят и пойдут сплетни и слухи. Но, хотя мы и выбрались из здания школы и направились через парк к пруду, на нас никто не обращал внимания. Ночь Бельтана сделала свое дело — и дети, и взрослые были так заняты собой, что не смотрели по сторонам.

Вэл привел меня к берегу пруда и опустился коленями на мокрый песок у самой воды, заставив меня сделать то же самое. От воды тянуло сыростью. Освободив одну руку, Черный ножом вырыл в песке ямку и перевернул мою руку запястьем кверху.

— Надеюсь, ты не будешь орать, — проворчал он и сделал надрез.

Я закусил губу и отвернулся, чтобы не смотреть.

— Под этими звездами, над этой водой, — нараспев зазвучал голос Черного Вэла, — клянусь всегда и всюду быть с тобой. Твои беды — мои беды. Мои беды — твои беды. Моя радость — твое счастье. Твоя радость — моя судьба… Повтори!

Я подчинился трясущимися губами. При этом я не выдержал и взглянул на свою руку, и увидел, что Вэл и себе сделал надрез, так что наша кровь смешалась и вместе капала в ямку.

Когда я кое-как договорил, Вэл ножом разровнял ее, засыпав кровь, и встал, отряхивая штаны от песка. Я тоже поднялся на ноги.

— Зачем вы это сделали?

— Понимаешь, — Вэл осматривал свой наряд с таким тщанием, словно ему еще предстояло идти на прием в королевский дворец, — ты сын моей Женевьевы. Я до сих пор не могу забыть твою мать, и, когда смотрю на тебя, мне кажется, что вижу ее. Я мечтал отдать жизнь ради ее счастья…

— Вы и так спасли мне жизнь, — сказал я.

— Мне этого мало. Женевьева, она…

— Расскажите мне о моих родителях, — попросил я.

— Хорошо. Только вернемся ко мне. Выпьем чего-нибудь. А то ты весь дрожишь. Замерз?

Меня действительно била нервная дрожь, но отнюдь не от холода — просто я на самом деле какое-то время был уверен в том, что Черный Вэл хочет моей смерти. И тем не менее я послушно последовал за этим человеком.

Мы расположились в его каморке. Когда Черный зажег в жаровне угли и придвинул к ним высокий стул для меня, сам расположившись на низенькой скамеечке и разлив по бокалам Мед Поэзии, в ней стало так уютно, несмотря на скудную обстановку и обшарпанные стены. Грея в руках бокал с Медом, Вэл негромким голосом, глядя куда-то внутрь себя, начал рассказ. Как, сбежав из детского дома и скитаясь по вокзалам, он случайно увидел в толпе мою мать — и еще прежде, чем она обратила на него внимание, понял, что готов на все ради ее глаз. А когда она заговорила с ним и предложила следовать за собой, пошел безропотно. И никогда впоследствии не спорил, если она приказывала что-нибудь. Он принял учение Белого Мигуна именно потому, что его прежде приняла она. И сражался не столько за своего гуру, сколько за нее. Ему было наплевать, что все остальные так или иначе были влюблены в мою мать. Он был уверен, что однажды она изберет его… Но появился мой отец. И все-таки для Черного оставалась надежда — до самых последних мгновений.

Мягкий голос убаюкивал. Я сперва слушал, по капле смакуя Мед, но сам не заметил, как уснул на середине рассказа.

А когда проснулся, был уже белый день.

Яркий солнечный луч проникал в подвальное помещение и падал как раз мне на лицо. Я лежал на узком топчане, укрытый пледом, а Черный Вэл устроился на стуле, положив ногу на ногу.

— Сколько времени? — спросил я.

— Почти полдень. Ну, Максимилиан, ты и здоров спать! Тебя и пушкой не разбудишь.

Полдень! Мои звери в живом уголке до сих пор не кормлены! Я рванулся вскочить — и сообразил, что совершенно раздет. Ну просто до белья. Это сразу заставило мои мысли двигаться в определенном направлении, тем более что сам Черный Вэл успел переодеться в свой всегдашний черный наряд.

— Вэл? Что это значит? Что… что-нибудь было?

— Ты о чем? — вскинул он одну бровь.

— Не притворяйтесь! Я хочу сказать, что проснулся в вашей постели, в таком виде и…

— Ах, вот ты о чем! — Он запрокинул голову и рассмеялся от души, хотя мне было не до смеха. — Уверяю тебя, твои опасения напрасны!

— Напрасны? — взвился я. — Нас выгонят из школы, если узнают, что мы…

— Не выгонят! — Вэл выглядел таким довольным, что мне захотелось врезать ему как следует. — Потому что все в курсе — я ничего не смогу тебе сделать! И не только потому, что ты — сын Женевьевы. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО стерилен! Моя жена, — он скривился, как от зубной боли, — слишком ненавидела меня, чтобы допустить, что меня хоть когда-нибудь смогут полюбить и что я смогу быть счастлив. И она наложила на меня заклятие. Я ничего — абсолютно ничего! — не могу! Кроме того, то, что ты переночевал у меня, еще не скандал. Было бы хуже, если бы здесь переночевал какой-нибудь ученик или ученица.

— Вероника! — вырвалось у меня прежде, чем я вспомнил, что должен держать язык за зубами. Вэл потрепал меня по плечу:

— Все в порядке. Я знаю.

— Что?

— Про тебя и девушку. Это я дал ей любовный эликсир и научил им пользоваться.

— Вы с ума сошли! — Я рванулся вскочить, но Вэл придержал меня за плечи. — Зачем вы хотели влюбить меня в ученицу? Вы хоть понимаете, что чуть было не натворили?

— Понимаю. — Вэл был таким спокойным, что я больше, чем когда-либо, желал придушить его, — Ты был в опасности. Белый Мигун готовил на тебя покушение, использовал любые средства, чтобы выбить тебя из колеи и сделать легкой добычей. Его магия сильна, она опасна для такого, как ты. Я, лишенный магии, не мог тебя защитить, а остальные наши коллеги относились к угрозе слишком поверхностно. Большинство магов считает, что Хранитель Тайны уже защищен самой Тайной. И мало кто понимает, что Хранителя надо защищать.

— Но я же не… — Мой воинственный пыл угасал. Я уже жалел о своей вспышке гнева — ведь Вэл действительно спас мне жизнь.

— Я не мог защитить тебя своей магией, но есть в мире силы, которые сравнимы с самыми могучими чарами, — продолжал Вэл. — Это сила любви. Тот, кого любят, защищен любовью. А если он любит в ответ, защита становится более сильной. Ты ДОЛЖЕН был влюбиться, причем взаимно, чтобы Белый Мигун не смог до тебя добраться. И когда я случайно подслушал признания Вероники — она плакалась подружкам, — я понял, что надо делать. Вспомни, пока в твоей душе жили первые ростки любви — и Белый Мигун бездействовал. Его надпись кровью «Отдайте Мортона!» была криком отчаяния — он НЕ МОГ тебя одолеть! Поэтому просил. И стоило тебе начать бороться против своей любви, как он взял реванш. Если бы ты хоть немного помедлил, позволил чувствам восторжествовать, у меня было бы время, чтобы самостоятельно выйти на Белого Мигуна.

— Он был в теле Даниила Мельхиора.

— И это я знаю. Я хотел поставить мальчика на грань жизни и смерти. Знаешь, как посвящают в маги?.. Соискатель должен рискнуть жизнью — рискнуть всерьез, тогда его сознание деформируется, и он становится магом. Так я думал, что в нужный момент Мигун испугается за жизнь этого тела и проявит себя. Однако ты мне помешал — ты поторопился выйти из-под защиты любви. И я чуть было не опоздал.

— Но в конце концов все закончилось хорошо, — решил я подбодрить Вэла, — Белый Мигун нейтрализован, я жив и здоров, Тайна укрыта в надежном месте до лучших времен, а вы вернули себе магию.

— Да. — Вэл прикрыл глаза и улыбнулся своим мыслям. — Я прошел Посвящение второй раз. Мигун мог меня убить, если бы я не ВСПОМНИЛ. Я вспомнил магию… Всю магию, — добавил он с горечью, и я понял, что он имел в виду лежащее на нем заклятие.

— Вэл… — Я осторожно встал. К моей радости, оказалось, что моя обычная одежда уже лежит на скамеечке у постели и больше не надо напяливать на себя маскарадный костюм. — Теперь, раз у вас есть магия, вы могли бы…

— Ты невнимательно слушал курс теории магии, — скривился Вэл, — заклятие может снять только тот, кто его наложил… или смерть чародея. А убивать женщину… Нет, я не настолько ненавижу женщин. Вот ведь ирония, — добавил он, — в моей жизни было всего две женщины — и каждая сыграла роковую роль.

— Где две, там и три, — попробовал утешить я его.

— Нет, — голос Черного Вэла опять стал скрипучим и неприятным, — третьей не будет. Никогда.

Снаружи действительно был день. Школа еще не отошла от праздника — даже в парке среди деревьев еще оставались неубранные столики с остатками угощений, а в траве тут и там валялись коробки от фейерверков, мишура и обрывки гирлянд. Никто не заметил, как я поднялся к себе в живой уголок — проходившие мимо дети и взрослые здоровались со мной так, словно ничего не случилось. Но у меня на душе почему-то было неспокойно.

Через две недели после Бельтана начались экзамены. Последние дни я потратил на то, чтобы написать билеты, — восемьдесят шесть билетов по нежитеведению и сто четырнадцать по магическим животным, не считая опросников для письменного экзамена у третьего и четвертого курсов. Я работал как одержимый, иногда чуть ли не засыпая над конспектами, чтобы не думать о том, что будет потом. Ведь сразу после экзаменов, едва отгремит выпускной вечер, я должен явиться в Инквизиторский Совет.

Экзамены в любой школе — горячая пора. Младшие курсы обычно сдают их письменно, а у старших устный опрос. Мне предстояло принять восемь экзаменов — четыре у третьего и четвертого курсов и четыре у шестого. Вместо экзаменов у седьмого курса должно было состояться Посвящение в маги. Совет педагогов решил освободить от экзаменов Эмиля Голду, переведя его на четвертый курс по усредненной оценке его однокурсников, но остальным ребятам предстояло пройти тернистыми дорогами знаний безо всяких поблажек.

Я сидел в одиночестве в своем кабинете и проверял письменные работы девочек третьего курса, когда дверь отворилась и без стука вошли пятеро инквизиторов. От неожиданности перо выпало у меня из руки, и я молча наблюдал, как двое заняли места у дверей, внешней и внутренней, а трое остальных подошли ко мне. Из них двое казались глубокими старцами — пергаментная кожа, узловатые, с прожилками синих вен, руки, морщины и ввалившиеся тусклые глаза, — а третий оказался настолько молод, что я почувствовал смущение от встречи со своим ровесником.

— Максимилиан Мортон, — произнес один из старших, садясь напротив меня. — Здравствуйте! Меня можете звать братом Альбертом. У нас к вам есть несколько вопросов. Ваш директор уже осведомлен о нашем визите. Обещаем, что не будем отнимать ваше время.

— Если вы сами не будете упорствовать, — добавил второй старец. — Наш брат Май проследит за этим. — Он указал на молодого инквизитора. Тот остался стоять столбом возле кафедры.

Я только кивнул. Что я мог сказать? Они предвосхитили почти все мои вопросы.

— Наши братья не сумели побеседовать с вами весной, поелику вы чувствовали себя не лучшим образом, — продолжал брат Альберт. — Да и журналисты могли растрезвонить по миру о нашем внимании к вам. Сейчас шумиха поутихла, и мы можем побеседовать спокойно.

Спокойно, скажут тоже! Да меня била мелкая дрожь. Я был один среди пяти инквизиторов — не самая лучшая компания для мага любого возраста и ранга.

— Первый вопрос, — прозвучал голос брата Альберта, — знали ли вы близко Белого Мигуна?

— Нет, — ответил я. — Мне было два года, когда секту разгромили. Я и родителей-то своих не помню.

— Вопрос второй, — инквизиторы никак не показали, понравился ли им мой ответ, — поддерживали ли вы связь с кем-то из соратников своих родителей?

— Нет. О том, что у моих родителей были соратники, я узнал слишком поздно. Гораздо позднее, чем свое настоящее имя.

— Вопрос третий, — похоже, они действовали автоматически, не думая над произносимыми словами. — Как вы отнеслись к тому, что ваши родители были связаны с Белым Мигуном?

— Не помню. Никак.

— А все-таки? Не думали ли вы, что они совершили ошибку или, напротив, что их дело достойно подражания?

— Я думал только об одном — что в результате остался сиротой у чужих людей и не знал даже свое имени.

— Так вы завидовали своим родителям или осуждали их?

— Не понимаю вас, — огрызнулся я. — Какое это имеет отношение к настоящим событиям?

— Он упорствует. — Инквизиторы переглянулись не то с удивлением, не то с восторгом. Молодой брат Май сделал шаг ко мне.

— Отнюдь, — пошел я на попятную, — я просто хочу понять, являюсь ли обвиняемым, свидетелем или потерпевшим?

— Это будет зависеть от ваших ответов.

Меня прошиб холодный пот. Выходит, меня еще могут подвергнуть наказанию за то, что на меня охотился международный преступник? Наказывать за то, что ты — жертва?

— Я из рода Мортонов. Я — Хранитель, — сказал я.

— Согласно показаниям подследственного Мигуна, Ритуал не был пройден до конца, — возразили мне. — Следовательно, вас не защищает Закон Мортонов. И вы можете быть подвергнуты наказанию, как любой маг, связанный с Белым Мигуном. Вот если бы вы прошли Ритуал…

— Вы забываете, что рядом со мной тогда были два свидетеля, — отрезал я. — А разве не является первой задачей Хранителя не допустить утечки Тайны?

Инквизиторы переглянулись, обмениваясь мыслями.

— Вы увиливаете, — наконец вынес вердикт брат Альберт. — Почему?

— Потому, что считаю ваше присутствие недопустимым, — отрезал я. — Я считаю, что поступил правильно, не открыв Тайну посторонним, тем более Белому Мигуну. Это, по моему разумению, первая и главная задача Хранителя. А Ритуал можно и повторить в любое время…

— Нет, — огорошил меня брат Альберт. — Отнюдь не в любое. Только когда луна находится в том же созвездии в той же фазе, что и во время предыдущего Ритуала. То есть следующий Ритуал может быть пройден только на десятый лунный день в месяце Рыб.

— Через год? — вырвалось у меня. Я вдруг подумал, что во время Ритуала увижу своих родителей и, может быть, сумею поговорить с ними подольше.

— Через год, — подтвердил брат Альберт. — А за год с вами может случиться все, что угодно! А вдруг вы решите стать новым Белым Мигуном? Год — достаточный срок для того, кто…

Я понял, куда они клонят. Инквизиторы хотели узнать, не проникся ли я идеями секты Светлый Путь, не желаю ли подхватить знамя, выпавшее из рук моих родителей?

— Нет, — сказал я. — Можете быть спокойны. Секта Белого Мигуна не будет возрождена. По крайней мере, с моей помощью.

— Мы должны быть в этом уверены. Ваше сознательное "я" может говорить одно, а ваше подсознание — другое. Нам необходимо детальное исследование вашего разума и вашей души, Максимилиан Мортон.

— Вы еще не знаете, — вступил в разговор второй старец, — что в разных концах Старого Мира были арестованы бывшие сектанты. И многие из них связывали с вами определенные надежды.

— Я не знаю никого из этих людей, — поспешил сказать я.

— Вы так уверены? Не зная, о ком идет речь? Если бы вы проехали с нами…

— Нет! — Я вскочил. — Я не хочу никуда ехать. И… и не могу! Идут экзамены! Еще почти три недели!

— Мы понимаем. Мы пришлем за вами.

Брат Альберт поднялся и направился к двери. Его спутники последовали за ним. Уходя, брат Май взглянул на меня через плечо. Просто взглянул, но я рухнул на свой стул как подкошенный.

Инквизиторы слов на ветер не бросали. В конце сессии мне пришло два уведомления — одно на имя директора, официальное прошение отпустить меня сразу после окончания учебного года, и второе лично для меня, с пропуском и оплаченным билетом в один конец. Билет был датирован первым днем Солнцеворота, двадцать второго июня. Учитывая, что выпускной будет в ночь с двадцать первого на двадцать второе, я должен буду покинуть школу в полдень.

Почтовый ворон, доставивший мне это послание, был так горд своей миссией, что носился с карканьем по всей школе, привлекая внимание всех подряд, так что я не удивился, когда вечером ко мне зашел Черный Вэл.

— Что у тебя случилось, Максимилиан? — спросил он, увидев мое расстроенное лицо.

— Вот, — я показал уведомление. — Прибыть в строго указанное время!

— И даже билет прислали! — хмыкнул Вэл.

— Это меня и беспокоит! Билет в один конец!

— Боишься не вернуться?

— Я боюсь вообще туда ехать! — взорвался я. — У меня дурное предчувствие! Но… но ведь если я не поеду, они пришлют за мной конвой! И все равно доставят в Совет!

— Не доставят! — Вэл сложил письмо и запихнул его в конверт. — Если не найдут тебя.

— Интересно, как?

— Очень просто! — Вэл хитро улыбнулся и достал из крошечной сумочки на боку свернутый в трубочку пергамент. — Я после Бельтана написал жене, снова просил о встрече с дочерью. Она, видимо, все-таки научилась читать газеты и знает о последних событиях. Поэтому разрешение мне было даровано. У меня есть три дня. Хочешь поехать со мной? Ручаюсь, ТАМ тебя Инквизиторский Совет не достанет.

— Но как же мы уедем? Ведь поезд уже послезавтра!

— ТВОЙ поезд послезавтра, а через три часа мимо проходит ночной экспресс до Похиолы, — улыбнулся Вэл. — Он останавливается в Ключ-городе в десять утра. К тому времени, как инквизиторы опомнятся, мы будем на полпути к Асгарду!

— Вэл, вы… Я согласен! — воскликнул я, не раздумывая.

Час спустя, предупредив мессира Леонарда, что на выпускном вечере нас не будет, мы с Черным Вэлом покинули Школу МИФ и поспешили на станцию. Я чуть не пел от восторга. Меня ждали самые прекрасные и волнующие летние каникулы в моей жизни…

Загрузка...